Текст бизнес-книги "Избранные труды"

Автор книги: Борис Волженкин

Раздел: Юриспруденция и право, Наука и Образование

В предыдущей главе мы показали, какую важную роль играют личностные социальные и психофизические особенности субъекта в этиологии его преступного поведения. Преступное деяние – это общественно опасное деяние конкретного человека, поступок, в котором выражается отношение данного человека к обществу, коллективу, другим лицам, к определенным общественным отношениям. Являясь актом поведения, преступление не есть результат произвольного самоопределения абстрактной «свободной» воли, с одной стороны, не механическая, импульсивная реакция на внешние воздействия и внутренние импульсы, с другой, но не независимо от нравственных и психических особенностей человека. Напротив, общественно опасное деяние, расцениваемое законом как умышленное или неосторожное преступление, является в той или иной степени следствием и выражением общественной сущности правонарушителя, в той или иной степени адекватно выражает данную антиобщественную сущность личности или ее внутреннюю противоречивость, нестойкость ее нравственных принципов.[98]98
  См.: А. Б. Сахаров. Цит. соч., стр. 61; А. Л. Ременсон. Исправление заключенных – важнейшая задача исправительно-трудовых учреждений, сб. «Вопросы экономики, государства и права в решениях XXII съезда КПСС (доклады)», Томск, 1962, стр. 93.


[Закрыть] Только за совершение подобных общественно опасных действий и устанавливается уголовная ответственность.

Личность в своем реальном бытии может представлять единство противоречивых нравственных взглядов и отношений с окружающей действительностью. Наличие подобных противоречивых личностных качеств и их борьбы обусловливает существование противоположных возможностей, тенденций поведения.

Согласно материалистической диалектике, развитие идет всегда от возможности к действительности. Поскольку до того, как определенное явление стало объективной действительностью, существовала столь же объективная возможность наступления этого явления, то до совершения каждого действительного акта поведения, в том числе и преступного, существовала возможность его совершения, имелись определенные основания данного поведения. Действительность же, действительный акт поведения представляет собой осуществленную реализованную возможность.

Существующая объективная возможность совершения преступления определенным лицом имеет свое основание, прежде всего, в отрицательных и противоречивых социальных качествах данной личности, в ее направленности, в характере отношений данного индивида с другими людьми, в его личных интересах, взглядах и установках (антиобщественные взгляды и установки, нравственная противоречивость личности, нестойкость ее убеждений и нравственных навыков). Таким образом, объективная возможность совершения общественно опасного деяния определенным лицом существует до момента преступления, в чем и заключается объективная опасность личности, ибо опасность означает не что иное, как возможность, угрозу причинения, наступления какого-либо вреда.

Диалектический материализм признает существование различных возможностей: возможность абстрактная и возможность реальная или конкретная.

В действительность может превратиться лишь реальная (конкретная) возможность, которая, во-первых, имеет основание в самом развивающемся объекте (а в нашем случае, в субъекте, в личности, в ее направленности, интересах и убеждениях), во внутренней тенденции развития этого объекта, и, во-вторых, для осуществления которой в самой действительности имеются необходимые условия, предпосылки.

Основанием реальной возможности совершения конкретным лицом преступления является наличие в его сознании пережитков частнособственнической идеологии и психологии, что выражается в неосознании им единства его собственных интересов как личности с интересами общественными, в наличии у него индивидуалистических установок, стремлений, которые могут, подчас, уживаться с коммунистическими отношениями к определенным сторонам действительности, и т. п. При отсутствии или неразвитости подобного основания у того или иного лица о возможности совершения им преступления говорить не приходится.

Однако далеко не каждая возможность преступного поведения, имеющая основание в самой антиобщественной или нравственно противоречивой сущности личности, превращается в действительность, то есть далеко не каждый и не при любых обстоятельствах подобный субъект совершает преступления. В реальной действительности у лица существуют объективные возможности как социально приемлемого поведения, так и антиобщественного поведения, ибо совершение определенным лицом преступления – не рок, не изначальная фатальная предопределенность. Какая из этих возможностей будет реализована – зависит, прежде всего, от развитости основания той или иной возможности в самой личности (степень, глубина «зараженности» субъекта индивидуалистическими взглядами, их соотношение с надлежащими социальными представлениями).

