Текст бизнес-книги "Дао Блаженств"

Автор книги: Александр Матяш

Раздел: Личностный рост, Книги по психологии

Д: Благая весть.

А: Они перестали быть откровением. Сейчас нам даже трудно представить, какое потрясающее, прямо-таки ошарашивающее впечатление производили евангельские слова в их первозданной свежести, не будучи покрытыми вековой пылью, как сейчас. Увы, те времена, когда Евангелие Благой вестью входило прямо в сердца слушателей, давно миновали. Чтобы убедиться в этом, достаточно войти в церковь в тот момент службы, когда там зачитывают эти самые «Блаженства»: и голос чтеца, как правило, заунывно-равнодушный, и у прихожан, пришедших на службу, вид по большей части неподдельно скучающий, как будто читают не Евангелие, а материалы XXV съезда КПСС.

Д: Мне иногда кажется, что церковь живет сама по себе, а христианство как учение – это что-то отдельное.

А: Это вовсе не означает, что церковь не делала ничего хорошего на протяжении всей истории. Ее заслуг не надо умалять, они неоспоримы. Ее роль в истории нашего отечества, формировании государства и национальной идеи, ее в высшей степени благотворное влияние на умы и нравственность русского общества трудно переоценить. Но это не означает, что проблем нет. Более того, во многом они осознавались и внутри тела церкви. Среди православных старцев есть такие пророчества – в XVIII веке они были особенно сильны – что церковь последних дней уйдет в крипту, станет тайной организацией единичных верующих, как это было в Советском Союзе, а официальная церковь полностью будет прибежищем сатаны. Конечно, надо смиряться, но и лгать себе тоже будет неправильно.

В буддизме все как-то здоровее. Там все очень конкретно: если человек является ламой, он должен не только проводить религиозные обряды, но и передавать духовные практики, и делать это так, чтобы люди росли, преодолевали свои духовные недуги, первый и главный среди которых – материалистическое восприятие мира.

6 Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся.

Д: Здесь речь идет о том, что по-настоящему могут насытиться только те, кто жаждет именно правды, а не чего-то другого, потому что любая жажда здешняя, земная, материальная у людей никогда не утоляется. Нельзя наесться впрок, нельзя напиться впрок, нельзя запастись богатством, потому что чем богаче человек, тем больше ему хочется. Любая материальная жажда неутолима. Она бесконечна, как пропасть – требует, требует и требует.

А: А правдой можно насытиться, да?

Д: Истина, когда она постигается до конца… Человек попадает в такое состояние, когда у него эта жажда в конце концов исчерпывается. Он насыщается изнутри – не как в бездонную пропасть, и в этом наполненном состоянии остается. Он приходит к блаженству наполненности.

М: Мне кажется, еще очень важно, что понимается под правдой, какое состояние. Даша определила процесс. Но какую правду ищет этот человек, в чем она заключается? Часто за искомой правдой скрывается лицемерие, желание выделиться перед другими. Тогда это ложь. В искренних поисках правды открывается истинное «я» человека, он возвращается к самому себе, и если он в это состояние попадает, если достигает его, то он этой правдой насыщается.

У: Мне кажется, что здесь важны слова «алчущие и жаждущие». Это должен быть постоянный труд души.

А: Алкание и жажда – это труд души или нет?

Д: Стремление…

М: Внутренняя потребность…

В: Меня как-то сбивает слово «правда» здесь, мне всегда казалось, что не «правда», а «истина».

А: Это же перевод, причем двойной: с древнееврейского на греческий и с греческого на русский. Говорят, что Евангелие на арамейском языке очень отличается от того, что мы имеем возможность прочесть. Там сплошная игра слов и смыслов. Иисус говорил афористично, как и Чжуан-Цзы1212
  См. Часть II


[Закрыть]. Итак…

Д: Я думаю, мы еще находимся в состоянии алчущих и жаждущих.

А: Сильно алкаешь?

