Книги по бизнесу и учебники по экономике. 8 000 книг, 4 000 авторов

» » Читать книгу по бизнесу Откровенный разговор о торговле. Идеи для разумной мировой экономики Дэни Родрик : онлайн чтение - страница 1

Откровенный разговор о торговле. Идеи для разумной мировой экономики

Правообладателям!

Представленный фрагмент книги размещен по согласованию с распространителем легального контента ООО "ЛитРес" (не более 20% исходного текста). Если вы считаете, что размещение материала нарушает ваши или чьи-либо права, то сообщите нам об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?

  • Текст добавлен: 6 августа 2020, 19:32

Текст бизнес-книги "Откровенный разговор о торговле. Идеи для разумной мировой экономики"


Автор книги: Дэни Родрик


Раздел: Экономика, Бизнес-книги


Возрастные ограничения: +16

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Дэни Родрик
Откровенный разговор о торговле. Идеи для разумной мировой экономики

Посвящаю моим детям, которые ежедневно поддерживают мою веру в то, что мир станет лучше



Предисловие

НЕСУТ ЛИ экономисты ответственность за шокирующую победу Дональда Трампа на выборах американского президента? Экономисты могут только желать иметь способность определять исход выборов. Но пусть даже они не могли вызвать (или предотвратить) избрание Трампа, одна вещь несомненна: экономисты оказали бы большее – и куда более позитивное – воздействие на общественное обсуждение, если бы плотнее занялись преподаванием своим ученикам, а не примкнули к застрельщикам глобализации.

Почти двадцать лет назад, когда выходила моя книга «Не слишком ли далеко зашла глобализация?», я подошел к одному известному экономисту и спросил, не даст ли он одобрительный отзыв для обложки. В книге я заявлял, что при отсутствии более согласованной реакции государства чрезмерная глобализация углубит общественные разногласия, усугубит проблемы распределения и подорвет внутригосударственные общественные договоренности. Эти доводы с той поры стали общепринятыми.

Экономист отказал. Хотя фактически у него не вызвал возражений представленный анализ, он беспокоился, что моя книга обеспечит «боеприпасами дикарей». Протекционисты ухватятся за доводы, касающиеся минусов глобализации, для прикрытия своего узкого, эгоистичного круга интересов.

Вот реакция, которую я все еще получаю от коллег-экономистов. После доклада один из них нерешительно поднимает руку и спрашивает: «Не беспокоит ли вас злоупотребление вашими доводами? Не боитесь, что они будут на руку демагогам и популистам, которых вы критикуете?»

Всегда есть риск того, что наши доводы в общественной дискуссии похитят те, с кем мы не согласны. Но я никогда не понимал, почему многие экономисты считают, что нам следует делать перекос нашей аргументации насчет торговли в одном конкретном направлении. Видимо, неявно подразумевается, что дикари присутствуют лишь на одной стороне дискуссии о торговле. Как будто те, кто жалуется на Всемирную торговую организацию или торговые соглашения,– ужасные протекционисты, а те, кто выступает «за»,– всегда на стороне ангелов.

По правде сказать, многие энтузиасты торговли не в меньшей мере руководствуются своими узкими, эгоистичными интересами. Фармацевтические компании добиваются ужесточения правил патентной защиты, банки – беспрепятственного доступа на зарубежные рынки, а мультинациональные компании – специальных арбитражный судов (special arbitration tribunals). Все они уважают общественный интерес не более, чем протекционисты. Поэтому экономисты, когда затушевывают свои доводы, по сути, предпочитают один ряд своекорыстных соперников («дикарей») другому.

В течение долгого времени экономисты придерживаются неписаного правила: выступая перед широкой публикой, бороться за торговлю и не слишком распространяться о «строчках мелкого текста» [важных, но неприметных подробностях. – Пер.]. Стандартные модели международной торговли, с которыми экономисты работают, обычно приносят ярко выраженные распределительные последствия. Снижение доходов определенных групп производителей или работников – вот обратная сторона «выгод от торговли». При этом экономисты давно знают, что «провалы рынка», включающие плохое функционирование рынков труда, несовершенство кредитного рынка, экстерналии (вследствие распространения и накопления знаний или же загрязнения природной среды) и монополии, способны помешать получению упомянутых выгод.

Они также знают, что экономические выгоды торговых соглашений, которые, переступая границы, меняют внутригосударственные регулирующие положения (как и в случаях ужесточения правил патентной защиты или гармонизации норм охраны труда), являются принципиально неоднозначными.

