Текст бизнес-книги "Новый курс или кривая дорожка? Как экономическая политика Ф. Рузвельта продлила Великую депрессию"

Автор книги: Бертон Фолсом

Раздел: Экономика, Бизнес-книги

Рузвельт и историки

Верно ли, что Новый курс, вместо того чтобы покончить с Великой депрессией, на самом деле ее продлил? Важно задуматься над этим вопросом. Почти все историки этого периода оценивают Рузвельта как очень хорошего или великого президента, а программы Нового курса – как движение в правильном направлении. За немногими исключениями историки щедро расхваливают Рузвельта как эффективного новатора, а Новый курс – как программу, в которой отчаянно нуждалась находившаяся в депрессии страна и которая ей очень помогла.

Примеры столь восторженной оценки находим у двух наиболее выдающихся американских историков XX в., Генри Стила Коммаджера и Ричарда Морриса. Коммаджер за время своей впечатляющей карьеры в Колумбийском университете и колледже Эмхерста, написал более сорока книг, став, возможно, самым популярным историком столетия. С первого года правления Рузвельта Коммаджер читал лекции и писал статьи в защиту Нового курса. Его младший коллега по Колумбийскому университету Ричард Моррис был плодовитым писателем и президентом Американской исторической ассоциации. Вот как оценивали Рузвельта и Новый курс Коммаджер и Моррис:

«Характер республиканского правления в 1920-е годы был абсолютно негативным; характер Нового курса был в высшей степени позитивным. „Страна просит действий, причем немедленных“, – сказал Рузвельт в первой инаугурационной речи и попросил „широких властных полномочий для борьбы с чрезвычайной ситуацией“…

Это материал для добротного исторического повествования: энергичное и динамичное лидерство; обширная программа, направленная на то, чтобы помочь государству вернуть потерянное поколение и решить массу скопившихся вокруг него проблем; народ стал обретать решительность и уверенность в себе; страна осознала свою ответственность и потенциал. Какая драматургия! Над разоренным полем восходит солнце; новый лидер поднимает стяг и дерзко размахивает им перед неприятелем; вокруг него собираются последователи, из тени появляются армии новобранцев и образуют сплоченные ряды; играет оркестр, развеваются флаги, армия движется вперед, и вскоре издалека доносятся шум сражения и крики победы. По прошествии времени мы понимаем, что события развивались несколько иначе, но в то время это выглядело именно так»[18]18
  Генри Стил Коммаджер и Ричард Б. Моррис, «Предисловие редактора», в: William E. Leuchtenburg, Franklin Roosevelt and the New Deal, 1932–1940 (New York: Harper & Row, 1963), IX–X. Ценную биографию Коммаджера написал Нейл Джамонвил: Neil Jumonville, Henry Steele Commager: Midcentury Liberalism and the History of the Present (Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1999).


[Закрыть].

В оценке Коммаджера и Морриса можно выделить четыре основных пункта защиты Рузвельта и Нового курса, которые были приняты большинством историков в последние 70 лет: во-первых, 1920-е годы были эпохой экономического бедствия; во-вторых, программы Нового курса исправили ошибки 1920-х годов и стали шагом в правильном направлении; в-третьих, Рузвельт (и Новый курс) были очень популярны; в-четвертых, Рузвельт был хорошим администратором и моральным лидером.

Эти четыре пункта легли в основу того, что многие историки называют «легендой о Рузвельте». Ниже я буду часто цитировать сочинения Артура Шлезингера-мл. и Уильяма Лехтенберга, поскольку они сыграли ключевую роль в формировании и конкретизации этого мнения о Рузвельте. Шлезингер дважды становился лауреатом Пулитцеровской премии и был, вероятно, самым известным историком в Америке. Его три тома о взлете Рузвельта и о начале Нового курса стали классикой жанра. Профессор Колумбийского университета и университета Северной Каролины Лехтенберг написал классический однотомник об истории Нового курса. Лехтенберг учился и написал диссертацию под руководством Коммаджера. Маститый Коммаджер был рад такой преданности Лехтенберга Рузвельту и предоставил Лехтенбергу возможность написать историю Нового курса для престижной серии «New American Nation». За свою карьеру Лехтенберг подготовил множество историков Нового курса, которые позднее писали книги и большие статьи об этом периоде американской истории. Никто и никогда не подготовил и, возможно, уже не подготовит больше историков Нового курса, чем Уильям Лехтенберг[19]19
  Вот лишь один пример обширного влияния Лехтенберга. В своей книге «The FDR Years: On Roosevelt and His Legacy» (New York: Columbia University Press, 1995) Лехтенберг пишет, что посвящает свою работу «моим студентам, которые писали об эпохе Нового курса и которые так многому меня научили». Впечатляющий список одних только студентов насчитывает восемьдесят девять имен ученых, которые писали книги или статьи о Новом курсе. См. также: Jumonville, Henry Steele Commager, 31–36, 132–133.


