Текст бизнес-книги "Палеолибертарианство vs. этатизм. Сборник статей на темы либертарианства и Австрийской экономической школы"

Автор книги: Александр Гущин

Раздел: О бизнесе популярно, Бизнес-книги

Палеолибертарианство vs. этатизм
Сборник статей на темы либертарианства и Австрийской экономической школы
Дмитрий Сергеевич Голихов

© Дмитрий Сергеевич Голихов, 2019

ISBN 978-5-4474-6835-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Книга представляет собой сборник статей, опубликованных на различных экономических ресурсах автором. Рассчитана на широкие круги читателей с целью пополнения числа сторонников политической философии теории свободы Мизеса и его последующих учеников. Для книжного формата текст переработан и дополнен новыми главами для цельности повествования.

Мы с вами живем в мире, в котором институт под названием государство мутировал и разросся начиная с XX-го века до масштабов глобальной катастрофы. Вместо того, чтобы служить интересам граждан – оно занимается учетом и регламентацией нашего «каждого шага», обкладывает налогами по своему усмотрению, вводит запреты и разрешения на что-либо исключительно по собственной прихоти конкретного момента, исходя из выгоды представляющих его чиновников.

Государство пришло к нам всерьез и надолго. Мы больше не можем по своему усмотрению делать то, что считаем нужным, не поставив его в известность, и не спросив на то его разрешения. При условии развития технологий мы так оглянуться не успеем, как начнем получать штрафы от государства, как в одном фантастическом фильме – «за непозволительный умственный процесс».

Экономисты «Австрийской школы», такие как Людвиг фон Мизес, Фридрих фон Хайек, Мюррей Ротбард, Хесус Хуерта де Сото и Ханс-Херманн Хоппе подробно описали все существующие манипуляции государства, при помощи которых оно словно бы играет с простыми людьми «краплеными картами». У него в рукаве припасено много трюков. Так изъятие золота из денег, порождающего возможность инфляции, создает циклы бума и краха в экономике. Сейчас это осуществляется через механизм под названием «частичное резервирование», оно производится через удвоение денег посредством «счетов до востребования». Суть явления в том, что одновременно клиент банка может воспользоваться своим счетом, и в то же время эти же средства выдаются в качестве кредита кому-либо. Чем больше наличности переведено в эти счета – тем больше возможности увеличивать предложение денег. Как только граждане захотят обналичить деньги несколько более «запланированного», как тут же понятно, что банк подвергнется опасности стать банкротом из-за нехватки валюты. Увеличение предложения денег на стадии «бума» формирует ложные для бизнеса оценки о том, что денег в наличии много, и есть смысл вкладываться в глобальные проекты, не приносящие сиюминутные прибыли. Но, после того как часть кредитов возвращается – происходит дефляция из-за резкого уменьшения предложения денег («пузырь» депозитов до востребования схлопывается) и стадия краха. Становится понятно, что вложения в долгосрочные проекты несут слишком большие издержки, ошибочное инвестирование приводит к череде банкротств.

Этика, которую пытается демонстрировать государство по отношению к своим гражданам – это этика насилия. Оно имеет полное право обложить нас любым налогом, ввести сотню-другую законов, ограничивающих естественные права граждан, берущие корни в богословских представлениях: право свободно распоряжаться своим телом и имуществом, добровольно заключать договора по собственному усмотрению. Когда-то отношения государства с людьми формировал подписанный договор, а представитель налогоплательщиков следил за неукоснительностью его исполнения. Сейчас же все перевернуто «с ног на голову»: парламенты пишут законы, регламентирующие жизнь простых граждан, тогда как еще со времен начала существования римского права известно, что закон нельзя написать, его можно только «открыть» в процессе практической деятельности судов. Ему вторит и английское общее право, превозносящее прецедент как норматив установления общего правила, которое в дальнейшем не может быть пересмотрено простым «росчерком пера» чиновника или парламентария. Нельзя просто ввести новый налог: это должно быть предметом договора, в противном случае это нарушает естественные права граждан.

