Правообладателям!
Представленный фрагмент книги размещен по согласованию с распространителем легального контента ООО "ЛитРес" (не более 20% исходного текста). Если вы считаете, что размещение материала нарушает ваши или чьи-либо права, то сообщите нам об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?Текст бизнес-книги "Объективная субъективность: психоаналитическая теория субъекта"
Автор книги: Дмитрий Узланер
Раздел: Личностный рост, Книги по психологии
Возрастные ограничения: +16
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
Нейропсихоанализ: нейронаука знакомится с Фрейдом
Хорошо, статья Вестона вышла в 1998 г. Но, может быть, с тех пор произошло что-то невероятное, что должно заставить нас раз и навсегда покончить с Фрейдом? Давайте попробуем разобраться.
С начала XXI в. прямо на наших глазах происходит сближение психоанализа с нейронаукой. Символом этого сближения стало появление нового направления – нейропсихоанализа. Нейропсихоанализ обязан своим возникновением известному своими исследованиями сна ученому Марку Солмзу4545
См., например: Solms M., Turnbull O. The Brain and the Inner World: An Introduction to the Neuroscience of Subjective Experience. L.; N.Y.: Other/Karnac, 2002. Есть и русский перевод одной из работ: Каплан-Солмз К., Солмз М. Клинические исследования в нейропсихоанализе. Введение в глубинную нейропсихологию. М.: Академический проект, 2016.
[Закрыть], профессору Университета Кейптауна, который сумел совместить в себе две идентичности – идентичность психоаналитика и идентичность нейропсихолога. В 2000 г. Солмз вместe с рядом коллег основывает Международное нейропсихоаналитическое общество. В это же время начинает издаваться журнал «Нейропсихоанализ»4646
Официальный сайт журнала: <http://www.tandfonline.com/toc/rnpa 20/current>.
[Закрыть], в редакционную коллегию которого на сегодняшний день входит множество как ведущих нейроученых, так и ведущих психоаналитиков. Интересующимся этим направлением на стыке нейронауки и психоанализа можно порекомендовать научно-популярную книгу «На пашнях ума: исследуя новую науку нейропсихоанализа» (2015), написанную Кейси Шварц в предельно доступной для широкой публики форме4747
Schwartz C. In the Mind Fields: Exploring the New Science of Neuropsychoanalysis. N.Y.: Vintage Books, 2015.
[Закрыть]. Более академическое рассмотрение нейропсихоанализа можно найти в монографии Георга Нортхофа «Нейропсихоанализ на практике. Мозг, Я и объекты» (2011)4848
Northoff G. Neuropsychoanalysis in Practice. Brain, Self, and Objects. N.Y.: Oxford University Press, 2011.
[Закрыть].
Базовая установка нейропсихоанализа заключается в том, что как нейронаука, так и психоанализ изучают одно и то же – человеческий ум. Но изучают его с двух разных сторон: нейронаука – извне как физический объект (мозг); психоанализ – изнутри как мир человеческой субъективности. По мнению представителей нейропсихоанализа,
мы должны извлечь всю возможную пользу из того обстоятельства, что наш психический аппарат может восприниматься с двух разных сторон. Если мы будем смотреть на него своими собственными глазами (т.е. через направленную вовне перцептивную поверхность), то мы увидим мозг: влажный, желеобразный, дольковатый, вросший в прочие ткани тела. Однако же если мы будем наблюдать за ним через нашу внутренне направленную перцептивную поверхность, то мы столкнемся с ментальными состояниями, такими как желание или удовольствие. Если мы примем подобный философский подход, то из него естественным образом вытекает желание использовать оба возможных взгляда на наш объект исследования, т.е. и взгляд извне, и взгляд изнутри4949
Solms M., Turnbull O. What is neuropsychoanalysis? // Neuropsychoanalysis: An Interdisciplinary Journal for Psychoanalysis and the Neurosciences. 2011. Vol. 13. No. 2. P. 137.
[Закрыть].
Такая философская позиция обозначается как «двухаспектный монизм» (dual-aspect monism). В качестве предшественника своего подхода сторонники нейропсихоанализа часто указывают советского нейропсихолога Александра Робертовича Лурию, который в своих работах «Потерянный и возвращенный мир»5050
Лурия А.Р. Потерянный и возвращенный мир. М.: Издательство Московского университета, 1971.
