Текст бизнес-книги "Путь розы. Внутри цветочного бизнеса. Как выводят и продают цветы, которые не сумела создать природа"

Автор книги: Эми Стюарт

Раздел: Зарубежная деловая литература, Бизнес-книги

Эми Стюарт
Путь розы. Внутри цветочного бизнеса. Как выводят и продают цветы, которые не сумела создать природа

Посвящается PSB

Flower Confidential: The Good, the Bad, and the Beautiful by AMY STEWART

© 2007 and 2008 by Amy Stewart. All rights reserved.

First published in the United States under the title: FLOWER CONFIDENTIAL: The Good, the Bad, and the Beautiful

Copyright © 2007 and 2008 by Amy Stewart

Illustrations © 2007 by Emma Skurnick

Published by arrangement with Algonquin Books of Chapel Hill, a division of Workman Publishing Company, Inc., New York.

© Муравьева Е.В., перевод, 2021

© ООО «Издательство «Эксмо», 2021

Введение

«Что делают люди, взяв в руки цветы?» – спросил меня Боб Одзука, генеральный менеджер цветочного рынка Сан-Франциско. Отвечая на свой вопрос, он разыграл небольшую пантомиму: поднес ладони к лицу и глубоко вдохнул.

«Они пытаются их понюхать», – сказал он.

Я принюхалась, пытаясь ощутить аромат лилий или роз, и не почувствовала ничего. Рано утром, где-то около пяти, мы с Бобом в попытке отыскать хотя бы один ароматный цветок шагали по бетонному полу оптового центра на Маркет-стрит, где шестьдесят торговых точек продавали срезанные цветы и другие растения.

«Эти цветы выведены для торговой индустрии, – объяснил Боб. – Их отбирали по цвету, размеру, и в первую очередь по выносливости. В таких случаях всегда приходится чем-то жертвовать. Эти потеряли запах».

«Но знаете что? – продолжил он, пока мы пробирались по коридору вдоль тележек, заставленных ведрами с гортензиями и подсолнухами. – Люди по-прежнему верят, что цветы вкусно пахнут. Я видел человека, который поднес к лицу букет Leonides[1]1
  Леонидас – чайно-гибридная роза. – Прим. пер.


[Закрыть] и воскликнул: “Какой аромат!” Я прекрасно знаю эти розы. Золотые лепестки, по краям с медным отливом, – поняли, о чем я? Они выведены к осенним свадьбам. У них вообще нет запаха».

Засмеявшись, он покачал головой и устремился в конец коридора, где, как ему показалось, можно было найти лилию, сохранившую аромат. Я последовала за ним.

Первое, что бросается в глаза при взгляде на цветочный рынок, – насколько чужим он кажется среди большого города. Даже в Сан-Франциско, солнечном, продуваемом ветрами мегаполисе, где люди не боятся «вплетать цветы в волосы»[2]2
  Отсылка к культовой песне 1960-х годов Скотта Маккензи «San-Francisco» («Be Sure to Wear Flowers in Your Hair»). – Прим. пер.


[Закрыть] и вообще носить их как угодно, идея цветочного рынка не вписывается в копоть и грязь городской жизни. В отличие от рыболовной промышленности, которая нашла способ существовать посреди развлекательного парка «Рыбацкая пристань», цветочная торговля скрыта от глаз в складском районе, тянущемся вдоль скоростного шоссе. Сам рынок представляет собой вереницу похожих на большие коробки складов, среди которых снуют фуры, пытаясь пробиться к погрузочным площадкам.

Если приехать сюда до рассвета, безо всякой надежды на кофе в обозримом будущем, это место покажется еще более мрачным и уродливым. Кое-как протолкнувшись между фурами и заехав на крытую парковку, я обнаружила, что сижу в машине, наслаждаясь последними крохами тепла, и недоумеваю, что заставило меня проснуться в такую рань и отправиться затемно в промышленный район.

Но стоило пройти парковку, спуститься вниз и толкнуть тяжелую металлическую дверь, как меня ослепил внезапный свет. Внутри простирался Диснейленд, Волшебная страна Гудвина и магазин игрушек Санта-Клауса. Именно отсюда – понял мой сонный, лишенный кофеина мозг, – и возникают цветы.

