Текст бизнес-книги "Путешествие к центру себя, или Трикстер и другие субличности. Терапевтическая сказка"

Автор книги: Алина Белковская

Раздел: Личностный рост, Книги по психологии

– О как. Наконец-то ты к нам на мы!

Ленточка-кожурка вдруг закончилась!

– Ох, красотка, плохо ты Артура слушала. Все-то тебе объяснять пока надо, – Трикстер отложил ножик. – Мы сбываем все наши мечты. Неисполненных у тебя нет. Но вот новые – ты теперь знаешь, где взять.

– У внутренних ребенков?

– У них, – кивает Трикстер.

– Ты же главный там…Ты мне поможешь?

– А то! Мне и самому эта уборка нужна… – Он подошел ко мне. – На, скушай, – и протянул мне… нечищенное яблоко!

Боже, какой банальный образ! Я не могла придумать что-нибудь более оригинальное?

– Зачем? – Трикстер расцвел своей фирменной кривой улыбой. – Все давно придумали, мамуль. Бери и жуй.

Он потряс яблоко, как бы намекая, что взять его мне придется. Я бросила взгляд на диван. А как же метры кожуры?! Но там вместо нее лежали разноцветные клубочки с торчащими ниточками.

– Слышь, Ева! Я тут долго стоять буду? Бери яблоко, говорю! Оно с дерева познания себя. Хорош артачиться. И я тебе не Змей. Я тебе – ты! Дурында… И вообще, в книге, о которой ты думаешь, ни слова про яблоко нет. А смоковница – это вообще инжир! Но да, образ действительно всем понятен.

Взяла я это яблоко с древа познания себя. Мне предстояло распутать все клубочки моего замороченного и недопонятого детства. И для этого занятия придется подкрепиться.

– Еще бы неплохо начать себе доверять. Когда ты не доверяешь мне, ты не доверяешь себе.

Трикстер смотрел выжидательно.

Я демонстративно откусила от яблока. Сладкое. Какое же оно сладкое! Но когда я на него посмотрела… оно было целым… Ни следа от моих зубов…

Трикстер удовлетворенно покивал, щелкнул пальцами и растворился вместе с оравой из угла.

А я осталась с горой клубочков на диване и со своим неочищаемым и несъедаемым яблоком, смысл которого мне предстоит расшифровать.

IV. Ваше величество, мы не знакомы…

Задумала я тут найти свою внутреннюю королеву. Согласно умным книжкам должен быть у нас внутри такой архетип – правитель. Наша высшая внутренняя психическая сила. Самый главный взрослый.

Стоило только задуматься, и тут как тут – поклонник носочков в горошек.

– Правителя твоего Артуром зовут. На днях вы вроде знакомились, не?

– Знакомились, да. Но я хочу найти королеву. Правительницу. Женского пола. Женщину свою внутреннюю – хотя бы одну!

– Королеву, значить… Хех, – Трикстер усиленно трет под носом, – та еще засранка, скажу я тебе…

– Засранка? – на всякий случай уточнила я. – Это ты про королеву мою? Точно?!

– Про нее, про нее… – И посмотрел на меня как-то хитро. Слишком хитро!

– А ты разве ей не подчиняешься? Не подданный ее?

– Ты упала, мамуль? Я по сути своей подчиняться не создан. Я не для этого предназначен! – Трикстер развалился в кресле, закинув ногу на подлокотник. – А где клубочки? Чо, не разбиралась исчо?

– Ты давай, с темы не съезжай. Что за дела у тебя с королевой? Ты чего такой хитрющий? Выкладывай.

– Не узнаю вас в гриме, мамуль! – Трикстер спускает с носа несуществующие очки, вглядываясь в меня с театральным прищуром. – Это кто сейчас оттуда со мной говорит? Я ведь эти интонации знаю! Выходи, Артурчик! Побазарим, чо. Про бабу твою.