[Закрыть], а также «Маленькая книжка о большой памяти»5151
Лурия А.Р. Маленькая книжка о большой памяти (Ум мнемониста). М.: Издательство Московского университета, 1968.
[Закрыть] как раз и дает пример продуктивного совмещения внутренней и внешней перспективы (в ранние годы, когда это еще не было запрещено, Лурия сам принадлежал к психоаналитической школе5252
Лурия А.Р. Психоанализ в свете основных тенденций современной психологии. Обзор. Казань: Красный печатник, 1923.
[Закрыть]).
Согласно Марку Солмзу, нейропсихоанализ воспроизводит логику самого Фрейда, только на качественно новом витке развития науки. Сам Фрейд начинал именно как представитель экспериментальной науки, однако исследования мозга его времени не позволяли совершить переход к изучению человеческого ума во всей его полноте. В итоге Фрейду пришлось оставить экспериментальную науку и пуститься в рискованное плавание по волнам человеческой субъективности, изучаемой отныне исключительно психологическими средствами. Однако он не оставлял надежды однажды поставить свой подход на твердые экспериментальные рельсы – для этого надо было лишь дождаться того момента, когда исследования мозга разовьются настолько, чтобы иметь возможность полноценной работы с человеческой субъективностью.
Нейропсихоаналитики любят приводить следующие две цитаты из самого Фрейда для подтверждения своей позиции:
необходимо помнить, что все временно нами допущенные психологические положения придется когда-нибудь перенести на почву их органической основы… Мы считаемся с такой возможностью, подставляя вместо особых химических веществ соответствующие особые психические силы5353
Фрейд З. О нарциссизме // Фрейд З. Я и Оно / пер. с нем. М.В. Вульфа. М.: Эксмо, 2016. С. 637.
[Закрыть].Недостатки нашего описания, вероятно, исчезли бы, если бы психологические термины мы могли заменять физиологическими или химическими терминами5454
Фрейд З. По ту сторону принципа удовольствия // Фрейд З. Я и Оно. С. 759.
[Закрыть].
С точки зрения сторонников нейропсихоанализа, этот момент в развитии экспериментальной науки настал – стремительные прорывы в области нейронаук последних лет позволяют, наконец, начать экспериментальные исследования тех областей, которыми до этого занимались лишь психоаналитики.
Действительно, внимательное наблюдение за работой человеческого сознания не могло не натолкнуть нейроученых на те же самые феномены, которые уже давным-давно были описаны Фрейдом. Например, один из, наверное, самых известных нейроученых мира Вилейанур Рамачандран (Vilayanur S. Ramachandran), которого трудно заподозрить в симпатиях к психоанализу, в своей книге «Фантомы мозга»5555
Ramachandran V.S., Blakeslee S. Phantoms in the Brain: Probing the Mysteries of the Human Mind. L.: Fourth Estate Ltd, 1999.
[Закрыть] вынужден, помимо многочисленной критики, в том числе и признать заслуги Фрейда, в частности открытие им «защитных механизмов». Рамачандран описывает любопытный феномен, с которым он столкнулся в процессе своей практики: человек с парализованной конечностью яростно отрицает факт своего недуга. Пожилая дама с парализованной рукой никак не хочет признавать эту новую реальность и продолжает вести себя так, как будто бы с ее руками все в порядке. Эти наблюдения подтолкнули его к размышлениям:
Наблюдать за такими пациентами – это как наблюдать за природой человека через увеличительное стекло; мне тут же на ум приходят все грани человеческой глупости, я начинаю думать о том, насколько сильно мы все склонны к самообману. Здесь в теле пожилой женщины, сидящей на кресле-каталке, мы видим комически преувеличенную версию всех тех психологических защитных механизмов, о которых Зигмунд и Анна Фрейд писали еще в начале XX века. Этими защитными механизмами пользуемся мы все – я, вы и все остальные в тот момент, когда сталкиваемся с беспокоящими нас фактами о самих себе5656
Ibid. P. 130.