Мимо провезли сотни цветков львиного зева[3]3
  Львиный зев, или антирринум, – травянистое растение семейства подорожниковых. По форме цветки растения напоминают львиную пасть. В России, как правило, используется при оформлении клумб. – Прим. пер.


[Закрыть] на металлической тележке. Тысячи гвоздик толпились в ведрах. Лежали снопы роз – в том виде, в котором их доставили с ферм, каждый бутон обернут клочком папиросной бумаги. Здесь были бутоньерки гардений, искусственно окрашенные хризантемы, таиландские орхидеи, голландские тюльпаны, колумбийские лилии, цветы имбиря прямо с Гавайев, шелковые магнолии, сушеный дельфиниум. Венки, комнатные растения, вазы, корзины, ленточки, декоративная зелень. Собранные в одном месте, они выглядели пышно, ярко и ошеломляюще. Торговый этаж был заполнен суетящимися покупателями и продавцами, напрочь игнорирующими тот факт, что сейчас только пять утра, – здесь уже два часа как работали.

Мимо провезли еще одну тележку, с таким количеством ландышей, какого я в жизни не видела. Рядом семенил невысокий шатен, торгуясь на бегу. Представьте себе Уолл-стрит в садах Эдема.

Долгие годы я мучилась любопытством, как же работает рынок, поэтому попросила Боба показать мне его до рассвета, когда он открыт только для оптовой торговли. Еще мне хотелось посмотреть на настоящие свежие цветы, которые расхватывают до десяти утра, когда торговые ряды открываются для публики. Большинство оптовых торговцев не дожидаются открытия – они пакуются и выезжают из города, когда обычный житель Сан-Франциско еще не поднялся с кровати.

Кроме того, меня подстегивал нездоровый интерес: я всегда была одержима страстью к цветам и не хотела упускать возможность оказаться с ними рядом. Меня не волновало, что выставят в этот день на продажу, – я знала, что захочу все. Дикие маки, тепличные розы, копеечные гвоздики – мне подойдет что угодно. Однако без лицензии на оптовые закупки приходилось только грустно ходить вокруг с деньгами в кармане. Дай мне волю, я бы спустила на цветы все наличные.

Боб оказался дружелюбным гидом. Он обменивался шутками с цветоводами и мановением руки развеивал большую часть скандальных слухов о цветочной торговле. Гортензии, которые крали с клумб в парке у моста Золотые Ворота и оптом сдавали на некоем подобии цветочного черного рынка? Было такое. Но потом волонтеры парка додумались ставить маркером небольшую точку в основании каждого соцветия, и беспредел прекратился. Потасовки в торговых рядах, когда один из поставщиков снижал цены на розы, заставляя всех остальных следовать своему примеру? Ну, нельзя сказать, чтобы прямо уж потасовки… Но близко к тому.

Я шла за Бобом, размышляя, сколько всего делается ради цветов. Самолеты летят из Боготы, грузовые фуры едут из Майами, строятся гектары теплиц и миллиарды долларов меняют хозяев. И все это ради альстромерий, которые мы, не задумываясь, покупаем между делом даже в продуктовом магазине. Ради дельфиниумов, которые мы отправляем сестре в больницу, чтобы ее приободрить. Ради фиалок на могилу и гвоздики в петлице.

В продаже цветов есть некое внутреннее противоречие, которое я до сих пор не могла для себя разрешить. Я надеялась, что найду объяснение, взглянув на происходящее поближе. В конце концов я поняла, в чем дело: цветы не похожи на другой товар. Они играют по своим правилам. С одной стороны, растения вроде бы ничего не стоят. Можно сорвать придорожный цветок или за копейки вырастить его в палисаднике. Цветы так же недолговечны, как и фрукты, но гораздо менее практичны – в конце концов, их нельзя съесть. Роза в вазе завянет через неделю. Это все, что можно получить за свои деньги. Несмотря на это, мировой рынок срезанных цветов оценивают в сорок миллиардов долларов. Производители вкладывают огромные средства в создание все более совершенных растений, которые дольше стоят в вазе, не роняют лепестки и не пачкают все вокруг пыльцой, или же отвечают весьма специфическим требованиям вроде требований невест, выходящих осенью замуж, или покупателей в супермаркетах.