Тем не менее экономисты, можно не сомневаться, попугайски твердят о чудесах сравнительного преимущества и свободной торговли всякий раз, когда речь заходит о торговых соглашениях. Они последовательно свели к минимуму распределительные соображения, хотя ныне ясно, что распределительные последствия, скажем, Североамериканского соглашения о свободной торговле или вступления Китая во Всемирную торговую организацию, оказались значительными для тех американских сообществ, которые пострадали самым непосредственным образом. Они завысили величину совокупных выгод от торговых договоренностей, хотя такие выгоды были относительно малы, по крайней мере с 1990‐х гг. Они поддержали пропаганду, изображающую сегодняшние торговые договоренности как «соглашения о свободе торговли». Хотя Адам Смит и Давид Рикардо перевернулись бы в своих гробах, если бы ознакомились с конкретными положениями, скажем, Транс-тихоокеанского партнерства, касающимися правил защиты интеллектуальной собственности или инвестиционного регулирования.

Это нежелание быть честным касательно торговли стоило экономистам доверия общественности. Что еще хуже, оно «вскормило» трактовку событий их оппонентов. Неспособность экономистов дать полную картину по вопросу торговли, включающую все необходимые разграничения и оговорки, позволила с большей легкостью обвинять торговлю, зачастую напрасно, во всякого рода дурных последствиях.

Например, какой бы вклад ни внесла торговля в рост неравенства, она лишь один из факторов, формирующих соответствующую общую тенденцию. И, по всей вероятности, менее значимый фактор по сравнению с технологией. Будь экономисты откровеннее насчет изнанки торговли, им бы, возможно, больше доверяли как честным посредникам в данной дискуссии.

Аналогично, мы могли бы добиться более компетентного общественного обсуждения «социального демпинга»11
  Социальный демпинг – совокупность различных мер, нацеленных на получение конкурентных преимуществ и при этом способных значительно ухудшить социальную защищенность работников. В данном случае речь идет о снижении издержек производства за счет его перемещения в страны с дешевой рабочей силой.– Прим. пер.


[Закрыть]
, если бы экономисты были готовы признать, что импорт из тех стран, где трудовые права не защищены, ставит серьезные вопросы относительно справедливого распределения благ (distributive justice). Тогда, допустим, можно было бы разграничить случаи, когда низкие зарплаты в бедных странах отражают низкую производительность, и случаи подлинного нарушения [трудовых] прав. При этом основной объем торговли, который не вызывает таких вопросов, возможно, был бы лучше защищен от обвинений в «несправедливой торговле».

Подобным образом, если бы экономисты прислушались к своим критикам, которые предупреждали о валютной манипуляции22
  Имеется в виду занижение курсов национальных валют с целью стимулирования экспорта.– Прим. пер.


[Закрыть]
, торговых дисбалансах и потере рабочих мест, а не держались за модели, в которых не рассматриваются безработица и другие макроэкономические проблемы, им, возможно, было бы легче парировать преувеличенные заявления насчет неблагоприятного воздействия торговых договоренностей на занятость.

Короче говоря, если бы экономисты обнародовали оговорки, неясности и сомнения из своей семинарской аудитории, они, не исключено, стали бы более достойными защитниками мировой экономики. К сожалению, их рвение к защите торговли от ее врагов к добру не привело. Если послушать демагогов, которые делают бессмысленные заявления насчет торговли и на самом деле получают власть,– именно поклонники торговли из научных кругов заслуживают порицания (хотя бы отчасти).

Данная книга пытается внести ясность не только насчет торговли, как явствует из заглавия, но и касательно тех нескольких областей, в которых экономисты могли бы явить обществу более сбалансированное и принципиальное обсуждение вопросов. Хотя торговля – один из ключевых аспектов указанных областей, во многом характеризующий происходящее в каждой из них, те же самые неудачи можно наблюдать, когда обсуждают финансовую глобализацию, зону евро и стратегии экономического развития.

В книге собрана значительная часть моих недавних популярных и доступных неспециалистам работ по глобализации, экономическому росту, демократии, политическому процессу и самой экономической науке. Приведенный ниже материал был привлечен из разных источников – моих ежемесячных колонок, написанных для сайта Project Syndicate, и иных отрывков (кратких и более объемных). В большей части случаев я лишь немного отредактировал первоначальный текст: обновил его, указал взаимосвязи с другими частями данной книги и добавил некоторые ссылки и вспомогательные материалы. Местами я перестроил материал первоисточников, чтобы добиться более целостной трактовки. Все источники перечислены в конце данной книги.