Описанные в книге примеры того, что происходит в нашем «безумном, безумном, безумном, безумном мире» дают понимание того, что только естественные права в полной мере отвечают этике человеческих отношений. Нельзя отнять у одних людей что-то, чтобы дать это другим: тем самым мы только создаем «порочный круг» паразитической зависимости. Согласно американской и российской истории известно, что лучшая поддержка неимущим исходила всегда от частной инициативы, по этой же причине в разгар «Великой депрессии» – «Красный крест» долгое время отказывался от помощи государства, заявив, что ему денег вполне хватает, так как совершенно справедливо боялся разрушить механизм «частной благотворительности».

Обычно люди думают, что либертарианство – это какие-то странные люди бьются за малопонятные права, типа свободы слова, но все гораздо проще. Это идея о том, как людям достигать интересующих целей, и не пускать в свою жизнь «паразитов», которые мешают осуществлять какую-либо деятельность, не несущую угроз правам собственности других людей. Под «паразитами» можно иметь ввиду государство, бандитов и тому подобных персон, и образований, занимающихся принуждением к каким-либо действиям.

Палеолибертарианство ставит своей целью приход к системе добровольных контрактов (либертарианство) посредством естественных институтов, которые являются главным подспорьем на пути к этому. Не нужно путать это с традиционализмом, когда люди придерживаются каких-то норм, даже если они очевидно вредят системе добровольных контрактов (вспомним спартанскую традицию выкидывать слабых детей в пропасть), но и со всеми этими левыми разновидностями либертарианства (которые видят естественные институты препятствием на пути к достижению системы добровольных контрактов), либертинством – тоже связывать не стоит.

В книге будут рассмотрены нынешние политические реалии, конкретные жизненные примеры на темы либертарианства и этатизма, однако, я постарался все же максимально опустить «политическую подоплеку», чтобы не вызвать отторжения к книге у людей, имеющих какие-то «политические пристрастия», и привлечь в стан сторонников истинной свободы максимальное число новых сторонников. Хотя, лично мне кажется очевидным, что, скажем, в 90% случаев за словом «патриотизм» прячутся плохо скрываемые «рога» государства и его идеологии, способ оправдать любое решение стоящего за ним чиновника.

I Право

1. Прецедентное право как форма частного договора

Суть либертарианства заключается в том, чтобы частный договор между людьми решал как можно больше, а не что-либо еще: распоряжение чиновника, закон парламента и тому подобное. Прецедентное право – это тоже определенного рода договор, так как с данным решением суда изначально, до начала тяжб принято соглашаться двум сторонам. Они заранее договорились, что конкретный человек решает вопросы законности на их земле и принимают законы, которые сформировались эволюционным путем в результате каких-то частных договоров, и решениям по спорам, вызванным разночтениями сторон. Судья тут просто выступает со стороны спеца по чтению договоров, понимающего их нюансы. Тут есть смысл акцентировать внимание, что главное, чтобы это было до вынесения вердиктов, а то иначе все будут говорить, что не признают его силы, так как он вынес неугодное им решение.

То есть, нам важно, чтобы система отношений выстраивалась от частных договоров, все шло от них или общих правил игры (которые сформировались через прецедент), если есть противоречия сторон. Желательно, чтобы «голосовалка» мало, что решала, если она есть в принципе, так как это механизм – далеко не лучший, в отличие от договора – он слабо коррелирует с таким понятием, как индивидуальная ответственность. Можно ее убрать вообще, а-ля у нас тут типа анархо-капитализм. Можно ее оставить, чтобы не было заявлений про якобы «ущемление прав» кого-либо, а можно вообще монархию сделать. Тут важнее то, что если есть парламенты, то они должны отслеживать действия чиновников, писать им законы в интересах налогоплательщиков, следить, чтобы президент или король не превышал полномочий, вопросы внешней политики решать могут, но они не должны писать законы самим налогоплательщикам, по которым им следует жить. Налогоплательщик – это их клиент, который им платит за контроль власти, а сейчас все наоборот выходит – платят за то, чтобы предписывал, как мне же должно жить. Есть личный договор, который, вероятно, раз в сто лучше будет отражать то, что мне нужно. Знаете, какого права очень сильно не хватает в текущих реалиях? Права дурака. Это когда человек находится в глухой деревне, и понятия не имеет, что, дескать, внезапно поменялся какой-то закончик стараниями того же парламента. Он живет по старым правилам, и не обязан узнавать, что кто-то что-то изменил, какие-то общие правила игры по своей прихоти. Может, у него и нет телевидения, интернета, газет. Живет себе, никого не трогает и «шлет всех лесом». Например, он не обязан узнавать, что отныне обязан косить траву у себя во дворе. Вот у каждого человека должно быть такое право. Допустим, приходит к нему чиновник и хочет оштрафовать за это, а тот протягивает ему справку, а в ней написано, что «предъявитель сего не читает газет, не смотрит телевизор, не бывает в интернете, и потому не может отвечать за свои действия, которые как-либо противоречат любым новопринятым законам».