Цветочная торговля, деловая сторона наших отношений со срезанными цветами, возникла давно. Взгляните на это письмо:

«Розы ещё не до конца расцвели – на самом деле здесь их вообще немного. Из всех питомников и от всех плетельщиков гирлянд мы еле-еле сумели набрать тысячу, что отправили вам… даже сорвав те бутоны, что не следовало трогать до завтра. У нас есть все нарциссы, что вам нужны, так что вместо двух тысяч, о которых вы просили, мы отправляем четыре».

Этот банальный отрывок из деловой переписки могли составить на прошлой неделе, но на самом деле он был написан незадолго до Рождества Христова: отрывок начертан на папирусе в Египте римского периода. Вообразите: уже тогда цветы выращивали на полях, заказывали большими партиями и отсылали тысячами в расчете, что те успеют к празднеству или пиру. Современный поставщик роз с сочувствием отнесется к необходимости срезать розы раньше срока. Должно быть, неизвестный древний торговец, как и сегодняшние цветоводы, беспокоился, что слишком плотные бутоны не раскроются в вазе и покупатель останется недоволен.

Цветочная торговля была весьма развита в Риме, со всеми налоговыми, бухгалтерскими и логистическими проблемами, которые свойственны любой коммерческой отрасли. Римляне знали, как заставить цветы распуститься раньше срока, обдавая их паром или горячей водой. Они строили теплицы со стенами из тонких листов слюды и использовали тележки с колесами, чтобы перевозить растения из тени на солнце и обратно. Как только началось искусственное разведение цветов, появились и его критики, считавшие торговлю растениями, выращенными не в сезон при помощи технологий, противоестественной. Даже мне странно видеть подсолнухи в канун Рождества, когда лето давно прошло, и я в этом не одинока. Римский драматург и философ Луций Анней Сенека писал в I веке нашей эры: «А разве не живут вопреки природе те, что хотят роз среди зимы, кто с помощью горячей воды ловко создает подложное тепло и в стужу выращивает лилию, весенний цветок?»[4]4
  Цит. по: Луций Анней Сенека. Нравственные письма к Луцилию. Письмо CXXII / пер. и прим. С. А. Ошерова М.: Наука, 1977.


[Закрыть]

В торговле срезанными цветами «натуральное» и «неиспорченное» вечно борется с массовым и коммерческим. Людям нравится, что летние цветы можно купить в феврале (фактически так возник целый праздник), но в то же время они опасаются фальшивок. Жалобы викторианского писателя Чарльза Мэнби Смита, датированные 1853 годом, актуальны по сей день. Он купил цветы у лондонского разносчика, и через пару дней они завяли, как он считает, из-за «слишком большой дозы стимулирующего раствора». Главная проблема цветочного бизнеса заключается в том, что его продукт ненадежен, а постоянных покупателей не существует. Хотя цветы в Лондоне продолжали пользоваться спросом, Смит предостерегал: «Торговля распустившимися цветами – одна из самых непредсказуемых и опасных спекуляций, которой занимаются мелкие уличные торговцы».

Почему нам кажется, что нас обманули, когда ученый выводит лилию с неосыпающейся пыльцой, а цветовод заставляет тюльпаны расцветать в декабре? Разве имеет значение, почему букет роз очутился в супермаркете свежим, хоть и проехал без воды полмира? Если букет красных роз и розовых хризантем, заказанный на телеграфе ко Дню святого Валентина, ничем не отличается от тысяч таких же, рассылаемых по всей стране, становится ли послание менее значимым?

И да, и нет. Нет сомнений, что в XX веке цветы полностью преобразились. Об этом позаботились новые технологии разведения, современные теплицы и всемирная транспортная система. Благодаря им круглый год можно покупать дешево совершенно фантастические цветы. Вместе с тем современные цветы чего-то лишились. Они стали предсказуемыми, надежными и утратили привязку к сезону. Многие из них потеряли свой аромат, и я задаюсь вопросом, сохранились ли в них подлинность, сила и страсть. Люди хотят, чтобы цветы были идеальными, но в то же время продолжали оставаться уникальными и необычными. Цветы должны быть откровением, переживанием, единственным в своем роде. С каждым годом становится все сложнее отыскать что-то подобное.