Кроме того, чтобы была реализована та или иная возможность поведения, имеющая определенное основание в социальных качествах личности, необходим, как правило, ряд определенных условий, предпосылок. Это условия как объективного порядка (например, алкогольное опьянение, влияние других лиц, недостаточная охрана материальных ценностей, недостатки снабжения в определенном месте в определенное время, стечение определенных обстоятельств и т. п.), так и субъективного (например, особенности темперамента, волевые особенности, возрастные особенности и др.),[99]99
  Мы относим субъективные психофизические особенности личности к числу условий реализации возможности преступного поведения, так как возможность преступления как социального явления имеет свое основание не в них, а в социальных качествах социальном содержании личности. А. Б. Сахаров поэтому неправ, объединяя социальные качества личности и ее психофизические особенности в одну группу – «Субъективные (психофизические) обстоятельства, влияющие на проявление антиобщественных взглядов и побуждений в преступном посягательстве». См.: А. Б. Сахаров. О личности преступника и причинах преступности в СССР, М., 1961, гл. 5.


[Закрыть] в той или иной мере и тем или иным образом участвующие в процессе детерминации преступного поведения со стороны конкретного индивида.

Но при всем этом, при наличии антиобщественных взглядов и установок у данной личности или ее противоречивости, нравственной нестойкости, а также при наличии некоторых условий, способствующих выражению отрицательных социальных качеств личности в виде общественно опасного, умышленного или неосторожного действия (бездействия), преступление будет совершено этим лицом только в том случае, если существующие социальные тормоза (меры общественного и государственного принуждения, в том числе и угроза применения мер уголовного наказания) при определенных условиях или вообще не оказывают свое сдерживающее влияние в отношении этого лица, то есть не выполняют ту свою социальную функцию, для осуществления которой они создаются.[100]100
  Изучение уголовных дел и беседы с правонарушителями показывают, что большинство из них в момент совершения преступления вообще не задумывалось о моральных и правовых санкциях за совершаемое. Многие из них совершили свои преступления, будучи в нетрезвом состоянии. Существующие социальные тормоза оказывали свое влияние на этих лиц в обычных условиях, но утратили свое действие при состоянии алкогольного опьянения. Другую, меньшую часть составляют лица, которые хотя и осознавали возможность наказания за свои преступные действия, но надеялись, что их преступление останется нераскрытым. Угроза применения мер общественного и государственного принуждения может вообще не оказывать принципиального сдерживающего влияния в отношении лиц со стойкими антиобщественными навыками и установками. Такие люди совершают преступление не под влиянием стечения определенных обстоятельств, а сами выжидают наступления благоприятных обстоятельств, благоприятного момента для совершения преступления.


[Закрыть] Если же указанные социальные тормоза выполняют свою функцию в отношении данного лица, то возможность преступного поведения, имеющая основание в самой личности субъекта, реализоваться не может ни при каких других условиях как объективного, так и субъективного порядка. В этом случае возможность преступного поведения остается, но это будет лишь абстрактная возможность.

Следовательно, только в том случае, если существующие социальные тормоза не выработали в сознании индивида достаточные сдерживающие контрмотивы, которые тормозили бы осуществление антиобщественных стремлений и желаний или способствовали бы формированию надлежащего заботливого отношения к общественным интересам, только в этом случае имеется реальная (конкретная) возможность совершения преступления, которая будет реализована в действительность лицом при наличии (появлении) других, менее важных, с точки зрения криминалиста, предпосылок. Указанное условие носит негативный характер: оно не столько является детерминантой антиобщественного поведения, сколько приводит к тому, что не нейтрализуется действие других детерминант.

Таким образом, реальная возможность совершения преступления тем или иным лицом имеет свое основание как в антиобщественной направленности или нравственной противоречивости данной личности, так и в ряде объективно существующих условий, предпосылок реализации этой возможности. Если же такие объективные предпосылки отсутствуют, то возможность является абстрактной. В качестве последней возможность не может превратиться в действительность. Для ее реализации абсолютно необходимо наличие, прежде всего, указанного выше условия, то есть она должна развиться в конкретную (реальную) возможность.

Так как в действительность может превратиться лишь реальная возможность, то следует признать, что именно такая возможность существовала до начала осуществления преступного посягательства. Но можем ли мы узнать, определить с истинностью существование данной реальной (именно реальной!) возможности до того, как совершено преступление.

В. И. Ленин указывал, что единственными признаками, по которым можно судить о «реальных помыслах и чувствах реальных личностей», являются общественные действия этих личностей.[101]101
  См.: В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. I, стр. 423–424.