[Закрыть].
Далее Рамачандран с опорой на Фрейда подробно описывает каждое из тех ухищрений, которые используются пациентом, лишь бы не признавать катастрофическую для себя истину. Хотя он и не согласен с теми объяснениями, которые использовал Фрейд, он не может не признать:
Критика Фрейда – это популярное интеллектуальное занятие наших дней (хотя у него по-прежнему сохраняются фанаты в Нью-Йорке и Лондоне). Однако, как было показано в этой главе, у него были некоторые ценные прозрения, касающиеся человеческого состояния; он был прав, когда говорил о психологических защитных механизмах, пусть у него и не было ни малейшего представления о том, почему они развиваются и при посредстве каких нейронных механизмов5757
Ramachandran V.S., Blakeslee S. Phantoms in the Brain: Probing the Mysteries of the Human Mind. L.: Fourth Estate Ltd, 1999. P. 156.
[Закрыть].
Нет ничего удивительного в том, что сегодня Рамачандран входит в редакционную коллегию журнала «Нейропсихоанализ»5858
См.: <http://www.tandfonline.com/action/journalInformation?show=editorialBoard&journalCode=rnpa20>.
[Закрыть].
Начинание нейропсихоанализа не бесспорно – у него есть критики как со стороны психоанализа (к этому мы вернемся чуть ниже)5959
Blass R.B., Carmeli Z. The case against neuropsychoanalysis. On fallacies underlying psychoanalysis’ latest scientific trend and its negative impact on psychoanalytic discourse // The International Journal of Psychoanalysis. 2007. Vol. 88. No. 1. P. 19–40. Примечателен также и последовавший за этим ответ со стороны сторонников нейропсихоанализа. См.: Yovell Y., Solms M., Fotopoulou A. The case for neuropsychoanalysis: Why a dialogue with neuroscience is necessary but not sufficient for psychoanalysis // The International Journal of Psychoanalysis. 2015. Vol. 96. No. 6. P. 1515–1553.
[Закрыть], так и со стороны тех, кто психоанализ не приемлет категорически6060
Ramus F. What’s the point of neuropsychoanalysis? // The British Journal of Psychiatry. 2013. Vol. 203. No. 3. P. 170–171.
[Закрыть]. Однако прошедшие 20 лет доказали – перед нами серьезное начинание, которое едва ли можно с легкостью списывать со счетов.
Если подводить какой-то предварительный итог моему обзору, то пока мне так и не удалось обнаружить тех оснований, по которым психоанализ должен быть списан с корабля современности.
Но тут возникает следующий аспект: может быть, психоанализ и не так уж и неверен как исследовательское направление, но одновременно это конкретный метод лечения, который на сегодняшний день сильно уступает гораздо более простым, эффективным и клинически доказанным способам психологической помощи.
Поговорим о ножах для колки льда
Это несколько субъективный момент, но лично для меня доверие к овеянным авторитетом науки «эффективным» средствам воздействия на человеческую личность кончилось после ознакомления с классической работой Дональда Хебба «Организация поведения: нейропсихологическая теория» (1949). В этой книге, как говорят, до сих пор используемой как учебник, американский ученый помимо всего прочего уделяет целую главу проблемам эмоциональных расстройств, где поднимает вопрос об эффективности психотерапии вообще и психоанализа в частности. С его точки зрения, эффективность психотерапии никак научно не доказана – как бы психоанализ ни старался доказать свою эффективность в исцелении душевных расстройств, нет никаких научных данных в его пользу. А в пользу чего есть триумфальные научные данные? Что же такое должно, как считает Хебб, прийти на смену психоанализу? Тут Хебб торжественно ссылается на доктора Уолтера Фримена (1895–1972) и внедренную им технологию лоботомии. Этому революционному способу борьбы с депрессией – наряду с шоковой терапией – посвящен заключительный раздел. Лоботомия преподносится как пример триумфа научности над всякими ретроградными методами.
