Текст бизнес-книги "Сука. Роль, которую продиктовала жизнь"

Автор книги: Денис Байгужин

Раздел: Личностный рост, Книги по психологии

Глава 4

Максим Александрович открыл ящик комода и достал оттуда блюдце, ложку, чай, пакет с печеньем и конфеты. Положил чайный пакетик в кружку, налил кипятка и заботливо подал мне. Сам присел на стул рядом с пианино, открыл крышку инструмента и сыграл несколько аккордов.

– Мне продолжать? – Он взглянул на меня и улыбнулся.

– Да, – блаженно произнесла я.

Музыка словно уносила меня в другой мир. До сих пор вспоминаю эту мелодию. Как только она закончилась, я искренне зааплодировала.

– Нравится? Это же Пол Маккартни, – прояснил Максим Александрович. – Узнала?

Я молча кивнула, хотя не была знакома с творчеством Пола Маккартни, даже имя такое слышала впервые. Стили, жанры, направления музыки, ее теория, разделы и история были для меня тогда terra incognita. Учитель заботливо принялся играть следующую мелодию, а я с наслаждением слушала. Можно сказать, что тогда я испытала оргазм, но, будучи школьницей, я даже не знала значения этого слова.

Учитель играл, играл с удовольствием, пока не прозвенел звонок на перемену. И я чувствовала в нем мужчину, сильного и смелого защитника, за чьей спиной я могу оставаться собой. Так и должно происходить в общении между мужчиной и женщиной: он делает что-то для нее, она принимает. Он – активная, дающая сторона, она – забирающая. И если она готова что-либо забрать, а он готов это для нее дать, круг замыкается и создается предпосылка для возникновения и развития отношений.

Звенящий сигнал, приглашающий школьников на занятие, как будто ударил меня по голове. Сладко лилась мелодия Максима Александровича, но тут грянул звонкий всепроникающий звук, как гром в фильмах ужасов. Учитель все равно продолжал играть, он импровизировал, на ходу сочиняя новую концовку, чтобы не нарушать эмоциональный баланс резкой остановкой. Когда последняя композиция была завершена, учитель шепнул мне: «Нам пора на урок. Тебе на свой, а мне – на свой. Больше не грусти, а если нужна будет помощь, обращайся».

Я вышла из кабинета и увидела, что за партами уже сидел незнакомый мне класс. Дети оборачивались на меня. Я так увлеклась музыкой, что потеряла способность ориентироваться в пространстве и чуть не врезалась в стол. Я забыла, как одноклассники издевались надо мной, забыла о несправедливости мира и всех способах покончить с собой, я забыла даже портфель со всеми учебниками в кабинете географии и то, какой урок следующий. Забота преподавателя уравновесила мое состояние, я улыбалась. Я и не подозревала, что эта ситуация создаст мощную эмоциональную привязку к человеку.

– Начнем с проверки домашнего задания! – произнес Максим Александрович. – Анна, напомни, пожалуйста, что я задавал вам на прошлом занятии.

Урок музыки начался у других учащихся, но закончился у меня. Я поспешила в кабинет за потерянным ранцем. Учительница географии стала ругаться на меня за то, что я прогуливаю уроки и оставляю вещи в классе, вынуждая ее ждать меня, когда ей нужно уходить. Она обвинила меня в том, что из-за меня она опаздывала на совещание. В другом кабинете я получила замечание в дневник за опоздание на урок алгебры. Раньше я бы расстроилась, выслушивая все это, но сейчас мне было все равно. Жизнь засияла для меня новыми красками.

По окончании занятий сосед дядя Саша, как всегда, отвез нас с Дашей (его дочерью и по совместительству моей одноклассницей) домой. Она была моей единственной школьной подругой, по крайней мере, мне хотелось ее таковой считать. В классе меня особо не жаловали, и Даша, чтобы не портить себе репутацию, избегала контакта со мной в присутствии одноклассников. Мы ходили друг к другу в гости и прекрасно общались вне школы, однако я не помню о своей подруге ничего хорошего.

