Текст бизнес-книги "Автобиография Бенджамина Франклина"

Автор книги: Бенджамин Франклин

Раздел: Зарубежная классика, Зарубежная литература

И, возможно, он сопроводил эту мысль строкой, которую продолжил следующей, по моему, менее подходящей: «Ведь стремление к скромности – это стремление к здравому смыслу».

И если вы спросите, почему это менее подходящее? Я повторю эти строки: «Нескромные слова не имеют права на защиту. Ведь стремление к скромности – это стремление к здравому смыслу».

Так, разве «недостаток ума» (если человеку так не повезло, что ему его не хватает) не является некоторым извинением «недостатка скромности», и не правильнее было бы читать эти строки так: «Нескромные слова можно извинить только нехваткой скромности и недостатком ума».

Окончательно рассудить эту проблему я, однако, оставляю компетентным лицам.

Мой брат в 1720 или в 1721 году начал выпускать газету. Это была вторая газета, появившаяся в  Америке[19]19
  Память Франклина тут подводит. «Курант» на самом деле был пятой газетой, основанной в Америке, хотя ее, действительно, часто называют четвертой газетой, ссылаясь на факт, что «Public Оccurrences» (досл. – «Публичные события»), основана в Бостоне в 1960 году, остановила свою работу после первого выпуска. Ниже предлагаем порядок появления других чотырех газет: «The Boston News-Letter» («Бостонский новостной бюллетень»), 1704; «Бостонская Газета», 21 декабря 1791 года; «The American Weekly Mercury», («Американский еженедельный вестник»), «Филадельфия», 22 декабря 1719 года; «New England Courant» («Курант Новой Англии», 1721).


[Закрыть], она называлась «New England Courant». Единственная газета, существовавшая до нее – это «Бостонский новостной бюллетень». Я помню, как его друзья отговаривали брата от этого дела, как такого, которое не принесет успеха, ведь уже есть одна газета. Для Америки этого, по их мнению, вполне достаточно. Сегодня (1771 год) газет в Америке уже больше двадцати пяти. Однако он взялся за продвижение своей идеи, и я, достаточно поработав за составлением шрифтов и печатью листов, устроился разносить по улицам газеты к читателям.

Среди его друзей было несколько гениальных людей, которые развлекались написанием маленьких статей для издания, из-за чего его газета получила больше доверия и спроса. Эти джентльмены часто нас посещали. Слушая их разговоры при утверждении статей и мысли, которые сопровождали принятие статей, я стремился попробовать себя в их деле. Однако я был еще мальчиком и думал, что мой брат не одобрит печать в своей газете моих произведений, как только узнает, что они мои. Поэтому я схитрил, скрыв свое авторство: написал анонимную статью и положил ее ночью под дверь типографии. Ее нашли утром, и друзья моего брата узнали о ней, собравшись вместе, как обычно они это делали. Прочитав и обсудив мою статью в моем же присутствии, они одобрили ее, чему я был несказанно рад. Этот разговор сопровождался различными догадками об авторе. Они перечисляли множество имен различных по остроумию и образованию мужей. Теперь мне кажется, что мне повезло с моими судьями, как и с тем, что они, вероятно, не были столь находчивыми, как я о них думал.

Ободренный результатом, я написал и отправил в печать несколько других статей, которые так же радушно приняли. Я сохранял свой маленький секрет, сколько мог. А когда уже не находил места от переполнявших меня чувств, разоблачил себя[20]20
  Опровергнуто.


[Закрыть]. Знакомые моего брата начали немного больше уделять мне внимания, что не очень ему нравилось. Брату казалось, вероятно, не без причины, что это взлелеет во мне гордость. И это, наверное, единственная причина, по которой мы тогда спорили. Он был моим братом и одновременно моим начальником, у которого я работал в учениках, и поэтому ожидал от меня тех же усилий, что и от других, хотя иногда мне и думалось наоборот: он многого от меня требует. Наши несогласия весьма часто приходилось решать отцу. И, мне кажется, то ли я чаще был прав, то ли просто лучше брата умел выпрашивать, поскольку юрисдикция отца была чаще на моей стороне. Тогда мой брат становился вспыльчивым и часто меня бил, что казалось совершенно неуместным. Считая свое ученичество слишком скучным, я постоянно искал возможности его сократить. Через некоторое время такая возможность неожиданно появилась.