Книга не зря вышла в 1949 г. – именно в этом году Нобелевскую премию по физиологии и медицине получил Антониу Эгаш Мониш – португальский нейрохирург, который и придумал сверлить людям мозг в надежде исцелить их от душевных расстройств. Уолтер Фримен, своеобразный Генри Форд от лоботомии, в 40-х годах XX в. революционизировал процедуру – отныне для ее проведения не требовались никакие особые медицинские процедуры, достаточно было ножа для колки льда и простого молотка. Нож вбивался человеку в мозг молотком через глазницу, далее несколько ловких движений кистью руки – и пациент «здоров». Это невероятно, но данный способ считался передовым, научно обоснованным способом лечения психических расстройств на протяжении многих лет. У этого супернаучного способа воздействия был один маленький недостаток – после него человек превращался в «овощ». Симптомы заболеваний у него действительно исчезали, но был ли это еще человек или же нечто, что когда-то этим человеком было, сказать трудно…
Сам Фримен6161
Хороший документальный фильм про Уолтера Фримена можно посмотреть здесь: The Lobotomist (2008) // YouTube <https://www.youtube.com/watch?v=DMkbYL1k-gU>.
[Закрыть] колесил по США на своем фургончике, предлагая каждому, кто испытывает психические расстройства, испытать – всего за несколько десятков долларов – чудодейственный способ лечения. Делал он свои операции в том числе и несовершеннолетним детям. История одного из них была изложена в автобиографической книге6262
Dully H., Fleming Ch. My Lobotomy: A Memoir. N.Y.: Broadway Books, 2008.
[Закрыть]. После того как, наконец, спустя много лет (!!!!) были выявлены побочные эффекты лоботомии, от ее повсеместного использования отказались, а сам Фримен до конца своих дней ездил по Америке в поисках бывших пациентов: он очень хотел доказать (себе?), что его лечение действительно помогало. Циники скажут, что запрет лоботомии был связан вовсе не со вновь выявленными побочными эффектами, а с появлением гораздо более эффективных способов воздействия, уже не требовавших физического воздействия на мозг, – речь идет о «химической лоботомии» с помощью таблеток.
Надо ли говорить, что мистер Фриман – сюрприз! сюрприз! – презирал психоаналитиков и психоаналитический подход6363
Как пишет Дженнел Джонсон в книге «Американская лоботомия: риторическая история», Фриман «оставил множество уничижительных замечаний по поводу психоанализа как в своих личных записях, так и в переписке» (Johnson J. American Lobotomy: A Rhetorical History. Ann Arbor: University of Michigan Press, 2014. P. 182).
[Закрыть]. Ведь его подход был настоящей наукой, настоящим прогрессом человеческого знания! Психоаналитики же были в числе тех немногих, кто возвышал голос против этого эффективного, эмпирически обоснованного способа «излечения» душевных расстройств6464
См., например: Johnson J. American Lobotomy: A Rhetorical History. P. 33ff.
[Закрыть].
В 1941 г. на заседании Американской медицинской ассоциации сэр Рой Р. Гринкер, психоаналитик, проходивший лечение у самого Фрейда, возвысил голос против лоботомии6565
Вся история приведена здесь: Ibid. P. 33–37.
[Закрыть]. Он считал, что редукцирование психических расстройств исключительно к органической основе опирается на недоказанную гипотезу, а устранение таких симптомов, как тревога (anxiety), путем уничтожения мозговой ткани едва ли может считаться правильным. Гринкер намекал на то, что психологические проблемы могут быть связаны не только с органикой, что они могут иметь другие причины, как то полагали сторонники психоаналитической терапии. В целом он ставил под вопрос этичность лоботомии как метода лечения – особенно применительно к детям. В ответ Фриман презрительно заметил, что его оппонент апеллирует к эмоциям, а эмоциям нет места в настоящей науке. Лоботомист считал, что сопротивление его прогрессивному методу идет от религиозного мракобесия и нежелания расставаться с иллюзиями под натиском научного прогресса. В частности, он сказал:
Все еще сохраняется тенденция рассматривать мозг как «храм ума», «трон души» и «великий дар Божий», при этом изгоняется любая мысль о том, что в эту священную структуру можно вторгаться. Как же трудно избавиться от кандалов средневекового мышления6666
Johnson J. American Lobotomy: A Rhetorical History. P. 36.
[Закрыть].