[Закрыть] Марксистская философия и психология, считающие специфически человеческими только сознательные, целенаправленные акты поведения, исходят из единства между сознанием и действительностью. Это единство «открывает возможность идти к познанию внутреннего содержания личности, ее переживаний, ее сознания, исходя из внешних данных ее поведения, из дел ее и поступков. Оно дает возможность как бы просвечивать через внешние проявления человека, через его действия и поступки его сознание…».[102]102
  С. Л. Рубинштейн. Основы общей психологии, изд. 2-е, М., 1946, стр. 24.


[Закрыть]

Деятельность человека – это «раскрытая книга человеческих сущностных сил, чувственно предлежащая перед нами человеческая психология».[103]103
  К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. III, стр. 628.


[Закрыть] По поведению субъекта в обществе можно сделать более или менее определенный и достоверный вывод о направленности этого лица, о характере отношений этого лица с другими людьми, его взглядах, установках, идеалах. Критериями для такого вывода являются, в частности, аморальное поведение в быту, нарушение правил социалистического общежития, административные, гражданские и дисциплинарные правонарушения, его высказывания, угрозы и т. д. На основании подобных фактов можно заключить о неосознании субъектом единства его интересов с интересами общественными, наличии у него антиобщественных взглядов и установок, нравственной нестойкости субъекта, небрежном отношении его к объектам, с которыми он соприкасается в своей деятельности, и т. п. Можно, наконец, определить наличие некоторых условий, в принципе способствующих совершению преступлений (например, некоторые психические особенности, злоупотребление алкоголем, связь с антиобщественными элементами и т. п.). Но при всем этом до тех пор, пока индивид не совершил преступление, приходится делать вывод, что в данных условиях объективного и субъективного порядка существующие детерминанты социально приемлемого поведения и в том числе (на крайний случай) простая, но реальная угроза применения мер общественного и государственного воздействия (в отношении лиц, на которых моральные стимулы не оказывают данного влияния) успешно выполняют свою социальную функцию и не позволяют антиобщественным, отрицательным качествам этого лица вылиться в виде преступных деяний (а это и является главнейшей задачей уголовно-правовых мер).[104]104
  Имеется целый ряд случаев, когда уголовная ответственность за самонадеянность и небрежность наступает лишь при наличии общественно опасных последствий (ст. ст. 106, 114, 150, 211, 212, 214 и др. УК РСФСР). Поскольку данные последствия не наступили по не зависящим от субъекта обстоятельствам, то само совершение подобных действий свидетельствует о легкомысленном, недостаточно заботливом отношении лица к объектам, с которыми он соприкасается в своей деятельности, к интересам других лиц и общественным интересам и о том, что существующие социальные стимулы не оказывают на данное лицо надлежащее воздействие. Однако государство не считает целесообразным ни для специальной, ни, тем более, для общей превенции установление уголовной ответственности в случаях небрежного и самонадеянного поведения, не повлекшего указанных общественно опасных последствий.


[Закрыть] О том, смогут ли эти меры оказать тормозящее воздействие и при иных условиях в отношении данного лица, можно делать лишь предположительные заключения. Поэтому до совершения лицом преступления можно установить существование лишь абстрактной возможности такого поведения, возможности без наличия предпосылок ее реализации.

Простое установление отрицательных социальных качеств у индивида является необходимым и достаточным основанием для применения тех или иных профилактических, воспитательных мер, тех или иных мер общественного воздействия. Линия на необходимость проведения профилактики, воспитательной работы с лицами, допустившими только отклонение от норм общественного поведения, с целью предупреждения совершения ими проступков, приносящих вред обществу, закреплена в решениях XXI съезда КПСС.[105]105
  В резолюции, принятой XXI съездом КПСС указывается, что «в деле соблюдения правил социалистического общежития все более важную роль призваны играть народная милиция, товарищеские суды и подобные им самодеятельные органы, которые должны наряду с государственными учреждениями выполнять функции охраны общественного порядка и прав граждан, предупреждать проступки, наносящие вред обществу». – Материалы внеочередного XXI съезда КПСС, Госполитиздат, М., 1959, стр. 155.


[Закрыть]

Если же индивид умышленно или по неосторожности совершает предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние, то, на наш взгляд, существует реальная (конкретная) возможность совершения им нового преступления. Основание этой возможности в самой личности, субъекте заключается, как свидетельствует совершенное преступление, в наличии у него стойких антиобщественных навыков, установок или противоречивости, нестойкости его нравственных качеств при умышленных преступлениях или недостаточно заботливом, легкомысленном отношении к общественным интересам, к объектам, с которыми лицо соприкасается в своей деятельности, при преступлениях по неосторожности.