[Закрыть]. Ниже мы более подробно рассмотрим четыре мифа, которые выпестовали Коммаджер, Моррис, Шлезингер, Лехтенберг и большинство историков.

Первый миф. Как писали Коммаджер и Моррис, «характер республиканского правления в 1920-е годы был абсолютно негативным; характер Нового курса был в высшей степени позитивным». Иными словами, 1920-е годы были сплошной экономической катастрофой, приведшей к Великой депрессии, а Новый курс Рузвельта предложил полезные инструменты для смягчения ситуации, частичного восстановления и реформирования американской экономики.

Чтобы отстоять этот взгляд, и Шлезингер, и Лехтенберг поддерживают тезис недопотребления, согласно которому Великая депрессия ускорилась потому, что у рабочих не было адекватной покупательной способности в 1920-е годы, чтобы покупать продукцию индустриальной Америки. По Шлезингеру, «намерение руководства [в 1920-х годах] поддерживать цены на определенном уровне… означало, что рабочие и фермеры были лишены преимуществ от роста их собственной производительности труда. Следствием стал относительный спад массовой покупательной способности». Президент Калвин Кулидж и его министр финансов Эндрю Меллон способствовали резкому расслоению в уровне доходов, понизив налоги на богатых. «Налоговая политика Меллона, – пишет Шлезингер, – делавшая акцент на послаблениях для миллионеров, а не для потребителей, лишь усугубила искажения в распределении доходов и накопление избыточных сбережений». Лехтенберг развивает ту же мысль: «Коль скоро мы признаём теорию, что недопотребление объясняет Великую депрессию, а я именно так и считаю, то можно сказать, что вина лежит на президентах 1920-х годов…»[20]20
  Arthur M. Schlesinger, Jr., The Crisis of the Old Order, 1919–1933 (Boston: Houghton Mifflin, 1957), 159–160, 167; John A. Garraty, Interpreting American History; Conversations with Historians (London: Macmillan, 1970), 171.


[Закрыть]

Второй миф: «Характер Нового курса был в высшей степени позитивным». Его намерения были прекрасны, а результаты, как правило, положительные. В поддержку этой точки зрения историки цитируют статистику: в 1933 г., в первый год правления Рузвельта, уровень безработицы составлял 25 %, а потом он стал постепенно снижаться и к концу первого президентского срока, в начале 1937 г., составлял около 15 %. Получается, что Новый курс хоть и не положил конец Великой депрессии, но был шагом в правильном направлении. Уильям Лехтенберг пишет: «Новый курс помог создать более справедливое общество, признав группы, которые не имели широкого представительства, – фермеров, выращивающих основные сельхозкультуры, промышленных рабочих, отдельные этнические группы и новый интеллектуально-административный класс». Ему вторит многолетний профессор Гарвардского университета Сэмюэл Элиот Морисон: «Новый курс был именно тем, что подразумевало его название, – новой сдачей старой колоды[21]21
  Английское слово «deal» означает также «сдача карт». – Прим. перев.


[Закрыть], которую больше не будут тасовать против простого человека». Авторы учебников часто затрагивают эту тему. Историк Джозеф Конлин заключает: «Величайшим положительным достижением Нового курса было облегчение экономических тягот миллионов американцев…»[22]22
  Leuchtenburg, Franklin Roosevelt and the New Deal, 347; Samuel Eliot Morison, The Oxford History of the American People (New York: Oxford University Press, 1965), 953; Joseph R. Conlin, The American Past, 6th ed. (Belmont, Calif.: Wadsworth, 2001), 833. Морисон был соавтором крупного труда по истории США: A Concise History of the American Republic, 7th ed. (New York: Oxford University Press, 1977), наряду с Коммаджером и Лехтенбергом.


[Закрыть]

Третий миф. Рузвельт был популярным и любимым президентом. Он получал беспрецедентное количество писем от поклонников и переизбрался на второй срок с сокрушительным перевесом 523 к 8 в коллегии выборщиков, а после этого был переизбран еще на два срока. Его «беседы у камина» подняли дух американцев и сплотили их вокруг его Нового курса. «Он достучался до людей, – писал Шлезингер, – потому что они чувствовали – и не ошиблись, – что он их любит и заботится о них». Конлин пишет: «Если Тедди [Рузвельт] нравился и вызывал симпатию, то ФДР любили и превозносили». Были, конечно, и очаги оппозиции Рузвельту, особенно среди некоторых эгоистичных и жадных бизнесменов, которые отвергали регулирование и налоги программ Нового курса. «Рузвельт, – пишет Лехтенберг, – был также полон решимости регулировать крупные финансовые операции, что неизбежно стоило ему поддержки бизнеса». Однако большинство американцев горячо поддерживали президента. На самом деле на первых промежуточных выборах 1934 г. его партия увеличила количество мест и в палате представителей, и в сенате, чего за период с 1902 по 1998 г. удалось достичь только Рузвельту. К 1936 г. демократы имели имели в конгрессе больше мест, чем любая партия за последние 150 лет[23]23
  Arthur M. Schlesinger, Jr., The Coming of the New Deal (Boston: Houghton Mifflin, 1958), 572; Conlin, The American Past, 818; Leuchtenburg, Franklin Roosevelt and the New Deal, 90.