Гринкер отреагировал на выпады Фримана достаточно эмоционально:
Д-р Фриман упоминает то обстоятельство, что моя позиция определяется эмоциями. Мол, я не говорю «знаю» или «уверен», но лишь «чувствую», так как я на самом деле не знаю; вероятно, кто-то из вас, возможно, даже сам д-р Фриман, полагает, будто бы префронтальная лоботомия может избавить меня от моей тревоги, но я действительно встревожен, я чрезвычайно встревожен по этому поводу, я чувствую тревогу, обращенную в будущее, тревогу, касающуюся будущей заботы о… большой группе людей, блуждающей по этой стране с психозами и психоневрозами, которые, если не соблюдать предельную осторожность, могут оказаться покалеченными этой операцией6767
Ibid.
[Закрыть].
Как видно по этой цитате, дискуссия о лоботомии выводит нас за рамки конкретного эпизода из истории медицины. Мы сталкиваемся с куда более серьезным вопросом – вопросом, касающимся тревоги за собственно человеческое измерение в человеке. Человеческая субъективность, человеческая душа – это не просто производная от органического базиса, которой можно произвольно манипулировать с помощью, например, ножа для колки льда, это особая вселенная, особый мир, требующий деликатности, уважения к собственной сложности. Именно эту вселенную отстаивал психоанализ в лице Гринкера в своем этическом, эмоциональном неприятии лоботомии.
Лоботомия – это лишь крайний пример гиперэффективных (а, по сути, псевдоэффективных) и невероятно научных способов воздействия на человека, игнорирующих или открыто презирающих – подобно доктору Фриману – собственно человеческое измерение человека. Это поиск каких-то волшебных кнопочек в голове, нажав на которые можно избавиться от страданий, выключить неприятные симптомы, мешающие человеку стать «нормальным». В этом смысле устраняющие душевные расстройства некогда модные компьютерные алгоритмы психотерапевтической помощи, вульгарно понятая когнитивно-бихевиоральная терапия (формула которой – «русская собака Павлова + американский компьютер = человек»6868
Aflalo A. The Failed Assassination of Psychoanalysis. P. 137.
[Закрыть]) или же специальные лечебные наркотики, быстро поднимающие настроение, ничем не лучше лоботомии – это все то же отрицание человечности, человеческой субъективности6969
Подробнее о специфике психоанализа перед лицом наступающих наукообразных подходов к душевным расстройствам пишет Элизабет Рудинеско в своей книге «Почему психоанализ?» (Roudinesco E. Why Psychoanalysis? / transl. by R. Bowlby. N.Y.: Columbia University Press, 2002).
По поводу эффективности психоанализа интерес представляет эта журналистская статья (Burkeman O. Therapy wars: the revenge of Freud // The Guardian. January 7. 2016. <https://www.theguardian. com/science/2016/jan/07/therapy-wars-revenge-of-freud-cognitive– behavioural-therapy>), которая, в свою очередь, основана на следующей научной работе: Fonagy P., Rost F., Carlyle J.-A., Mcpherson S., Thomas R., Fearon P., Goldberg D., Taylor D. Pragmatic randomized controlled trial of long-term psychoanalytic psychotherapy for treatment-resistant depression: The Tavistock Adult Depression Study (TADS) // World Psychiatry. 2015. Vol. 14. No. 3. P. 312–321.
[Закрыть].
Обеспокоенность статусом, или «Дяденька, я тоже ученый!»
Дальнейшее погружение в удивительный мир критиков психоанализа выводит на еще один интересный сюжет, на это раз имеющий отношение к представителям социальных и гуманитарных науки. Я говорю об обеспокоенности статусом со стороны тех, чье академическое признание находится под постоянным знаком вопроса – а действительно ли то, что они делают, является наукой? Эта обеспокоенность в качестве следствия приводит к неприятию всего, что может быть хотя бы косвенно заподозрено в недостаточной научности. Здесь важно то, что перед нами забота не об истине, но лишь о том, чтобы выглядеть научно в глазах своих более уважаемых коллег, «настоящих ученых». Приведу два конкретных примера из разных дисциплин.