Меня смывает со стула, а на моем месте уже сидит Артур, и он явно чем-то недоволен. Чувствую себя лишней на этом празднике жизни, но из своей головы свалить некуда, да и действо сейчас, похоже, развернется весьма нешуточное.

– Ну, – снова вступает Трикстер, – зови, что ль, свою Персефону! – В его руках уже клубок ниток, который он начинает подкидывать и ловить. И в такт этому жонглированию продолжает: – Ниррити свою зови! Свою Хине-Нуи-Те-По! Свою Миктлансиуатль… – Каждый раз, клубок подлетает одного цвета, а в руки падает – другого. – Эрéшкигаль свою ненаглядную! Прекрасную свою Хель! Ламия где твоя? Зови!

– Всю мифологию перебрал? – Артур швыряет ручку, и та, как копье, на лету прошивает клубок, пришпиливая его к стене.

«Правильно меня отец учил, что оружием может быть любой предмет», – подумала я и снова похвалила себя за стратегию невмешательства. Неужто мои внутренние мужики не поделили мою внутреннюю бабу?! Вот это будет поворот!

Но про меня, к сожалению, не забыли.

– Ты чего там притихла в уголке, мамуль? Тут без тебя-то не обойдемся… – Трикстер вытащил из стены ручку. Клубка уже не было. – Сила есть – ума не надо – это, Артур, не про тебя… – И он щелчком отправил ручку обратно на стол. – Знаешь, мамуль, – поднял он на меня одну бровь, – от твоей королевишны нас всех спасло только то, что мы в твоей голове – неубиваемы. Бессмертны. Если бы существовал хоть один способ безоперационного и немедикаментозного уничтожения субличностей внутри отдельно взятой психики, твоя взбесившаяся королевна угробила нас всех еще лет тридцать назад! Еще во время своего восшествия на трон, так сказать. Твоя внутренняя Брюнгильда[1]1
  Брюнгильда – в скандинавской мифологии одна из валькирий. Валькирии – воинственные девы, дарующие по воле бога Одина победы в битвах. Кроме того, есть историческая личность с таким же именем – королева франков (ок. 560 года н. э.).


[Закрыть] даже пискнуть бы не успела.

– А говорил, в ролях не путаешься… – Артур суров сегодня. – Это Брюнгильда нас чуть и не перебила.

– Э-э, давай вернемся к истокам, дорогой! – вскакивает Трикстер с кресла. – Если бы свихнувшаяся королева не превратила бы нормальную Брюнгильду в безумную Морриган[2]2
  Морриган – богиня войны в ирландской мифологии.


[Закрыть], отличная была бы у нас внутренняя армия! И не приходилось бы мне детей запрятывать по закоулкам мозга, чтоб их не пытались сожрать их же защитники!

– Мужчины мои внутренние! – вмешиваюсь поскорее. – Я так понимаю, речь о моем внутреннем воине уже? Так?

– Так, так. Умняшка ты наша.

– Артур! – решаюсь я. – От него толку сегодня, как я поняла, только на энциклопедию мифов хватит. Может, ты мне объяснишь, что происходит? Я должна поговорить с королевой. Как мне это сделать? Позвать ее? Самой к ней пойти?

Артур долго изучает мои глаза. Видимо, в желании убедиться, что я готова к этой встрече. И когда я слышу «идем», что-то вроде беспокойства пробегает у меня между лопатками.

– Мать, да ты так не напрягайся, – напутствует Трикстер. – Ты ж тоже не ее подданная. Ты что-то вроде хозяйки вообще-то. Всего нашего тесного круга узких друзей.

– Он имеет в виду хозяйка всего своего внутреннего мира, – спокойно расшифровал Артур, поправляя пиджак.

– После слова «всего» мог бы и остановиться, – и я поводила ножкой по полу. Но нет же. До хозяйки всего надо еще дорасти.