Утро, проведенное на цветочном рынке Сан-Франциско, сменилось утром в цветочном районе Лос-Анджелеса. В итоге я отправилась странствовать по миру, пытаясь понять, откуда берутся все эти прекрасные цветы. Я посещала ларьки Манхэттена и поднималась на борт «цветочных рейсов» в Майами. Наблюдала, как на аукционе в Голландии за одно утро распродают миллионы цветов. Я сидела в подсобке флориста в День святого Валентина и слушала телефонные заказы людей, полные любви и отчаянья.

Можно сказать, что сегодня цветы больше ездят по миру, чем люди, которые их покупают. Допустим, вы живете в Лас-Вегасе. Бывали ли вы в Боготе, Майами и Сан-Франциско? А купленные вами цветы были. Или вы из штата Мэн. До того как попасть на свадьбу вашей дочери, цветы могли побывать в Кении, Голландии и на Манхэттене. Они летают на более вместительных самолетах. О них говорит огромное количество людей: цветоводы, инспекторы, торговые агенты, брокеры, дальнобойщики, акционеры, оптовые торговцы, закупщики, бухгалтеры, розничные торговцы. Причем на языках, на которых вы вряд ли даже знаете, как поздороваться.

И даже на этом рассказ о цветах не заканчивается. Их создают в лабораториях, разводят в пробирках, выращивают фабричным способом, срезают машинами, пакуют в коробки, продают на аукционах и отправляют через океаны и континенты. Мысли обо всей этой торговой системе скорее разожгли мою страсть к цветам, чем погасили ее. Вообразите двести пятьдесят тысяч квадратных метров теплиц в одном месте. Аукцион, где продают девятнадцать миллионов цветов и где люди одним взмахом руки приобретают больше роз, чем каждый из нас покупает за всю свою жизнь. Сорок миллиардов долларов, каждый год меняющих руки, – и все ради цветов. Мысль об этом завораживает.

Вскоре мне стало ясно, что легкость перемещения цветов по всему миру имеет свои последствия. Например, сто лет назад в Штатах выращивали бо́льшую часть цветов, которые там же и продавали. Сейчас почти три четверти составляет импорт, в основном из Латинской Америки. В результате изменились сами цветы. Сорта стали отбирать в первую очередь по устойчивости к перевозкам, а не по каким-то другим качествам вроде изящества или аромата. Приобретя способность дольше стоять в вазе, цветы потеряли свой запах. Они прилетают в декабре из Эквадора или Голландии, чтобы оказаться на вашем столе, уже утратив своеобразие.

Происходящие глобальные перемены коснулись и людей: калифорнийские фермеры были вынуждены оставить семейный бизнес и переключиться на работу с импортом, флористы на центральных улицах города стали продавать копеечные цветы за наличные, а не составлять изысканные дорогие букеты. Каждый год, перед Днем святого Валентина, ряд газет разражается так называемыми «историями о розах на крови», живописующими ужасы эксплуатации и отравленные реки, стоящие за каждой латиноамериканской или африканской розой. В этих историях есть доля правды. В Эквадоре я видела, как женщины макают длинноствольные розы бутоном вниз в бочки с фунгицидом, – это на долгие месяцы отвратило меня от покупки роз.

Возможно, неромантично называть цветы товаром или продукцией промышленного производства, но они являются и тем, и другим. Растения недолговечны и непрактичны, однако они вызывают эмоции, и в Америке в год приобретают около четырех миллиардов цветов. Американцы покупают больше цветов, чем биг маков. Цветы – это большой бизнес. Ошеломляющий, зачаровывающий и прекрасный.

Невозможно рассказать о каждом цветке, появившемся на мировом рынке. Однако существует ряд героев, истории которых в некотором роде олицетворяют этот поиск совершенства. Джон Мэйсон со своей голубой розой. Лесли Вудриф с лилией Star Gazer («Звездочет»). Лейн Де Ври, владелец одного из самых крупных хозяйств по выращиванию срезанных цветов в Соединенных Штатах. Роберто Невадо из Эквадора, социально ответственный производитель роз. В конечном счете я поняла, что все они хотят одного: вырастить идеальный цветок – тот самый, без которого мы не сможем обойтись.

