Текст бизнес-книги "Wonderful Life. Размышления о том, как найти смысл жизни"

Автор книги: Фрэнк Мартела

Раздел: Зарубежная деловая литература, Бизнес-книги

3. Счастье – неудачная жизненная цель

«Только те бывают счастливы (думал я), чей ум сосредоточен на какой-то иной цели, нежели собственное счастье: на счастье других, на совершенствовании человечества, может, даже на каком-то искусстве или стремлении, если занятие этим для него не средство, а идеальная цель сама по себе».

Джон Стюарт Милль

«Автобиография», 1873

Потеряв связь с великой историей, которая однажды утоляла жажду наших предков в смысле жизни, мы смогли исследовать с точки зрения психологии существование человека и свести его к простой модели избегания боли и поиска удовольствий. Понятие счастья вытеснило трансцендентные ценности и превратилось в единственную цель, достойную того, чтобы ради нее жить. Счастье стало одним из наиболее почитаемых жизненных целей в современной западной культуре. Это также превратилось в огромный бизнес: если в 2000 году всего пятьдесят книг было опубликовано на эту тему, восемь лет спустя эта цифра достигла почти четырех тысяч[29]29
  Carlin Flora, “The Pursuit of Happiness,” Psychology Today, January 2009. Available online: https://www.psychologytoday.com/intl/articles/200901/the-pursuit-happiness.


[Закрыть]. Сегодня пафосные корпорации нанимают «главных специалистов по радости», чтобы помочь работникам в их благополучии. Различная продукция – от газировки до духов – подается как обещание бутилированного счастья.

Даже правительства все чаще обращают на это внимание. «Всемирный доклад о счастье», в котором оценивается, насколько чувствуют себя счастливыми жители 156 стран, был впервые опубликован в 2012 году, и с тех пор ежегодно ожидаются новые отчеты. С 1970 года небольшое королевство Бутан, расположенное в Гималаях, ставит своей целью повышать не валовой национальный продукт, а валовой национальный уровень счастья. Всюду, куда бы вы ни посмотрели – статьи в журналах, книги, рекламные и маркетинговые кампании, научные исследования, – все посвящено этой теме. Можно смело сказать, что сегодняшняя эгалитарная концепция счастья «будь-счастлив-сейчас» превратилась в одержимость, погоня за его достижением превозносится не только как право каждого человека, но и как его личная ответственность.

Образованное от английского слова «hap», что переводится как «удача», «счастливый шанс», понятие «счастье» больше относилось к подарку судьбы, когда удавалось какое-то дело, счастливому случаю, а не к внутреннему состоянию человека[30]30
  Darrin M. McMahon, “From the Happiness of Virtue to the Virtue of Happiness: 400 b.c.-a.d. 1780,” Daedalus 133, no. 2 (2004): 5–17.


[Закрыть]. В итальянском, шведском и многих других европейских языках изначально «счастливый» означало «удачливый». Также и в финском слово «onnellisuus» – это однокоренное слову «onnekkuus», что в переводе «быть удачливым». Немцы подарили миру слово Glück, которое до сих пор означает и «счастье», и «шанс». В контексте этих изначальных определений счастье понималось больше как неожиданная удача, которую вы не могли контролировать; это лежало в руках богов, или судьбы, или, как говорил монах в «Кентерберийских историях» Чосера[31]31
  Чосер Джефри – средневековый английский поэт, «отец английской поэзии».


[Закрыть], в руках Фортуны: «И вот Фортуны колесо вертИтся вероломно/Из счастья низводя в печаль»[32]32
  Geoffrey Chaucer, The Canterbury Tales, rendered into Modern English by J.U. Nilson (Mineola, NY: Dover Publications, 2004), 215.


[Закрыть].