[Закрыть].

Четвертый миф. Рузвельт был замечательным руководителем и моральным лидером. Шлезингер, как и все историки, признает, что Рузвельт «допускал ошибки и в экономике, и в политике», но все равно был великим президентом. «Рузвельт обладал превосходными лидерскими качествами, великолепной способностью отбирать энергичных подчиненных и управлять ими, огромным мастерством общественного просветителя и колоссальной способностью поднимать дух республики и мобилизовать национальную энергию». По мнению Морисона, «Рузвельт вновь утвердил президентское лидерство, позиции которого были подорваны тремя его предшественниками, и способствовал росту федеральной власти, который затормозился со времен Первой мировой войны». Лехтенберг заключает, что «если тестом на хорошего администратора является не выверенная организационная структура, а творчество, то Рузвельта необходимо увековечить не просто как хорошего администратора, но и как изобретательного новатора». Более того, «Франклин Рузвельт воссоздал современный институт президентства. Он занял эту должность, которая за предыдущие 12 лет во многом утратила свою престижность и влиятельность, и придал ей… значимость…» Моральное лидерство важно, и Лехтенберг пишет, что «по сути он [Рузвельт] был моралистом, который хотел добиться нравственных изменений и научить нацию принципам правления». «Президентство, – сказал однажды сам Рузвельт, – это не просто административная должность… Это преимущественно место нравственного лидерства»[24]24
  Morison, The Oxford History of the American People, 986; Leuchtenburg, Franklin Roosevelt and the New Deal, 327–328, 346; Frank Freidel, Franklin D. Roosevelt: A Rendezvous with Destiny (Boston: Little, Brown, 1990). 94.


[Закрыть].

Эти четыре элемента легенды о Рузвельте дали сильный кумулятивный эффект, так что историки регулярно называют Рузвельта одним из трех лучших президентов в истории США. А согласно самому последнему опросу Шлезингера (1996 г.), величайшими президентами за всю историю США американцы называют Рузвельта и Линкольна. Рузвельт и его Новый курс стали американскими идолами. Как пишет Конлин, «с того момента, когда Ф.Д.Р. произнес свою звонкую инаугурационную речь, – тучи над Вашингтоном расступились в нужный момент, и показалось мартовское солнце, и всем стало очевидно, что он прирожденный лидер». Еще до смерти Рузвельта Конлин отмечал: «…историки считали его величайшим руководителем… Ни одно последующее поколение судей не понизило его в звании». Лехтенберг заключает: «Немногие будут отрицать, что Франклин Делано Рузвельт продолжает задавать стандарт, по которому оценивали и, возможно, будут оценивать каждого его преемника»[25]25
  Conlin, The American Past, 818; Leuchtenburg, The FDR Years, 34. Большинство «новых левых» историков хотя и криткуют ФДР за то, что он не сделал большего, в целом поддерживают четыре основных слагаемых легенды Рузвельта. См.: Barton J. Bernstein, “The New Deal: The Conservative Achievements of Liberal Reform,” in Barton J. Bernstein, ed., Towards a New Past: Dissenting Essays in American History (New York: Vintage, 1968), 263–288.


[Закрыть].

Конечно, историки часто бывают занудами, и все, кто занимался Рузвельтом и его президентством, выражают недовольство. Интересно, что большинство жалоб сводится к тому, что Рузвельт должен был сделать больше, чем он сделал, а не меньше. «Когда Рузвельт пришел к власти, кругом царила такая разруха, – утверждает Лехтенберг, – что даже беспрецедентных мер Нового курса не хватало, чтобы восполнить ущерб». Таким образом, по мнению Лехтенберга и других, Новый курс был лишь «первой половиной революции», которая должна была пойти дальше. Некоторые историки говорят, что во время рецессии 1937 г. Рузвельт должен был сделать дефицитное финансирование государственных расходов более масштабным; другие критикуют его за то, что он недостаточно решительно отстаивал гражданские права; третьи указывают на злоупотребления или коррупцию в некоторых программах; есть и такие, кто считает, что он должен был сделать больше для перераспределения богатства. Большинство историков заключают, что Новый курс был консервативной революцией, которая помогла спасти капитализм и сохранить существующий порядок. Некоторые историки, писавшие о Новом курсе в 1980-х, 1990-х и 2000-х годах – и получившие общее расплывчатое название «школа ограничений», – утверждают, что Новый курс действительно инициировал много необходимых перемен, но Рузвельт при этом располагал ограниченной свободой действий, а следовательно, провел столько реформ, сколько позволили обстоятельства[26]26
  Leuchtenburg, Franklin Roosevelt and the New Deal, 347; Thomas A. Bailey, David M. Kennedy, and Lizabeth Cohen, The American Pageant, 11th ed. (Boston: Houghton Mifflin, 1998), 823.