Д: Саша, я понимаю, о чем ты говоришь. Наши рассуждения слишком теоретические. В этой жажде, в этом алкании должно быть какое-то сильное чувство. Это не просто беспокойство. Вернее, это беспокойство не должно быть невротическим. Здесь что-то другое. Здесь должна быть боль от ощущения отделенности от самого себя.

А: От правды.

Д: Да, да… Должна быть какая-то устремленность, совершенно неумолимая, но она не должна быть ни страстной, ни беспокойной, ни невротической, она должна быть какой-то другой.

А: Что нужно, чтобы понять, какой она должна быть? Как это сделать? Как к этому приступить? Нужно понять, откуда взялась эта жажда алкания, из чего. Кто они такие, эти «алчущие и жаждущие правды»? Что переживают эти люди? Какой характер носит эта жажда? Ты в начале правильно сказала, что она не похожа на жажду материальных благ. Это хорошо, но этого мало. Хотите глубоко вникнуть – беритесь за самый корень.

М: Надо понять, кто такие алчущие правды.

А: Самое главное в этих словах (ради чего они и были сказаны) – это мысль о том, как трудно в этом мире найти правду. Именно в этом суть и сердцевина этих слов.

У: Как ты это выводишь? От противного? К тому, чего легко достичь, не прилагается такая степень жажды?

А: Как-то ты, Уля, очень витиевато высказываешься.

У: Потому что я не вижу, откуда это идет, откуда ты это берешь?

А: Откровенно говоря, я это взял не из слов Христа, а из жизни. Но ты, Рита, поспешила рассмеяться, потому что из Его слов это тоже следует. Каким образом? А вот каким. На что ты готова ради правды, а, Рита? Есть ли в тебе жажда такой правды, ради которой ты что-то готова отдать?

М: Думаю, это есть в каждом человеке, Саш.

А: Поделишься? Какую правду ты хотела бы узнать и найти?

М: Может быть, я хотела бы, чтобы это состояние возвращения к себе, единства с собой стало для меня не секундным, не просто прикосновением к некому пережитому опыту, а чем-то постоянным. Ради этого можно было бы отдать многое. Опыт говорит, что это возможно, но для этого действительно, надо сделать очень много.

А: А ты знаешь, что для этого нужно сделать?

М: Может быть, не все, но какие-то первые шаги, наверное, знаю.

А: Я тебе расскажу. Так почему же правду найти трудно, и откуда я это взял? Разве для вас это новость, что правду трудно взыскать?

М: Если говорить о жизни, то это не новость, но как это вытекает из данного высказывания?

А: Во-первых, из глаголов.

Д: «Алкать» и «жаждать»?

А: Да. Что означают эти глаголы? Вы как филологи не дадите мне соврать.

Д: Не дадим.

А: Они означают очень сильное желание чего-то, очень сильную жажду. А чего можно хотеть очень сильно?

Д: Чего-то, чего хочется, несмотря ни на что.

А: Может ли что-то легкодоступное вызвать такое сильное желание?

Д: Наверное, нет. Так мы что разбираем – жизненный опыт или Евангелие?

А: Даша, Евангелие без опоры на жизненный опыт разбирали столько раз, что этими книгами доверху завалены все библиотеки. Да и в описаниях жизненного опыта недостатка нет. Что мы разбираем – священный текст или жизненный опыт? Мне нравится парадигма, которую ты предлагаешь. Давайте посмотрим на логику всех разбираемых нами высказываний: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное». Где «нищие духом» и где – «Царство Небесное»? Это же сплошной чаньский парадокс. Сравните: «Будда есть палочка для подтирки»1313
  Один монах спросил Юньмэня: «Что такое Будда?» Юньмэнь ответил: «Палочка с засохшим дерьмом» (Умэнь. Застава без ворот. Цит. по: «Афоризмы старого Китая» М. «Издательство Астрель» «Издательство АСТ» 2004. Перев. В. В. Малявин.