Я не флорист, не селекционер и не фермер. Я садовод и страстный любитель цветов. Чем больше времени я провожу в сфере цветочной торговли, тем чаще думаю, что ожидаю от цветов слишком много. Кто мы такие, чтобы взять символ совершенства, чистоты и любви и попытаться улучшить его, сделав максимально пригодным для рынка?

В четвертом акте шекспировского «Короля Иоанна» граф Солсбери отговаривает короля от повторной коронации, называя ее «напрасным трудом, излишеством пустым»[5]5
  Цит. по: Шекспир У. Король Иоанн / пер. Н. Рыковой // Шекспир У. Полное собрание сочинений: в 8 т. / под общ. ред. А. Смирнова и А. Аникста. М.: Искусство, 1958.


[Закрыть]:

 
Позолотить червонец золотой
И навести на лилию белила,
И лоск на лед, и надушить фиалку.
 

Фраза «позолотить червонец[6]6
  Червонец – традиционное русское название крупных иностранных и собственных высокопробных золотых монет. – Прим. пер.


[Закрыть]» до сих пор иногда встречается в описании излишнего украшательства. Кажется нелепым распылять на цветы глиттер или духи, однако индустрия занимается и тем, и другим. Она продлевает существование цветов, делает их еще более яркими, меняет запах – все ради того, чтобы удовлетворить наши желания.

Однако куда это может нас завести? Не пытаемся ли мы действительно «позолотить червонец»?

Часть I
Селекция

Глава 1
Пестики, тычинки и кисточка из верблюжьего ворса

Для специалистов по разведению лилий Лесли Вудриф – легенда, но в моем родном городе его помнят как эксцентричного старика, владельца покосившейся теплицы рядом со скоростным шоссе. Он умер в 1997 году, так что я видела его только на фотографиях. Однако мне кажется, что слово «эксцентричный» описывает его весьма точно. У Вудрифа была копна жестких седых волос, мощное лицо с квадратной челюстью и торчащие в разные стороны зубы, которых он нисколько не стеснялся. На каждой фотографии он, со всех сторон окруженный лилиями, широко улыбается.

В 1988 году голландский цветовод по имени Пит Купман приехал к Вудрифу, чтобы выразить свое почтение оригинатору[7]7
  Физическое или юридическое лицо, которое создало, вывело или выявило сорт растения или породу животного и (или) обеспечивает его сохранение, но не является патентообладателем. – Прим. пер.


[Закрыть] знаменитого сорта лилий Star Gazer. Если он рассчитывал увидеть благородного ученого старца в твидовом пиджаке, живущего в комфортабельном загородном доме со сверкающей оранжереей, полной чудес, то его ожидал настоящий шок. Вудриф был разорен, слаб здоровьем и ютился в настоящей развалюхе. Теплицы Вудрифа никогда не отличались чистотой, так что Купман был поражен, увидев коллекцию лилий международного класса в затхлом помещении, кишащем паразитами. Казалось, Вудрифу на это плевать, он говорил с Купманом только о том, что ему было действительно интересно: о разведении лилий. У него была фотографическая память, Вудриф знал наизусть все виды и сорта. Похоже, сначала он придумывал новую лилию, а потом интуитивно начинал совмещать признаки, позволяющие ее воплотить. Однако Купман был так шокирован, что едва поддерживал беседу.

«Я не мог поверить, что человек, столько сделавший для цветочной индустрии, живет в подобных условиях, – рассказывал мне Купман. – Эта ситуация меня попросту ошарашила. Я взял видеокамеру, но мне было стыдно снимать. Голландские цветоводы зарабатывали на Star Gazer невероятные суммы, и было невозможно поверить, что оригинатор остался ни с чем». Вскоре Купман уехал. Обескураженный, он отправился обратно в Голландию, пытаясь понять, поможет ли Вудрифу огласка его бедственной ситуации или, наоборот, окончательно опозорит.

Именно здесь начинается поиск идеального цветка – в теплице или лаборатории селекционера вроде Лесли Вудрифа, мечтающего о новом сорте, который все полюбят. Идеальный цветок не появляется сам по себе. Селекционер должен превратить самое обычное растение в гвоздь сезона. Появление лилии Вудрифа Star Gazer – одно из наиболее примечательных событий, которые происходят раз в столетие. В этой повести есть все составляющие грандиозного события в истории цветоводства: риск, цветы, которые поначалу не были оценены и востребованы, нажитые и потерянные состояния. Лилия Star Gazer появилась в те времена, когда селекционеры старого толка сменялись современными гибридизаторами, а мелкие флористы исчезали под натиском международных корпораций.