[Закрыть].

Эта недавняя критика Рузвельта и Нового курса слегка видоизменяет, но не подрывает легенду о Рузвельте. Названные четыре пункта защиты остаются нетронутыми и обычно обнаруживаются в большинстве исторических работ о Новом курсе и фактически во всех сегодняшних учебниках по истории Америки.

Сказанное можно проиллюстрировать двумя примерами. Дэвид Кеннеди и Джордж Макджимси, которых с той или иной мерой условности можно отнести к «школе ограничений», недавно написали книги об эпохе Рузвельта. Книга Кеннеди получила Пулитцеровскую премию по истории, а книга Макджимси вошла в знаменитую серию, посвященную американским президентам. Кеннеди прославляет «замечательное поколение ученых», которые выступили «первопроходцами в деле изучения эпохи Нового курса». Цитируя Лехтенберга, Шлезингера и четырех других похожих историков, он пишет: «Хотя я порой и не соглашаюсь с их акцентами и оценками, они заложили основу, на которой базируется все дальнейшее изучение этого периода, включая мое собственное». Кеннеди, как и его предшественники, приходит к выводу: «Новый курс Рузвельта был гостеприимным особняком со множеством комнат, местом, в котором миллионы его сограждан могли найти по крайней мере некую толику… безопасности…». Макджимси, как и его предшественники, хвалит Рузвельта: «Ни один президент в нашей истории не был столь мужественен, прозорлив и стоек в решении труднейших проблем, как Рузвельт». Макджимси заключает, что «одно из крупнейших достижений Рузвельта состояло в создании институциональной структуры для современного государства благосостояния… Последующие президенты, – одобрительно замечает Макджимси, – свободнее, чем прежде, использовали государство в творческих целях».[27]27
  David M. Kennedy, Freedom from Fear: The American People in Depression and War, 1929–1945 (New York: Oxford University Press, 1999), xi, 378; George McJimsey, The Presidency of Franklin Delano Roosevelt (Lawrence: University Press of Kansas, 2000), 287–288, 295.


[Закрыть]

На устойчивый характер популярности Рузвельта среди историков обратил внимание Артур Шлезингер-мл., которого самого критиковали за его книги о Рузвельте. В 1988 г. Шлезингер заметил, что стремительно растущее ученое сообщество скорее отполировало, нежели замарало легенду о Рузвельте. В 1988 г., почти 30 лет спустя после того, как были опубликованы фундаментальные труды Шлезингера о Рузвельте, он, проанализировав поток последних книг о Новом курсе, заключил, что «появилось немало серьезной литературы о самых разных аспектах эпохи Рузвельта. Я не считаю, что лавина научных книг, монографий и статей меняет основное направление истории, рассказанной в трехтомнике, но в некоторых есть оригинальные теории, а другие добавляют ценные штрихи»[28]28
  Arthur M. Schlesinger, Jr., The Politics of Upheaval (Boston: Houghton Mifflin, 1988 [1960]), x.


[Закрыть].

После своего опроса о президентах, проведенного в 1996 г., Шлезингер поверил в Рузвельта больше, чем когда-либо. Из тридцати двух опрошенных экспертов тридцать один поставил его на первое место, назвав «великим», а один – на второе (титул «почти великий»). «Долгие годы лидерство ФДР в опросах приводило в ярость многих оппонентов его Нового курса, – писал Шлезингер. – но теперь, когда даже Ньют Гингрич называет ФДР величайшим президентом столетия, консерваторы относятся к лидерству ФДР со стоическим спокойствием». Ему вторит историк Дэвид Хэмилтон, редактор сборника статей о Новом курсе: «В последние годы консервативная критика [Нового курса] привлекает меньше внимания…» Иными словами, согласно Шлезингеру и многим историкам, споры окончены, ибо легенда Рузвельта признана даже консервативными историками[29]29
  Arthur M. Schlesinger, Jr., “Rating the Presidents: Washington to Clinton,” Political Science Quarterly 112 (1997), 182; David E. Hamilton, ed., The New Deal (Boston: Houghton Mifflin, 1999), 231. Опрос Шлезингера – старейший опрос о президентах, впервые проводился а 1948 г. Артуром Шлезингером-ст., затем был возобновлен им же в 1962 г. и вновь проведен в 1996 г. его сыном. Ведущих историков просят оценить президентов по шкале «великий – почти великий – средний – ниже среднего – провальный».