– Держи клубочек на дорожку… – Трикстер вручает мне тот самый разноцветный клубок, который только что подкидывал, валяясь в кресле. – Пригодится. Я рядом, если что, – добавил он уже Артуру.

Одно моргание, и мы – в каком-то гигантском полуразрушенном замке, темном, с бесконечными коридорами, с потолками этажей в пять, с широченными, но обрушенными лестницами. Высокие окна пусты, мебель переломана, какие-т о картины на стенах – висят криво, подраны, рамы скривились, изображений не разглядеть. Слышу, как прорастает сквозь трещины в каменных стенах плющ. Ни души. Ни движения. Ни звука.

– Где мы?!

– Твоя королевская резиденция, – вздыхает Артур.

Моя?! Королевская?! Нет-нет-нет! Я вообще не так себе представляла свой внутренний замок! И тем не менее… оказывается, он именно такой…

– И кто же его так… разворотил-то?

– Ты… – Артур смотрит на меня почти устало.

Я благодарна тебе, мой прекрасный внутренний взрослый, что привел меня сюда.

– Я должна починить?

– Если хочешь, – пожал он плечами. – Это все в таком виде лет с восемнадцати, и живем же как-то. Но я бы советовал починить, да. Если не хочешь и дальше «как-то». Если хочешь как надо, как ты заслуживаешь. Если хочешь как хочешь, а не так, как вышло.

– Научи меня, как починить?

– Поговори с королевой.

И, пожав плечами, Артур исчезает. Мои уши заполняют вопли, рыдания и детские крики. Как будто все роддома мира сейчас звучат в моей голове. Я жмурюсь, но даже сквозь зажмуренные веки чувствую сияние. И явно не зубовный скрежет заполняет огромную каменную залу. О нет! Находиться в собственной голове с зажмуренными глазами – наихудший вариант! Я так ничегошеньки не решу! И я открываю глаза.

На меня на всех парах, скрежеща металлом о каменный пол, несется трон! Светясь чем-то холодным, сине-зеленым, почти больничным, он угнетает еще больше, чем весь разрушенный замок. Неестественно высоченная спинка скрежещет о каменный потолок. Куски камней с грохотом обваливаются, добивая мебель, которая еще не превратилась в щепки. Трон замирает в метре от меня. Там, наверху, где-то в районе третьего этажа, восседает королева. Она склонилась, чтобы разглядеть меня – с таким лицом, словно таракан осмелился преградить ей дорогу. «Ничтожество! – слышу я сверху. Ты пришла со мной тягаться?! Да кто ты такая?»

Я готова попятиться. Но вдруг слова зазвучали, будто отскакивая от голых стен: «Ты не ее подданная, ты что-то вроде хозяйки». Что-то вроде? О нет. Я и есть – хозяйка. И в моих силах, в моей воле не быть тут ни для кого тараканом!

– Здравствуй, дорогая королева. Это я. Я – здесь главная личность. И я же – ваш дом. И я пришла узнать, зачем и за что ты разрушила свой дом. И почему Трикстер вынужден прятать от тебя детей? И почему мой внутренний воин сошел с ума? И почему ты не правишь мудро, как должна? Королева? Спускайся! Я здесь хозяйка всего!

И я дергаю ножку трона. Чертовски хочется посмотреть на нее, на мою королеву. На мою Внутреннюю Верховную Взрослую. На ту, что интегрирует силу в сердцевине моей психики. Ту, что объединяет все мои субличности, распоряжается моими решениями, моей жизнью, в конце концов! Я хочу ее увидеть! Трон уменьшается и опускается…

– Мама?!

На съежившемся трончике скрючилась моя малюсенькая мама… В прямом смысле – малюсенькая. Дай бог с хомяка размером. Смотрит на меня испуганно и что-то неразборчиво пищит. Рядом появляется Артур, из-за спинки трона заглядывает на сиденье ошарашенный Трикстер.

– Что?! – оба выпаливают почти хором.