Основным условием, придающим данной возможности характер реальной возможности, является отсутствие в сознании такого лица контрмотивов, создаваемых обычно уголовно-правовыми средствами (чувством стыда, страхом перед возможным разоблачением, расчетом о невыгодности преступления по сравнению с возможными последствиями и т. д.), по отношению к мотивам, вызвавшим преступление, или недостаточность в определенных условиях существующих контрмотивов, доказательством чего является совершение данного общественно опасного деяния.

Необходимо при этом уточнить, что в подобных случаях устанавливается реальная возможность совершения не вообще любых преступлений, а прежде всего преступлений определенного вида, совершаемых примерно по аналогичным мотивам, ибо преступление показало, что существующие социальные тормоза не создали контрмотивов по отношению именно к этим мотивам (относительно других мотивов выводы будут только предположительными). Так, при корыстном преступлении имеется реальная возможность совершения этим же лицом нового преступления из корысти, при преступлении из хулиганских побуждений – опасность нового аналогичного преступления, при неосторожных преступлениях по легкомыслию, невнимательности – реальная возможность нового преступления по тем же мотивам. Поэтому применение к виновным мер общественного воздействия и государственного принуждения по отношению к этим лицам имеет своей целью выработку новых детерминант, новых мотивов в их сознании, которые нейтрализовали бы действие этих корыстных мотивов, хулиганских побуждений, способствовали бы выработке более заботливого отношения к общественным интересами т. д.

Этот теоретический вывод базирован на материалах судебной практики. Мы изучили уголовные дела в отношении 480 человек, осужденных по данным приговорам за совершение ряда преступлений или за ряд эпизодов преступной деятельности, каждый из которых образует состав преступления.[106]106
  Дела в отношении этих лиц прошли через кассационную коллегию Ленинградского городского суда в первое полугодие 1964 года.


[Закрыть] Изучение показывает, что в подавляющем большинстве случаев (413 человек, или 86 %) новое преступление совершается исходя из тех же побуждений и мотивов (хулиганские побуждения, корыстные побуждения и т. д.), что и первое преступление.

Более того, примерно в 80 % случаев (380 чел.) наблюдается тождество не только в мотивах совершения первого и последующих преступных деяний, но и в характере этих преступлений (кражи, завладение имуществом с применением насилия, мошеннические действия, хищение путем использования служебного положения, хулиганские действия, обман покупателей, развратные действия, взяточничество и т. д.) и даже способах совершения этих преступлений. Так, М. осужден нарсудом Петроградского района г. Ленинграда по ч. II ст. 144 УК РСФСР. Он признан виновным в 11 кражах, совершенных в период с ноября 1963 г. по февраль 1964 г. Все кражи М. совершил в студенческом общежитии, где проживал и сам. Другой пример: А. осужден нарсудом Ленинского района г. Ленинграда по ч. II ст. 147 УК РСФСР. В апреле – мае 1964 г. А. систематически совершал мошеннические действия (6 эпизодов): брал от граждан деньги для приобретения для них гречневой крупы, входил через черный вход в магазины и скрывался.

По изученным нами материалам 116 человек осуждены за совершение аналогичных преступлений по двум эпизодам, 91 человек – по трем эпизодам, 44 человека – по четырем эпизодам, 24 человека – по пяти эпизодам, 41 человек – по шести эпизодам и более и, наконец, 64 человека осуждены за систематическую преступную деятельность. Эти преступные действия были совершены в следующие сроки:

У ряда лиц антиобщественные взгляды и установки, преступные навыки и привычки являются настолько прочными, что и после осуждения и отбытия наказания они совершают преступления и очень часто аналогичные предшествующим. Об этом свидетельствует изучение уголовного рецидива.[107]107
  По г. Ленинграду в IV квартале 1963 г. лица, ранее судимые и вновь совершившие преступления, составляли 33,5 % от общего числа осужденных (в том числе: имевшие одну судимость – 22 %, две судимости – 6,7 %, 3 судимости и более – 4,8 %). По отдельным категориям преступлений рецидив (общий) составлял: нарушение паспортных правил – 70,1 %, кража личной собственности – 57,2 %, разбой – 37,2 %, грабеж – 36 %, все виды хищения государственного имущества – 56,5 %, злостное хулиганство – 39 %, тяжкие телесные повреждения – 22,5 %, изнасилование – 34,5 %, умышленное убийство – 14,3 % и т. д.