В самом начале главы я упомянул книгу Криса Фрита «Making up the Mind: How the Brain Creates Our Mental World»7070
Frith Ch. Making up the Mind: How the Brain Creates Our Mental World. Hoboken, NJ: Blackwell Publishing, 2007. [Рус. изд.: Фрит К. Мозг и душа: как нервная деятельность формирует наш внутренний мир. М.: CORPUS, 2010.]
[Закрыть], которую на русский язык перевели как «Мозг и душа. Как нервная деятельность формирует наш внутренний мир». Всю книгу можно прочитать как драматическое повествование о том, как ее автор, профессор психологии, пытается всеми силами доказать своему воображаемому собеседнику, профессору физики, что он не какой-то там софист, а настоящий ученый, такой же ученый, как и сам этот физик. В качестве мальчика для битья в повествование введен профессор английского языка, являющийся, естественно, сторонником психоанализа. «Дяденька, я тоже ученый!» – как бы кричит автор этого опуса на каждой из 300 страниц. В какой-то момент даже проникаешься искренней симпатией к этому немолодому мужчине, пытающемуся изо всех сил зарекомендовать себя перед воображаемыми друзьями. Но есть одна проблема – большая часть книги посвящена разным фокусам, типа слепых пятен, которые, безусловно, интересны, но вряд ли ассоциируются со словами, вынесенными в название книги: «душа» (в русском переводе) или же mind (в английском оригинале). В своем стремлении доказать воображаемому физику, какой он ученый, автор фактически превращает психологию в «физиологию восприятия», старательно избегающую любых собственно психологических сюжетов (например, желания или фантазии), так как они быстро столкнут повествование с гладких сциентистских рельсов. Вновь перед нами игнорирование человеческой субъективности, которая оказывается ненужной в этой погоне за статусом и престижем.
Аналогичный пример обеспокоенности статусом (status anxiety) демонстрируют социологи. Так, в середине XX в. в американской социологии происходит качественная трансформация – переход от социологии эссеистского типа, частью которой были психоаналитические подходы, к социологии позитивистской, помешанной на точности и строгости используемых исследовательских методов7171
Подробнее см.: The Unhappy Divorce of Sociology and Psychoanalysis: Diverse Perspectives on the Psychosocial / L. Chancer, J. Andrews (eds). L.: Palgrave Macmillan, 2014.
[Закрыть]. Причиной этого перехода была не в последнюю очередь тревога по поводу статуса своей дисциплины в глазах представителей более научных дисциплин, равно как и желание убедить чиновников и спонсоров от науки не сокращать бюджеты на социальные исследования. Ну и еще призрачная надежда однажды ввести социологию в число дисциплин, за которые будет присуждаться Нобелевская премия. Результатом этой погони за статусом стало доминирование количественных методов, приведшее к вытеснению менее строгих подходов, равно как и действительно интересных исследовательских вопросов. Подобный поворот не дал ожидаемого результата, заведя, по сути, социологию в тупик: точных результатом как не было, так и нет, но к неточности прибавилось еще и измельчание исследовательских вопросов. О кризисе социологии последние годы много пишет Питер Бергер7272
Например, см.: Berger P. Sociology: a disinvitation? // What’s Wrong with Sociology? / S. Cole (ed.). New Brunswick; L.: Transaction Publishers, 2001. P. 193–204.
[Закрыть], некогда написавший работу «Приглашение в социологию», зазывавшую молодых людей в эту интересную и увлекательную дисциплину. Корни проблемы Питер Бергер видит именно в этом помешательстве на сциентизме и, как следствие, «методологическом фетишизме», когда используются «все более утонченные методы для изучения все более тривиальных сюжетов»7373
Berger P. Whatever happened to sociology? // First Things. 2002. <http://www.firstthings.com/article/2002/10/whatever-happened-to– sociology>.
[Закрыть].
Беспокойство по поводу имиджа в глазах коллег с других факультетов, тревога по поводу финансирования, которое могут не продлить или не увеличить, если хотя бы на секунду выйти из образа «настоящего ученого», делающего «настоящую науку», вполне понятны с человеческой точки зрения. Однако могут ли такие «человеческие, слишком человеческие» соображения быть приняты в качестве легитимной критики психоанализа?