– Ты почему такая веселая, улыбаешься? – спросила Даша. Это был вопрос с подвохом. Даша любила задавать мне такие вопросы.

– А что, нельзя? – Я дала абсолютно глупый и банальный ответ. Мне нечего было на это сказать.

– Ты обычно всегда хмурая, и повода для радости я не вижу. Тебя же в школе никто не любит!

– Любит, – улыбаясь, ответила я.

– Кто? – спросила подруга.

– Ты, – ответила я и демонстративно засмеялась.

– Ненормальная, определенно… – произнесла Даша. – Влюбилась, видно, в мальчика из класса. Признавайся, кто это! Олег? Артур?

Я отодвинулась максимально далеко, посмотрела ей пристально в глаза и заулыбалась. Это был мой фирменный прием, который я практиковала в подростковом возрасте. Сделав так, я могла легко сменить тему разговора. Обычно я садилась напротив человека и, уставившись на него, улыбалась, но дело было на заднем сиденье автомобиля, так что прием не сработал.

– Неужели никто? – удивленно спросила Даша. – Вы бы стали отличной парой со Славой, да и Паша тебе под стать! А как же Егор? Отличное сочетание: Егор и Марина Егорова.

Она прекрасно понимала, что ничего у меня со Славой и Пашей выйти не могло, потому что эти люди издевались надо мной больше всех. И Даша мной пользовалась. Каждый раз она просила у меня ручку, но так и не возвращала ее обратно. Если я отказывалась дать списать домашнее задание, поделиться карандашами или помочь еще с чем-то, она делала удивленное лицо и говорила: «Ай-ай-ай! Марина, ты же моя лучшая подруга, мы так не договаривались!» Но когда я у нее что-то просила, она говорила «потом» или «подумаю», и ее взгляд всегда был хитрым.

Помню, был случай, когда я оставила дома краски для урока рисования, так как не предполагала, что они потребуются для новой темы. Я попросила у Даши сесть рядом с ней и воспользоваться ее красками, но с ней обычно сидела Ксюша. Ксюша ухмыльнулась и дерзко произнесла: «Она тебе не даст! И я тебе тоже никогда ничего не дам!» А Даша подошла ко мне, ласково взяла меня за руку и успокаивающе произнесла: «Мариночка, ты не расстраивайся, но я сижу с Ксюшей. Мы с ней договорились заранее. Если бы ты мне сказала пораньше, я бы села с тобой, но извини, место занято!» С Дашей я сидела редко. Обычно она садилась с Ксюшей или со Славой и, находясь рядом с ними, говорила им гадости про меня.

Вечером мы пошли всей семьей в супермаркет. Я, отец и бабушка. Сделать это было не так-то просто, ведь мы жили в десяти километрах от ближайшего поселка. Автомобиля у нас не было, так что мы постоянно просили соседей, чтобы те нас довезли, а обратно добирались как придется. Иногда ловили проезжающие мимо машины, иногда доезжали с пересадкой на автобусах. Прямого маршрута тогда не было, денег на такси тоже. Дядя Саша изредка давал папе свою машину. Говорили, что и у нас раньше была машина, но ее продали, когда умерла мама.

В нашем деревянном доме постоянно жил кто-то посторонний. На кухне ночевал папа, в комнате ютились мы с бабушкой, еще одну комнату мы сдавали. Обычно приходили папины друзья и устраивали пьянки, но папа сам их выгонял и говорил, что они ему никакие не друзья. Потом у нас жила женщина, которая делала прически, и к нам в дом рванула толпа. Казалось, все жители окрестных деревень направились в нашу сторону, чтобы подстричься у этой замечательной женщины. Мне было очень неуютно, фактически никакого личного пространства не было.