[Закрыть]

Мы изучили материалы в отношении 1000 человек, ранее судимых и вновь совершивших преступления. Показательно, что 69 % от этого числа осуждены по настоящему приговору за преступления, однородные тем, за которые они уже были ранее судимы. Так, среди 241 рецидивиста, осужденных за кражи личной собственности граждан, ранее судилось за преступления против собственности 210 человек (87 %), причем 164 человека (68 %) в прошлом судились только за такие преступления, в том числе 1 раз – 84 чел. (51 %), 2 раза – 34 чел. (27 %), 3 раза – 23 чел. (14 %), 4 раза – 13 чел. (8 %), 5 раз и более – 10 чел. (6 %). Более того, 131 человек (54 %) в прошлом привлекались к уголовной ответственности именно только за кражи личной собственности. Из числа этих лиц 70 человек (53 %) совершили новую кражу личной собственности граждан в течение неотбытого срока наказания или в течение года со дня отбытия наказания за предыдущую кражу.

Среди 200 преступников-рецидивистов, осужденных по настоящему приговору за хулиганство, лица, судимые и ранее за хулиганство, составляют 67,5 %, а лица, которые непосредственно перед данным преступлением привлекались к ответственности за хулиганство, составляют 63,5 %. 108 человек (54 %) судились в прошлом только за совершение хулиганских действий, в том числе 1 раз – 82 человека (76 %), 2 раза – 17 человек (15,7 %), 3 раза и более – 9 человек (8,3 %). Из числа этих лиц 64 человека (59 %) вновь совершили хулиганские действия или в течение неотбытого срока наказания, или до истечения года со дня освобождения от наказания за прошлое хулиганство.

Можно еще указать, что среди 190 преступников, осужденных по ст. 89 УК РСФСР, 152 человека (80 %) уже ранее судились за преступления против социалистической и личной собственности граждан, а 64 человека (33,7 %) привлекались к уголовной ответственности именно только за хищения государственного имущества; среди 22 человек, осужденных за мошенничество, 95 % ранее судились за корыстные преступления, а 63,6 % ранее судились именно за мошенничество; из 35 человек, осужденных за причинение тяжких телесных повреждений, 48 % были ранее осуждены за преступления против личности и хулиганство; из 24 осужденных по ст. 92 УК РСФСР 45,8 % и в прошлом судились за хищения путем использования своего служебного положения или иные корыстные преступления, связанные с использованием служебного положения; из 15 человек, привлеченных к ответственности за злостный неплатеж алиментов, 46 % и ранее уклонялись от уплаты алиментов и т. д.

Итак, мы делаем вывод, что после совершения преступления, как правило,[108]108
  Возможны случаи, особенно при неосторожной вине, когда последствия преступного поведения настолько потрясают виновного, что в результате этого полностью устраняется реальная возможность совершения им нового преступления и, следовательно, необходимость предупредительного на него воздействия. Но, как известно, исключения лишь подтверждают правило.


[Закрыть] существует реальная (конкретная) возможность совершения этим же лицом по примерно аналогичным мотивам нового преступления, в чем и заключается, на наш взгляд, общественная опасность преступника (другое дело, что степень этой опасности может быть, и фактически бывает, весьма различной).[109]109
  А. Л. Ременсон пишет: «В условиях социалистического общежития всякое преступление представляет собой аморальное деяние, свидетельствующее или о глубокой безнравственности преступника, или о нестойкости его нравственных убеждений и привычек поведения, недостаточном чувстве ответственности за свои поступки. Такие качества преступника, как правило свидетельствуют об опасности повторения им преступлений в будущем». – А. Л. Ременсон. Исправление заключенных – важнейшая задача исправительно-трудовых учреждений, сб. «Вопросы экономики, государства и права в решениях XXII съезда КПСС (доклады)», Томск, 1962, стр. 93.


[Закрыть] Понятие общественной опасности преступника подчинено понятию преступника и от него производно.

Уголовная ответственность возникает не только при оконченных преступлениях, но и при так называемой неоконченной преступной деятельности (приготовление, покушение), то есть не только тогда, когда умышленное общественно опасное деяние уже совершено, но и когда кто-либо только готовится его совершить и когда это деяние находится непосредственно в процессе осуществления. «Приготовлением к преступлению признается приискание или приспособление средств или орудий или иное умышленное создание условий для совершения преступления. Покушением признается умышленное действие, непосредственно направленное на совершение преступления, если при этом преступление не было доведено до конца по причинам, не зависящим от воли виновного» (ст. 15 Основ).