Фортуна, с заглавной буквы Ф, была деянием руки Бога, мистической силы, полностью независимой от действий человека или его эмоционального состояния. Этот акцент на внешних обстоятельствах отражал этап развития культуры, когда людей гораздо меньше нашего интересовали их внутренние чувства[33]33
  See, e.g., Roy F. Baumeister, “How the Self Became a Problem: A Psychological Review of Historical Research,” Journal of Personality and Social Psychology 52, no. 1 (1987), 163–176.


[Закрыть].

На протяжении семнадцатого и восемнадцатого веков понятие счастья начинает постепенно эволюционировать из внешнего преуспевания во внутреннее чувство или состояние человека[34]34
  For a history of happiness, see especially Darrin M. McMahon, The Pursuit of Happiness: A History from the Greeks to the Present (London: Allen Lane, 2006).


[Закрыть]. Когда третий президент США Томас Джефферсон писал свой знаменитый параграф «Декларации независимости» о «жизни, свободе и стремлении к счастью», то в «счастье» он вкладывал значения процветания и достатка. С тех пор счастье более или менее стало обозначать позитивное внутреннее чувство или стремление проживать жизнь позитивно.

Вместе с появлением нового определения счастья произошел еще один важный сдвиг: мы пришли к идее, что люди должны быть счастливы, что счастье – это то, к чему стоит стремиться в жизни[35]35
  In 1689, John Locke declared that the “pursuit of happiness” moved the human. John Locke, An Essay Concerning Human Understanding (London: Penguin Books, 1689/1997), 240. See also McMahon, “From the Happiness of Virtue to the Virtue of Happiness.”


[Закрыть]. Поначалу счастье признали целью общества, как это было, например, законодательно закреплено в «Декларации независимости США». Но начиная с 1960-х годов западные общества стали все больше воспринимать счастье как личную цель человека и его ответственность. На деле быть счастливым стало социальной нормой и самоочевидной целью жизни[36]36
  See, e.g., Charles Taylor, The Ethics of Authenticity (Cambridge, MA: Harvard University Press, 1991).


[Закрыть]. Мы хотим быть счастливыми, потому что наша культура говорит нам, что мы должны быть счастливыми. Мы усвоили мораль, согласно которой нравственность человека обуславливается тем, насколько человек хорошо себя ощущает. Счастье превратилось в священную корову нашего века, идеал, к которому каждый из нас должен стремиться.

Но вот какая штука: счастье – всего лишь чувство[37]37
  The exact definition of happiness is a big debate within Western philosophy and psychology, with some associating happiness with life satisfaction, others with the abundance of positive emotions and feelings, and still others building more complex accounts of happiness as an individual responding favorably, in emotional terms, to one’s life. But for our present discussion, we don’t need to settle on an exact definition of happiness, as what I am going to say about it applies to all definitions of happiness that see it as some set of subjective feelings, emotions, or favorable responses to life. For discussion about the definition of happiness, see, e.g., Daniel M. Haybron, The Pursuit of Unhappiness: The Elusive Psychology of Weil-Being (New York: Oxford University Press, 2008).


[Закрыть]. Это изобилие положительных эмоций или общее чувство удовлетворенности условиями жизни или впечатлениями от нее. И хотя, конечно, приятнее получать позитивные впечатления от жизни, нежели негативные, само по себе счастье не гарантирует устойчивого чувства осмысленности, равно как и не позволяет избежать чувства экзистенциального дискомфорта.

Во многих частях света счастье не ставят на пьедестал. Однажды у меня была длительная дискуссия на эту тему с одним китайским профессором психологии, который объяснил мне, что для поколения его родителей понятия личного счастья вообще не существовало. Наоборот, отсутствие индивидуального счастья считалось почетным. Это означало, что человек жертвовал собой в пользу семьи или нации. И такая жертвенность воспринималась как нечто более ценное, чем эфемерное чувство счастья.