В либертарианской повестке дня важнейшим пунктом должна быть максимальная власть частных договоров и прецедентного права как его разновидности, а не того, как именно должно выстроить социально-политическую систему. Есть парламент или нет его – это не так важно, как то, чтобы он не лез в частный договор людей и вердикт арбитра, которого они себе выбрали. Монархия, президентство или отсутствие исполнительной власти – тоже вопрос из той же оперы. Монархия лучше удовлетворяет правам собственности чаще всего, чем президентство, для ограничения власти короля возникли парламенты. В конечном итоге больше проблем стали представлять сами парламенты. Нужны все эти органы власти или нет – вопрос уже второго порядка. Лично я уверен, что его можно было бы поставить на рассмотрение какого-то частного иска, затрагивающего чьи-то частные интересы, и вердикт создал бы новый прецедент по этому вопросу, так это было бы проще всего решить. Тут важно, что «договорились – не договорились», а не то, к чему именно пришли. Сам механизм прихода к решениям через договора важнее даже, чем если когда-то будет принято таки правильное решение президентом или, например, парламентом по вопросам, которые они не уполномочены решать, потому как создают прецедент вмешательства в сферу частных договоров двух людей тем самым. То есть, понятно, что хорошо, если они легализуют «короткоствол» например, но через тот же механизм можно и с легкостью обратно все «отыграть», да еще и запретить, скажем, заодно и травматическое оружие, пневматику и тому подобное, что в ситуации доминирования прецедентного права и договоров было бы просто немыслимо.

2. Прецедентное право и английские колонии

Почему так получилось, что двигателем капитализма и экономического развития по всему миру стали именно английские колонии (помимо самой Великобритании): США, Канада, Австралия, Новая Зеландия?

Ответ на этот вопрос заключается в системе прецедентного права, имеющего статус важнейшего палеоинститута. Каким бы ни было плохим законодательство, но оно должно давать обычным людям время приспособиться к существующим реалиям (если речь не идет о вопросах, очевидно ущемляющих права частной собственности вроде систем социализма, коммунизма). Когда этот принцип исполняется, то устанавливается палеопорядок, когда законы работают. Есть прецедент, есть общее правило для всех, которое достаточно сложно «повернуть» как-то иначе, ведь тем самым будет создан новый прецедент, и это мгновенно получит огласку по всей стране. Таким образом, даже сильно привилегированным слоям населения достаточно сложно может быть «продавить» нужное решение, так как это несет угрозу создания нового прецедента.

Вообще, законодательства монархических государств развивались больше эволюционно, чем в результате передела законов и собственности, поэтому очень часто именно в этих странах высокий уровень жизни, как в каком-нибудь княжестве Монако.

Когда системы прецедентного права нет, то закон можно «повернуть», как угодно. Допустим, что юристы фирмы какой-то проработали законодательство, приняли наиболее устраивающее их решение, а уже на будущий год государство пытается этот же закон изменить, чтобы не дать возможности предпринимателям действовать сообразно максимальной эффективности, «содрать» с него побольше налогов.

У нас нет прецедентного права, как бы единства законов и палеоправил, сложившихся естественным путем. У нас единство в том, что человек признается одинаковым, неким существом с однотипным перечнем предпочтений. Одинаковые дома и квартиры (стабильно поганого качества), политические предпочтения (одобряем все наше и клеймим не наше), мода на одежду (не дай бог сланцы с носками или костюм с кроссовками!), пищевые пристрастия (водка, борщ, «оливье») и так далее. Если кто-то выпадает из определенного «линией партии» перечня нормативов, то он – уже какой-то неправильный. Каким образом может формироваться рынок, если эти индивидуальные предпочтения исходят не от конкретного человека и его привычек, а от указания сверху? Он хочет, допустим, слушать «Металлику», а ему уже Кобзона подогнали из всех динамиков города, и не любит он в Новый год каждый раз оказываться отрезанным от мира на две недели, когда ничто нигде не работает, все в запое, а приходится.