[Закрыть].

Историческая литература скорее подтверждает вывод Шлезингера. Однако сейчас так много книг и статей о Рузвельте и Новом курсе, что прочесть их все практически невозможно. Из современных ученых ближе всех подошел к освоению литературы о Новом курсе историк Энтони Бэджер, и его книга «Новый курс: годы депрессии, 1933–1940» является незаменимым пособием для современного историка, пытающегося разобраться во всем, что написано по теме. Бэджер по-доброму пишет о Шлезингере и Лехтенберге, двух ключевых историках, сформировавших исторический дискурс в отношении Нового курса: «В эпоху, когда специальные монографии можно было пересчитать по пальцам, оба автора [Шлезингер и Лехтенберг] в высшей степени точно охарактеризовали критические проблемы, стоявшие на повестке дня в самых разнообразных аспектах реализации Нового курса. Оба прекрасно ориентировались в обширном архивном материале. Никто и никогда не сравнится со Шлезингером в мастерстве драматического рассказчика. Никто и никогда не напишет однотомник о Новом курсе лучше, чем это сделал Лехтенберг»[30]30
  Anthony J. Badger, The New Deal: The Depression Years, 1933–1940 (New York: Hill & Wang, 1989), 314.


[Закрыть].

Таким образом, легенда Рузвельта выглядит нетронутой. А пока она остается нетронутой, в американской политике будут по-прежнему преобладать принципы государственной политики, заимствованные из Нового курса. Как заметил историк Рэй Биллингтон, Новый курс «навсегда установил принцип положительных действий правительства для реабилитации и сохранения человеческих ресурсов страны»[31]31
  Ray A. Billington, American History after 1865 (Totowa, N.J.: Littlefield, Adams, 1968), 193.


[Закрыть]. С другой стороны, как мы видели, имеется ворчливое наблюдение Генри Моргентау, министра финансов, друга Рузвельта и человека, который находился в самом эпицентре событий. С глубокой грустью он признавался: «Мы расходуем больше, чем когда-либо, но это не работает… Мы так и не выполнили своих обещаний…»

Поскольку уровень безработицы в стране в минувшем апреле 1939 г. составлял 20,7 %, в признании Моргентау имеется зерно истины.

Возможно ли, что легенда о Рузвельте на самом деле миф?

Глава 2
Восхождение Рузвельта к власти: мастерство политика, амбиции и обман

Для многих наших современников Франклин Рузвельт по-прежнему остается американской иконой. Каким же человеком он был? Основные факты жизни Рузвельта хорошо известны. Он родился в городе Гайд-Парк, штат Нью-Йорк, в семье состоятельных демократов и был единственным ребенком. Его женой стала дальняя родственница Элеонора Рузвельт, любимая племянница президента Теодора Рузвельта. Франклин всячески культивировал связь со знаменитым родственником, и это родство пробудило в нем интерес к политике. Он был привлекателен внешне, обладал умом политика и был хорошим оратором, а также имел необходимые связи – все это помогло ему в начале его политической карьеры. Он дважды избирался в сенат штата Нью-Йорк и служил помощником министра ВМС в годы Первой мировой войны. Дважды Рузвельт терпел поражение в политике – на предварительных выборах в сенат США в 1914 г. и на выборах кандидата на пост вице-президента от демократической партии в 1920 г. В 1921 г. он заболел полиомиелитом и потерял способность самостоятельно передвигаться. Однако и будучи прикованным к инвалидному креслу он продолжал политическую карьеру, шесть раз выиграв выборы, – дважды избирался губернатором штата Нью-Йорк и четыре раза – президентом США. Все это лишь голые факты, и добавить к ним можно очень и очень многое[32]32
  Некоторые биографические издания о Рузвельте: Frank Freidel, Franklin D. Roosevelt: A Rendesvous with Destiny (Boston: Little, Brown, 1990); James MacGregor Burns, Roosevelt: The Lion and the Fox (New York: Harcourt, Brace, & World, 1956); Arthur Schlesinger, Jr., Crisis of the Old Order, 1919–1933 (Boston: Houghton Mifflin, 1957), 273–485; Ted Morgan, FDR: A Biography (New York: Simon & Schuster 1985); Conrad Black, Franklin Delano Roosevelt: Champion of Freedom (New York: Public Affairs, 2003). См. также: Paul Conkin, The New Deal (Wheeling, Ill.: Harlan Davidson, 1992 [1967]), 1–21.


[Закрыть].

