Текст бизнес-книги "Слово как улика. Всё, что вы скажете, будет использовано против вас"

Автор книги: Джон Олссон

Раздел: Юриспруденция и право, Наука и Образование

Джон Олссон
Слово как улика. Всё, что вы скажете, будет использовано против вас

© John Olsson, 2009

© Зуев А. Б., перевод, 2018

© ООО «Издательство АСТ», 2018

Введение

Что такое судебная лингвистика? Раз вы читаете эти строки, то у вас уже, вероятно, есть ответ на этот вопрос. С другой стороны, вы, возможно, ничего и не слышали о таком предмете и желаете узнать о нем побольше.

Меня зовут Джон Олссон, и последние 15 лет я был (и остаюсь) единственным в мире профессиональным судебным лингвистом. Это книга о моей работе, и отчасти она призвана проиллюстрировать то, как судебная лингвистика помогает раскрывать преступления. Однако сначала я хочу обратиться к истории вопроса. Позвольте вкратце обрисовать возникновение этой науки.

В 1968 году шведский лингвист, работавший в Лондонском университете, услышал об одном деле, имевшем место несколькими годами раньше. Оно касалось убийства двух женщин и ребенка по печально известному лондонскому адресу – Кенсингтон, Риллингтон-Плейс, 10. Риллингтон-Плейс из-за этого так «прославился», что властям по просьбе его обитателей пришлось изменить название на Растон-Клоуз. Тем не менее дурные ассоциации сохранились, и в конце концов местный совет снес всю улицу, а в 1970-х годах она была застроена новыми домами.

Жильцом первого этажа дома номер 10 на Риллингтон-Плейс был некто Джон Кристи – тихий, пожалуй даже застенчивый человек, по-видимому счастливо женатый. Этажом выше жили Тимоти Эванс со своей женой Берил и их маленькой дочерью. В 1949 году Эванс пропал с Риллингтон-Плейс, и стали возникать вопросы касательно местоположения его жены и дочери. В ноябре того же года Эванс сдался в руки полиции в Южном Уэльсе, где он жил у своего дяди на Мертир Тидвил. Здесь в истории начинает играть свою роль судебная лингвистика, так как Эванс, сознаваясь в преступлении, предположительно сделал в полиции несколько заявлений. Эванс был признан виновным на основании этих заявлений и на основании показаний Джона Кристи. Он был повешен в 1950 году. Позже исчезла жена Кристи, а его странное поведение начало вызывать вопросы у соседей. Когда Кристи съехал со своей квартиры, новый жилец, переставляя шкаф, сделал ужасное открытие: он обнаружил полуодетое тело женщины. Прибывшая на место полиция нашла следы еще нескольких убийств. В конце концов Кристи выследили, предъявили ему обвинение, признали виновным и повесили. Незадолго до своей смерти он признался в убийстве жены Эванса и, «возможно», их дочери. Несмотря на настоятельные просьбы расследовать эти заявления до смертной казни, министр внутренних дел отказался отсрочить повешение, и Кристи был казнен в июле 1953 года.

В 1949 году Эванс пропал с Риллингтон-Плейс, и стали возникать вопросы касательно местоположения его жены и дочери. В ноябре того же года Эванс сдался в руки полиции в Южном Уэльсе, где он жил у своего дяди на Мертир Тидвил.

Преступления, в которых он сознался и за которые был повешен Эванс, еще более десяти лет приписывались Эвансу, пока в 1960-х этим делом не заинтересовался журналист Людовик Кеннеди, а сделанные в полиции признания Эванса не привлекли внимание шведского профессора из Лондонского университета Яна Свартвика. Тот исследовал эти заявления и заключил, что стиль их языка неоднороден и что по большей части они написаны в так называемом полицейском регистре. Разбор Свартвика и напористая кампания Кеннеди вынудили министра внутренних дел снять с Эванса обвинения и оправдать его посмертно. Вероятно, это была первая апелляция в деле об убийстве в истории, в которой видную роль сыграла судебная лингвистика. Термин «судебная лингвистика» ввел Свартвик в своих отчетах, поэтому его называют отцом этой дисциплины.

В 1990-х годах внимание лингвистов из университета Бирмингема привлекло дело Дерека Бентли. Я тогда был аспирантом и занимался лингвистическими исследованиями. Во время ограбления в Южном Лондоне сообщник Бентли, Крис Крэйг, открыл огонь по констеблю Сидни Майлсу. В заявлениях, якобы надиктованных Бентли офицерам полиции, было обнаружено несколько странностей. Под подозрение попал ряд других принятых ранее признаний, и несколько из них были аннулированы, главным образом на основании результатов теста ESDA – электростатического исследования, отчасти схожего с фотокопированием. Если в процессе письма по листу бумаги под него были подложены другие листы, то ESDA позволяет прочесть по нижним листам то, что было написано на верхнем.