Я смотрю на них в изумлении: это – королева? Вот это?! Это просто моя мама… Причем без голоса даже. А мужчины мои смотрят на меня разинув рты.

– Разговор вышел предельно коротким, как я понял, – Артур как будто поклонился. Мне.

– Да я с троном, по-моему, больше разговаривала, чем с ней. Она не Королева, Артур. Трикстер? – перевожу на него взгляд…

Он стоит онемевший, не сводя с меня своих прекрасных хризолитов.

– Клубочек, ваше величество… – и робко указывает пальцем на мою руку. – Самое время.

Ваше величество? Хмурюсь. Смотрю на клубочек. И что я должна с ним сделать? Моя рука!..

Я уходила в футболке… Но сейчас мое запястье обтягивает рукав из мягкой бордовой ткани, а половину ладони закрывает пышный кружевной манжет. Пытаюсь оглядеть себя. Я в платье! Платье в пол! Белые кружева, драгоценные камни и золотое шитье… И руки в перстнях, и воротник едва ли не выше головы. И волосы… У меня – высокая прическа? Осторожно двигаю шеей – пока еще боюсь делать резкие движения. В ушах моих тяжелые серьги, а на груди колье. Теперь я его чувствую, потому что декольте платья – что надо… Опускаю взгляд на собственную грудь. А вот и хризолиты… И мои любимые гранаты, и прекрасный дымчатый топаз.

Клубочек, говоришь? Самое время, точно. Я знаю, что с ним делать. Дорогой мой Трикстер! Ты же меня всему уже научил! Ты все мне показал. Да, замок должен быть восстановлен. Моя королевская резиденция будет прекрасна!

Я подкидываю клубок. Он улетает под самый потолок. На миллионы разноцветных искр распадаются в воздухе нитки, заполняют разрушенное пространство, вылетают в пустые окна, окутывают разбитую мебель, возвращают обрушенные камни к потолкам в высоту пятиэтажного дома. Позвякивают хрусталем люстры, разворачиваются ковры, убегает плющ, зарастают трещины в стенах. Еще не все. Еще какое-то время мы будем собирать этот замок обратно. Но уже светло и тепло. И я вижу лепнину и лаковые перила еще восстанавливающихся лестниц. И картины скоро тоже станут видны!

Это не чудо. Это работа. Большая работа. И мы ее выполним.

– Займи трон, хозяюшка, – Трикстер изображает какого-то средневекового пажа, вытанцовывая реверансы и обеими руками указывая на сиденье. Но там, скрючившись, плачет моя внутренняя мама. Положа руку на сердце, мне не очень хочется на нее садиться.

– Я могу постоять.

– Как вам угодно, вашество! Каково будет первое осознанное распоряжение?

Первое осознанное распоряжение…

– Домик для этой несчастной, – и я показала на сиденье.

Мама моя вздрогнула в ужасе.

– Ты думала, я убью тебя? – Наклоняюсь к ней. – Зачем мне это, мама? Достаточно того, что ты отныне лишена голоса внутри меня. Ты больше не командуешь этим парадом. Смотри, до чего ты тут докомандовалась… – Оглядываю залу, разводя руками. – Но можешь жить тут где-нибудь, на подоконнике, попискивать тихонько – ради бога. Однако кормить тебя больше никто не будет. Своих страхов я тебе больше не дам и голоса тебе не добавлю. Но эти стены с удовольствием выслушают твои морали и нотации, твои издевки, едкие комментарии, а также причитания по поводу того, как я к тебе несправедлива.

Мама начинает рыдать.

– Не-не-не. Мам… Это тоже больше не работает. Вон тебе домик принесли, там рыдай. Если захочешь меня похвалить или помочь – просто улыбнись, я подкручу тебе громкость.

Да, конечно! Улыбнись… О, какая коварная я королева! Чтобы моя мама да мне улыбнулась?! Да быстрее секвойя станет морской черепахой, чем я дождусь от нее улыбки. Ну… шанс я ей таки дам. Не все в ней настолько ужасно.