[Закрыть]. Вы можете себе это представить? Здесь мы везде наталкиваемся на парадоксы. «Блаженны плачущие, ибо они утешатся». Плачущий – это тот, кто убит горем и, значит, безутешен. «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю». Как же так? Землю, по логике, должны наследовать наглые, бойкие, те, у кого локти покрепче, кто всех остальных может вытеснить* и своим потомством заселить землю – они, а не кроткие. Везде, в каждой фразе есть такой парадокс. Более того, текст составлен именно так, что этот парадокс и является сутью, зерном каждого высказывания. «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся». Где здесь парадокс? Первый уровень смысла заключен в том, что алчущие и жаждущие правды алчут и жаждут того, чего очень трудно добиться. Но истинный смысл этого высказывания находится дальше и глубже. Где и в чем? Вам непонятно, куда двигаться? Смотрите панорамно, смотрите на алчущих и жаждущих правды. Задайтесь следующим вопросом: много ли людей, которые говорят, что они хотят знать правду?

В: Тех, которые говорят, много.

А: Вот ты, Вероника, все правильно поняла. Тогда продолжи мою мысль, пожалуйста.

В: А тех, кто на самом деле ищет, очень мало.

А: Или тех, кто хочет знать. Человек может правду искать или делать вид, что ищет. Здесь самый интересный момент. Это похоже на «Блаженны плачущие, ибо они утешатся». Если человек плачет искренне, и его эго к этому не подключается, то он не пропустит заветную паузу с последующим переходом в тишину. Нечто похожее заключено и в «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся». В этой фразе акцент стоит на слове, которого в тексте нет. Не знаю, как в оригинале, но по смыслу акцент должен стоять на слове «воистину».

У: Я хотела сказать «действительно». «Блаженны воистину алчущие и жаждущие правды» или действительно, потому что слово «воистину» можно понять двояко. Как «Во истину воскрес»: и «на самом деле» воскрес, и во истину, «за истину» воскрес.

М: Да… Многие говорят, но искания там нет.

А: Ты знаешь, бывает такое, что и искание есть. Я вам могу сказать, исходя из своего опыта, что бывает. Эта фраза мне близка как никому – просто в силу моей профессии. Ко мне приходят люди, которые хотят узнать какую-то правду.

В: А когда услышат ее – отворачиваются.

А: И не услышат еще. Когда к ней только приближаются…

М: Саш, смотри: когда они приходят, они ведь хотят знать, а потом они выбирают не знать. Их свободный выбор направляет их в другую сторону. И дальше они уже не хотят.

А: Да. А что это за выбор?

Д: Если бы они лукавили сразу, они бы к тебе и не пришли.

А: Вот тут ты ошибаешься, Даша.

Д: А какой смысл делать вид, что ты хочешь правды?

А: Поза правдолюбца бывает крайне выгодна психологически. И потом ведь человек, не знает, приходя сюда, что он получит здесь ту правду, которая может ему не понравиться.

М: Саш, тогда он не ищет правды. Тогда он пытается играть в правдолюбца – это совсем другой процесс.

Д: И про него нельзя сказать, что он «жаждет» и «алчет». Ведь «жаждет» и «алчет» только тот, кто искренне это делает.

А: В этом процессе есть свои тонкости. И нам нужно привнести их в наши рассуждения. То, что вы сейчас говорите, очень рассудочно. Я даже теряюсь, не знаю, как с этим быть.

М: Саш, мне кажется, что слова «алчущие и жаждущие» и подразумевают «воистину». Я только это хотела заметить.

А: Слово «воистину», действительно, необязательно.

М: Вот и все, а остальное, о чем мы спорим, наверное, бесполезно.