В 1994 году я основал Институт судебной лингвистики в Соединенном королевстве, и с тех пор он стал одной из ведущих лингвистических лабораторий мира. Я и мои коллеги исследуем тексты любых типов на предмет авторства, аутентичности, толкования значения, спорного языка и для иных судебных нужд. Одно из первых дел требовало анализа заявления предполагаемого террориста, сделанного в полицейском участке в Паддингтон Грин в середине 1980-х. С тех пор я руководил примерно тремя сотнями лингвистических расследований. В их рамках мы занимались лингвистической проверкой подлинности предсмертных записок, оценкой угроз в ходе вымогательства, проверкой аудиозаписей полицейских допросов на предмет оказания давления в ходе допроса (что нынче случается довольно редко) и установлением авторства сотен бумажных и электронных писем и SMS-сообщений в ходе расследований убийств, вымогательств, давления на свидетелей, сексуального насилия и детской порнографии. Я работал на полицию, адвокатов, международные компании и организации и даже на частных клиентов, получивших письма с угрозами, автор которых мог жить на соседней улице или даже в соседнем доме.

В другом давнем деле президент клуба собаководов на Среднем западе США попросил выяснить, не является ли автором гневных писем, приходящих на адрес клуба, кто-то из его членов. Наиболее вероятным автором оказалась кроткая пожилая леди, преданно ведущая административные дела клуба в течение многих лет, но расстроенная поражением своих питомцев на ежегодном клубном конкурсе. Это может показаться неожиданным, но письмо с угрозами порой можно получить и от члена своей семьи: так, в одном случае недовольную женщину привели в ярость успехи ее младшего брата в отельном бизнесе, и она изливала яд в потоке писем в адрес местной торговой палаты, в которых не только очерняла его старания, но и оскорбляла его жену, обвиняла его в нацизме и утверждала, что в отеле часто устраивали уик-энды, посвященные превосходству белой расы. Еще в одном случае девочка-подросток завидовала приближающейся свадьбе своей старшей сестры и пыталась рассорить ее с ее женихом. С другой стороны, гневные письма не всегда приходят от родственников: недавно мне довелось расследовать дело, в котором мужчина среднего возраста, получив отпор своим сексуальным домогательствам к юноше-подростку, написал его родителям письмо, в котором обвинил юношу в растлении малолетних. Отец юноши, возможно, в результате этого обвинения и под впечатлением от поругания чести семьи, покончил с собой.

Это может показаться неожиданным, но письмо с угрозами порой можно получить и от члена своей семьи: так, в одном случае недовольную женщину привели в ярость успехи ее младшего брата в отельном бизнесе, и она изливала яд в потоке писем в адрес местной торговой палаты, в которых не только очерняла его старания, но и оскорбляла его жену, обвиняла его в нацизме и утверждала, что в отеле часто устраивали уик-энды, посвященные превосходству белой расы.

Однако читателю необходимо кое-что знать на случай, если он станет жертвой гневных писем в свой адрес или писем, очерняющих его друга, родственника или коллегу: во всех таких письмах, с которыми я сталкивался, обвинения оказывались клеветой, чистым вымыслом. Но вымыслом, способным ломать жизни, чему я слишком часто оказывался свидетелем. Один знакомый мне бизнесмен получил несколько таких писем, и они его чуть не уничтожили, хотя и он сам, и все его окружение знали, что обвинения в этих письмах совершенно ложны. Лишь крепкая поддержка семьи помогла ему в конце концов оправиться. Виновник этого ужасного преступления (а для того чтобы понять, насколько серьезны такие преступления, достаточно лишь увидеть их влияние на жизни людей) так и не был найден.

Не следует также предполагать, поддаваясь влиянию мрачных фильмов 1940-х и 50-х, будто гневные письма пишут исключительно женщины. Это вовсе не так – злоба и мстительность не имеют пола, возраста и социального положения. Я видел письма с угрозами от подростков, пожилых аристократов и ремесленников среднего возраста, от очень успешных предпринимателей, врачей и респектабельных дедушек. C появлением интернета наступил новый расцвет жанра: любому под силу завести бесплатный электронный адрес и публиковать под псевдонимом сколь угодно гнусную клевету о ком угодно на публичных форумах или отправлять ее лично по электронной почте. Однако несмотря на все технические достижения, Королевская почта и прочие почтовые службы по всему миру по-прежнему ежедневно доставляют тысячи традиционных, написанных на бумаге посланий, призванных разрушить счастливую жизнь, очернить достойную репутацию и посеять семена ненависти в душах когда-то преданных друг другу пар и семей. Не всегда мотивом является ненависть: зачастую дело в сочетании скуки и неспособности предвидеть неизбежный причиняемый вред.