– А я б сел, – задумчиво, но уже беззлобно произнес Трикстер.

– Она еще пригодится, – парирует Артур и распоряжается, чтобы мамин домик поставили на окно.

– Тебе виднее, мистер рассудительность. Теперь вы можете занять свой трон, госпожа.

Трон, однако, преобразился… Ни металла, ни нелепой спинки. Нормальный такой, обычный трон. Удобный, кстати, оказался. В общем, меня устраивает. Что же дальше? Смотрю на Артура. Но мне не нужен ответ. Я знаю, что дальше. Перетряхиваем все указы, внутренние распоряжения, регламенты, мыслительные процессы, «причинно-следственные» выводы, вердикты, модели мышления и поведения. Отныне здесь решения принимаю я. Но кого-то мне не хватает…

– Артур? Ты – мой король?

– Похоже на то… Только… Можно мне вот без этого королевского наряда? Меня абсолютно устраивает костюм… Да. Спасибо.

– Ну вот, мамуль, ты… простите… ваше величество! Вы спрашивали – есть ли бабы. Вот, собственно, главная баба – это вы сами и есть!.. Что-то, кажется, не то я ляпнул…

А мне смешно. Я – своя главная баба. Нет, я не злюсь на своего Трикстера. Он прекрасен, талантлив, свободен! Мой волшебный внутренний советник. Мой самый яркий внутренний свет. Неутомимый проводник и создатель моих внутренних миров. Неужели я могу обидеться на тебя за «бабу»?

– Я сейчас расплачусь… – Трикстер картинно смахивает несуществующую слезинку со своей щеки и показательно шмыгает. – Какой текст! Какой текст! И все – в честь меня!

– Я рада, что ты рад, дорогой. Однако у меня к вам оч-чень много вопросов, мужчины…

– Ты знаешь – мы ответим на все, – кивает Артур.

Да, я хочу так много у себя спросить! Так много о себе узнать. Кажется, я только начинаю настоящее знакомство с собой. И все эти внутренние «встречи» каждый раз показывают мне удивительную штуку: я совершенно не знаю этого человека. Человека, которого сорок пять лет вижу в зеркале по несколько раз в день. Мы не знакомы. И именно это я сейчас исправляю.

V. Все больше всего

Глава посвящается Юле Бурлаковой. Этот текст изначально создавался как домашка по ее медитации: «Представьте… спросите… дайте… услышьте…» Мы искали «выживальщика». И я представила, спросила.

А дальше все пошло не по плану…

Мой внутренний лес. Сосны. Иду, похрустывая веточками.

Птицы, белки, земляника. Уже почти лето, солнце отбрасывает длинные тени. Насколько это возможно в лесу. Часов одиннадцать утра. Я вижу холмик, а в нем грубовато скроенная деревянная дверка. Будто для гнома – в полный рост не войдешь. Я не помню ее здесь раньше и решаю зайти. Спускаюсь недолго по каменным ступенькам, по земляному коридорчику, и коридорчик этот какой-то бесконечный. И все такое узкое! Воздух земляной, спертый. Свет тусклый – лучинки торчат из земляных стен. Слышу ритмичные звенящие удары. Кирка? О скалу? О металл?

Вхожу в малюсенькое круглое пространство. И вижу довольно высокого, но очень худого мужчину. На нем старая серая каска, покрытая каменной пылью, испещренная трещинами. Мужчина действительно долбит киркой по куску скалы в земле. Он здесь, видимо, так долго, что его черная роба стала велика ему размера на два – так он истощен. Но ему не во что переодеться. И, видимо, некогда.

– Что ты делаешь? – спрашиваю его.

– Не даю скале разрастись. Сбиваю каменные наросты.

– Кто ты?

– Твой труд.

– Как тебя зовут?

– Труд.

– Почему тебе тяжело?