А: Нет-нет, полезно и нужно. Я хочу, чтобы вы поняли эту тонкость. Человек правду ищет всегда – это ему присуще. Это глубоко внутреннее, имманентное, неотделимое от человеческой души ее свойство – поиск и жажда правды. Вот вы говорите о выборе. Как делается выбор? Между чем и чем он делается? И кто делает выбор? Внутренний выбор осуществляется в человеке всегда между одной частью его души, которая хочет одного, и другой частью его души, которая хочет совсем другого. Поэтому, когда человек принимает позу правдолюбца, это не значит, что он стопроцентный лицемер. Он хочет знать правду, все равно, даже просто принимая позу. Но когда эта правда начинает к нему приближаться, его эго начинает испытывать страх. В каждом из этих высказываний заключен не просто парадокс, или, если угодно, не только парадокс. В каждом из них заключена идея капитуляции, та глобальная идея, которую Христос так же глобально продемонстрировал на кресте. С «плачущими» это было отчетливо ясно, и с «нищими духом», и с «кроткими» это тоже так. В «алчущих и жаждущих правды» эта идея также заключена, и нам нужно ее увидеть.

Д: Ты имеешь в виду, что человек должен быть готов отдать все, все потерять, если такова будет цена?

А: Главное – потерять свое эго.

У: Не та правда, которая удобна тебе, а та правда, которая…

Д: Ну, да. «Не как Я хочу, но как Ты».

А: Удобной правды не бывает. Бывает удобная ложь. А правда удобной не бывает никогда, во всяком случае, правда о себе. Где здесь идея капитуляции?

У: То, что мы говорим, – это недо-то?

А: Чуть-чуть не дотягивает: то, но недо-. Где здесь момент капитуляции?

Д: В отказе от всего ради правды.

А: Да. Я хочу, чтобы вы увидели этот момент капитуляции. Когда побеждает эго, остается очень сильное неудовлетворение, внутренний раздрай, такая внутренняя взбутетененность, очень сильная дисгармония. Что делает человек, когда это неудовольствие проступает? Он начинает убеждать себя, что то, что он сделал, – правильно. Чем сильнее взбутетененность, тем сильней он себя в этом убеждает. И в то же время, если алкание правды искренне, истинно, если, дойдя до конца, человек все же сделает выбор в пользу принятия истины, то, пройдя через тяжелейший момент признания собственной неправоты, в конце концов человеческая душа вновь обретает мир и покой в гармонии с самой собой. Этот момент нельзя недооценивать: принять, увидеть правду порой невероятно трудно; трудно именно потому, что не хочется проходить через тяжелейший момент капитуляции, который для эго – без преувеличения – подобен смерти. Видите, какой парадокс?

Вожделеешь то, что труднодостижимо. И в то же время – когда приближаешься к заветной цели, вдруг выясняется, что страшно и уже не хочется. Это один момент. А другой момент – это что именно трудно. Трудность заключается в том, что на первый взгляд, правда может казаться недостижимой. Это очень важная точка. Сомнения могут подступить на любом отрезке пути: в начале, в середине, в самом конце – «мне не дойти, не достичь, я не доживу до того блаженного момента, когда правда наконец-то накроет меня с головой». И эта точка – тоже момент преодоления, момент капитуляции: несмотря ни на что не отчаиваться, а все равно искать и алкать эту правду. Здесь очень много тонкостей и нюансов, связанных с капитуляцией. Вспомните притчу Раджниша – о человеке, который хотел узнать, что такое медитация.

Один человек долго искал Учителя, который мог бы научить его медитации, и кто-то однажды сказал ему, что где-то в далеких горах есть Мастер, который владеет этим искусством. Он пошел туда – через горы, перевалы, пики и ущелья. Он шел очень долго, в дороге весь истрепался, устал, перенес много тяжелых испытаний. Но в конце концов нашел ту долину, о которой ему рассказывали. Когда он спустился в нее, то увидел хижину и понял, что это хижина того самого отшельника и что сейчас он узнает, что такое медитация. Он вошел в хижину. Она была пуста. Он посмотрел на топчанчик, понял, что здесь уже давным-давно никто не живет и что этот Мастер умер. И теперь он никогда не узнает, что такое медитация. Он вышел, совершенно обессиленный, лег на траву и сказал: «Я отказываюсь. Я отказываюсь узнать, что такое медитация. Видимо, мне не дано». И так он лежал, раскинув руки и ноги: под ним шелестела травка, рядом журчал ручеек, в небе плыли облака. Внезапно на него упала тень. Он открыл глаза и увидел величественного старца с белоснежной бородой и с посохом в руке. «Ну что, мальчик», – спросил он, хотя тот был зрелым мужчиной, – «ты хочешь меня о чем-то спросить?» «Нет», – ответил человек, – «я ни о чем не хочу тебя спрашивать». Старик громогласно расхохотался и спросил: «Ну что, теперь ты понял, что такое медитация?» «Да», – сказал он, – «я понял, что такое медитация».