В ней показано, как в свое время мы могли бы выстроить более честную трактовку мировой экономики – такую, которая подготовила бы нас к итоговой негативной реакции и, возможно, даже снизила бы ее вероятность. В ней также изложены мысли о том, как двигаться дальше, чтобы добиться улучшения функционирования национальных экономик и более здоровой глобализации.

Глава 1
Улучшение балансировки

РЕЖИМ глобальной торговли никогда не был слишком популярным в США. Ни Всемирная торговая организация (ВТО), ни множество региональных торговых договоренностей, таких как Североамериканское соглашение о свободной торговле (НАФТА) и Транстихоокеанское партнерство (ТТП), не имели серьезной поддержки общественности. Но оппозиция, хотя и широкая, обычно была распыленной.

Этот факт позволил творцам экономической политики (policy makers) заключить после окончания Второй мировой войны целый ряд торговых соглашений. Крупнейшие страны мира непрестанно вели торговые переговоры в период, когда подписывали две важнейшие общемировые многосторонние договоренности: Генеральное соглашение по тарифам и торговле (ГАТТ) и учредительный договор Всемирной торговой организации. Кроме того, было подписано более 500 двусторонних и региональных торговых соглашений, причем подавляющее большинство из них после того, как в 1995 г. ВТО заменила ГАТТ.

В чем сегодняшнее отличие? В том, что международная торговля заняла центральное место в политической дискуссии. В период самых последних американских выборов кандидаты на президентство Берни Сандерс и Дональд Трамп сделали противодействие торговым соглашениям одним из ключевых пунктов своих кампаний. И, судя по тональности других кандидатов, в тогдашнем политическом климате поддержка глобализации равнялась политическому самоубийству. Итоговая победа Трампа может быть приписана (отчасти, по крайней мере) его жесткому отношению к торговле и обещанию пересмотреть договоренности, которые, по его утверждению, благоприятствовали другим странам в ущерб США.

Торговая риторика Трампа и других популистов, возможно, чрезмерна, но уже мало кто отрицает, что в ее основе лежат реальные ощущения несправедливости. Глобализация не всем пошла на пользу. Многие рабочие семьи оказались в проигрыше вследствие поставок дешевого импорта из Китая, Мексики и других стран33
  О НАФТА см.: Shushanik Hakobyan and John McLaren, «Looking for Local Labor-Market Effects of NAFTA», Review of Economics and Statistics, vol. 98(4), October 2016: 728–741. О китайском торговом шоке см.: David H. Autor, David Dorn, and Gordon H. Hanson, «The China Shock: Learning from Labor-Market Adjustment to Large Changes in Trade», Annual Review of Economics, vol. 8, October 2016: 205–240. Хакобян и Макларен обнаружили, что НАФТА снизило рост зарплат в наиболее пострадавших отраслях по сравнению с другими отраслями на 17 процентных пунктов. Отор и др. зафиксировали значительные и долгосрочные последствия для зарплат и занятости в жестоко пострадавших сообществах при отсутствии соответствующих выгод где-либо еще.


[Закрыть]
. А главными «призерами» стали финансисты и квалифицированные специалисты, которые смогли извлечь выгоду от расширения рынков. Хотя глобализация не была ни единственным, ни даже важнейшим фактором неравенства доходов в развитых странах, она вошла в число ключевых причин. А тем временем экономисты старались обнаружить крупные выгоды от недавних торговых соглашений для экономики в целом44
  Одно недавнее научное исследование с использованием всех «наворотов» современной теории международной торговли дало оценку, что общие выгоды от НАФТА для США равнозначны приросту «благосостояния» в размере 0,08%. Последствия для объема торговли гораздо значительнее: удвоение поставок из Мексики в США. (Lorenzo Caliendo and Fernando Parro, «Estimates of the Trade and Welfare Effects of NAFTA», Review of Economic Studies, vol. 82(1), 2015: 1–44.) Столь же интересен тот факт, что для США добрая половина копеечного прироста – 0,08% – обусловлена не ростом эффективности производства, а выгодой от улучшения условий торговли. То есть, согласно оценкам Калиендо и Парро, мировые цены на импорт США падают по сравнению с ценами на экспорт. Это не выгоды от роста эффективности производства, а трансферт доходов из других стран (здесь, прежде всего, из Мексики и Канады). Этот выигрыш обеспечивается в ущерб другим странам.


[Закрыть]
.