– Любому тяжело делать работу, которая не приносит плодов… – Он наконец смотрит на меня. Глаза его уставшие, в сеточках морщин, он кажется едва ли не старше меня. Блекло-серые, выцветшие. Потухшие. Даже ресницы его – в каменной пыли.

– Тогда почему ты продолжаешь?

– Потому что больше некому. Некому меня заменить здесь.

– Ты можешь просто оставить эту скалу?

– Не могу. Она тогда разрастется, растолкает всю землю, вылезет наружу и разрушит все вокруг.

– Откуда тебе знать? Может, она разрастется на полметра и остановится сама! – мне страшно за Труд. Он долбит со всего маху уже неведомо сколько лет! Камни отлетают от скалы и растворяются на земле, испаряются. А скала проворачивается и не уменьшается.

– Те, кто работали тут до меня, так сказали.

– А ты проверял? Ты останавливался?

– Конечно нет. Я не хочу, чтобы все вокруг разрушилось.

– Как ты тут выживаешь? Что ты ешь? Что пьешь? Ты вообще спишь?

– Здесь есть корни деревьев, насекомые и мыши. Вода стекает по корням и по самой скале. Спать мне некогда.

– Ты вообще не спишь?

– Раз в два дня могу поспать. Несколько часов. Пока не упаду – не усну: боюсь, что скала меня раздавит.

– Так выйди отсюда!

– Она вырастет туда, наружу, и раздавит все. Не тут, так там – она меня догонит. И тебя догонит. И всех догонит.

– Но ты же этого не знаешь.

– Так говорили. Кто я такой, чтобы проверять? Если они были правы, я тогда ничего не успею исправить. Тут, – он показал на место, в которое бил, – и только тут откалываются камни. Но она все время вертится! Она бесконечно крутится!

И он снова бил, бил, бил еще и еще. Из-под его каски градом лил пот, он вытирал изможденное лицо мокрым рукавом и продолжал долбить скалу.

– Миленький мой! – взмолилась я. – Скажи мне, в чем ты нуждаешься? Нужно ли тебе что-нибудь? Воды? Еды?

– Света и солнца. Воздуха и ветра, – он вдруг замер на мгновение. – Они когда-то у меня были, я помню. А еще я помню собаку. Большую и добрую. Кажется, она умерла, – он как будто очнулся, коротко тряхнул головой и снова занес кирку. Вновь застучало и зазвенело.

Я села и заплакала… Это я к себе так?… Это я с собой так?… Это же как нужно к себе относиться, чтобы – вот так?! Больно ли мне? Неимоверно! Но это слезы прозрения. Откровения. Слезы правды, так внезапно обнаруженной. Я не буду их останавливать. Я еще не знаю сейчас, чем закончится эта история, но точно знаю, что должна спасти Труд. Он сделал достаточно. Достаточно! Он имеет право на свет и солнце. На воздух и ветер. И на собаку. Большую и добрую.

– Остановись!

Он не слышал меня. Или не хотел слышать. Не знаю. Но мне показалось, что он скоро умрет. Мне даже показалось, что он к этому стремится! И теперь, когда я заставила его вспомнить солнце и воздух и собаку и этим вынудила яснее ощутить безнадежность его положения, почувствовать бесконечный контраст – того, что было, с тем, что есть, он принял это страшное решение для себя: «Я буду трудиться еще больше, и пусть я умру быстрее». Я прокричала «Остановись!» еще несколько раз, но он все так же, даже еще яростнее лупил скалу. А она все двигалась, и двигалась, и ни на миллиметр не уступала… Я должна что-то сделать, что-то решить прямо сейчас. Иначе он умрет!

– Ты можешь уйти отсюда!

Он отказывался меня слышать.

Я хотела кинуться между ним и скалой. Может, он перестал бы стучать? Но поняла, что – нет. Он отодвинет меня и продолжит. Но любая выносливость имеет пределы. Любые силы когда-нибудь закончатся. И только упорство его, кажется, не имеет границ.

