Текст бизнес-книги "Искусство допроса. Как добиться признания вины?"

Автор книги: Фрэнсис Веллман

Раздел: Юриспруденция и право, Наука и Образование

II. Методы перекрестного допроса

Нужно не более чем самое простое объяснение сущности перекрестного допроса, чтобы показать его необходимость во всех судебных процессах, рассматривающих фактические вопросы. Во всех делах, доходящих до суда, присутствуют две стороны. Если свидетели одной стороны отрицают или иначе объясняют заявления, сделанные другой стороной, какая из них говорит правду? Вовсе не обязательно, что одна из сторон дает ложные показания – преднамеренные ложные показания даются в судах гораздо реже, чем считают не искушенные судебными процессами люди, но какая из сторон откровенно ошибается? Ведь зачастую улики гораздо менее надежны, чем думает общество. Какая из сторон ослеплена невежественностью или извращена предрассудками? У какой из сторон была возможность или способность правильного наблюдения событий? Как все это узнать, как это показать безразличным присяжным, которые должны выбрать между сторонами? Естественно, с помощью перекрестного допроса.

Если бы все свидетели выступали честно и с умом, добросовестно следуя не только словам, но и смыслу клятвы «говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды», и если бы адвокаты обеих сторон имели достаточно нужного опыта, честности и ума и приносили бы клятву раскрыть правду и ничего, кроме правды, конечно, перекрестный до-прос был бы не нужен и должность перекрестного допрашивающего исчезла бы. Но пока что только перекрестный допрос может отделить правду от лжи и избавиться от преувеличений, и замены ему нет.

Система стара, как история наций. Действительно, по сей день то описание перекрестного допроса Сократом своего обвинителя Ми-лета, которое описывает Платон и в котором Сократ защищает себя против обвинения в развращении юношества Афин (преступление, наказуемое смертной казнью), может цитироваться как шедевр искусства перекрестного допроса.

Перекрестный допрос обычно считается самой сложной из разнообразных обязанностей адвоката. Кто-то заметил, что успех в этом искусстве чаще всего приходит к тому, кому посчастливилось иметь особый талант в этой области. Это часто не получается даже у великих адвокатов, тогда как те, которые кажутся профессионалами среднего уровня, не раз преуспевали на этом поприще. Тем не менее личный опыт и подражание другим обученным этому искусству – вот самый достоверный способ для того, чтобы научиться этому наиважнейшему навыку, необходимому любому компетентному судебному адвокату.

Для этого нужны величайшее мастерство, привычка думать логически, общее четкое восприятие, неограниченное терпение и контроль над собой, интуитивное умение читать людские мысли и понимать их характер и побуждения, просто увидев их лица, умение действовать с силой и точностью, экспертные знания об обсуждаемом предмете, крайняя осторожность и, превыше всего, умение инстинктивно чувствовать слабость в допрашиваемом свидетеле.

В ходе работы приходится иметь дело с удивительно разнообразными свидетелями, дающими показания о неисчислимых и совершенно разных ситуациях. Здесь присутствуют все оттенки и аспекты человеческой морали, людских страстей и интеллектов. Это дуэль умов между адвокатом и свидетелем.

В обсуждении методов, которые можно использовать при перекрестном допросе свидетеля, давайте представим, что мы работаем на судебном процессе и находимся в конце прямого допроса свидетеля, вызванного нашим оппонентом. Естественно, что первым вопросом будет: сказал ли свидетель что-либо, что может быть использовано против нас? Навредили ли нашей стороне дела его показания? Настроил ли он против нас присяжных? Нужно ли вообще нам его перекрестно допрашивать?

Но перед тем как мы решим отпустить свидетеля, нужно продумать возможность получения от него каких-то новых фактов в нашу пользу. Если свидетель кажется открытым и честным, это легко сделать, задав простые и прямые вопросы. Но если есть причины сомневаться в желании свидетеля раскрыть правду, может быть, стоит действовать осторожно и, возможно, поставить свидетеля в положение, где присяжным покажется, что он мог бы многое рассказать, если бы того захотел, а затем оставить его в покое. В таком случае присяжные уловят намек, что, если бы свидетель продолжал говорить, он дал бы показания в нашу пользу.