Общественная опасность предварительной преступной деятельности состоит в том, что подобная деятельность ставит в опасность охраняемые законом общественные отношения, создает возможность, угрозу причинения этим общественным отношениям вреда, ущерба (покушение) или направлена на создание возможности (приготовление).[110]110
  См., например: Н. Д. Дурманов. Стадии совершения преступления по советскому уголовному праву, М., 1955, стр. 18; И. С. Тишкевич. Приготовление и покушение по советскому уголовному праву, М., 1958, стр. 12–13; Т. В. Церетели. Причинная связь в уголовном праве, Тбилиси, 1957, стр. 232–241; А. А. Пионтковский. Учение о преступлении, стр. 489–490 и др.


[Закрыть] Установление же уголовной ответственности за предварительную преступную деятельность и применение конкретной меры ответственности к лицу, совершившему подобные действия, имеет целью, конечно, предупреждение причинения реального ущерба государственным и общественным интересам и интересам отдельных граждан, который могут причинить данные преступные действия в случае успешного доведения их до конца.

Уголовная ответственность в отношении лица, совершившего приготовительные действия или непосредственно приступившего к исполнению своего преступного намерения, но не доведшего его до конца по причинам, отданного лица не зависящим, оправдана тем, что виновный в предварительной преступной деятельности представляет общественную опасность в смысле наличия реальной возможности совершения им нового преступного посягательства на социалистические общественные отношения примерно по аналогичным мотивам.

Закон не случайно считает преступной только такую предварительную деятельность, когда ненаступление общественно опасного результата не зависело от воли виновного.

Предварительная деятельность может быть квалифицирована как приготовление или покушение на определенное преступление, если действие не доведено до конца по причине, например, вмешательства органов власти, противодействия потерпевшего или других лиц, недостаточной предусмотрительности в разработке и осуществлении плана совершения преступления и т. п. При предварительной преступной деятельности как бы получается, что объективная сторона замышлявшегося преступного деяния оказывается неразвитой по сравнению с умыслом виновного, по независящим, случайным для данного субъекта обстоятельствам.[111]111
  См.: Н. Д. Дурманов. Стадии совершения преступления по советскому уголовному праву, М., 1955, стр. 16–17; А. Н. Трайнин. Общее учение о составе преступления, М., 1957, стр. 295–296; А. А. Пионтковский. Учение о преступлении, стр. 489.


[Закрыть]

В итоге можно сказать, что предварительная преступная деятельность (приготовление и покушение) достаточно ярко свидетельствует о том, что в сознании субъекта не имеется достаточно сдерживающих стимулов, мотивов по отношению к его антисоциальным качествам, что существующие социальные тормоза в виде угрозы применения уголовных санкций также не оказывают на этого субъекта при определенных условиях свое сдерживающее влияние, то есть что данный индивид представляет собой общественную опасность.[112]112
  В тексте закона (ст. 15 Основ) общественная опасность субъекта предварительной преступной деятельности закреплена в словах: «преступление не было доведено до конца по причинам, не зависящим от воли виновного», – причем это относится не только к покушению, но и к приготовительным действиям.


[Закрыть]

Общественная опасность личности необходима для уголовной ответственности. Это лишний раз подтверждается при анализе института добровольного отказа от совершения преступления.

Статья 16 Основ устанавливает: «Лицо, добровольно отказавшееся от доведения преступления до конца, подлежит уголовной ответственности лишь в том случае, если фактически совершенное им деяние содержит состав иного преступления». В литературе добровольный отказ правильно определяется как отказ по собственной воле от доведения до конца начатой деятельности по осуществлению задуманного преступления при наличии сознания фактической возможности окончания этой деятельности.[113]113
  См., например: Н. Д. Дурманов. Стадии совершения преступления по советскому уголовному праву, М., 1955, стр. 187–195; Н. Ф. Кузнецова. Ответственность за приготовление к преступлению и покушение на преступление по советскому уголовному праву, изд. МГУ, 1958, стр. 160; И. С. Тишккевич. Указ. соч., стр. 217; А. А. Пионтковский. Учение о преступлении, стр. 520.


[Закрыть] Напротив, добровольного отказа не будет, если лицо отказалось от доведения преступления до конца по причинам невозможности или значительной трудности дальнейшего продолжения преступных действий, то есть не добровольно.