Это к вопросу о трудности достижения правды. Пусть этот рассказ о медитации – можно подставить слово «правда» вместо «медитация» – и все сразу станет ясно. Если правду нам не просто преподносят, а мы сами к ней идем, то тогда мы подходим к ней через такие кризисы. Кризисы в процессе познания истины бывают разные. Бывает и так, что мы начинаем метаться и упираться, как бычок на веревочке, за которую кто-то тянет.

Несмотря на то, что такие кризисы могут иметь различные причины: сомнение, сопротивление бессознательного, малодушие и т. д. – сила их напряжения примерно одинакова. А значит, одинакова и сила последующей капитуляции. И когда она наступает – вот он, момент посвящения. Вы почувствовали, насколько этот человек в притче был умиротворен и расслаблен, ощутили то состояние глубокого покоя, в котором он находился? Потому что он насытился. Эта насыщенность по энергетике ближе к насыщенности сексуального характера, чем пищевого. Понимаете, о чем это высказывание? О том, что как бы далеко от нас ни казалась правда, она на самом деле гораздо ближе, чем нам кажется. Так же, как Бог – каким бы далеким Он ни казался в минуты наших жизненных испытаний, на самом деле, Он к нам намного ближе, чем мы думаем.

Хочу предложить вам вернуться к началу нашего рассуждения. Прежде всего зададимся вопросом, почему везде употреблено слово «блаженны»? Почему именно это слово? И что оно означает? Обыденное значение слова «блаженные» прямо противоположно тому, в котором употребляет его Иисус в Нагорной проповеди. В обычной жизни блаженные – это «те, кто испытывают блаженство» – это однокоренные слова. Еще одно значение слова «блаженный» – «тот, кто живет, как в наркотическом дурмане, не замечая суровой реальности, без контакта с ней» – явно возникло в результате реакции на непонимание проповеди Христа – как Его слов в Нагорной проповеди, так и в самом широком смысле.

И действительно, как может человек испытывать блаженство, если его гонят, травят, клевещут на него, а он сам при этом алчет, жаждет, плачет и т. д.? Ну конечно, только если он ненормальный! Это ясно любому, а уж здравому смыслу – в первую голову. Но мы с вами не здравомыслящие люди, и поэтому нам ничего не ясно.

Итак, зададимся же и мы этим банально-здравомыслящим вопросом: как, каким образом возможны блаженства, перечисляемые Иисусом? На первый взгляд кажется, что блаженство это либо невозможно, либо, на худой конец, является не более чем обещанием грядущего блаженства. Однако из текста этого не следует, в самом тексте «блаженны» читается как «те, кто блаженны здесь и сейчас». Как это возможно?

Это возможно только в одной ситуации: когда блаженные еще не знают, что они блаженны, и поэтому блаженны они, не ведая того.

Итак, почему «блаженны алчущие и жаждущие правды»? Давайте попробуем увидеть их состояние. Для этого нам придется опять идти от противного. Кто такие те, кто не алчет и не жаждет правды? В чем кардинальное отличие одних от других?