Подтверждением этого служит исследование 2004 года, где бакалавров из США и Китая попросили написать небольшое эссе на тему «Что такое счастье?»[38]38
  Luo Lu & Robin Gilmour, “Culture and Conceptions of Happiness: Individual Oriented and Social Oriented SWB,” Journal of Happiness Studies 5, no. 3 (2004): 269–291.


[Закрыть].

Большинство американских студентов подчеркивали важность счастья как основную цель в жизни, в то время как в работах китайских студентов не было никаких заявлений о счастье. Таким образом, первое, что необходимо подчеркнуть, счастье – цель не самоочевидная, его важность разнится от культуры к культуре.

Второе – иметь счастье в качестве своей жизненной цели может оказаться контрпродуктивным, поскольку уменьшит ощущение счастья, которое у вас уже есть. Эрик Вейнер[39]39
  Эрик Вейнер – американский мыслитель и путешественник. Работал корреспондентом Национального общественного радио.


[Закрыть] брал интервью у женщины по имени Синтия для своей книги «География счастья»; в свое время она хотела выбрать место, чтобы осесть там, и для этого взяла карту, чтобы вычислить, где она будет счастливее всего[40]40
  Eric Weiner, The Geography of Bliss (New York: Hachette Book Group, 2008), 316–318.


[Закрыть]. Она хотела жить там, где богатая история, хороший выбор еды, недалеко от природы, лучше всего вблизи гор. В конце концов она выбрала Эшвилл в Северной Каролине, небольшой город, который, тем не менее, имел богатую историю, был окружен горами и природой. Но когда Вейнер спросил Синтию, считает ли она Эшвилл своим домом, та заколебалась. Эшвилл отвечал многим ее пожеланиям, но все еще, по ее мнению, не был для нее оптимальным. Она продолжала искать. Прожив в Эшвилле три года, она все еще считала его «временным жилищем». Вейнер пишет, что это «проблема со всеми летунами-гедонистами наподобие Синтии и многими из нас, американцами, в нашем бесконечном поиске счастья. Мы можем быть счастливы сейчас, но наступает завтра и с ним новая возможность найти лучшее место и лучшую жизнь. Поэтому другие варианты никогда не убираются далеко. Они остаются на столе. А мы никогда не прикипаем ни к чему основательно». Он продолжает: «Я думаю, что это довольно-таки опасная штука. Мы не сможем полюбить место или человека, если одной ногой мы всегда стоим за порогом»[41]41
  Weiner, Geography of Bliss, 318.


[Закрыть].

В своем желании получить наибольшее количество счастья из каждого жизненного обстоятельства люди, которых опрашивал Вейнер, не могли посвятить себя полностью хоть чему-нибудь, отдаться этому, принять на себя обязательства, и в конце концов они теряли способность просто наслаждаться жизнью. И это отнюдь не единственный пример того, как погоня за счастьем может оказаться контрпродуктивной. Психологические исследования показывают не только то, что люди, полностью посвятившие себя достижению максимального уровня личного счастья, в конце концов меньше всего наслаждаются жизнью[42]42
  Iris B. Mauss, Maya Tamir, Craig L. Anderson & Nicole S. Savino, “Can Seeking Happiness Make People Unhappy? Paradoxical Effects of Valuing Happiness,” Emotion 11, no. 4 (2011): 807–815. See also Maya Tamir & Brett Q. Ford, “Should People Pursue Feelings That Feel Good or Feelings That Do Good? Emotional Preferences and Well-Being,” Emotion 12, no. 5 (2012): 1061–1070.


[Закрыть], но также и то, что исключительная концентрация на личном счастье может навредить дружеским связям, которые зачастую и бывают тем самым источником счастья[43]43
  Iris B. Mauss, Nicole S. Savino, Craig L. Anderson, Max Weisbuch, Maya Tamir & Mark L. Laudenslager, “The Pursuit of Happiness Can Be Lonely,” Emotion 12, no. 5 (2012): 908–912.