Особую политическую значимость торговле придает тот факт, что она зачастую ставит вопросы справедливости таким образом, каким их не ставит технология – другой важный источник неравенства. Когда я теряю свою работу из-за нововведений моего конкурента, внедрившего лучший продукт, у меня мало причин для жалоб. Когда он побеждает меня, привлекая зарубежные фирмы, которые делают то, что здесь не принято (например, не позволяют рабочим организованно заключать коллективные соглашения), я могу испытывать законное недовольство. Неравенство порождает обеспокоенность не само по себе. Проблемы вызывает несправедливое неравенство, когда мы вынуждены конкурировать при различии базовых правил (ground rules)55
  Christina Starmans, Mark Sheskin, and Paul Bloom, «Why People Prefer Unequal Societies», Nature: Human Behaviour, vol. 1, April 2017: 82.


[Закрыть]
.

В период президентской кампании 2016 г. Берни Сандерс решительно отстаивал пересмотр торговых соглашений, чтобы достичь лучшего соответствия интересам рабочих. Но такие доводы тут же наткнулись на возражения, что всякая приостановка или отмена торговых соглашений нанесет ущерб беднейшим жителям планеты, убивая их надежду на преодоление бедности за счет экспортного роста экономики. «Если ты бедный из другой страны, то это самое худшее из того, что сказал Берни Сандерс» – таким был заголовок на популярном и обычно сдержанном новостном сайте Vox.com66
  Zack Beauchamp, «If You’re Poor in Another Country, This Is the Scariest Thing Bernie Sanders Has Said», Vox, April 5, 2016, http://www.vox.com/2016/3/1/11139718/bernie-sanders-trade-global-poverty.


[Закрыть]
.

Но торговые правила, которые в развитых странах более соответствуют социальным нуждам и соображениям равенства возможностей, не обязательно являются помехой для экономического роста в бедных странах. Застрельщики глобализации ощутимо дискредитируют свою идею, когда описывают проблему как бескомпромиссный выбор между существующими механизмами торговли и сохранением бедности на планете. И «прогрессисты»77
  В историческом контексте термин «прогрессисты» (англ. progressives) употребляется для обозначения участников широкого «прогрессистского» движения в США. Оно пришлось на так называемую прогрессивную эру (1890–1910‐е гг.), отмеченную реформами и созданием в 1912 г. Прогрессивной партии, которая официально прекратила существование в 1918 г. (Политические партии с аналогичным названием в истории США существовали и в последующем.) В нынешних США термин продолжает употребляться, хотя его трактовка является дискуссионной.– Прим. пер.


[Закрыть]
без нужды заставляют себя выбирать.

В стандартной трактовке того, как торговля помогла развивающимся странам, отсутствует одна важнейшая подробность их опыта развития. Страны, которым удалось воспользоваться глобализацией (таковы, например, Китай и Вьетнам), использовали смешанную стратегию: продвижение экспорта и разнообразные меры, которые нарушают современные правила торговли. Субсидии, регламентация доли отечественных комплектующих, регулирование инвестиций и (да!) зачастую барьеры для импорта играли важную роль в создании новых высокорентабельных отраслей88
  Dani Rodrik, «Growth Strategies», in Handbook of Economic Growth, P. Aghion and S. Durlauf, eds., vol. 1A, North-Holland, 2005: 967–1014.


[Закрыть]
. Страны, которые опирались лишь на свободу торговли (сразу вспоминается Мексика), не преуспели99
  Dani Rodrik, «Mexico’s Growth Problem», Project Syndicate, November 13, 2014, https://www.project-syndicate.org/commentary/mexico-growth-problem-by-dani-rodrik‐2014–11?barrier=accessreg.


[Закрыть]
.

Вот почему торговые соглашения, которые ужесточают существующие правила (к чему привело бы, например, ТТП), не являются на самом деле безоговорочно благотворными для развивающихся стран. Китай не смог бы проводить свою феноменально успешную стратегию индустриализации, если бы он был связан в 1980‐х и 1990‐х гг. правилами образца ВТО. При наличии ТТП Вьетнам имел бы некоторую гарантию продолжения доступа на американский рынок (существующие барьеры со стороны США уже довольно низки), но взамен ему бы пришлось согласиться с ограничениями на субсидии, правила патентной защиты и регулирование инвестиций.

При этом в исторических данных нет свидетельств того, что бедные страны заинтересованы в очень низких или нулевых барьерах в развитых странах для получения значительных выгод от глобализации. На самом деле все самые яркие на сегодня примеры экспортно-ориентированного роста – Япония, Южная Корея, Тайвань и Китай – имели место, когда уровни импортных тарифов в США и Европе были умеренными, но выше сегодняшних.