Самое поразительное заключается в том, что хотя мы можем и не знать правды, в глубине души все всегда знают, хотят они ее узнать или не хотят – третьего не дано. И если для незнания правды человеку не надо предпринимать никаких усилий, то вот для того, чтобы скрыть от себя факт нежелания к ней стремиться, определенные усилия все же нужны. И надо сказать – немалые. Направляются же они на то, чтобы, насколько возможно, оборвать все связи с той самой глубиной, которая внутри нас все знает. И именно в результате этого целенаправленного усилия, (довольно мощного, кстати, и энергозатратного для психофизики) люди начинают врать себе и другим, а вовсе не потому, что они не знают правды. Правды не знают и те, кто к ней стремится, только вот не знают они ее по-другому – вот в чем тонкость.

Теперь можно вернуться к алчущим правды. Как видим, чтобы даже просто не знать правды, нужна в определенной мере активная позиция, по крайней мере, для тех, у кого душа обладает какой-то глубиной. Ну, если она уже утрачена, тогда да – никаких проблем – «живи себе нормальненько, есть повод веселиться»: с растений, и правда, спрос невелик. Иное дело, если душа все-таки взалкала правды. Уже сам факт этого алкания подразумевает, во-первых, признание того, что ищущий правды ее не знает, во-вторых, его нежелание в этом прозябать, – причем сила этого нежелания должна быть такой, чтобы – в-третьих, возникла готовность идти на любые жертвы ради пока еще неведомой правды неизвестной ценности. Именно эта готовность, составляющая основу и ядро алкания правды, лишает личность ее обычного животного эгоизма и привносит в ее структуру мощную струю того внутреннего благородства, которое только и делает человека человеком.

Мы видим, что жажда правды, в отличие от обычного житейского желания, инициирует разворачивание сложного внутреннего процесса, который мы по праву можем назвать алхимической переплавкой. Суть ее состоит в следующем. Подлинная правда находится в той самой глубине души, которой, как вы понимаете, хорошо известно, хотим мы знать эту правду или нет. И даже еще глубже: в той точке, где встречается человеческое и Божественное. И чтобы «насытиться» правдой, наполниться ей, надо впустить в себя стоящее за ней Божественное начало. А впустить – значит, вместить, а вместить – значит, сжечь все то слабое, человеческое, что доселе там находилось. Вот тут и наступает момент истины для взалкавших правды, и это не каламбур. Это значит, что правда всегда по определению, не совместима с нашим обычным, греховным человеческим началом. А из этого следует, что когда наша жажда правды, воплотившись, призовет к себе эту самую правду, то перед алчущими встанет очень непростой и нелегкий выбор – впустить в себя эту Божественную правду или… сохранить свое человеческое «я». Чем определится исход этого выбора? Только искренностью алкания – больше ничем.

Несколько выводов. Во-первых, истинно «алчущие и жаждущие правды» обязательно насытятся. Не насытятся только те, кто алкал «понарошку», для видимости, а на самом деле не был готов ничем жертвовать. Увы, таких – большинство, и знайте, что все их сокрушения по поводу недоступности правды гроша ломаного не стоят. Во-вторых, становится понятным, что само состояние «алкания» обладает самостоятельной ценностью, ибо ведет к лишению привычных эгоцентрических ориентиров, развитию децентрализованности в человеке, углублению и взрослению его личности.

И, наконец, в-третьих, то состояние жертвенной готовности, которое охватывает при этом человека, есть самое ценное во всем этом процессе, оно даже ценнее в глазах Бога, чем само достижение правды. И вот это-то состояние и есть не что иное, как то самое искомое нами блаженство. А теперь вернемся в начало нашего рассуждения. Смотрите, что получается. Если блаженство – это состояние жертвенной готовности, тогда – да, «блаженны алчущие и жаждущие правды», причем прямо здесь и сейчас, в своем алкании. С другой стороны, «ибо насытятся» – тоже верно, но теперь оно верно иначе: не просто потому, что когда-то, наконец, наступит искомое насыщение, а потому, что жажда правды только тогда и есть блаженство, когда градус ее искренности настолько высок, что не может не привести к насыщению, то есть к обретению этой самой правды. Посмотрите, насколько все стало тоньше и поменялось местами. И, наконец, изменилось само понятие блаженства: как сильно оно отличается от обычного наслаждения удовольствиями, насколько Иисусово блаженство тоньше, выше, пронзительнее, чем то, к чему стремится обыденное сознание. Такова истинная духовность, и христианство – не единственная традиция, позволяющая к ней прикоснуться.