[Закрыть]. И наконец, превалирование культурной нормы, что каждый должен быть счастлив, усложняет для нас задачу достойно справляться с неизбежными несчастливыми моментами нашей жизни[44]44
  For people having some degree of depressive symptoms, constant reporting of their happiness levels can be detrimental for their well-being. See Tamlin S. Conner & Katie A. Reid, “Effects of Intensive Mobile Happiness Reporting in Daily Life,” Social Psychological and Personality Science 3, no. 3 (2012): 315–323.


[Закрыть]. И тогда чувствовать себя несчастным превращается для нас в двойное бремя: мы не только ощущаем себя несчастными, мы также испытываем вину за то, что нам не удалось жить в соответствии с культурной нормой, которая требует от нас быть счастливыми.

Что, если счастье не является главной целью жизни, как мы думали? Мы ценим многие вещи – любовь, дружбу, достижения, способность выразить себя – не потому что они дают нам приятные ощущения, а потому что они сами по себе обогащают нашу жизнь, и мы ценим их ради них самих[45]45
  Many philosophers tend to see happiness and meaningfulness as two separate and fundamental values in human life. See Thaddeus Metz, Meaning in Life: An Analytic Study (Oxford: Oxford University Press, 2013), chapter 4; and Susan Wolf, “Meaningfulness: A Third Dimension of the Good Life,” Foundations of Science 21, no. 2 (2016): 253–269.


[Закрыть]. Ценность дружбы, например, не в количестве положительных эмоций, полученных от нее. Ее ценность в особенности проявляется во время непростых жизненных моментов, когда, например, ваш друг серьезно болен, или проходит через кризис, или когда ему нужна поддержка. Мы ценим своих друзей и в трудные времена, зная, что наша поддержка взаимно обогащает нас, даже если это далеко не игры и веселье. Люди – сложные существа; мы ценим в жизни гораздо большее, чем просто наличие или отсутствие положительных ощущений[46]46
  In philosopher Robert Nozick’s thought experiment about an experience machine providing all possible pleasures is the classic example of this. People are arguably not too eager to plug into such a machine. See Robert Nozick, Anarchy, State, and Utopia (Padstow: Blackwell, 1974), 42.


[Закрыть]. Счастье – это хорошо, но делать его исключительной жизненной целью – значит оскорбить все богатство того, что люди ценят в жизни.

Учитывая все вышесказанное, конечно, трудно отказаться от счастья как своей цели, поскольку наша культура полна посланий, напоминающих нам о том, что мы должны быть счастливы. Включите телевизор: там целая индустрия улыбающихся, здоровых, красивых людей продает нам счастье, как фасованный продукт. Не дайте себя одурачить этим лжепророкам. Не жертвуйте хорошим в жизни ради тщетной надежды стать еще счастливее. Счастье – всего лишь чувство. И все. Побочный продукт достижения чего-то значимого, а не самоценность. Соответственно, погоня за личным счастьем – негодный ответ на вопрос о том, что может сделать нашу жизнь по-настоящему ценной и значимой.

«Хочу отметить, что в Финляндии, пожалуй, наибольшее количество хэви-метал-групп на душу населения в мире, а также она остается на вершине списка государств с достойным государственным управлением. Я не знаю, есть ли здесь какая-нибудь связь»[47]47
  Пер. Е. Цветковой.


[Закрыть].

Президент Барак Обама, саммит Северных стран 2016 года

И в 2018, и в 2019 годах «Всемирный доклад о счастье» назвал Финляндию самой счастливой страной в мире[48]48
  John F. Helliwell, Richard R. Layard & Jeffrey D. Sachs, eds. World Happiness Report 2019 (New York: Sustainable Development Solutions Network, 2019). See also previous World Happiness Reports.