Борьба с болезнью требовала особых качеств, и Рузвельт на пути к президентству проявил огромную настойчивость и изобретательность. Школьные учителя и сверстники были не слишком высокого мнения о нем как интеллектуале, но он быстро учился, либо у других, либо на опыте. Обладая прекрасной памятью, он был неистощимым рассказчиком и всегда искал слушателей. Он любил быть в центре внимания и зачастую мог что-то преувеличить и присочинить, чтобы удержать аудиторию и произвести на нее впечатление. Это был уверенный в себе человек; он, как и большинство успешных политиков, обладал харизмой, и люди шли за ним.

Удивительно, что, будучи богатым и влиятельным, Рузвельт не имел склонности ни к экономике вообще, ни к бизнесу в частности. От необходимости зарабатывать на жизнь или вникать в то, как устроен бизнес, он был избавлен отчасти благодаря тому, что рос в обеспеченной семье. «Денежные дела никогда в доме не обсуждались, – вспоминала его мать Сара, – мы жили за городом, и возможностей тратить было немного… Покупались все необходимые книги и игрушки. Мы никогда ни в чем не ограничивали мальчика»[33]33
  Geoffrey C. Ward, Before the Trumpet: Young Franklin Roosevelt, 1882–1905 (New York: Harper & Row, 1985), 125–126.


[Закрыть].

Впрочем, непонятно, какой опыт в управлении финансами могли передать сыну родители, если бы даже захотели. Его отец, Джеймс, унаследовавший свое состояние от предков, едва не прогорел после нескольких неудачных вложений в южные железные дороги и строительство канала в Никарагуа. Дед по материнской линии Уоррен Делано разбогател на нелегальной продаже опиума китайским наркоманам. «Я не собираюсь оправдывать… торговлю опиумом ни с моральной, ни с филантропической точки зрения», – говорил он и все же не прекратил своей деятельности даже после того, как правительство Китая объявило войну торговле опиумом. Когда Делано наконец оставил это занятие и обосновался в Нью-Йорке, его законный бизнес оказался не более успешным, чем у Джеймса Рузвельта. Остро нуждаясь в средствах, Делано вернулся к торговле опиумом, и несколько лет своей юности, пока отец поправлял финансовые дела семьи, Сара провела в Китае[34]34
  Ward, Before the Trumpet, 71.


[Закрыть].

С 1865 по 1910 г. США превратились в крупнейшую индустриальную державу в мире, но Рузвельты, несмотря на унаследованное ими богатство, не предпринимали в этот период почти ничего, что могло бы увеличить или уменьшить их состояние. Другие американцы, зачастую более бедные, а порой и иммигранты, рисковали своими средствами и вывели Америку в лидеры по строительству железных дорог, производству нефти и стали. Например, Корнелиус Вандербильт, создавший преуспевающую Нью-Йоркскую центральную железнодорожную компанию и ставший самым богатым человеком в стране, тоже был выходцем из голландской семьи, обосновавшейся в штате Нью-Йорк. Иммигрант Томас Диксон, который начинал погонщиком мулов, стал крупным промышленником и президентом Железнодорожной компании Делавера и Гудзона. Джеймс Рузвельт, занимая пост вице-президента компании, работал с ними обоими, точнее – под их началом. Томас Диксон был боссом, и получившего прекрасное воспитание Рузвельта, вероятно, раздражало, что он должен исполнять приказы необразованного иммигранта. Когда внук Вандербильта Фредерик поселился по соседству с Рузвельтами, Джеймс отказался принять приглашение на обед в дом Вандербильтов и сказал жене: «Если мы примем приглашение, то нам придется принимать их у себя»[35]35
  Ward, Before the Trumpet, 211; Kenneth S. Davis, FDR: The Beckoning of Destiny, 1882–1928 (New York: Random House, 1972), 28–29.


[Закрыть].

Юный Франклин очень любил эту историю и часто с удовольствием рассказывал ее, но снобом, как отец, не был. Правда, Элеонора отмечала, что «в обществе людей иного социального круга, Франклин постоянно чувствует себя в напряжении». Однако в политике он демонстрировал поразительное умение убедить и направить тех, кому не случилось родиться в богатой или влиятельной семье[36]36
  Geoffrey C. Ward, A First-Class Temperament: The Emergence of Franklin Roosevelt (New York: Harper & Row, 1989), 139.


[Закрыть].