К счастью, судебная лингвистика занимается не только письмами, содержащими угрозы. Каждый день приходится разбирать что-нибудь небывалое: отец хочет узнать, действительно ли полученное им от дочери письмо написано ею; мать обеспокоена тем, что письменная речь ее дочери подвергается влиянию «бандитского жаргона»; страховая компания пытается выявить голос мошенника среди нескольких кандидатов; полицейский детектив хочет истолковать шифрованное письмо заключенного к соучастнику; заключенный утверждает, что он невиновен; адвокат работает над апелляцией для своего клиента; сотруднику кажется, что его начальство пытается его подставить, утверждая, что он написал анонимку – этот список кажется бесконечным.

За те пятнадцать лет, что я занимаюсь этой работой, я проанализировал буквально тысячи текстов сотен разных авторов, имеющих отношение ко множеству разнообразных преступлений. За это время судебная лингвистика выросла из маргинальной дисциплины, которой страстно увлекались единицы, в международно признанную практику, способную принести настоящую пользу слугам закона и юристам.

В этой книге я изложу подробности некоторых из многочисленных случаев, над которыми мне выпала честь работать. Везде, где возможно, я избегал упоминаний имен жертв, мест их проживания и их прошлых и нынешних занятий. Из-за этого в том или ином деле я порой не мог указать и на личность преступника. К сожалению, некоторые случаи широко известны публике, обезличить их нельзя, и следящий за ежедневными новостями читатель с легкостью их распознает. Некоторые случаи еще слишком недавние для того, чтобы писать о них, но я надеюсь, что смогу описать их позже, когда воспоминания о конкретных преступлениях и событиях уже несколько сотрутся из памяти общественности.

Я надеюсь, что эта книга, в которой рассказаны истории многих жизней, в основном обычных людей, зачастую не по своей воле столкнувшихся с незаурядными обстоятельствами, покажет вам силу лингвистического анализа в раскрытии преступлений. Рассказывая вам об этих жизнях, я пытался сделать повествование простым и приземленным. Моя главная цель заключалась не в том, чтобы рассказать хорошую «байку», а в том, чтобы проиллюстрировать сложное и увлекательное устройство языка и то, каким мощным ресурсом он может быть, вступая на территорию закона. Если эти истории окажутся достойными прочтения, то я надеюсь, что это ни в коей мере не умалит важности и трагичности описанных в них событий. Я всегда осознаю тот факт, что моя работа в первую очередь касается людей, а не только языка, и за годы работы я уверился в том, что это не только привилегия, но и ответственность.

Судебная лингвистика зародилась как инструмент, позволяющий исправлять ошибки правосудия. Сегодня она играет активную повседневную роль в наших судах. Систему общего права, развившуюся в Англии, Уэльсе, Шотландии и Ирландии в последнюю тысячу лет, следует ценить всем живущим на этих островах, несмотря на совершенные ею за эти годы несомненные ошибки. Именно поэтому так важна криминалистика. Во времена, когда разрушение гражданских прав и свобод снова стало темой, обоснованно вызывающей бурление страстей, криминалистика оказывается одним из охранителей справедливости и свободы. Зародившись сорок лет назад, судебная лингвистика ныне стала важной и, думаю, непременной составляющей этого процесса.

Часть 1

Глава 1
Убийство с бочкой

Джули Тёрнер, жительница Йоркшира, пропала летним вечером 2005 года. Ей было всего сорок, она была привлекательной женщиной, матерью двоих детей, и жила в Шеффилде. Во вторник седьмого июня около шести часов вечера она вышла из дома для того, чтобы отправиться по магазинам с Говардом Симмерсоном – мужчиной, любовницей которого была уже четыре года. Ее друг Даррен знал, что она будет с Симмерсоном. Джули не скрывала этих отношений, и соседи часто видели поблизости его мерседес, когда он увозил и привозил ее. Они даже, бывало, вместе забирали ее детей из школы.