Так почему же многие исследователи категорически отвергают психоанализ?
В связи с нейропсихоанализом мы уже упоминали о том, что человека можно рассматривать как бы с двух сторон: с одной стороны, его можно рассматривать как объект, как что, как нечто сугубо физическое и материальное, подлежащее беспристрастному научному изучению наряду с прочими материальными явлениями. В нашем случае речь идет прежде всего о мозге и происходящих в мозгу процессах. С другой стороны, человека можно рассматривать как субъекта, как кто, как нечто нефизическое и нематериальное. Эта субъективная сторона человека раскрывает целое новое – собственно человеческое – измерение: это субъективная вселенная смыслов, значений, амбивалентных отношений, путаных желаний, вины, тревоги, свободно принимаемых решений. Человеческая психика покоится на материальном субстрате физиологии, в том числе и физиологии мозга, однако от этого она не перестает быть принципиально иной по отношению к своему физиологическому основанию. Что бы ни происходило в мозгу на самом деле, мир человека – это мир не сводимых к физиологии смыслов, это мир – что важно, – не замыкающийся на одном человеке, но существующий в сложном, пронизанном переносами и контрпереносами социальном интерсубъективном контексте. Именно этот мир и изучает психоанализ.
Казалось бы, это самоочевидно. Но далеко не для всех. Есть такое очень странное, но тем не менее популярное мировоззрение, согласно которому никакой субъективности как особой, на что-то влияющей реальности не существует, это всего лишь иллюзия, которую в исследовательских целях можно спокойно вынести за скобки. Человек в рамках таких подходов рассматривается как машина, как биоорганический робот, компьютер, чье функционирование полностью предопределено физиологическим субстратом.
Эту позицию можно назвать вульгарным материализмом, примитивным биологизаторством, или, если совсем серьезно, – «строгим натурализмом» (strict naturalism). Строгий натурализм берет верования, желания, предпочтения, выборы и проч., что составляет нашу сознательную, разумную психологическую жизнь, и объясняет все это понятиями, которые обозначают нечто несознательное, нементальное и непсихологическое.
Сторонники такого подхода отрицают любую каузальность, вытекающую из феноменов человеческого сознания и самосознания, включая и свободу воли; эти феномены должны быть обязательно так или иначе сведены к нементальным основаниям. Как пишет один из сторонников такой точки зрения:
Любое законченное объяснение ментального явления должно быть сведено к нементальным понятиям, иначе это не будет никаким объяснением. Вполне возможно объяснить одни ментальные явления другими – может быть, в понятиях веры или желания, – однако если мы ищем объяснение всех ментальных явлений, то нам все равно придется двигать эти ментальные объяснения до тех пор, пока мы не приблизимся к абсолютно нементальным понятиям7474
Rey G. Contemporary Philosophy of Mind. Oxford: Blackwell, 1997. P. 21.
[Закрыть].
Строгий натурализм
Именно это мировоззрение нередко отождествляется с научным, принимается многими исследователями по умолчанию как нечто естественное7676
Его, кстати, очень забавно высмеял Джон Серл в своей работе «Открывая сознание заново» (Серл Дж. Открывая сознание заново / пер. с англ. А.Ф. Грязнова. М.: Идея-Пресс, 2002).
[Закрыть]. Неудивительно, что психоанализ, который весь построен на внимании к субъективной стороне человека, который признает за психикой отдельную каузальность, который говорит о целом «психическом аппарате», являющемся неким психическим аналогом физической анатомии, который, страшно сказать, порой позволяет себе оперировать понятием «душа», вызывает раздражение и презрительное хмыкание у адептов подобного взгляда на мир.
Возьмем Даниэла Деннета, одного из самых ярких современных философов-натуралистов. Его основная работа – «Объясненное сознание»7777
Dennett D. Consciousness Explained. N.Y.; Boston; L.: Back Bay Books, 1991.
[Закрыть] – как раз и посвящена последовательному изложению «строго натуралистического» взгляда на человека. В частности, он пишет:
Eдва ли удивительно, что книга начинается с ехидных комментариев в адрес психоанализа, представляемого как абсурдная игра на пьяной вечеринке7979
Ibid. P. 10–16.