Тем вечером я слышала только шум фена и металлический лязг ножниц. Раньше это мешало мне делать уроки, но с того знаменательного дня я была поглощена музыкой. Я больше не спорила с отцом, не просила отдать эту комнату мне, не жаловалась преподавателям на неспокойную жизнь. Моя настоящая жизнь расцветала в моих фантазиях. Каждый раз по телу пробегала легкая дрожь, когда я проходила мимо кабинета музыки. При виде Максима Александровича я вздрагивала и реагировала очень рьяно, словно собака, которая не видела своего хозяина неделю. Одно только его «Здравствуй!» могло привести меня в восторг. Я оставалась с ним на переменах и после уроков, мы, как и прежде, пили чай. Это стало нашей традицией, он в шутку называл наши встречи творческим объединением.

– Что мне сказать бабушке и папе, если они спросят, где я?

– Скажи, что ты вступила в творческое объединение музыкантов и учишься правильно писать и воспринимать музыку, – посоветовал учитель.

Я и правда научилась основам игры на гитаре и на фортепиано, узнала больше о музыкантах прошлого, стала различать музыкальные стили и направления. Мы даже собрали небольшую группу людей, которая согласилась совместно создавать песни и выпускать их под моим именем. После этого школа еще больше наполнилась слухами обо мне, но, несмотря на это, она мне полюбилась.

Когда Максим Александрович уезжал, я безумно скучала и творила жуткие вещи. Однажды я отправилась в учительскую узнать, куда он пропал. Завуч ответила, что Максим Александрович на обучении – защищает научную работу. И добавила: «Тебе он зачем? Что-то передать?» Мои руки похолодели, я встала как вкопанная, промолвив: «Мне нужно исправить отметку по музыке». Завуч достала классный журнал, открыла страницу с нужным предметом и нашла мою фамилию.

– Хм, нет у тебя никаких пропусков, с успеваемостью все в порядке. Пятерки одни. Тут и исправлять нечего! – завуч пожала плечами.

– Ко всем предметам так бы ответственно относилась, как к музыке, – из кабинета раздался голос учителя русского языка и литературы.

– Да-да, – кивнула я. Дескать, о литературе я тоже позабочусь.

– Что-то еще хотела? – поторопила меня завуч.

– Нет, все хорошо. Наверное, я его с кем-то перепутала.

– Кого? – удивилась завуч. – Тебя опять обидел кто-то?

– Ну, Максима Александровича, это он меня всегда обижает! Ой! То есть нет… – Я поняла, что пришла пора прекратить этот диалог, пока из меня не посыпались никчемные оправдания. – Ну, ладно, неважно. Извините. До свидания, мне надо на урок.

Педагогические работники закрыли дверь. Из-за двери послышалось: «Странная она какая-то, эта Егорова. Давно пора пригласить отца на собрание, но он все равно не соизволит прийти».

Все началось с этого дня, и, наверное, я сама неожиданно для себя дала повод для слухов. Мы ехали в одной машине с Дашей и ее отцом. За окном шел дождь, и отец монотонно мотал головой и повторял: «Девочки, какие ваши годы! Все будет хорошо». Я хотела прогулять занятие, но сделать это было никак нельзя: бабушка ужесточила натиск и задавала все больше ненужных вопросов. Неделя прошла скучно, меня чуть было не одолели простуда и осенняя хандра.

Когда Максим Александрович вернулся из поездки, я отправилась в музыкальный клуб, но это не принесло мне такого удовольствия, как раньше. Я отказалась от чая и вместо впечатлений о музыке рассказала преподавателю о своих проблемах. Он выслушал меня, успокоил и предложил подвезти на своей машине до дома. Мы катались по окрестностям, шел дождь, и серые капли скатывались по лобовому стеклу.

– Какая тебе разница, что подумают о тебе другие? Я, например, нестандартный преподаватель. Школа просит соблюдать стандарты, а я написал свою методику. Отчитываюсь перед коллегами так, как они хотят, а то, что происходит на занятиях, это мое дело. Так вот, твоя жизнь – это твое дело! Не надо жить по шаблонам!

– Подождите, а как же отец, бабушка? Я ведь должна радовать их, – возразила я.

– Опять ты за свое. С чего ты взяла, что должна их радовать? Прежде всего радуй себя.