[Закрыть]. Когда удовлетворение жизнью оценивается в мировом масштабе, Финляндия и другие страны Северной Европы, такие как Швеция, Норвегия, Дания и Исландия, – все входят в верхнюю десятку, получая высшие места за стабильность, безопасность и свободу. При погоде с температурой, которая регулярно опускается ниже нуля, и городами, которые погружены в постоянную темноту в зимнее время года, что делает финнов такими счастливыми? Оказывается, огромное количество тяжелого рока.

У хэви-метала не лучшая репутация, но только не в Финляндии. Если поп-музыка символизирует расцвет любви, то тяжелый рок – это ее мрачный кузен; и в Финляндии, стране, которая известна своими темными и холодными зимами, хэви-метал-групп больше всего в мире: примерно шестьдесят три на каждую сотню тысяч человек[49]49
  See Jakub Marian, “Number of Metal Bands per Capita in Europe,” https://jakubmarian.com/number-of-metal-bands-per-capita-in-europe/.


[Закрыть]. В Финляндии хэви-метал – король: он доминирует и на ведущих радиостанциях, и в караоке-барах. Самая популярная группа всех времен, царь среди царей – Children of Bodom[50]50
  Children of Bodom – финская англоязычная группа из города Эспоо, исполняющая музыку в стиле мелодик-дэт-метал с элементами различных других направлений метала.


[Закрыть], концерты которой проходят с аншлагами от Хельсинки до Рио-де-Жанейро. Тут есть противоречия между количеством счастливых металлистов и данными о счастье и депрессии в Финляндии.

Основываясь на опросах института Гэллапа, во «Всемирном докладе о счастье» 2019 года людям из 156 стран предложили «оценить их жизнь в данный момент по шкале от 0 до 10, где наихудшая – это 0, а наилучшая – 10»[51]51
  John F. Helliwell et al., World Happiness Report 2019.


[Закрыть]. Именно ответ на этот вопрос дал финнам высочайшие мировые результаты. И такое место в списке для Финляндии неудивительно, поскольку в сравнении с другими странами у них есть сильные социальные факторы, которые, как мы знаем из исследований, важны для людей, чтобы они испытывали чувство удовлетворения от жизни: свобода от ежедневной борьбы за кусок хлеба, развитые социальные службы, свобода от притеснений и доверие правительству[52]52
  E.g., Max Haller & Markus Hadler, “How Social Relations and Structures Can Produce Happiness and Unhappiness: An International Comparative Analysis,” Social Indicators Research 75, no. 2 (2006): 169–216; Ronald Inglehart, Robert Foa, Christopher Peterson & Christian Welzel, “Development, Freedom, and Rising Happiness: A Global Perspective (1981–2007),” Perspectives on Psychological Science 3, no. 4 (2008): 264–285.


[Закрыть].

Однако есть нечто большее в счастье, чем просто удовлетворение жизнью. Некоторые считают, что под «счастьем» мы больше имеем в виду положительные эмоции. Если мы посмотрим, кто больше всего испытывает положительных эмоций, то таблица перевернется и такие страны, как Парагвай, Гватемала и Коста-Рика, оказываются самыми счастливыми местами на Земле[53]53
  Jon Clifton, “People Worldwide Are Reporting a Lot of Positive Emotions,” May 21, 2014. http://news.gallup.com/poll/169322/people-worldwide-reporting-lot-positive-emotions.aspx.


[Закрыть]. Финляндия оказывается далеко от верхних строчек, потому что финны пользуются репутацией скромных, незаметных людей, которые редко показывают свои эмоции. Есть старый анекдот: финн-интроверт, говоря с вами, смотрит на свои ботинки, финн-экстраверт смотрит на ваши.

Мы можем еще больше запутаться, если посмотрим, как распределились страны в вопросе депрессии. По некоторым позициям, например, по показателю случаев депрессии на душу населения, такие страны, как США и Финляндия, близки к верхним строчкам списка[54]54
  World Health Organization, Global Health Estimates 2015: DALYs by Cause, Age, Sex, by Country and by Region, 2000–2015 (Geneva: World Health Organization, 2016).