[Закрыть].
Никто не может запретить людям придерживаться любых, даже самых безумных воззрений. В конечном счете каждый сходит с ума по-своему. Но мы должны четко понимать, что именно тут стоит на кону. Дело уже не в психоанализе, дело в отрицании человека. Это атака на человеческую субъективность, на человечность в принципе во имя плоских, примитивных и якобы научных подходов. Психоанализ тут оказывается в одном ряду с религией, теологией, вообще с любыми подходами, которые отстаивают человеческую сложность. Защищая психоанализ, мы защищаем не просто конкретные положения того подхода, который 100 лет назад был предложен австрийским ученым, мы защищаем нечто большее – собственно человеческое в человеке – от новых варваров от науки, любителей простоты и ножей для колки льда.
И здесь хотелось бы снова вернуться к нейропсихоанализу. Мозг и человеческая субъективность, безусловно, связаны. Можно спорить по поводу того, как именно эта связь осуществляется. Сам Фрейд считал, что мозг, подобно печке, поставляет энергию, которая затем приобретает совершенно иное качество – она становится психической энергией и приводит в движение особую психическую вселенную, существующую параллельно процессам в человеческом мозгу8080
См. более подробное рассмотрение данного вопрос: Malabou C. The New Wounded: From Neurosis to Brain Damage / transl. by S. Miller. N.Y.: Fordham University Press, 2012. P. 25–27.
[Закрыть]. Нейропсихоанализ сегодня настаивает на гораздо более существенной связи между физиологией мозга и вселенной человека. Однако как бы там ни было, человеческая субъективность – вопреки громогласным заявлениям, например, Катрин Малабу с ее cerebrality8181
Ibid. P. 25–27. Любопытна дискуссия Катрин Малабу с Адрианом Джонстоном: Johnston A., Malabou C. Self and Emotional Life: Philosophy, Psychoanalysis, and Neuroscience. N.Y.: Columbia University Press, 2013. Само слово cerebrality (от cerebral – мозговой, церебральный) является аллюзией на sexuality – тем самым Малабу как бы подчеркивает, что те процессы, которые Фрейд выводил из сексуальных импульсов, на самом деле являются производными от функционирования человеческого мозга.
[Закрыть] – нередуцируема к мозгу. Мозг и субъективность – это две принципиально разные вселенные: что бы там в этой черепной коробке ни происходило, какими бы точными измерительными приборами мы ни обладали, все равно это не даст нам ответ на вопрос, что именно происходящее значит для человека как субъекта, как это переживается им и осмысляется в сложном социальном контексте взаимоотношений с такими же, как и он, человеческими существами.
Поэтому при всей симпатии к Марку Солмзу и нейропсихоанализу нельзя не согласиться с критическими замечаниями Рейчэл Бласс и Цви Кармеле о том, что даже в этом подходе при всей его важности есть опасные черты биологизаторского редуцирования, за которыми можно утратить самое ценное, что только есть в психоанализе, – внимание к человеческой субъективности.
Нейронаука, – пишут Бласс с Кармелем, – может поведать нам о биологии ума в процессе сна, мотивации, переживания аффектов, однако она ничего не сообщает нам об осмысленности этого биологического субстрата или же о том, как он может быть осмысленно понят и категоризирован. Ввиду того что психоанализ – это процесс и теория, движимая стремлением понять латентные смыслы и психические истины, которые определяют человеческую психику, выводы нейронауки оказываются нерелевантными для психоаналитических целей и практики8282
Blass R. B., Carmeli Z. The case against neuropsychoanalysis. P. 34.
[Закрыть].
В этом смысле нейропсихоаналитическая интерпретация Фрейда должна быть как минимум уравновешена герменевтическим подходом8383
Habermas J. Knowledge and Human Interests / transl. by J.J. Shapiro. Boston: Beacon Press, 1971. P. 214–300.
[Закрыть].
Правообладателям!
Представленный фрагмент книги размещен по согласованию с распространителем легального контента ООО "ЛитРес" (не более 20% исходного текста). Если вы считаете, что размещение материала нарушает ваши или чьи-либо права, то сообщите нам об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?