Мы оба замолчали. Как радовать себя, подумала я, если все способствует обратному. Погода на улице, обстановка дома, в школе. Вот занятия музыкой делают меня счастливой, а когда я прихожу домой, мое счастье улетучивается, как пыль, которую смахнули тряпкой. Я хотела бы спросить у Максима Александровича, почему так происходит, но он неожиданно прервал тишину.

– Можно, я задам тебе вопрос некстати?

– Ну, задавайте, – ответила я.

– Ты сама себя ласкаешь?

– Что? – удивилась я и в смущении отвернула взгляд.

– Мастурбируешь? Только честно, – не унимался преподаватель.

Его вопрос застал меня врасплох. Я покраснела и молча кивнула. Разволновавшись, я не смогла выдавить из себя ни слова.

– Это значит «да»? – не унимался он.

Я вспомнила тот самый секретный прием, с помощью которого можно перейти с темы на тему, но я была так сбита с толку, что только отводила взгляд. А учитель пристально смотрел на меня, что создавало еще большее напряжение. Я опять кивнула.

– Точно? – спросил преподаватель и посмотрел мне в глаза.

– Угу, – не открывая рта, промычала я.

– И что это значит? Ты такая неразговорчивая со всеми или только со мной?

– Да, точно, – через силу произнесла я.

– Когда последний раз?

– Максим Александрович, мы не догова…

Я хотела произнести: «Мы не договаривались», любимые слова Даши, которые безотказно, на ее взгляд, работали. Мысли перемешались, я хотела сказать, что не намерена отвечать на такое количество вопросов, ведь Максим Александрович просил разрешения только на один вопрос, но учитель оказался гораздо смелее и настойчивее меня.

– Когда ты последний раз дрочила? – перебил меня учитель.

– Ну, последний раз это было год назад, а может, и два года, честно, не помню, – призналась я. – Попробовала в тринадцать, но бабушка сказала, что это плохо, и я перестала. Я сама у нее об этом спрашивала, она очень негативно к этому относится.

– Ты берешь с нее пример?

– С кого?

– С бабушки, с кого же еще? Хочешь стать такой же, как она?

– Ну, нет. Скорее всего, нет.

– Сегодня же нарушь ее запрет и займись мастурбацией, – сказал Максим Александрович.

– А если они узнают? Увидят? Я ведь живу в одной комнате с бабушкой.

– Так ты не говори никому! – усмехнулся учитель. – Запрись в ванной, допустим… с душем или пальчиком, – сказал он и замолчал. – Эх, гляжу, ты сама себя не любишь. Ну-ка…

Он снял с себя очки, прикоснулся своим лицом к моему лицу и провел носом по моей покрасневшей горячей щеке. Мне стало страшно, я вжалась в сиденье, обдумывая побег из машины.

– Что чувствуешь? – прошептал он мне на ушко.

– Ничего, – ответила я.

– У тебя руки дергаются, – заметил учитель, – расслабься, закрой глаза.

Я зажмурила глаза, стараясь побороть свой страх и не думать о происходящем. Учитель просунул свой язык мне в рот, провел им по моим стиснутым от страха зубам.

– Ну как? – спросил он, улыбнувшись.

– …

– Я тебя поцеловал! Когда ты последний раз целовалась?

– Никогда, – призналась я дрожащим голосом. Я вообще не понимала, что происходит.

– Вот это да. Я первый мужчина, который тебя поцеловал! Хочешь, повторим?

Я отказалась, но, видимо, недостаточно убедительно, потому что Максим Александрович взял меня одной рукой за горло, а другой прикоснулся к моей груди. Он целовал меня жарко и страстно, облизывал мои губы, слегка покусывал их, прикасался к моей груди, не снимая одежды. Я почувствовала внизу живота легкое возбуждение, у меня закружилась голова и сил на сопротивление больше не было. Мои глаза закрылись от удовольствия, и я будто бы полетела вверх, в невесомость. Он взял меня за руку и направил ее себе между ног. У него там все было твердое. Я испугалась и убрала свою руку. Происходило что-то новое для меня, но в то же время очень приятное. Я услышала шепот: «Тебе нравится?» Я ничего не ответила – слова были излишними.