Симмерсон жил в Кресcуэлле, графство Дербишир, что примерно в тридцати километрах к югу от Шеффилда. В одиннадцать часов того же вечера Джули все еще не вернулась, и Дарреном овладело растущее беспокойство. Он решил съездить к дому Симмерсона. Мерседес был припаркован у дома, но в доме было темно, и, судя по всему, Симмерсона дома не было. Растерянный Даррен поехал домой. Наконец, четыре часа спустя, в 3:22 утра среды, он сообщил о пропаже Джули. Звонки родственникам и в местные больницы результата не принесли – никаких следов Джули.

На следующий день Даррен получил следующее SMS-сообщение:

Остаюсь у джилл, вернусь позже нужно разобраться в своей голове

Даррен не понял этого сообщения, так как не знал никого по имени Джилл, Джули никогда не писала ему SMS, и ему был неизвестен номер, с которого пришло сообщение. Более того, он знал, что Джули всегда печется о своих детях и никогда никуда не поедет, не сказав им, где она собирается задержаться.

Позже, вечером того же дня, он и несколько членов его семьи снова отправились в Кресуэлл. В доме Симмерсона горел свет. Они побеседовали, Симмерсон был несколько пренебрежителен, и Даррен покинул Кресуэлл, не узнав ничего нового о местонахождении Джули. На следующий день он получил еще одно SMS:

Скажи детям, чтобы не волновались. разбираюсь со своей жизнью. будь на связи, нужно получить кое-какие вещи.

На следующий день, примерно в два часа пополудни, офицеры полиции посетили Симмерсона на работе. Его не было в офисе, и один из сотрудников связался с ним по мобильному телефону. Офицер поговорил с Симмерсоном, и тот пообещал быть в офисе примерно через полчаса.

После долгого ожидания ему снова позвонили и спросили, когда он наконец прибудет; Симмерсон объяснил, что задерживается из-за дорожных работ. Он приехал в 15:30 на форде Ranger.

Полицейским он показался очень предупредительным. Он не скрывал, что хочет, чтобы Джули бросила Даррена и переехала к нему. Офицеры потребовали у него мобильный телефон. У него их оказалось два – один исключительно для связи с Джули, а другой для всех остальных дел.

На одном из телефонов было сообщение, по-видимому, от Джули, полученное предыдущим вечером:

Козел.я осталась у друзей.угадай у кого. почему я по-твоему так спешила. не пытайся меня искать.

От этих сообщений было мало пользы. В делах, где фигурируют рукописные и машинописные тексты, вы обычно располагаете письмами числом до дюжины, каждое длиной в несколько сотен слов. Работать даже с такими образцами бывает непросто, и часто можно слышать жалобы лингвистов на «объем образца» как на фактор, препятствующий идентификации. Но по сравнению с этим делом такой объем показался бы роскошью.

Тем не менее, видны несколько возможных сходств. Примечательной чертой этих сообщений является использование точки вместо запятой: «Козел.я осталась у друзей». Здесь после слова «козел» следует ожидать скорее запятую, чем точку.

Тем временем полиция обнаружила дома у Симмерсона написанное им пятистраничное письмо. Адресат указан не был, но в нем упоминалось, что Симмерсон хочет купить пистолет у некоего Майка. Судя по письму, Симмерсон намеревался убить Джули и себя.

В письме несколько раз вместо запятой была поставлена точка, совсем как в вышеприведенных текстах:

Что ж. прошла неделя с моего первого бедственного письма

Боже, ну и клубок. но ей это с рук не сойдет

Но эта черта сама по себе почти бесполезна, так как нет способа определить, насколько часто люди ставят точку вместо запятой. Могу только сказать, что мне кажется, что редко, но я не знаю, насколько редко.

В SMS-сообщениях в телефоне больше почти ничего не было. Однако меня заинтересовало слово «разбираться» [sort – букв. «сортировать»], встречающееся в двух приведенных выше SMS-сообщениях:

Остановилась у джилл, вернусь позже нужно разобраться в своей голове

Скажи детям не волноваться. разбираюсь со своей жизнью. будь на связи, нужно получить кое-какие вещи.

Я попросил у полиции копию записей допроса и внимательно слушал их на протяжении нескольких часов. Это почти ничего не дало. Когда я уже собрался было выключить запись, я услышал, как один из офицеров задал вопрос о связи между Симмерсоном и Джули и о том, почему они не живут вместе, несмотря на то что им обоим, судя по всему, этого хочется. Симмерсон ответил:

Она принимала сильные лекарства и сказала, что когда разберется в своей голове и разберется со своей жизнью, тогда это случится.