[Закрыть]. Несмотря на то что в подобных международных сравнительных исследованиях присутствуют значительные искажения, они, тем не менее, демонстрируют, что показатели депрессии в Финляндии близки к среднеевропейским значениям[55]55
  Compare, for example, these two: Dheeraj Rai, Pedro Zitko, Kelvyn Jones, John Lynch & Richard Araya, “Country and Individual Level Socioeconomic Determinants of Depression: Multilevel Cross-National Comparison,” The British Journal of Psychiatry 202, no. 3 (2013): 195–203; and Alize J. Ferrari, Fiona J. Charlson, Rosana E. Norman, Scott B. Patten, Greg Freedman, Christopher J.L. Murray, et al., “Burden of Depressive Disorders by Country, Sex, Age, and Year: Findings from the Global Burden of Disease Study 2010,” PLOSMedicine 10, no. 11 (2013): 61001547.


[Закрыть], и это означает, что Финляндия далека от того, чтобы быть лидером в деле профилактики депрессии. И это парадоксально, что одна и та же страна может занимать верхние строчки как по показателю счастья, так и по показателю уровня депрессии.

Из этого можно сделать вывод, что как такового понятия счастья не существует. Эмоциональная жизнь человека сложна. Удовлетворение жизнью не то же самое, что положительные эмоции, а положительные эмоции – это не просто отсутствие негативных эмоций и депрессии. Если под «счастьем» понимать преобладание положительных эмоций (и здесь мы пока не берем их проявление), тогда Финляндия не самая счастливая страна. Если счастье – это отсутствие депрессии, Финляндия не самая счастливая страна. Но если счастье – это общее довольство условиями жизни, тогда Финляндия вместе с другими странами Северной Европы, возможно, действительно самые счастливые места на Земле.

Было бы легкомысленно отрицать важность влияния тяжелого рока на благосостояние финнов. Для страны, которая гордится сдержанным нравом своих жителей, хэви-метал бросает вызов этой характеристической сдержанности и предлагает катартическую разрядку. Подобная музыка будто канал для сброса негативных эмоций, где лучше проорать их, нежели подавить. На самом деле это может быть даже важнее, чем мы можем себе представить. Для эмоционального благополучия человека важно, чтобы он мог выражать различного рода эмоции. Подавление негативных эмоций – таких как катартический гнев, присутствующий во многих песнях тяжелого рока, – редко бывает полезно на практике, как ни парадоксально, чаще ухудшает личное самочувствие[56]56
  See Brett Q. Ford, Phoebe Lam, Oliver P. John & Iris B. Mauss, “The Psychological Health Benefits of Accepting Negative Emotions and Thoughts: Laboratory, Diary, and Longitudinal Evidence,” Journal of Personality and Social Psychology 115, no. 6 (2018): 1075–1092.


[Закрыть]. Культура, подавляющая или относящаяся нетерпимо к выражению негативных эмоций, нездорова и может негативно влиять на благосостояние человека. Соответственно, важно проявлять весь спектр эмоций. И хэви-метал может быть отличным способом их пережить. Вопрос вот в чем: если металлист орет в занесенном снегом лесу, услышит ли его кто-нибудь? И тут уже неважно, услышит кто или нет, вероятно, он все же будет в лучшем контакте с самим собой и своими эмоциями, нежели его закутанный кузен, постоянно натягивающий на свое лицо вымученную улыбку.

Люди часто делают одну ошибку: они ставят знак равенства между счастьем и финансовым успехом. Такое мышление играет на руку только рекламным агентствам и корпорациям, продающим те самые продукты, которые для вас являются ключом к личному успеху. Исследования показывают, что только на нижних ступенях шкалы доходов деньги помогают ощутить счастье. Люди, которые не могут заплатить за квартиру или продукты или же не могут удовлетворить большинство своих базовых потребностей, чувствуют себя гораздо несчастнее тех, кто может, и для них дополнительный приход значим.