– Уже темнеет. Тебе пора домой, а то папа с бабушкой тебя потеряли, наверное. Помни, что я тебе сказал. Не слушай советы тех, на кого бы ты ни хотела быть похожей. И сегодня перед сном побудь наедине с собой. И еще, – прошептал Максим, приблизившись ко мне: – Пообещай никому об этом не рассказывать. Ты уже взрослая девушка.

Я вышла из машины словно пьяная. Дождь идти перестал, окрестности потемнели от сырости, и все сочилось водой. Лениво двигались массивные облака с четкими контурами, обведенными световой каймой. Темная сырость делала пейзаж зловещим и в то же время притягательным, завораживающим. Стоило посмотреть на небо под другим углом, и рисунок облаков тут же менялся. Я долго простояла, разглядывая этот необычный рисунок. Открывая калитку, стараясь не шуметь, я незаметно вошла в дом. В комнате бабушка смотрела телевизор, в кухне дремал отец, у соседей уже давно царствовал сон.

Глава 5

Для отношений подходят мужчины. Но кто сказал, что только они, ведь хороши и девушки? Они – слепые котята, живущие больше сердцем, нежели умом. За ними нужно ухаживать, аккуратно гладить их по спинке, чесать за ушком, чтобы в конечном итоге добиться урчания. Затем перевернуть их на спинку и почесать им брюшко. Лезвием. Потом резким и незаметным движением надавить, чтобы брызнула струйка крови. Котенок запищал: он все понимает, но ничего изменить уже не может. Из его небесного цвета глазенок выпрыгивает вопрос: «Зачем?» Разве не ясно, зачем я это сделала? Я оставляю лезвие, беру топор и с размаху ударяю существо по голове. Какие брызги!

Отношения – это средство достижения цели. Это оружие. Как секс, алкоголь и наркотики. Меня интересуют неуверенные в себе девчули, наделенные земными богатствами и субъективно-духовным счастьем. Обычно это дочери строгих отцов из категории правителей. Неуверенным в себе быть стремно, поэтому они трансформируют свою неуверенность во что-то чертовски пафосное и театральное, что притягивает публику. Зрители восхищаются, аплодируют стоя. Чем вы так восхищаетесь, ведь это всего лишь понты?

С Джейн мы познакомились на вечеринке наших общих знакомых год назад. Там она была слишком пьяна, чтобы вообще что-то понимать. Мне стало дико интересно, кто она, откуда у нее такие деньги и почему она собирает вокруг себя так много внимания. И каждый раз, когда мы встречались, она проявляла себя по-разному, демонстрируя актерские способности. Я исследовала ее ровно год, но правильным решением было сильно напоить Джейн в ее любимом китайском ресторане. Джейн обычно заказывала там острые супы, лепешки и нугу.

– Знаешь, Джейн, – с напускной уверенностью произнесла как-то я за бокалом вина, – ты мне очень напоминаешь мою мать. Это может показаться странным и даже шокирующим, но иногда мне даже кажется, что ты и есть моя мать. Я была бы очень благодарна, если бы ты рассказала мне о себе и своем прошлом.

Джейн долго молчала, отводя взгляд от меня, как будто пытаясь что-то вспомнить. Потом произнесла:

– Почему ты так пристально за мной наблюдаешь? Даже если я и есть твоя мать, то что с того?

– Дело не в любопытстве. Мне действительно очень важно это знать.

– Хорошо, – произнесла Джейн, – я расскажу тебе о том, кто я такая, но я возьму с тебя обещание. Ты должна для меня кое-что сделать. Это обязательно! Отнесись к этому вопросу серьезно и ответственно.

– Угу, – кивнула я, что означало «продолжай».

– Тебе нужно будет убить. Убить человека. Он живет на соседней от твоего дома улице. У него есть семья, дети, он владелец производства в области сельскохозяйственных удобрений. Как ты это сделаешь, мне неважно. Главное – результат. Но если ты этого не выполнишь, – Джейн подняла палец вверх, – убьешь меня. Понятно?