Сейчас «Совок» заключается еще в том, что никто ни у кого не спрашивает, чего он хочет. Даже когда заказываешь что-либо у частника, ему сложно бывает понять, что твой случай уникален в плане выбора: четко оговариваешь парикмахеру параметры нужной прически до сантиметров, но он все равно делает что-то свое, мол, так красивее. Индивидуальное предпочтение приносится в жертву всему, чему только возможно. Ну, объективно, к любому явлению у каждого индивидуальное отношение, сколько людей, столько и мнений. Это тоже рынок, рынок индивидуальных оценок. Когда всем предписывают любить какую-нибудь одну страну и ненавидеть другую с государственного телеканала, то это тоже институциональная агрессия государства, элемент социализма. Внутри социалистического мирка на все наложено «табу», нет рынка, индивидуальных проявлений, выбора, предпочтений. Даже «выпить» наливают, не спрашивая, будешь ли, нет? Есть шаблон – это что-то типа «надо», индивидуальное предпочтение куда-то вытеснено глубоко в подсознание.

Люди, которые все равно сохраняют индивидуальность своих предпочтений или еще почему-то остаются «уникальным случаем» – начинают восприниматься коллективистами какими-то неправильными, государство втайне мечтает их переделать как-то, если не напрямую, то через создание соответствующих настроений среди его активных адептов. Идет своеобразная «война оценок» между индивидуумами и государством.

«Вы любите розы? А я на них…» Это тоже оценка, на цветы может быть аллергия у кого-то, а уж одержимость парфюмом у народа просто маниакальная, хотя это, мягко говоря, не сильно полезная штука и для обычного человека, не страдающего аллергией. Лично меня, например, еще дико удивляет огромное количество магазинов цветов, работающих 24 часа в сутки. Одна учительница, например, попросила ей колбаску приносить на 1 сентября вместо цветочков, но все ей почему-то все равно цветы дарили и дарят. Есть предпочтение, но оно тупо игнорируется, приносится в жертву стереотипу о том, что «надо».

Любая конкретика из мира «реальных людей» выглядит пошло в социалистическом мирке, ведь она уничтожает существующие стандарты, создает элемент индивидуального предпочтения, выбора, оценки. На всех пытаются «натянуть маски» какой-то образованности, единообразия, ах, мол, как вы пошло, грубо выражаетесь. Только зачем тратить деньги налогоплательщиков, чтобы мусорщик вам стихи Есенина читал?

Консерватизм не может строиться по «разнарядке сверху», так создается только «Совок». Он основан на прецедентном праве, а не на институциональной агрессии, убивающей индивидуальные предпочтения граждан. В Великобритании той же старый закон дополняется новым, но обычно не нарушает его, и это создает консерватизм. В личном плане же люди часто бывают очень причудливы, индивидуальны, чего только стоят «выходки» принца Гарри, а уж какой-нибудь Пол Гаскойн, на которого вся футбольная Британия «молится» – и вовсе шутник редкостный, и «большой оригинал».

3. Естественное и прецедентное право

Почему естественного права недостаточно для построения либертарианского общества? Потому, что это лишь теория, описывающая принадлежность объектов в мире. Но, помимо этого, есть и определенные законы взаимодействия этих объектов на практике, которые могут быть разными в зависимости от конкретной реализации естественного права.