Работа Лесли Вудрифа с лилиями не сильно отличалась от того, что делает пчела или бабочка: он переносил пыльцу с тычинок одного цветка на пестик другого. У него не было ни микроскопа, ни возможности менять геном, ни стерильной обстановки. Как и многие подобные ему селекционеры, Вудриф вмешивался в половое размножение растений только из своей страсти к цветам. Он без устали выводил все новые сорта, потому что был одержим любовью. Эта любовь давала ему смелость сдвигать границы возможного, скрещивать разные виды, которые любой другой счел бы несовместимыми. Несмотря на то что Вудриф рассчитывал зарабатывать на жизнь разведением и продажей цветов, бизнесменом он никогда не был. Лесли Вудриф попросту не смог бы заниматься чем-то еще, кроме своих лилий. В некотором смысле было не важно, платят ему за это или нет.

В настоящее время в цветочной индустрии селекционеры – это генетики, работающие в лабораториях. Они могут интересоваться цветами, а могут быть абсолютно к ним равнодушны. Однажды один ученый, работающий на японскую компанию «Suntory», которая продает свежие цветы и алкоголь, сказал мне вот что: «Раньше я работал с пивными дрожжами. Теперь работаю с розами. Под микроскопом и те, и другие выглядят одинаково». Могу только представить, что ответил бы на это Лесли Вудриф. Роза – это не грибок. Лилия – не морковка. Под микроскопом или не под микроскопом, но это живые существа, которые отличаются друг от друга.

Разводить лилии легко из-за простоты их строения. По одной лилии можно узнать все, что нужно, об анатомии цветка. Ее устройство находится прямо перед глазами, в отличие от, например, устройства розы, где нужно долго копаться между плотно сжатыми лепестками, чтобы отыскать тычинки и пестик. Лилии относятся к той же таксономической группе, что тюльпаны и рябчики[8]8
  Род многолетних травянистых растений семейства лилейных. – Прим. пер.


[Закрыть]: цветы распускаются на одиночном, обычно безлистном стебле, который в свою очередь вырастает из рыхлой мясистой луковицы. Чаще всего луковица состоит из чешуй, расположенных по спирали вокруг донца[9]9
  Основание луковицы. – Прим. пер.


[Закрыть]. Эти чешуи можно слущить и вырастить из каждой новое растение (цветоводы называют такой способ «размножение чешуйками»).

Сам цветок – как правило, либо один, либо пять, либо сразу несколько десятков – соединяется с главным стеблем коротким стебельком, называемым цветоножкой. У всех лилий шесть лепестков. Точнее говоря, три внешних лепестка называются чашелистиками, и они раскрываются наружу, открывая цветок. У многих других растений чашелистики похожи на лепестки гораздо меньше (например, можно вспомнить небольшие зеленые чашелистики в основании бутона розы). Некоторые лилии выпускают несколько бутонов, расположенных на одной ножке, – такое соцветие называется «кисть». У других сортов бутоны растут из одной точки на вершине ножки – это расположение называется соцветием зонтик. Хороший пример соцветия зонтик – растение под названием Queen Anne’s Lace («Кружево королевы Анны»), оно же дикая морковь. Его крохотные белые цветочки соединены с концом стебля тонкими цветоножками. Иногда лепестки лилии, раскрываясь, изгибаются назад и почти соприкасаются между собой за цветком – такие лилии называются чалмовидными. Цветы других сортов принимают форму широкой воронки. Третьи, включая широко распространенную длинноцветковую, или пасхальную, лилию (Easter Lily), образуют узкую воронку или раструб и относятся к трубчатым лилиям.