Как только ваши базовые потребности удовлетворены, материальные блага перестают напрямую влиять на счастье[57]57
  The relationship is logarithmic rather than linear, but whether there is a satiation point for life satisfaction is still debated among researchers. Positive affect has generally weaker relations with wealth and there the satiation point is more readily observed. See Daniel Kahneman & Angus Deaton, “High Income Improves Evaluation of Life But Not Emotional Well-Being,” Proceedings of the National Academy of Sciences, 107, no. 38 (2010): 16489–16493; Eugenio Proto & Aldo Rustichini, “A Reassessment of the Relationship Between GDP and Life Satisfaction,” FLOS ONE 8, no. 11 (2013): 679358; and Daniel W. Sacks, Betsy Ayer Stevenson & Justin Wolfers, “The New Stylized Facts About Income and Subjective Well Being,” Emotion 12, no. 6 (2012): 1181–1187.


[Закрыть]. Несколько исследований показали, что после определенной точки уровня доходов деньги и материальные блага лишь незначительно влияют на ощущение счастья или не влияют вообще. При этом несколько самых последних исследований показали, что существует определенный уровень доходов, после которого положительные эмоции у людей и их удовлетворение жизнью, наоборот, начинают снижаться[58]58
  Andrew T. Jebb, Louise Tay, Ed Diener & Shigehiro Oishi, “Happiness, Income Satiation and Turning Points Around the World,” Nature Human Behaviour, no. 1 (2018): 33–38.


[Закрыть].

В Северной Америке такая точка для чувства довольства жизнью оценивается в 95 тысяч долларов, для положительных эмоций – 65 тысяч долларов. В Западной Европе поворотная точка равна 100 тысячам долларов и 50 тысячам долларов, а в Восточной Европе 45 тысяч долларов – поворотная точка для чувства довольства жизнью и 35 тысяч долларов – для положительных эмоций.

Когда многие промышленно развитые страны достигли значительных финансовых успехов, это не принесло больше счастья, о чем пишет американский социальный психолог Джонатан Хайдт: «Хотя уровень богатства во многих промышленно развитых странах за последние пятьдесят лет вырос вдвое, а то и втрое, уровень счастья и довольство жизнью, основываясь на показаниях людей, не изменились, а депрессия стала встречаться чаще»[59]59
  Jonathan Haidt, Happiness Hypothesis: Finding Modern Truth in Ancient Wisdom (New York: Basic Books, 2006), 89.


[Закрыть]. Как только люди привыкают к новому уровню материального благосостояния, их счастье, которое они испытывали от него до этого, улетучивается; блага, до этого бывшие в новинку, становятся нормой и со временем начинают восприниматься как нечто само собой разумеющееся, и так до тех пор, пока на рынке не появится техническая новинка или предмет роскоши и все захотят обладать ею.

На первый взгляд, большинство из нас, возможно, могло бы противостоять консьюмеризму[60]60
  Консьюмеризм – здесь: культ потребления, потребительство.


[Закрыть] и материализму и не ставить их целью своей жизни. Если нас спросить, обычно мы объявляем в качестве источника нашей мотивации нечто более грандиозное. Но за этой ширмой чаще скрывается совсем иная история. Возможно, нам трудно будет это признать, но многие из нас привержены этой гедонической карусели, где счастье всегда кажется на расстоянии вытянутой руки. Как пишет Чак Паланик в своем «Бойцовском клубе»: «У вас есть класс сильных молодых мужчин и женщин, и они хотят посвятить свою жизнь чему-то. Реклама заставила этих людей гнаться за машинами и одеждой, которые им не нужны. Поколения работали на работах, которые они ненавидели, чтобы иметь возможность купить то, что им на самом деле не нужно»[61]61
  Chuck Palahniuk, Fight Club (London: Vintage Books, 2010), 149.