И в случаях добровольного отказа предшествующей деятельностью субъекта создавалась опасность причинения ущерба, угроза для социалистических общественных отношений. Однако совершенные действия не являются преступными, не рассматриваются как приготовление к преступлению или покушение на преступление и, следовательно, не влекут за собой уголовной ответственности, так как лицо отказывается от доведения этой деятельности до конца «по своей воле».

Мотивы такого добровольного отказа могут быть различны: сознание долга, чувство жалости, стыд, раскаяние, страх перед возможной уголовной ответственностью и т. д. Но в любом из этих случаев при добровольном отказе приходится делать вывод, что имеющиеся у субъекта антисоциальные мотивы (а они, бесспорно, имеются, ибо иначе не было бы и предварительной деятельности по совершению преступления) все же успешно тормозятся данными контрмотивами, то есть отсутствует реальная возможность совершения этим лицом преступного общественно опасного деяния, отсутствует общественная опасность субъекта.[114]114
  Неверно утверждение А. А. Герцензона, что добровольный отказ свидетельствует лишь о меньшей общественной опасности субъекта. См. А. А. Герцензон. Уголовное право. Часть общая, изд. 2-е, М., 1948, стр. 358.


[Закрыть]

В то же время, если предварительная деятельность по совершению преступления, от доведения до конца которого субъект затем отказывается, сама по себе состоит в совершении какого-либо преступления, то, несмотря на добровольный отказ, уголовная ответственность возникает именно за уже совершенное преступление. В отношении последнего сдерживающие мотивы у субъекта отсутствуют: лицо общественно опасно.

Об общественной опасности субъекта, таким образом, свидетельствуют не только оконченные преступления, но и предварительная преступная деятельность. Причем, чем полнее успел индивид осуществить свое преступное намерение, тем точнее и правильнее будут выводы о возможности совершения данным лицом нового преступления. С этой точки зрения среди всех видов предварительной преступной деятельности наиболее ярко свидетельствует об общественной опасности виновного оконченное покушение, когда субъект совершил все, что он считал необходимым для наступления преступного результата, но последний не наступил по не зависящим от воли данного лица обстоятельствам.

Устанавливая уголовную ответственность со стадии приготовления к совершению преступления, государство считает, что уже приготовительные действия, будучи общественно опасными, свидетельствуют и о наличии общественной опасности лица. В то же время нужно учитывать, что приготовление далеко не всегда свидетельствует о том, что «намерение субъекта достигло уже непреклонной решимости. Те мотивы, которые оказались достаточными, чтобы человек совершил те или иные приготовительные действия, могут оказаться недостаточными для совершения самого преступления».[115]115
  См.: А. А. Пионтковский. Учение о преступлении, стр. 508–509.


[Закрыть] Подтверждением этого положения как раз и служат случаи добровольного отказа.

Наконец, вообще не является доказательством наличия реальной возможности совершения лицом преступления обнаружение умысла. Это объясняется тем, что простое, устное или письменное, выражение намерение совершить общественно опасное деяние, не сопровождающееся никакими конкретными действиями, хотя бы приготовительного характера, может слишком далеко отстоять от начала реального осуществления общественно опасных действий. Обнаружение умысла не только не показывает, что существующие социальные тормоза не оказывают сдерживающее влияние по отношению к антиобщественным мотивам лица, но далеко не с очевидностью говорят и вообще о существовании антиобщественных взглядов и установок у субъекта. Маркс писал, что «простое заявление о намерении сделать то-то и то-то не может послужить поводом для преследования меня ни со стороны уголовной, ни со стороны исправительной полиции… Только поступки доказывают насколько серьезно было заявление».[116]116
  К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 6, стр. 242.


[Закрыть] Поэтому обнаружение умысла не является преступлением и не влечет за собой уголовной ответственности.[117]117
  В директивном письме НКЮ и Верховного Суда РСФСР по применению Уголовного кодекса 1926 г. указывалось: «Один лишь голый умысел, голое намерение совершить преступление, не выразившееся в конкретных действиях, не является преступлением и не влечет применение мер социальной защиты». См.: «Еженедельник советской юстиции», 1927, № 2, стр. 44. Правильно пишет И. С. Тишкевич: «Преступное намерение, к осуществлению которого субъект не приступил, не может служить объектом карательной деятельности государства, потому, что оно не является общественно опасным, не создает реальной угрозы социалистическим общественным отношениям и еще не свидетельствует об общественной опасности самого субъекта». – И. С. Тишкевич. Указ. соч., стр. 28.