У: Как интересно раскручивается смысл – один из другого.

7 Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут.

А: Такая же простая фраза, как и все предыдущие. Ваше мнение по этому поводу? Д: Здесь, наверное, милость как сострадание?

М: Со-страдание – причастность к страданиям другого.

Д: Мне кажется, что настоящее сострадание включает в себя эту самую капитуляцию.

А: Ну, конечно, включает. А в чем она заключается?

Д: В способности понять страдания другого человека, не просто пожалеть со стороны, а почувствовать и понять.

У: И, мне кажется, еще – не навязать свой опыт, свои проекции.

А: На эту тему в самом Евангелии есть притча (Иоан. 8.3—11).

Д: Про грешницу?

А: Да. Любимая притча дзенских мастеров, после прочтения которой они утверждали, что Иисус был просветленным. Вы представьте себе эту ситуацию! На картине Поленова «Иисус и грешница» очень хорошо переданы выражения лиц фарисеев: их и лицами-то трудно назвать… И вот они ждут, когда Учитель допустит малейшую ошибку, чтобы радостно на него наброситься – со свистом, руганью, улюлюканьем, а то и побить палками.

Д: Им и до грешницы нет никакого дела.

А: Эта нравственная порочность настолько сильна, и это лицемерие… А помните, как заканчивается притча? Иисус говорит грешнице, что не осуждает ее. «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут». В этой фразе заключена центральная идея всей христианской религии.

У: Тут ведь и «не судите да не судимы будете»… (Мф.7.1)

А: Вам непонятно, как дальше двигаться? Найдите антоним к слову «милостивый» и разберите его смысл и что происходит в этом случае. Сразу все встанет на свои места.

У: Антоним? Жестокосердный…

М: Очень эговый.

Д: У такого человека даже в жалости, как это ни удивительно, присутствует момент самоутверждения.

А: Да. На языке психоанализа это называется инвазия архетипа тени1414
  Архетип тени – понятие из аналитической психологии К. Г. Юнга, описывает взаимоотношения между вытесняемыми и непринимаемыми качествами в психике индивида и механизмами их проецирования на окружающую среду.


[Закрыть]. Продолжайте, вы сейчас рассуждаете в нужном направлении. Так какие они, неблаженные? И почему?

М, Д, В: Осуждающие.

А: Да. Ибо будут осуждены. Все правильно. Возьмите эти слова, посмотрите на них: «осуждены, осуждающие»…

М: Человек осуждающий… мы, как правило, в других людях осуждаем то, чего не принимаем в себе. Милостивый человек – это тот, кто прежде всего свои недостатки осознал и принял, главное – принял, а значит – капитулировал. После принятия этих недостатков в себе, проекции, осуждение уже никогда не смогут распространиться на других.

А: Браво, Рита. Мне нечего к этому добавить. Я бы сказал другими словами, но смысл именно такой. Почему милостивые будут помилованы? Не потому, что они просто милостивы. Это неправильный взгляд. Милостивый – это тот, кто милует, а милует – значит, прощает. А прощает – значит, не держит в себе зла. А не держит зла – значит, не продуцирует иллюзорные инфернальные проекции на других как на носителей демонического начала. Демонизация же других – первый шаг к собственной демонизации. Логика этих внутренних процессов прекрасно отражена в народной пословице «с волками жить – по-волчьи выть».

Прошу вас обратить на это особое внимание: милостивый – это тот, кто не держит в себе зла на других. А теперь задумаемся: а можно ли «держать в себе зло», то есть, буквально «быть сосудом, вместилищем зла» как-то иначе? И оказывается, что нет! «Держать зло на других» и просто «быть сосудом, вместилищем зла» – это одно и то же!