Независимо от формы, внутри каждый цветок устроен одинаково. У всех видов лилий шесть тычинок, сходящихся в центре в шестиугольник. Каждая тычинка состоит из тычиночной нити, тонкой ножки и пыльника – желтой или оранжевой головки, где содержится пыльца. Из середины цветка поднимается одна неповторяющаяся структура, называемая гинецеем, или пестиком (женский репродуктивный орган). Пестик состоит из рыльца, столбика и завязи. Рыльце – верхняя часть пестика, его сладкий и липкий конец, который привлекает бабочек и мотыльков. Чтобы напиться нектара, они запускают внутрь свои длинные хоботки. Садясь на цветок, насекомые касаются пыльников и переносят пыльцу с одной лилии на другую. Попав на рыльце, пыльца нужного размера и формы спускается по столбику в завязь, где ждут оплодотворения от трех до пяти сотен яйцеклеток. На рыльце может попасть пыльца нескольких растений одновременно, в этом случае семенная коробочка будет содержать семена от разных отцов. Однако, если по какой-то причине пыльца несовместима с яйцеклеткой, та остается неоплодотворенной. Оплодотворенные семена легко отличить, открыв семенную коробочку лилии и высыпав содержимое на светлую поверхность: в центре каждого будет темный эмбрион овальной формы.

Выводя гибрид, селекционер должен учитывать гораздо больше факторов, чем просто цвет или запах. У каждого родительского растения есть ряд характеристик, включающий форму луковицы, количество и размер листьев, цвет пыльцы, присутствие пятнышек в центре лепестков, размер и форму цветов, устойчивость к заморозкам, сырости и засухе, устойчивость к болезням и еще сотню других. Чтобы получить лучшие результаты, селекционеры часто применяют реципрокное скрещивание: если пыльца с одного цветка может оплодотворить второй цветок, то пыльца со второго должна оплодотворить первый. Иногда в результате реципрокного скрещивания получается более устойчивое и плодовитое потомство. Однако это не единственный инструмент, доступный селекционерам. С 1935 года известно, что колхицин – алкалоид, выделяемый безвременником осенним, – может удваивать количество хромосом в семенах и всходах лилий с двадцати четырех до сорока восьми. Суперлилии, называемые тетраплоидными, обычно крепче и выносливее. Несмотря на то что подобное вмешательство в генетику выглядит довольно грубым, непрофессиональные садоводы, перемалывающие луковицы бессмертников в блендере, чтобы получить неочищенный раствор, который потом можно распылить в теплицах, создали множество сортов тетраплоидных лилий.

В результате было выведено около ста сортов лилий и бесчисленное количество гибридов. Все их можно более-менее сгруппировать в восемь категорий, из которых в цветочной торговле наиболее популярны трубчатые, азиатские и восточные. Лилии восточных сортов самые большие, яркие и ароматные, но они не очень широко распространены на рынке из-за смотрящих вниз цветов, которые часто отрываются от стебля во время сбора и упаковки. Кроме того, из них трудно составлять букеты: поникшие восточные лилии плохо сочетаются со смотрящими вверх цветами вроде роз, гвоздик и маргариток. Азиатские гибриды пользуются популярностью из-за своих ярких, насыщенных оттенков, но они меньше размером и лишены запаха. Существуют сорта азиатских лилий со смотрящими вверх цветами, включая сорт Enchantment («Очарование»), появившийся в продаже в 1940-х годах. Среди селекционеров считалось, что тот, кто сумеет перенести этот признак азиатских лилий (смотрящие вверх цветы) на большие и ароматные восточные сорта, совершит настоящую революцию на цветочном рынке. Уникальная комбинация чутья и особенностей характера позволила Вудрифу вывести нужный гибрид и первым добиться успеха.

Вудриф принадлежал к последнему поколению настоящих, старомодных селекционеров. Люди с удовольствием выращивали цветы на протяжении тысячелетий. В последние несколько сотен лет благодаря энтузиастам вроде Вудрифа появились сорта, которые вели себя так, как от них требовалось, что и позволило разводить цветы для продажи. В середине XVII века английский ботаник и врач по имени Неемия Грю первым предположил, что, хотя «внешние красоты растений» (то есть сами цветы) могут служить для удовольствия человека, «его внутренние [части], такие же сложные и разнообразные» должны существовать ради нужд самих цветов, а не ради их обожателей. Неемия верил, что лепестки цветов и их запах созданы Богом для человеческого удовольствия, но одним из первых догадался, что внутри цветка находится устройство, позволяющее растению размножаться.