– Сколько лет ты здесь?

– Около тридцати.

– Мне было четырнадцать тогда?

– Нет. Значит, больше. Тебе было девять, когда стала расти скала, и я начал копать туннель.

– Ты знаешь, сколько нам лет?

– Я думал, еще нет сорока.

– Нам через неделю – сорок пять.

– Ох… – он снова вытер лоб, – я тут действительно долго…

– Что бы ты сделал, если бы мог выйти отсюда?

– Побежал бы купаться. Загорать. Я бы валялся на траве и жевал бы травинки. Я бы ел только фрукты. И завел бы собаку. Я бы объездил с ней весь свет, жил бы в самых разных местах. Занимался бы самыми разными делами. Только бы не этой долбежкой…

– А чем бы ты занимался?

– Я слышал, где-то там, наверху, живет гениальный Трикстер. И он придумывает миры. Я мог бы ему помогать. Думаю, я смог бы создать с ним много самых разных миров, в которых могли бы жить самые разные прекрасные существа и происходили бы самые невероятные, но истинные вещи. И я сам бы тоже там происходил…

И он снова занес над головой свою проклятую кирку. Пора идти ва-банк!

– Дорогой Труд! Хочешь, я расскажу тебе правду?

Он замер, не успев опустить руки.

– Трикстер слышит и видит тебя. Прямо сейчас. Он пришел бы к тебе сам, пожал бы руку и забрал бы наверх. Но он не спускается на этот «этаж». Я расскажу тебе, что он знает о тебе…

Ты фантастически силен. Чертовски вынослив. И дьявольски упорен – до упрямства. И ты умен, хотя не веришь в это. Но ты излишне доверчив, по-детски наивен и чрезмерно зависим. Ты веришь во все, что тебе сказали сто лет назад, и считаешь, что мир таков, как тебе сказали тогда, и что ты сам – до сих пор таков, и что скала может кого-то уничтожить. Ты ждешь команд – разрешений и запретов. Ты не можешь сам позволить себе выйти из этой шахты – на свет и солнце, хотя твоя дверь не заперта! Ты любишь ту собаку, потому что она была образчиком выносливости и – служения. И даже к Трикстеру ты хочешь потому, что знаешь – он будет тебя направлять. Он будет решать за тебя. Что ж… Он играет на нашей стороне, его можно и нужно слушать. Но когда-то ты послушал кого-то, кто играл против нас. Против тебя. Так вот… Все давно изменилось. И теперь я дам тебе новое разрешение. Я предлагаю тебе стать правой рукой Трикстера. Он это тебе предлагает. Ему нужна твоя помощь, потому что он не такой выносливый, не такой упорный, не такой дисциплинированный. Ты будешь направлять его в этом. Он будет направлять тебя в свободе и сотворении миров. Вы – идеальная пара! Согласен ли ты сменить работу, Труд?

Он опустил кирку, но еще не бросил ее.

– Посмотри! Сколько мы уже говорим, а скала не выдвинулась. Ни на миллиметр. Возможно, ты с ней закончил? Возможно, даже она говорит, что тебе пора? Идем со мной наверх! Там есть большой холм с большим домом на вершине и с садом. И там живет Трикстер. А с другой стороны холма – огромное озеро. Ты будешь купаться и загорать… А травы там – валяться не переваляться! Жевать не пережевать!

Что-то вроде улыбки показалось мне его на лице. «Все правильно делаю!» – подумала я и продолжила:

– У тебя отныне новый начальник, Труд. Поздравляю! Вы сработаетесь. И у меня есть еще один сюрприз для тебя. Я тоже любила ту собаку.

Издалека раздался собачий лай. Мы в моей голове. И моя собака в ней тоже. И мне не жалко вернуть ее тому, кто в ней так нуждается и кто столько лет вкалывал, думая, что удерживает мой мир от разрушения. Он заслужил – абсолютно и безоговорочно.