Проведя детство в Гайд-Парке, в огромном особняке, укрытом от бед и тревог, Рузвельт отправился в школу в Гротоне, а затем в Гарвард, чтобы учиться вместе с людьми своего социального круга. И в школе, и в колледже ему пришлось нелегко, на его долю выпало немало разочарований. В Гротоне, признавался он через много лет, «я всегда чувствовал себя не в своей тарелке». Учился он добросовестно, но «не блестяще», как отмечал ректор. И в спорте его жалкие усилия не производили впечатления на его более способных сверстников. Он говорил Элеоноре, что «всегда был немного чужаком». Ему не удалось попасть в футбольную команду; записавшись в секцию бейсбола, он оказался в «новой команде, которую можно назвать ББ – бейсболисты-бездельники» (BBBB, Bum Base Ball Boys), так как она, по словам Рузвельта, объединила «худших игроков школы». Тогда он занялся боксом. Но постыдно, в двух раундах, проиграл свой первый и последний боксерский поединок на глазах у одноклассников. Победивший в той дуэли Фуллер Поттер говорил впоследствии [о политической карьере Рузвельта]: «Вот уж не ожидал такого от Фрэнка. В школе он ничем себя не проявил»[37]37
  Ward, Before the Trumpet, 180–181, 185, 208.


[Закрыть].

Жизнь Рузвельта в Гарварде во многом походила на жизнь в Гротоне. С футбольной командой вновь не получилось, и его отправили в группу поддержки. Оценки в колледже были посредственными, преимущественно «С» и «С+». Мир серьезных занятий и глубоких исследований не привлекал Рузвельта, и он сосредоточил свое внимание на социально-политических сообществах, клубных дискуссиях и журналистике. И опять удача сопутствовала не во всем. Рузвельта приняли в известный клуб «The Fly», он получил пост редактора знаменитой гарвардской газеты «Кримсон». Но в клуб «Порцелиан», самый старый и престижный в Гарварде, его не приняли. В этом сообществе состоял его отец – а также Тедди Рузвельт и двое его сыновей, – поэтому собственный провал был особенно обидным. Пятнадцать лет спустя Рузвельт признавался родным, что отказ принять его в «Порцелиан» стал для него «самым тяжелым разочарованием в жизни»[38]38
  Ward, Before the Trumpet, 215, 236; Davis, FDR, 129–167.


[Закрыть]. Впрочем, члены клуба являлись будущими банкирами, предпринимателями и юрисконсультами; Рузвельт же был будущим политиком.

Будучи очень честолюбивым, юный Рузвельт остро переживал разрыв между своими радужными надеждами и скромными достижениями в учебе. Он пытался бороться с неудачами своими средствами: что-то утаить, что-то преувеличить, а что-то и присочинить. Трудно сказать, когда эта привычка приукрашивать действительность зародилась, но в Гротоне она получила дальнейшее развитие. Например, когда в соревновании по бегу среди ста участников Рузвельт показывал слабый результат, то говорил родителям, что пришел четвертым; он знал, что обман не раскроется, так как в школьной газете – которая могла попасться им на глаза – упоминалась только тройка победителей. Джеффри Уорд, изучивший юные годы Рузвельта, пожалуй, глубже и серьезнее других историков, приводит примеры того, как Рузвельт манипулировал фактами, объясняя причины своих неудач: «Мальчики, которые опережали его в беге, побеждали в боксе или превосходили в игре в футбол, неизменно оказывались, по словам Рузвельта, либо слишком профессионально подготовленными, либо слишком крупными, чтобы соревнование могло считаться честным; если же он опускался вниз в списке успеваемости, то это происходило из-за того, что в школу поступили два новых «ужасно умных» мальчика. А если он считал, что искажение правды пройдет незамеченным, то не колеблясь шел и на это»[39]39
  Ward, Before the Trumpet, 204.


[Закрыть].

Окончив Гарвард, Рузвельт попытался найти свою нишу на юридическом факультете Колумбийского университета. Однако снова не показал выдающихся результатов. По мнению одного из его преподавателей, Джексона Рейнолдса, «ни как студент (в Колумбийском университете), ни как юрист впоследствии Франклин Рузвельт ничего особенного собою не представлял… Склонности к юриспруденции у него не обнаружилось, и он не предпринимал никаких усилий, чтобы, упорно занимаясь, преодолеть этот недостаток. Он не работал, потому и провалился на экзаменах». Экзамен по курсу Джексона, впрочем, Рузвельт сдал, зато провалил два других. В итоге он так и не окончил университет, хотя и сдал профессиональный экзамен, что давало право на работу в одной из юридических фирм Нью-Йорка. В этот период Рузвельт женился на своей кузине Элеоноре, причем невесту к алтарю вел президент Теодор Рузвельт, однако это был брак по расчету[40]40
  Ward, First-Class Temperament, 62