[Закрыть].

Рекламная индустрия – это пропагандистская машина с оборотом в 2 миллиарда долларов[62]62
  Statista, “Media Advertising Spending in the United States from 2015 to 2022 (in billion U.S. dollars),” March 28, 2019, https://www.statista.com/statistics/272314/advertising-spending-in-the-us/.


[Закрыть], у которой всего лишь одна цель: заставить вас чувствовать, что ваша нынешняя жизнь ущербна. Заставить вас почувствовать, что то, чем вы обладаете на данный момент, недостаточно. Консьюмеризм прекращается ровно в тот момент, когда вы становитесь довольным своей жизнью, когда вы говорите: «Мне ничего не надо. У меня уже все есть». Это то состояние, к которому нас стараются вести многие религиозные доктрины: от христианства до буддизма. Но в наш секулярный[63]63
  Секулярный – свободный от церковного влияния; светский.


[Закрыть] век вера такова: лучше потратить миллиарды на то, чтобы не дать кому-то прийти к такому состоянию.

Сегодня более чем когда-либо ранее мы стоим перед таким огромным количеством конкурирующих между собой продуктов, что нам легко поддаться искушению и попасться в эту ловушку счастья. Мы превозносим идеи свободы и выбора, хотя знаем, что окружены тем, что может навредить нам или привести к зависимости. Ирония современной жизни состоит в том, что чем больше вариантов выбора у нас есть, тем меньше мы уверены в своем выборе. Если у вас есть возможность не делать выбор, скорее всего, вы так и поступите. Американский психолог Барри Шварц говорит об идиосинкразии[64]64
  Здесь: особенность поведения, мысли.


[Закрыть] как о «парадоксе выбора»: мы высоко ценим выбор и мечтаем о нем, несмотря на то что слишком много вариантов могут подорвать наше чувство счастья[65]65
  Barry Schwartz, The Paradox of Choice: Why More Is Less (New York: HarperCollins, 2004).


[Закрыть].

Нашим предкам не приходилось сражаться с подобной дилеммой, как это сейчас делаем мы. Голод случался намного чаще, чем периоды, когда можно было выбирать из различных заманчивых блюд. Наилучший способ противостоять бомбардировке ежедневных выборов – это стать тем, кого Шварц вслед за лауреатом Нобелевской премии, экономистом Гербертом Саймоном зовет «удовлетворитель потребности».

Это означает следующее: оценить представленные для выбора варианты, выбрать тот, который удовлетворяет потребность или просто «подходит», и жить дальше своей жизнью[66]66
  Herbert A. Simon, “Rational Choice and the Structure of the Environment,” Psychological Review 63, no. 2 (1956): 129–138. Simon contrasts the strategies of “satisfice” and “optimize.”


[Закрыть]. Перестаньте пытаться максимизировать выгоду от каждой детали вашей покупки или вашего решения – это только приведет к стрессу, сожалениям и неудовлетворенности[67]67
  See Nathan N. Cheek & Barry Schwartz, “On the Meaning and Measurement of Maximization,” Judgment and Decision Making 11, no. 2 (2016): 126–146.


[Закрыть]. Вы можете потратить свои время, энергию и ресурсы на что-то более значимое. Но для того чтобы противостоять тому мощному влиянию, которое оказывают на ваши жизненные идеалы постоянные бомбардировки рекламой, нужно обладать сильным внутренним компасом. У вас должны быть такие четко определенные и самостоятельно выбранные идеалы и жизненные цели, которые будут настолько выдающимися и настолько сильными, что вы сможете сохранить свою целостность даже в переполненном рекламой обществе. А для этого важно осознать, что именно делает вашу жизнь значимой и осмысленной: за всем этим поверхностным глянцем, за наличием или отсутствием последних дорогих прибамбасов ваша жизнь, возможно, уже обладает чем-то, что может сделать ее значимой и осмысленной.