Кирка бухнулась на землю. И растворилась. Как те камни, что с таким безостановочным напряжением откалывали ею почти тридцать лет. Она тоже закончила свою работу.

– Давай дадим тебе другое имя, – предложила я Труду. – Как ты хочешь, чтобы тебя теперь называли?

– Текст, – ответил бывший Труд. – Теперь меня зовут Текст.

Он двинулся к выходу. Скинул каску, сбросил робу, и я удивилась его изящной фигуре, светлым джинсам, белым кедам и ослепительно белоснежной футболке. Текст обернулся. И я окончательно онемела. На меня смотрели задорные лучистые молодые глаза. Ярко-ярко голубые. Ясные, как небо в детстве. Я же помню тебя… Это же ты был со мной, когда мне было семь! Ты учил меня писать сказки!.. Я помню, как ты появился, когда я сидела над чистой красивой тетрадкой. Тебе тогда тоже было семь. Ты залез с ногами на стол, подпер щеку кулаком и начал диктовать мне слова. Я помню, как мы смеялись, вспоминая, как пишутся буквы. А ты помнишь, что мы все время писали «э» в другую сторону? А потом на подоконнике появился еще один мальчик. Черноволосый, темноглазый. Он все время придумывал сюжетные ходы. Хотя таких слов мы еще не знали, но это было оно. Он любил плеваться чаинками и много смеялся. И нас заставлял. Я помню нашу первую сказку, Текст… Я помню тебя!

– Ну а ты-то? Идешь? – Текст улыбнулся, и я окончательно в него влюбилась. – А знаешь, ты была кое в чем не очень права… Я могу решать. И могу выбирать. Не только слова. Я даже знаю дорогу к Трикстеру. Идем. Он меня действительно ждет.

Мы шагали по дороге из желтого кирпича к большому зеленому холму с большим светлым домом на вершине. Впереди нас подпрыгивал наш любимый пес, вокруг нас менялись леса, поля, луга. По мановению Текста мы то проходили мимо бескрайних долин подсолнухов, то оказывались среди маков, то вдруг вдоль дороги вырастал сосновый бор…

– Все, что хочешь, родная! – и Текст бросил собаке неведомо откуда взявшуюся палочку. Они побежали за ней наперегонки. И я не удивилась, когда Текст собаку обогнал.

О да! Ты сильный… Сильный Текст. Выносливый… Бумага все стерпит. Ты упорный до упрямства… Что написано пером. Как же я всего этого до сих пор не понимала? Ты хочешь и можешь творить миры. И ты будешь творить их.

Я не сказала тебе… Но когда мы отошли от той норы, в которой ты лупил по скале, я обернулась. Скала действительно вышла наружу. Но это была не скала… За все эти годы бесконечного труда ты создал из камня восхитительную скульптуру. Она гигантская, и мы увидим ее с вершины холма. Трикстер уже ее видит. Кажется, он вообще всегда знал, что она там.

Так что… ты тоже был кое в чем не очень прав: твоя предыдущая работа принесла плоды. И эти плоды изумительны. И я наконец-то это вижу.

– А знаешь, чего я хочу сейчас? – Текст оказался рядом, позволив собаке всецело завладеть палкой. Он щелкнул пальцами, не дожидаясь моего ответа. – Держи, – и протянул мне алый очищенный гранат. – Какие фрукты любит Трикстер?

– Ффсе! – сказала я, уже впившись зубами в сочные зернышки и обливаясь соком.

– Ну а что больше всего?

– Все. Больше всего Трикстер любит все.

– Ну ладно, – усмехнулся Текст. – На полную катушку, значит?… Хорошо. Будет ему все.

Все! Все, к чему ты прикасаешься, в чем проявляешься, – ты все способен изменять. И ты знаешь свою силу, Текст. Ты все способен сделать прекрасным.