Я был ошеломлен. Мне пришлось прослушать этот отрывок несколько раз, чтобы убедиться в том, что я расслышал правильно: «разберется в своей голове… разберется со своей жизнью». Эти словосочетания на самом деле весьма необычны, и, вероятно, одна из причин этой необычности в том, что немногие готовы признать свою жизнь настолько плохой или сложной, что им в ней необходимо «разобраться». Конечно, «разобрать вещи» и «разобраться во всем» – не такая редкость, но «разобраться со своей жизнью» и «разобраться в своей голове» встречаются гораздо реже. Тогда я нашел лишь один пример «я разбираюсь со своей жизнью» в корпусе текстов объемом сто миллионов слов. Также нашелся один пример «он разобрался со своей жизнью» и ни одного – «я разобрался со своей жизнью» и «он/она разбирается со своей жизнью». Примеров «разобраться в своей голове» не было ни одного. Google дал 23 000 результатов на запрос «я разбираюсь со своей жизнью» и 600 – на «я разбираюсь в своей голове», что указывает на крайне малую распространенность последнего выражения.

Еще реже оба словосочетания («разобраться со своей жизнью» и «разобраться в своей голове») встречаются в одном и том же документе. Семнадцать результатов в Google – такое сочетание почти уникально. Примечательно также совпадение последовательности словосочетаний: в SMS-сообщениях сначала упоминается «голова», а потом «жизнь». Та же последовательность и во время допроса: «разберется в своей голове… разберется со своей жизнью». Итак, в допросе и в сообщениях совпадают не только два элемента, но и их последовательность.

Конечно, я понимал, что мы имеем дело с различиями между письменной[1]1
  Язык телефонного сообщения более точно классифицируется как гибридный, обладающий свойствами как письменной, так и устной речи. – Прим. автора.


[Закрыть] и устной речью и что сообщений было два, а не одно, но все равно этого было многовато для простого совпадения. Я доложил детективам, ведущим расследование, что, на мой взгляд, высока вероятность того, что автором SMS-сообщений является мистер Симмерсон. Из этого они заключили, что шансы на возвращение Джули крайне незначительны. Поиски пропавшей вскоре превратились в расследование убийства.

Были усилены поиски Джули или ее тела. Офицеры провели сотни часов, прочесывая местность между Кросуэллом и Шеффилдом, а целая команда просматривала записи со всех окрестных камер видеонаблюдения. Полиция также связалась со многими друзьями и клиентами Симмерсона. Через несколько дней после исчезновения Джули на записях неоднократно появлялся форд Ranger с бочкой для нефтепродуктов в прицепе. В ночь исчезновения Джули Симмерсон спросил одного из своих клиентов, не может ли тот зарыть на своем участке нефтяную бочку – по его словам, в ней находились несколько единиц оружия и ему не хотелось, чтобы о них узнала полиция. Клиент отказался. Параллельно роману с Джули Симмерсон начал отношения с еще одной женщиной, двадцатилетней дочерью своего клиента. Пока бочка еще находилась в кузове его форда, он соблазнил девушку в амбаре ее отца. В конце концов бочку отыскали на свалке. В ней находилось тело Джули Тёрнер. Она была убита выстрелом в голову.

Поставленный перед фактом обнаружения тела Джули в бочке, до этого находившейся в кузове его форда, Симмерсон стал утверждать, что Джули нашла пистолет у него в бардачке и случайно застрелилась. Однако он, видимо, забыл о письме, написанном им всего за несколько недель до ее смерти, и, казалось, был несколько ошарашен указанием на упомянутые в нем пистолет и стрельбу:

Боюсь, Джули не беспокоится о деньгах, а только о том, как их потратить. Я очень ее люблю, но вижу, что приближается последний выстрел, после которого мы наконец-то будем вместе. Я пишу это в здравом уме и только дожидаюсь, когда прибудет необходимое орудие.

Майк все еще добывает пистолет (?), и я не уверен, какой выбрать? надеюсь, любой из них сделает дело быстро и легко.

Итак, запрос Симмерсона на приобретение пистолета у «Майка», как и его отчаяние по поводу своего финансового положения и тот факт, что он винит в нем Джули, были известны детективам еще до того, как они обнаружили бочку. По этой причине офицеры не поверили в то, что Джули застрелилась сама. Не поверили Симмерсону также ни семья и друзья Джули, ни присяжные. 8 ноября 2005 года, менее полугода спустя после ее смерти, он был приговорен к пожизненному заключению уголовным судом присяжных Шеффилда и судьей Питчерсом, рекомендовавшим срок не менее 25 лет. Во время оглашения приговора Симмерсон не выказал ни малейшего раскаяния по поводу смерти Джули и никаких эмоций по поводу полученного приговора. Мобильный телефон, с которого были отправлены сообщения, так и не был найден.