[Закрыть]

Нельзя сказать, что представители буржуазной классической школы уголовного права полностью отрицали какое-либо значение особенностей личности виновного для уголовной ответственности.

Такое утверждение являлось бы справедливым лишь по отношению к чисто идеалистическим возмездным теориям (типа теорий Канта, Гегеля и т. п.). В основном же сторонники старой классической школы, стоящие в целом на позициях позитивизма, в общем-то признавали, что наказывается, конечно, не деяние, а лицо, деятель, виновник этого деяния. При этом однако указывалось, что в область уголовно-правовых исследований личность допускается «только потому, что она проявляется в преступном деянии, и лишь постольку, поскольку она проявляется в этом деянии».[118]118
  Н. С. Таганцев. Русское уголовное право, т. I, стр. 16.


[Закрыть] Если первое из этих положений («потому, что она проявляется в преступном деянии») правильно, то со вторым («поскольку она проявляется в этом деянии») согласиться нельзя. Для «классиков» был характерен метафизический подход к изучению такого социального явления как преступность, который приводил к выхолащиванию социально-политического содержания из уголовно-правовых понятий, излишней их юридизации. Сосредотачивая все внимание на изучении юридических признаков преступления, «классики» по существу игнорировали уголовно-правовое значение причин совершения преступления и особенностей личности преступника, которые непосредственно не отражены в признаках преступления.

Обострение классовой борьбы, резкий рост преступности, особенно рецидивной преступности и преступности несовершеннолетних, приводит к тому, что буржуазия в целях защиты своего классового господства стремится «избавиться от ею же созданной и для нее ставшей невыносимою законности» (Ленин). Результатом этого явились идеи антропологической и социологической школ, объясняющие преступность в значительной степени прирожденными особенностями определенных типов людей и ставящие во главу угла при решении вопроса о применении уголовной репрессии общественную опасность субъекта. Учение о социальной опасности личности было наиболее полно развито представлениями социологической школы в виде теории «опасного состояния» (etat dangereux).

Что же социологи понимали под «опасным состоянием»? В чем, по их мнению, заключалась социальная опасность личности?

Общепризнанным считалось, что опасное состояние лица, социальная опасность личности заключается в возможности совершения преступления этим лицом. Так, проф. Гарсон в докладе на Брюссельском съезде Международного союза криминалистов в 1910 году говорил: «Можно определить опасного индивида как такое лицо, от которого можно ожидать, что оно учинит в будущем акты, могущие поколебать публичный порядок… Вопрос об «опасном состоянии» сводится к тому, чтобы знать, в каких случаях вероятность социальной опасности становится достаточно сильной для того, чтобы публичная власть была уполномочена на лишение индивида свободы в качестве предупредительной меры. Изучение этого вопроса настолько продвинулось вперед, что мы можем различить три группы опасных индивидов:

1) тех, которые уже учинили несколько преступлений;

2) тех, привычки и образ жизни которых заставляют думать, что они учинят преступление;

3) тех, которые, по-видимому, имеют естественное предрасположение к преступлениям».[119]119
  Цит. по: П. И. Люблинский. Международные съезды по вопросам уголовного права за десять лет (1905–1915), Пг, 1915, стр. 74.


[Закрыть]

Та же идея у А. А. Жижиленко: «Под опасным состоянием я разумею те своеобразные особенности преступника, которые на основании известных указаний опыта могут давать нам повод предполагать, что данный субъект и впредь будет совершать преступные деяния. Это опасное состояние может быть или продуктом тех или других ненормальностей психической или физической организации человека, и в этом случае можно говорить об опасности патологического происхождения, или же продуктом известных антисоциальных склонностей субъекта, привычки к праздности, к тунеядству и т. д.; в этом случае можно говорить об опасности социального происхождения».[120]120
  А. А. Жижиленко. К вопросу о мерах социальной зашиты в отношении опасных преступников // Журнал уголовного права и процесса, 1912, № 3, стр. 35–36; В. Станкевич писал: «В самом общем и широком смысле опасное состояние можно определить как такое состояние личности, на основании которого можно и должно опасаться, что личность совершит преступные деяния». – В. Станкевич. Борьба с опасным состоянием, как основная задача нового уголовного права // Новые идеи в правоведении, сб. № X, Цели наказания, СПб., 1914, стр. 98–99.


[Закрыть]