Но что если свидетель дал показания о материальных фактах, свидетельствующих против нас, и наш долг – разрушить силу его показаний или потерять какую-либо надежду на позитивный вердикт присяжных? С чего следует начать? Как узнать, совершил ли свидетель искреннюю ошибку или дал ложные показания? Естественно, что методы допроса в этих двух случаях будут совершенно разными. Есть важная разница между дискредитированием показаний и дискредитированием самого свидетеля. Здесь почти все зависит от инстинктов самого допросчика. Некоторые считают, что язык взглядов, или выражение голоса, или то, как свидетель себя держит, или все это вместе – вот что выдает преднамеренного лжесвидетеля. Трудно сказать, что это на самом деле, но постоянная практика дает судебному адвокату навыки, нужные для того, чтобы точно оценить такую ситуацию. Умелый допросчик редко отводит взгляд от важного свидетеля, пока его допрашивает адвокат противоположной стороны. Каждое выражение его лица, особенно рта, и даже каждое движение его рук, то, как он говорит, как себя держит – все это помогает допросчику правильно оценить честность свидетеля.

Давайте считать, что мы правильно оценили данного свидетеля и что он честно пытается описать события, о которых дает показания, но тем не менее он серьезно ошибается из-за незнания, оплошности или чего-либо другого, что нужно показать присяжным. Как нам это сделать? Это приводит нас к первому важному фактору в нашем обсуждении, основному для перекрестного допросчика.

Абсурдно считать, что адвокат может уговорить свидетеля, который поклялся в каких-либо фактах, даже если он случайно преувеличил правдивость сказанного, изменить сказанное и признать свою ошибку. Как правило, люди не задумываются о своих скудных возможностях наблюдения и редко когда подозревают, насколько слабы их наблюдательские способности. Они приходят в суд, когда их вызывают в качестве свидетеля, готовые рассказать то, что, как они считают, они знают, и в начале они так же возмущаются атакой на их повествование, как возмущались бы в случае атаки на их откровенность.

Если перекрестный допросчик дает свидетелю понять своим поведением с самого начала, что он не верит в его откровенность, свидетель выпрямится в свидетельском кресле и внутренне сразу же бросит вызов допросчику. C другой стороны, если адвокат ведет себя вежливо и мирно, вскоре свидетель перестанет бояться (как боятся допросчиков все свидетели) и его можно будет почти незаметно вывести на непринужденный разговор о его показаниях, который, если допрос ведет умный адвокат, вскоре выявит слабые пункты в показаниях. Присяжные всегда симпатизируют свидетелю и быстро возмущаются против любой невежливости по отношению к нему. Они готовы признать, что он ошибался, если вы сможете это показать, но они крайне неохотно признают лжесвидетельство. О, как часто об этом забывают в наших сегодняшних судах! Приходится постоянно сталкиваться с адвокатами, которые ведут себя так, как будто все, кто дает показания против их стороны, намеренно лжесвидетельствуют. Ничего удивительного, что они так мало достигают своими перекрестными допросами! Своим кричащим, забивающим стилем допроса они часто вводят свидетеля в смятение, это действительно так, но им не удается дискредитировать его в глазах присяжных. Наоборот, они вызывают симпатию присяжных к свидетелю, на которого набрасываются, и не понимают, что их «интенсивный перекрестный допрос», по окончании которого они садятся на место с удовлетворенным видом, только что настроил против их стороны, по крайней мере, одного честного члена присяжных и, скорее всего, осветил какой-то факт, выгодный для противоположной стороны, который был пропущен во время прямого допроса.

Существует рассказ о Реверди Джонсоне, который однажды во время суда упрекнул собрата-адвоката в плохой памяти и получил незамедлительный ответ: «Да, мистер Джонсон, но, пожалуйста, помните о том, что в отличие от льва в известной пьесе, мне приходится делать нечто большее, чем просто рычать».

Я знаю только об одном адвокате, которому удалось использовать этот метод рыка с успехом, – Бенжамине Ф. Батлере. В его случае вежливость, и даже гуманность, были исключены. О нем говорили, что «при использовании его методов скрытность или увиливание от ответа свидетелем были едва ли возможны». Но Батлер был потрясающей личностью. Он был агрессивен и даже сварлив, но, несмотря на это, и колоритен – свидетели его боялись. Батлер пользовался популярностью среди народа; обычно в суде присутствовало множество его поклонников, уже ставших на его сторону дела с самого начала процесса, и каждое его высказывание относительно свидетелей было тут же громко поддержано его приспешниками. Это заметно усиливало замешательство свидетеля и давало Батлеру значимое преимущество. Следует помнить о том, что Батлер презирал щепетильность, что сегодня вряд ли бы ему помогло. Однажды он допрашивал свидетеля в типичной своей манере. Судья перебил его, напомнив, что свидетель был профессором Гарварда. «Я знаю, Ваша честь, – ответил Батлер, – одного из них мы недавно повесили».11
  Clark Gilbert J., Esq. Life Sketches of Eminent Lawyers.