На практике лишь через прецедент можно описать справедливые или несправедливые способы взаимодействия живых, обладающих разумом объектов с другими объектами. Простой пример: даже сами криминалисты путаются, где превышение самообороны, а где – нет. Можно ли убить того, кто идет на тебя с пистолетом? Это может быть, а может и не быть угрозой убийства. Это может быть и полицейский, выполняющий задание, равно как и бандит, желающий вас убить. Никто не может знать наверняка, и потому придумываются определенные правила, когда можно, а когда нельзя применить оружие на поражение. На разных территориях они разные, причем влиять на них может и темперамент проживающего населения. В южных землях, возможно, что «раздумывать» долго не станут, прежде чем применить оружие, потому там может, например, считаться допустимым самооборона даже в относительно более безобидных ситуациях. Вспоминается сразу машина какого-то реднека, на которой было написано что-то вроде «извините, но патроны нынче дорогие, предупредительного выстрела не будет». В той же Бразилии, как известно, есть много жестокой уличной преступности, именно поэтому, когда на находящуюся не при исполнении сотрудницу полиции Сан-Паулу попытался напасть грабитель, и она не только выстрелила в него, но еще и произвела «контрольный залп», когда тот попытался подняться, то подобные действия мужчины расценились, как агрессия, на которую можно ответить стрельбой на поражение. Вполне вероятно, что в другой стране – второй, «контрольный выстрел» – мог бы расцениваться как убийство, но в Бразилии люди не сильно готовы рисковать, и давать какие-то шансы нападающим, ведь слишком велик шанс быть убитым.

Другой пример. Если кто-то дотрагивается до другого человека без его согласия, то как это трактовать? Если до руки, то это часто считается попыткой поздороваться, но это не везде распространено, да и всегда найдутся любители хлопнуть еще и по коленке, например. Где-нибудь в Италии женщин традиционно приветствовали и похлопыванием по «мягким частям тела», а в Сингапуре большая плотность населения, потому там запрещено даже обычное прикосновение. Ущерба собственности тут нет особо, но согласия владельца тела может и не быть на это.

Владение собственностью тоже может иметь ограничения, например, вызванные ее опасностью. Скажем, кто-то может захотеть владеть коллекцией гадюк у себя дома, но это слишком небезопасно по понятным причинам для всех, проживающих поблизости. И как тут будет справедливо рассудить – зависит в большей степени от прецедента, чем от естественного права, слишком тонкая грань владения. А кому-то может придти в голову идея собрать ядерную бомбу, например. Если принять это право за данность, то террористам задача упростится до минимума избавления от жителей какой-то страны. При этом прецедент выбранной им юрисдикции, скорее всего, запретит именно такое право владения, а если нет, то она будет нести сильные репутационные издержки, другие юрисдикции откажутся от сотрудничества с ней. То есть, любое нападение на данный объект с ядерной бомбой не будет признаваться кем-либо преступлением иначе, чем внутри самой юрисдикции. Понятно, что это ставит под сомнение оборонительные возможности этого объекта, и его, скорее всего, просто уничтожат те, кто опасаются за свои жизни, и им за это ничего не будет, если они своевременно покинут территорию этой юрисдикции.

Бывает, что какое-то право владения традиционно не успело реализоваться в институт. Например, право выбора юрисдикции собственником сейчас не кажется чем-то повседневно распространенным, он обязан принадлежать к какому-то государству. Нет пока таких движений в обществе в массовом порядке, традиционно юрисдикция чаще принималась монопольно каким-то монархом, а если ее свергали, то заменяли государством всеобщего благосостояния, где собственники тоже ничего не решают. Голосование не дает им реально возможности выбрать себе юрисдикцию. Как в древние времена монополии гильдий могли сдерживать развитие ремесел, бизнеса, если, например, король даровал это право заниматься какой-то деятельностью кому-то самолично, и запрещал всем остальным, так и сейчас нельзя реализовать право выбрать себе юрисдикцию, своим землям там. Они обязаны принадлежать так же этому конкретному государству, и там все решают чиновники, кому и что можно, или нельзя делать на этих всех частных землях, без всякого договора с их собственниками.

Почему возникают левые идеи про угнетаемые расы, нации и так далее? Известно, что после гражданской войны индейские племена стали легкой добычей победивших этатистов. Люди, которые жили на своих землях, не имели статуса граждан США (был просто договор, что эти земли принадлежат им). По всей видимости, никто не думал из них юридически добиваться или гражданства, или уж отдельной юрисдикции. Были вооруженные сопротивления, но что от них осталось по факту? Это слишком легко списать на пьяный «дебош», по всей видимости, воевать было им проще, чем доказывать свои права в суде. После войны тоже не слишком охотно нанимались адвокаты, хотя сейчас уже какие-то компенсации им удается себе вернуть за утраченные земли. Феминисты, «черные пантеры» и тому подобные – с 60-х годов XX-го века, например, лоббируют свои законы, причем делают это весьма успешно. До такой степени, что везде возникают антидискриминационные законы так называемые, очевидно ущемляющие права большинства населения.