Однако только в конце XVII века ботаники начали предполагать, что пыльца эквивалентна сперме. У этой идеи были противники, в том числе ученый начала XVIII века Иоганн Сигезбек, который утверждал, что идея существования у растений пола не только бессмысленна с научной точки зрения, но и отвратительна с точки зрения моральной. «Бог никогда не допустил бы в растительном царстве такого безнравственного факта, как то, что несколько мужей (тычинок) имеют одну жену (пестик). Не следует преподносить учащейся молодежи подобной нецеломудренной системы»[10]10
  Цит. по: Stieda L. Siegesbeck, Johann Georg // Allgemeine Deutsche Biographie: [нем.]. 1892. Bd. 34. S. 199–200. – Прим. пер.


[Закрыть], – писал он. Однако остановить ботаников было уже невозможно, и в начале 1760-х годов немецкий ботаник Готлиб Кёльрёйтер, скрестив два сорта табака, вывел растение, которое можно было назвать первым гибридом.

Постепенно на протяжении XVIII и XIX столетий ботаники начали понимать, какую роль играют насекомые в опылении растений. Однако только работа Чарльза Дарвина с орхидеями показала, что растения способны адаптироваться к способу опыления. Это было важное открытие, оказавшее сильное влияние на все дальнейшие исследования генетики растений. Стоит взглянуть, например, на форму цветка львиного зева, чашечка которого распахивается, когда на нее опускается пчела, или на темные (пчелиные) линии на лепестках альстромерии, ведущие к центру, или на контрастный рисунок (так называемый «бычий глаз») в середине цветка гибискуса. Сегодня мы знаем, что эволюция некоторых цветов привела к тому, что после успешного опыления они меняют цвет, переходя в спектр, не видимый опылителям. Например, пчелы не способны различать красный, поэтому после опыления цветы вроде книпхофии меняют цвет с желтого на красный, чтобы пчелы пролетали мимо. Этот эффект может пригодиться, а может и не пригодиться селекционеру, если ему важно, чтобы к сбору урожая все цветы оставались одного цвета.

Чего мы ждем, когда, по сути, берем букет половых органов и хотим, чтобы они перестали служить размножению? Нам необходимо, чтобы цветы, даже будучи срезанными, как можно дольше сохраняли свою свежесть, чтобы пыльца не осыпалась или ее вовсе не было и чтобы аромат был приятен нам, а не пчеле или колибри. Главная ирония селекции цветов на срезку заключается в том, что мы используем всю доступную нам силу науки и технологии, чтобы цветок перестал быть цветком. Но никто не может отменить тот факт, что у растения есть только одна цель: принести потомство и умереть. Лесли Вудриф понимал это и находил в этом своего рода волшебство.

Вудриф уже несколько десятков лет занимался разведением лилий, когда ему пришлось переехать в округ Гумбольдт, заключив деловое соглашение с цветоводом по имени Тед Кирш, основателем «Цветочных ферм Солнечной долины» (далее – «Солнечная долина»). Через несколько лет после смерти Кирша я встретилась с его дочерью, Лорой Дан. Вместе с ее мужем Дэвидом и матерью Элоизой она постепенно рассказывала мне историю Кирша и Вудрифа (Кирш умер в 1996 году, незадолго до Вудрифа). Дэвид вспоминал, как со своим будущим тестем ездил в Брукингс, штат Орегон, в начале семидесятых годов: «Подозреваю, меня пригласили в качестве будущего семейного юриста» (тогда он только поступил на юридический. – Прим. авт.). «Тед хотел заключить сделку с Лесли, чтобы выкупить лилии и нанять Вудрифов работать на ферме».

Тед Кирш начал выращивать луковицы нарциссов на своем участке в Орегоне примерно в 1942 году. Он преподавал сельское хозяйство в старших классах школы, так что выращивание луковиц одновременно обеспечивало учеников практическими занятиями и приносило ему дополнительный доход. Довольно скоро у него появились ресурсы, чтобы расширить цветочный бизнес и сделать его полноценным семейным предприятием. В итоге он купил землю в Аркате, штат Калифорния, и основал «Солнечную долину». К тому времени, когда они с Дэвидом поехали на побережье, Тед уже занимался только фермерством.