«Соглашайся», – вскрикнул внутренний голос.

– А что это за человек? Чем он помешал тебе? – спросила я.

– Не задавай лишних вопросов. Просто определись. Принимаешь условия игры?

– Ну да.

– Точно? – переспросила она.

– Да.

– Ты еще не определилась. Единственное качество в людях, которое меня всегда бесило, это скука, нейтралитет, состояние «ноль». Нельзя находиться между. Есть только свет и тьма, жизнь и смерть, богатство и бедность, здоровье и болезнь, радость и печаль, черное и белое… – взахлеб перечисляла собеседница. – Неопределившийся человек находится где-то между двух основных противоборствующих субстанций, а значит, его легко столкнуть в любую из них. Нельзя же одновременно быть и живым, и мертвым – эти два определения логически не сочетаются. Можно только болтаться между двух состояний: то жив, то мертв, то опять жив и снова мертв, как тот знаменитый кот Шредингера. С разных точек зрения может показаться, что он жив, а с других, что он мертв.

– Это ты к чему? – спросила я.

«Разве ты не понимаешь, что все это про тебя и про твое отношение к жизни?» – сказал внутренний голос.

– К тому, чтобы ты определилась. Это наш устный договор. Устный договор закрепляется рукопожатием, – она протянула мне руку.

Я пожала ей руку.

– Джейн, ты права. Есть женщины, которые хотят стать содержанками. Они еще не до конца определились, как они будут жить. Сегодня они решили, что поиграют в офисных трудяг, потому что такое настроение, а завтра пойдут на свидание. Нет, так дело не пойдет.

Первое правило: постоянство. Велосипед надо разогнать. Плоха та лошадь, которая сразу рвется скакать на высоких скоростях. К стабильности можно прийти только путем регулярных усилий в одном направлении и самоконтроля. А у меня расфокусировка. Я действую то в одном направлении, то совершенно в другом. Это как если бы я села на одну лошадь, разогнала ее, затем остановила, спрыгнула и пересела на другую. Так ни одна лошадь не наберет хорошую скорость.

– Да, да, – произнесла Джейн, давая понять, что ей неинтересна эта болтовня, – что ты там хотела узнать обо мне?

– Джейн – это твое настоящее имя?

– Нет, – спокойно ответила она. – Как и твое. У тебя ведь тоже имя ненастоящее.

– Да, но… почему Джейн? Это как-то связано с Мэри Джейн?[1]1
  Мэри Джейн Уотсон – вымышленная героиня, появляющаяся в американских комиксах издательства Marvel. – Прим. ред.


[Закрыть] «О, госпожа Мэри Джейн!» – я воспроизвела строчку из песни.

– Люблю ее, но не до такой степени, чтобы называть себя в ее честь. Как тебе вообще такое на ум могло прийти?

– Не знаю. Просто она крутая, как ты.

– Это очень хорошо, что я у тебя с ней ассоциируюсь.

– Все же какое твое настоящее имя? Можно узнать?

В тот день я уже предвкушала месть. Внутри спорили голоса, один из которых приободрял меня, повествуя о том, что моя миссия – чистить мир от грязи, что я и есть возмездие, потому что я уже убивала людей, и для меня это не будет новым опытом. Другой голос сомневался.

«Твои метания продолжаются до тех пор, пока ты не провозгласишь: „Я жива!“ – и не сдвинешь все рамки, которые возложило на тебя общество. Толкни их слегка, а затем разрушь до основания. Общество будет сопротивляться, но затем поблагодарит тебя за это».

В тот день ко мне пришло новое понимание известной фразы Ницше: «Падающего подтолкни», которая уже много лет подряд украшает паблики и странички модных журналов. Подтолкните падающего, чтобы узнать его суть, узнать, является ли этот падающий жертвой. Куда на сей раз покажет стрелка шкалы его состояния: на запад или на восток? Жертвой выгодно прикидываться, но не быть.

В тот день я опять не могла отличить правду от лжи.