Одна из наших заметок в газете, написанная на какую-то политическую тему (теперь я уже и не помню, о чем именно), показалась оскорбительной для Ассамблеи. Брата арестовали, осудили и посадили на месяц в тюрьму вместо автора статьи. Я думаю, что он не хотел выдавать своего автора. Меня также схватили и допросили перед советом. Несмотря на то, что мой допрос их не удовлетворил, они ограничились выговором и отпустили меня, считая, видимо, что я ученик, связанный клятвой верности со своим мастером.

Во время заключения моего брата, необычайно возмущавшего меня, несмотря на наши личные ссоры, я остался руководить газетой. И решился напечатать в ней несколько сатирических публикаций о наших управляющих. Некоторые тогда начали смотреть на меня искоса, видя во мне молодого гения, который имел склонность к клевете и сатире. Освобождение моего брата сопровождалось приказом (удивительно странным) от Управления, в котором говорилось, что «Джеймс Франклин больше не имеет права печатать «New England Courant»».

В нашей типографии по этому поводу состоялось совещание брата и его друзей относительно того, как ему быть в сложившейся ситуации. Некоторые предлагали обойти приказ, изменив название газеты. Но мой брат, понимая, какие могут быть последствия, решил в конце концов, что лучше будет продолжать издавать газету от имени Бенджамина Франклина. А чтобы избежать цензуры Ассамблеи, которая может быть применена к нему, ведь брат будет печатать газету руками своего ученика, решили вернуть мне мое старое соглашение с дубликатами, полностью его опровергнув и указав об этом на его обратной стороне, чтобы при случае можно было продемонстрировать. Также, чтобы узаконить меня в моих новых обязанностях, я должен был подписать новое соглашение на оставшийся срок моей службы, что оставалось нашей частной тайной. Эта схема была очень хрупкой. Однако, ей сразу же дали жизнь, и газета продолжила свое существование, издаваясь несколько месяцев под моим именем.

В конце концов, провоцируя новое непонимание с братом, я взял на себя защиту своей свободы, предположив, что он не осмелится уничтожить новое соглашение. Конечно, это было нечестно с моей стороны пользоваться ситуацией в свою пользу. Теперь я считаю свой поступок первой серьезной ошибкой в жизни. Однако несправедливость этого поступка мало значила для меня. Ведь возмущенный последними событиями, брат слишком часто теперь сгонял свою злость на мне. В самом деле, он не был плохим человеком, возможно, это я тогда был слишком дерзким и взял за привычку провоцировать его.

Узнав, что я собираюсь уйти от него, он прилагал усилия, чтоб я не получил работу ни в одной другой типографии. Он ходил от одного мастера к другому и говорил с ними, после чего те, конечно, не брали меня на работу. Тогда я задумал уехать в Нью-Йорк – самый близкий город, в котором были другие типографии. Я был склонен оставить Бостон, ведь понимал, что уже достаточно разозлил правящую партию. А имея пример произвольного рассмотрения Ассамблеей дела моего брата, боялся, что, если бы остался, мог бы быстро оказаться в неприятной ситуации. К тому же, мои нескромные диспуты относительно религии могли сделать из меня неверующего или атеиста в глазах добрых людей. Я утвердился в этой мысли. Однако, принимая во внимание, что мой отец был теперь на стороне брата, моя попытка уйти открыто могла закончиться вмешательством моей родни. Итак, мой друг Коллинс взялся немного помочь мне. Он договорился о моем путешествии с капитаном нью-йоркского шлюпа, зарекомендовав меня как своего юного знакомого. Итак, я продал несколько своих книг, чтобы заработать немного денег, после чего меня тайно взяли на борт. Нам повезло с сильным ветром, благодаря ему я через три дня оказался уже в Нью-Йорке, в 300 милях от дома – парень семнадцати лет, без единой рекомендации, не зная ни души в городе и с совсем маленькой суммой денег в кармане.