Итак, хорошая новость для «прогрессистов», обеспокоенных как неравенством в богатых странах, так и бедностью в остальной части мира, состоит в том, что и вправду можно продвинуться на обоих фронтах. Но для этого мы должны достаточно радикально изменить наш подход к торговым договоренностям.

Ставки весьма высоки. Плохо отрегулированная глобализация оказывает сейчас глубокое воздействие не только на США, но и на все остальные развитые страны (особенно европейские), а также на страны с низкими и средними доходами (там, где проживает большинство работников нашей планеты). Достижение баланса между экономической открытостью и возможностью маневра для экономической политики имеет огромную важность.

Европа на краю обрыва

Те трудности, которые глубокая экономическая интеграция ставит перед системой правления1010
  Здесь и далее выражение «система правления» используется как основной вариант перевода английского термина governance, который можно истолковать как «совокупность механизмов создания и поддержания общественных норм». Более привычный вариант – «государственное управление» – был (за малым исключением) отвергнут из-за частого использования автором выражений global governance (далее переводится как «глобальная система правления») и domestic governance («национальная система правления»). В отдельных словосочетаниях governance переводится как «регулирование», а выражению corporate governance соответствует устоявшийся перевод – «корпоративное управление».– Прим. пер.


[Закрыть]
и демократией, нигде не видны лучше, чем в Европе. Единый европейский рынок и единая валюта представляют собой уникальный эксперимент по части того, что я назвал в своей более ранней работе гиперглобализацией1111
  Dani Rodrik, The Globalization Paradox: Democracy and the Future of the World Economy, W. W. Norton, New York, 2011; Дэни Родрик, Парадокс глобализации: демократия и будущее мировой экономики. Издательство Института Гайдара, Москва, 2014.


[Закрыть]
. Этот эксперимент породил пропасть между масштабной экономической и ограниченной политической интеграцией, не имеющую исторических аналогов в демократических странах.

Как только разразился финансовый кризис и уязвимость европейского эксперимента стала видна в полной мере, более слабым экономикам со значительными внешними дисбалансами потребовался срочный выход из положения. У европейских институтов и Международного валютного фонда (МВФ) был ответ: структурное реформирование. Конечно же, жесткая экономия будет болезненной. Но изрядная доза структурного реформирования (либерализация рынков труда, товаров и услуг) сделает боль терпимой и поможет поставить больного на ноги. Как я объясняю далее в этой книге, с самого начала эта надежда была ложной.

Нельзя отрицать, что кризис европейской валюты нанес большой ущерб политическим демократиям Европы. Уверенность в европейском проекте пострадала, центристские политические партии ослабли, а «экстремистские» партии, особенно крайне правые, получили главные выгоды. Не столь заметен, но, по меньшей мере, столь же важен тот ущерб, который кризис нанес перспективам демократии за пределами узкого круга стран зоны евро. Грустный факт: Европа больше не является ярким светочем демократии для других стран, каким она была. Едва ли можно ожидать, что сообщество наций, которое не способно остановить явное сползание в авторитаризм одного из своих членов (Венгрии), будет содействовать укреплению демократии в странах на своей периферии. Последствия легко видеть, к примеру, в Турции, где потеря «европейского якоря» помогла Эрдогану раз за разом получать властные полномочия; косвенным образом эта потеря причастна к неудачам «арабской весны».

Наиболее суровыми издержки ошибочных экономических мер оказались для Греции. Ее политическая жизнь продемонстрировала все признаки страны, которую душит «трилемма» глубокой интеграции. Невозможно совместить гиперглобализацию, демократию и национальный суверенитет. Самое большее – можно совместить два пункта из трех1212
  «Политическая трилемма мировой экономики» впервые обсуждалась в публикации Dani Rodrik, «How Far Will International Economic Integration Go?» Journal of Economic Perspectives, Winter 2000. Я раскрываю ее в исторической перспективе в своей книге «Парадокс глобализации».


[Закрыть]
. Поскольку Греция, наряду с другими странами зоны евро, не хотела ничем жертвовать, она в итоге осталась ни с чем. Страна «купила» время целым рядом новых программ, но все еще не вышла из трудностей. Пока неясно, вернут ли ей в итоге экономическое здоровье жесткая экономия и структурные реформы.

История дает основания для сомнений. При демократии, когда нужды финансовых рынков и зарубежных кредиторов сталкиваются с нуждами отечественных работников, пенсионеров и среднего класса, обычно именно местным жителям принадлежит последнее слово.