[Закрыть]. Сверстники Рузвельта, окончившие Гарвард и Гротон, обычно продолжали свою карьеру в банковском деле или бизнесе. Рузвельта же эти области совершенно не привлекали. Пытаясь найти себе подходящее место, он устроился юристом в нью-йоркскую юридическую фирму «Картер, Ледьярд энд Милбурн». Однако Льюис Ледьярд, старший партнер, был недоволен качеством (и количеством) работы Рузвельта и считал его абсолютно бесполезным сотрудником. Молодого Франклина, впрочем, это не очень заботило. Юриспруденция и бизнес его не интересовали, а семейное состояние избавляло от необходимости угождать Льюису Ледьярду, Джексону Рейнолдсу и вообще кому бы то ни было, за исключением, пожалуй, обожавшей его и недавно овдовевшей матери. Сводный брат Рузвельта Джеймс Рузвельт-мл., который был намного старше и считался джентльменом, никогда не работал с полной занятостью. Так же мог бы жить и Франклин, и в этом случае мать, скорее всего, поддержала бы его выбор и выделила средства на содержание[41]41
  Ward, First-Class Temperament, 77; Davis, FDR, 209–213.


[Закрыть].

Но в молодом Франклине пробудился острый интерес к политике. Способности и желание, которых ему так не хватало в его занятиях юриспруденцией и бизнесом, проявились теперь в занятиях политикой. Он медленно учился искусству влиять на людей. Франклину было всего 25 лет, никаких собственных идей у него еще не появилось, и тем не менее он нацелился на президентство. Обсуждая с коллегами в конторе Ледьярда планы на будущее, Франклин подробно объяснял им, как он собирается в один прекрасный день выиграть президентскую гонку. Используя свое обаяние и дар убеждения, Рузвельт разворачивал перед слушателями свою стратегию победы, выстроенную по образцу «шагов» его знаменитого кузена: сначала он будет бороться за место в законодательном собрании штата, потом станет помощником министра ВМС, затем выиграет выборы губернатора штата Нью-Йорк. А должность главы крупнейшего штата страны обеспечит ему отличный старт для успешной президентской кампании. В следующие 25 лет он действительно шаг за шагом двигался к цели именно этим путем[42]42
  Nathan Miller, F.D.R.: An Intimate History (Garden City, N.Y.: Doubleday & Co., 1983), 61–62.


[Закрыть].

Какими бы несбыточными ни казались тогда планы Рузвельта его коллегам-юристам, выбор карьеры политика идеально соответствовал его способностям. Поэтому когда на смену мыслям о способах заработка приходили идеи о том, как завоевать голоса избирателей, его возможности раскрывались в полной мере. Как заметил впоследствии Оливер Уэнделл Холмс[43]43
  Оливер Уэнделл Холмс-мл. (1841–1935) – американский юрист и правовед, многолетний член Верховного суда США. – Прим. ред.


[Закрыть], Рузвельт обладал «весьма заурядным интеллектом, зато незаурядным темпераментом». При такой ярко выраженной особенности дарования мир улыбок, рукопожатий и выступлений перед публикой подходил Рузвельту гораздо больше, чем мир бухгалтерских книг, судебных исков и инвестиций. Он предпочитал вкладывать деньги матери – а она постоянно и щедро обеспечивала его – в предвыборные кампании, а не в бизнес. На протяжении всей жизни ему удавалось сводить концы с концами лишь благодаря щедрости матери[44]44
  Ward, First-Class Temperament, xv.


[Закрыть].

В 1910 г. Рузвельт, будучи 28 лет от роду и имея надежную финансовую базу, решил начать карьеру политика и выдвинул свою кандидатуру в сенат штата Нью-Йорк. Он видел, что в отличие от школьного периода, когда его жалкие усилия не производили никакого впечатления на сверстников, теперь он может влиять на аудиторию и завоевывать сторонников. В течение пяти недель, переезжая из города в город, он вел активную кампанию в округе Гайд-Парк. Толпы людей, многочисленные выступления, агитация – все это стало глотком свежего воздуха после замкнутой атмосферы мира бизнеса. И у него всё получилось – он стал первым за многие годы кандидатом от партии демократов, получившим место в сенате штата Нью-Йорк. Спустя два года он был вновь избран на эту должность с ошеломляющим результатом. Обаяние личности Рузвельта было так велико, а имя так знаменито, что если он появлялся где-либо с агитационными целями, то не оставался незамеченным, и число его сторонников возрастало. Поэтому президент Вудро Вильсон взял его на работу в правительство, назначив помощником министра военно-морских сил, где Рузвельт служил в течение Первой мировой войны. Наконец Рузвельт обрел индивидуальность и ступил на путь, ведущий к Белому дому. Из числа его удачливых сокурсников одни запомнились блестящими успехами в экономических дисциплинах, другие стали известными адвокатами или возглавили корпорации. Однако только Рузвельту выпало побеждать в жесткой политической борьбе и консультироваться с президентом страны[45]45
  Ward, First-Class Temperament, 112–123. Разумеется, Гайд-Парк был маленьким городом в большом округе.


[Закрыть].