Пример доказывает только то, что естественное право иногда может быть нарушено из-за отсутствия нужных прецедентов. Если жертва преступления не пришла и не подала в суд на преступника, не наняла хороших адвокатов, то никому и в голову не придет, что что-то произошло вообще, ведь каждый занят только своими проблемами. Был нарушен договор с индейцами, но по факту все могли подумать, например, что они заключили какое-то новое соглашение с правительством, и добровольно уехали. То есть, от естественного права как теории, до его реализации на практике в виде прецедентного права – есть определенные барьеры, которые нужно преодолевать, чтобы оно было реализовано. В противном случае никто так никогда и не узнает, что у вас были какие-то права. Особенно это актуально, когда речь идет про давние события: никому же не придет в голову отвоевывать собственность, украденную у ваших прадедов большевиками, с автоматом в руках, но судиться за нее никому же не запрещается, объединяться в общества борьбы за права. В то же время левые «движи» пропихивают свои законы потому, что у них есть время этим заниматься, и не встречают нужного противостояния в судах, пока не будут затронуты интересы конкретного собственника.

До XX-го века на страже интересов собственника стояла Демократическая партия США, но, как только она мутировала изнутри из-за новых pr-приемов политической борьбы, как тут же выяснилось, что защищать права больше некому. Законодательная инициатива оказалась слишком пагубным механизмом, подмывающим основы естественного права, реализованного преимущественно через право прецедентное. Федерализм начал взламывать штатные законы и насаждать этатизм.

Мы в данном случае не говорим про случаи, когда палеоинституты уничтожены, и на их место поставлены квазиинституты, как в какой-нибудь Северной Корее, так что расстрелять могут за одно только поданное заявление в суд. Понятно, что тот же капитализм требует соответствующих работающих, хотя бы относительно независимых институтов. Если же опустить такие примеры, где очевидно нужна капиталистическая революция, то будет ошибкой утверждать, как это делают некоторые либертарианцы, что, пока не будет свободного выбора юрисдикций, то все институты и договоры не могут иметь юридической силы, так как они якобы нарушают естественное право на выбор юрисдикции человеком. Права выбора юрисдикции нет потому, что нет рынка юрисдикций и людей, готовых лоббировать это право через суды и другие институты, платить за это свои деньги тем же хорошим юристам, как в свое время не хватало людей, готовых бороться за право заниматься ремеслами вне гильдий, одобренных королем, или за то, чтобы земли можно было свободно продавать и покупать.

То есть, при наличии работающих исправно институтов нельзя сказать, что естественное право не работает из-за того, что они плохие. Можно сказать только то, что кто-то не стал бороться за его реализацию на практике. Ведь его принципы очевидны, и хороший адвокат мог бы реализовать их вполне успешно. Ведь до прихода к власти бывших вигов – штаты имели права выхода из союза, тут явно все предпосылки были и для большего дробления юрисдикций, если бы кто-то захотел его установить. ЛГБТ-движи, феминисты и прочие как-то же лоббируют свои законы, почему же правые не могут заниматься тем же, восстанавливая тем самым палеопорядок, и открывая для мира все новые законы естественного права, как, например, добровольные юрисдикции? Большинство просто не представляет, что такое в принципе возможно, именно потому их и нет, как индейцы слабо представляли себе институт палеосуда. Понятно, что изначально их многие воспринимали полулюдьми, дикарями, многие из них и правда были такими, раз производили жертвоприношения людей, но были и очень высокоразвитые цивилизации там представлены, или стали таковыми позднее. Проблема в том, что пока они не пришли и не подали каких-то документов против их депортации, не использовали суды, то как можно было понять, что свершилось что-то несправедливое? Никто не спрашивал по фактам совершенного, не было и ответа по данной проблеме. Возможно, что ситуацию «отыграли» бы обратно на основе, например, поданных документов в суд, и ответа властей. Как сейчас никто из либертарианцев или конфедератов не требует в судах возврата права хотя бы выхода штатов из состава США. Сейчас, правда, есть другой механизм в идее референдума в некоторых странах о независимости регионов. Понятно, что в глубоко этатистских странах движения типа «за независимость» – подвергаются всяческим гонениям, но и они как-то не рискуют, скажем, финансировать юристов, которые бы в судах добивались возможности права выхода из состава страны. Самое интересное, что подобные движения чаще активны там, где они сами представляют собой достаточно террористические и социалистические движения, как, например, у басков в Испании, североирландцев.