Даже если бы прямые и косвенные экономические последствия полномасштабного итогового дефолта Греции не были достаточно ужасающими, политические последствия могли бы быть куда худшими. Хаотический распад зоны евро нанес бы непоправимый урон проекту европейской интеграции, опорной колонне европейской политической стабильности со времен Второй мировой войны. Он дестабилизировал бы не только имеющую высокие долги европейскую периферию, но и центральные страны наподобие Франции и Германии (которые были и остаются архитекторами данного проекта).

Кошмарным сценарием стала бы победа (как в 1930‐х гг.) крайних политических взглядов1313
  Если переводить буквально – «победа… политического экстремизма» (англ. victory for political extremism), однако здесь и в других местах избраны иные, не столь буквальные варианты, поскольку в русском языке «экстремизм», как правило, означает деятельность вне правового поля. Напротив, английское слово extremism используется автором, среди прочего, и как характеристика взглядов Дональда Трампа и других политиков, чья деятельность не нарушает существующих законов. По аналогичным соображениям в ряде случаев не использован буквальный вариант перевода слова extremist.– Прим. пер.


[Закрыть]
. Фашизм, нацизм и коммунизм были детьми нараставшей с конца XIX в. негативной реакции на глобализацию. Их вскормило беспокойство тех групп, которые ощущали бесправие и угрозу перед лицом развертывания рыночных сил и усиления космополитических элит.

Ранее свобода торговли и золотой стандарт потребовали ухода на второй план национальных приоритетов, таких как общественное реформирование, сплочение нации и культурное возрождение (cultural reassertion). Экономический кризис и неудача международной кооперации подорвали не только глобализацию, но и позиции тех элит, которые поддерживали тогдашний порядок. Как написал мой гарвардский коллега Джефф Фриден, это вымостило дорогу двум разным проявлениям крайних взглядов. Столкнувшись с выбором между равенством возможностей и экономической интеграцией, коммунисты выбрали радикальное реформирование общества и экономическую самодостаточность. Столкнувшись с выбором между национальным самоутверждением (national assertion) и глобализмом, фашисты, нацисты и националисты выбрали сплочение нации1414
  Jeffry A. Frieden, Global Capitalism: Its Rise and Fall in the Twentieth Century, W. W. Norton, New York, 2007.


[Закрыть]
.

К счастью, фашизм, коммунизм и другие формы диктаторства ушли в прошлое. Но подобного рода противоречия между экономической интеграцией и политической жизнью отдельных стран давно приближаются к точке кипения. Единый европейский рынок оформился гораздо быстрее европейского политического сообщества; экономическая интеграция намного опередила политическую.

И вот результат: с растущей обеспокоенностью насчет разрушения экономической устойчивости (economic security), общественной стабильности и культурной идентичности нельзя справиться посредством традиционных (mainstream) политических каналов. Политические структуры национального уровня стали слишком узкими для действенных решений проблем, в то время как европейские институты по-прежнему остаются слишком слабыми для того, чтобы заслужить лояльность к себе.

Именно крайне правые больше всего выиграли от неудачи центристов. Во Франции под руководством Марин Ле Пен Национальный фронт возродился и превратился в одну из главных политических сил, предъявив серьезную заявку на президентство в 2017 г. В Германии, Дании, Австрии, Италии, Финляндии и Нидерландах партии правых популистов воспользовались связанным с евро недовольством. Они увеличили доли голосов своих избирателей, а в отдельных случаях являются в своих странах важными игроками политической сцены.

Негативная реакция не ограничена странами зоны евро. В Скандинавии партия «шведских демократов» с неонацистскими корнями опережала социал-демократов и в начале 2017 г. поднялась в верхние строчки национальных опросов общественного мнения. А в Великобритании антипатия к Брюсселю и острое желание национального самоуправления имели итогом Брекзит, несмотря на предупреждения экономистов о мрачных последствиях.

Политические движения крайне правых традиционно питались неприятием иммиграции. Но греческий, ирландский, португальский и другие пакеты финансовой помощи, наряду с проблемами европейской валюты, снабдили их свежей аргументацией. Определенно, обоснованность их недоверия к евро внешне подтверждается событиями. Когда Марин Ле Пен спросили, откажется ли она в одностороннем порядке от евро, она уверенно ответила: «Когда я буду президентом, зона евро, вероятно, перестанет существовать в течение нескольких месяцев».

Как и в 1930‐х гг., неудача международной кооперации соединилась с неспособностью центристских политиков адекватно реагировать на экономические, социальные и культурные нужды отечественных избирателей. Европейский проект и зона евро настолько накалили дискуссию, что во время кризиса зоны евро легитимность соответствующих элит получила даже более серьезный удар.

Центристские политики Европы обязались дать «больше Европы» и «подписались» под стратегией действий, слишком быстрых для снятия опасений в отдельных странах, но слишком медленных для создания поистине общеевропейского политического сообщества. Они чересчур долго держались за некий промежуточный путь, шаткий и переполненный противоречиями. Цепляясь за то видение Европы, которое оказалось несостоятельным, центристские элиты Европы поставили под угрозу саму идею общеевропейского единства.

Краткосрочные и долгосрочные пути выхода из европейского кризиса нетрудно рассмотреть в их общих чертах. Они обсуждаются ниже. В конечном итоге Европа сталкивается с тем же выбором, с каким она сталкивается всегда: она либо займется наконец политическим союзом, либо ослабит существующий экономический союз. Но неумелые попытки преодоления кризиса весьма затруднили понимание того, как итоговый результат может быть получен полюбовно и с минимальным экономическим и политическим уроном для стран – членов ЕС.

Увлечения и поветрия в развивающихся странах

Два последних десятилетия оказались благоприятными для развивающихся стран. США и Европу качало от финансового кризиса, жесткой экономии и популистской негативной реакции. А тем временем развивающиеся страны во главе с Китаем и Индией добились исторически беспрецедентных темпов экономического роста и снижения уровня бедности. Причем на этот раз Латинская Америка, Черная Африка и Южная Азия смогли присоединиться к Восточной Азии. Но даже в разгар «раскрутки» формирующихся рынков (emerging-markets)1515
  Термин emerging markets переводится на русский язык по-разному: «нарождающиеся рынки», «новые рынки» и т. д. Первоначально он обозначал фондовые рынки в тех странах, где инвесторы еще не накопили достаточного опыта. К числу этих стран относят новые индустриальные страны (например, Бразилию и Тайвань), бывшие социалистические страны и др.– Прим. пер.


[Закрыть]
можно было различить две темные тучки.

Во-первых, сможет ли нынешняя когорта стран с низкими доходами воспроизвести тот путь индустриализации, который принес быстрый экономический прогресс Европе, Америке и Восточной Азии? Во-вторых, смогут ли они разработать современные либерально-демократические институты, приобретенные нынешними развитыми странами в предыдущем столетии? Мне представляется, что ответы на оба эти вопроса могут оказаться отрицательными.

С точки зрения политики беспокоит то, что создание и поддержание либеральных демократических режимов требует весьма конкретных предпосылок. Ключевая трудность такова: получатели выгод либеральной демократии обычно не располагают перевесом ни в численности, ни в ресурсах, что вовсе не так в случае электоральной демократии и диктатуры. Пожалуй, не следует удивляться, что даже развитые страны в наши дни сталкиваются с трудностями при соблюдении принципов либеральной демократии. В странах без долгих и глубоких либеральных традиций сползание в авторитаризм – естественная тенденция. Этот факт связан c отрицательными последствиями не только для политического, но и для экономического развития.

Непростая проблема роста экономики дополняет проблему демократии. Одно из важнейших экономических явлений нашего времени – процесс, который я назвал «преждевременной деиндустриализацией»1616
  Dani Rodrik, «Premature Deindustrialization», Journal of Economic Growth, vol. 21, 2015: 1–33.


[Закрыть]
. Отчасти вследствие автоматизации серийной промышленности, отчасти вследствие глобализации ныне в странах с низкими доходами запас возможностей индустриализации истощается куда быстрее, чем истощили его их предшественники в Восточной Азии. Это было бы не трагично, если бы серийное производство не было традиционным мощным мотором роста (по причинам, которые я обсуждаю ниже).

Взгляд в прошлое позволяет понять, что на самом деле для большей части формирующихся рынков нет одинаковой истории экономического роста. В отличие от Китая, Вьетнама, Южной Кореи, Тайваня и еще нескольких примеров «экономических чудес», полученных за счет серийного производства, недавняя когорта «чемпионов» по росту экономики не создала большого числа современных экспортных отраслей. Чуть коснувшись вопроса, убеждаешься в том, что высокие темпы роста обусловлены не производственной трансформацией, а внутренним спросом, который, в свой черед, питают временные бумы сырьевых цен и зашкаливающие уровни государственных или (чаще) частных заимствований. Да, на формирующихся рынках полно компаний мирового уровня, а рост рядов среднего класса очевиден. Но лишь крошечная доля трудовых ресурсов этих стран занята на производительных предприятиях, а все остальное забирает непроизводительный неформальный сектор.