Смысл приведенных примеров, полагаю, что понятен: не всегда государство виновно в том, что кто-то не смог получить что-то, что должно быть его в соответствии с естественными правами. Иногда просто кто-то не смог о них заявить на институциональном уровне. Ведь много, чего в жизни происходит противоправного, что не становится достоянием общественности, когда «сор не выносится из избы». Естественное право должно быть реализовано через соответствующий прецедент, только тогда станет ясно, что произошло что-то, что противоречит ему. Потому в тех же Штатах, например, «грешно» жаловаться на законы. Там никто вас не убьет, если вы наймете хорошего адвоката, который будет добиваться права смены юрисдикции или независимости штата, частной полиции (кстати, кое-где она и правда там есть, смотрите художественный фильм «Каффс»), и тому подобного. Другое дело, что поддержки вам могут все же не оказать другие жители страны, ведь уровень жизни высокий, рисковать этим многие могут не захотеть. Если же подача иска в суд автоматом означает убийство заявителя, то это означает, что институты блокированы, тогда действительно на данный момент возможности нет легально реализовывать какие-то естественные права. В этом отличие между этатизмом США и Северной Кореи. В России, полагаю, что примерно промежуточный вариант: какие-то иски можно подавать, и даже иногда их выигрывать, пока вы не затронете ключевые интересы государства и правящих групп.

Кажется, что можно предъявлять обильные претензии странам вроде Саудовской Аравии, где рынок делает ее лидером, скажем, по ВВП на душу населения (показатель не идеальный, но определенные процессы все же отражает), как и большинству других исламских монархий – по вопросу личных прав. Но если там женщины традиционно перемещаются в присутствии опекунов, значит, что конкретно там такой способ взаимодействия объектов принят за данность. Они могут это вполне легально опротестовать, если это, как они считают, нарушает их права. И движения в пользу либерализации законов там тоже происходят, например, женщинам уже можно передвигаться в группах, водить машины, посещать кинотеатры. Другое дело, что сами жители не всегда видят в этом смысла пока особо. Немногие хотят что-то менять в этом отношении, ведь уровень жизни, как и в США, весьма высок. И большой вопрос, что еще хуже – если кого-то принудят передвигаться таким странным способом по городу, или если у него отнимут больше половины доходов, как в какой-нибудь вполне демократической стране. В этих монархиях налоги весьма небольшие, по этому показателю они – вполне себе лидеры в либертарианском смысле. Как справедливо заметил Ханс-Херманн Хоппе – в современных монархиях собственность защищена обычно значительно лучше, чем в демократических странах, и это действительно так. Другое дело, что отдельные исламские монархии долгое время оставались очень закрытыми обществами, и им нужно время, чтобы признать важность реализации личных прав граждан, которые не были своевременно реализованы. Хотя в том же Иране или Афганистане до свержения монархии и исламских революций – царили весьма либеральные нравы, что видно даже в фотографиях тех лет, на которых отражена весьма свободная атмосфера взаимоотношений людей. Даже кажется, что это – какая-то южная европейская страна, так как там не видно особых отличий даже в форме одежды людей. Но даже если и есть такие ограничения в одежде где-то, то можно вспомнить, что и в США сравнительно недавно инспекторы ходили с линейкой, и мерили длину юбок у женщин. Да и сейчас нельзя, скажем, придти в оперу в плавках. Если же речь вести о каких-нибудь ОАЭ, то это – вообще одна из наиболее развитых мировых стран по большинству либертарианских принципов. Павел Дуров в свое время публиковал небольшой пост на эту тему либертарианской тематики, который очень позитивно оценивал их налоговую систему и законы.