Обречена ли либеральная демократия в развивающихся странах? Или, быть может, ее можно спасти приданием ей форм, отличных от тех, которые она приняла в сегодняшних развитых странах? Какие модели роста доступны развивающимся странам, если индустриализация исчерпала запас сил? Каковы последствия преждевременной деиндустриализации для рынков труда и социального единения общества? Для преодоления этих грядущих проблем, неизведанных и непростых, развивающимся странам нужны будут свежие творческие подходы, соединяющие силы частного сектора и государства.

Торговому фундаментализму – не время

Одна из ключевых проблем нашей эпохи состоит в том, чтобы «поддержать открытую и расширяющуюся систему международной торговли». К сожалению, «либеральные принципы» системы мировой торговли «подвергаются растущей критике». «Протекционизм чрезвычайно распространился». «Велика опасность того, что вся система разрушится… или резко сожмется, повторяя мрачные 1930‐е гг.».

Извинительно было бы думать, что эти строки извлечены из недавних выпусков экономических и финансовых СМИ – из выплеска эмоций насчет нынешней негативной реакции на глобализацию. На самом деле их написали 36 лет назад, в 1981 г.1717
  Carl J. Green, «The New Protectionism», Northwestern Journal of International Law & Business, vol. 3, 1981: 1.


[Закрыть]

Тогдашнюю проблему составляла стагфляция в развитых странах. И в ту пору не Китай, а Япония была «торговым страшилищем», которое шествовало по рынкам планеты – и подминало их. США и Европа ответили возведением торговых барьеров и введением «добровольных экспортных ограничений» на японские автомобили и сталь. Разговоров о ползучем «новом протекционизме» было полно.

Последующие события раз за разом опровергали подобный пессимизм насчет режима торговли. Глобальная торговля, вовсе не сократившись, резко увеличилась в 1990‐х и 2000‐х гг. К этому привели создание Всемирной торговой организации, расцвет двусторонних и региональных торгово-инвестиционных соглашений, а также подъем Китая. Был начат новый век глобализации (по сути, более напоминающей гиперглобализацию).

Если оглянуться, «новый протекционизм» 1980‐х гг. не был радикальным разрывом с прошлым. В большей мере он был примером сохранения режима, а не его разрушения, как написал политолог Джон Рагги. Тогдашние «специальные меры защиты от импорта» и «добровольные» экспортные ограничения (ДЭО) были внесистемными (ad hoc). Однако они были необходимыми откликами на распределительные проблемы и сложности приспособления, поставленные появлением новых торговых отношений1818
  John Gerard Ruggie, «International Regimes, Transactions, and Change: Embedded Liberalism in the Postwar Economic Order», International Organization, vol. 36(2), Spring 1982: 379–415.


[Закрыть]
.

Те экономисты и специалисты по международной торговле, которые кричали в то время: «Волк!» – ошибались. Если бы правительства прислушались к их советам и не ответили на запросы своих избирателей, ситуация, возможно, усугубилась бы. То, что современникам виделось подобием губительного протекционизма, фактически было способом выпуска пара во избежание излишнего роста политического давления.

Не аналогична ли обеспокоенность наблюдателей сегодняшней негативной реакцией на глобализацию? Международный валютный фонд (наряду с прочими) недавно предупредил, что медленный экономический рост и популизм могут привести к вспышке протекционизма. «Жизненно важно защитить перспективы растущей торговой интеграции» (согласно главному экономисту МВФ Морису Обстфельду)1919
  «IMF Sees Subdued Global Growth, Warns Economic Stagnation Could Fuel Protectionist Calls», IMF News, October 4, 2016, http://www.imf.org/en/News/Articles/2016/10/03/AM2016-NA100416-WEO.


[Закрыть]
.

До сих пор, однако, мало признаков того, что правительства решительно уходят от открытой экономики. Президент Трамп, возможно, по-прежнему вызывает торговый хаос, но оказалось, что лает он сильнее, чем кусает. Сайт globaltradealert.org поддерживает базу данных по мерам протекционизма и зачастую является источником заявлений о ползучем протекционизме. Кликните на их интерактивную карту протекционистских мер, и по всей планете вы увидите «салют» красными кружками. Он выглядит устрашающе, пока вы не кликните на карту мер либерализации, обнаружив сопоставимое число зеленых кружков.

Страницы книги >> 1 2 3 4 5 6 | Следующая

Правообладателям!

Представленный фрагмент книги размещен по согласованию с распространителем легального контента ООО "ЛитРес" (не более 20% исходного текста). Если вы считаете, что размещение материала нарушает ваши или чьи-либо права, то сообщите нам об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Топ книг за месяц
Разделы







Книги по году издания