[Закрыть]

С другой стороны, о Руфусе Чоате, чье искусство и утонченность, конечно же, делают его одним из первых в рядах американских адвокатов, говорилось, что во время перекрестного допроса «он никогда не вызывал отпора со стороны свидетелей, нападая на них, он умиротворял их своей тихой и вежливой манерой допроса. Но всегда, прежде чем отпустить свидетеля, раскрывал слабые места в его показаниях или его предвзятость, умаляющую твердость его показаний». (Чоате острил, что «отпуск адвоката состоит из промежутка между вопросом, заданным свидетелю, и его ответом»).22
  Neilson. Memories of Rufus Choate.


[Закрыть]

Джуда П. Бенжамин, «выдающийся адвокат двух континентов», проводил перекрестный допрос глазами. «Ни один свидетель не мог посмотреть в черные, пронзительные глаза Бенжамина и продолжать настаивать на лжи».

Среди английских барристеров сэр Джеймс Скарлетт, лорд Абинжер, имел репутацию перекрестного допрашивающего, превзошедшего всех адвокатов, выступивших к тому времени в Британском суде. «Джентльменская непринужденность, изысканная учтивость и христианская воспитанность и заботливость, с которыми он приступал к делу, причиняли бесконечный вред показаниям свидетелей, которые пытались его обмануть или которых он счел целесообразным в чем-то подозревать».

Хороший адвокат должен быть хорошим актером. Самый осторожный из адвокатов, ведущий перекрестный допрос, часто получает ответ, который может нанести ущерб делу. В таких случаях адвокат должен контролировать себя больше всего. Если на вашем лице отразилось, что ответ навредил, вы можете проиграть дело только из-за этого. Как часто мы видим допрашивающего, которого такой ответ застал врасплох! Он делает паузу, быть может, краснеет и, после того как ответ имел достаточный эффект, наконец, обретает самообладание, но редко вместе с этим к нему возвращается контроль над свидетелем. А вот опытного адвоката такие ответы не только не удивят и не собьют с пути, но будут казаться сами собой разумеющимися и не произведут ожидаемого впечатления. Он задаст следующий вопрос, как будто ничего не произошло, и улыбнется свидетелю недоверчиво, как бы говоря: «Неужели вы думаете, что этому кто-то поверит?»

Как пример одного из таких случаев, есть рассказ о Руфусе Чоате. «Свидетель противоположной стороны нечаянно проронил, не заостряя на этом внимание, очень важный факт, который, по мнению Чоата, мог бы, при определенном мастерстве, быть использован во вред его клиенту. Он позволил свидетелю высказаться, а потом, делая вид, что услышал что-то очень важное, попросил его повторить показания, дабы убедиться, что он их правильно записал. Таким образом, он осторожно обошел перекрестный допрос свидетеля и в своем заключительном слове ни разу даже не намекнул на эти показания. Когда адвокат противоположной стороны в своем заключительном слове дошел до этой части дела, он был настолько под впечатлением от того, что мистер Чоат обнаружил в этих показаниях что-то позитивное для своего клиента, что, хотя он и не видел, чем именно эта информация могла ему помочь, он удовлетворился тем, что сказал, что хотя мистер Чоат и думал, что показания могут помочь его клиенту, ему все же казалось, что показания более помогли противоположной стороне, и далее перешел к рассмотрению других частей дела».33
  Neilson. Memories of Rufus Choate.


[Закрыть]

Любовь к бою, присущая мужчинам, – вот что привлекает внимание присяжных к процедуре судебного разбирательства. Приятный юрисконсульт, который говорит с видимым прямодушием, который кажется истинным искателем правды, который вежлив к дающим показания против него, который не задерживает постоянно ход дела неисчислимыми протестами и исключениями, быть может неумелых, но безобидных показаний, который знает свое дело и садится на место, когда оно сделано, всегда играя по правилам, – именно он создает атмосферу, благоприятную для стороны, которую он представляет, оказывая сильное, возможно подсознательное, влияние на присяжных при принятии их решения. Даже если, из-за значительных показаний, вердикт оказывается против него, приговор будет намного менее строгим, чем тот, что ожидал клиент.

С другой стороны, адвокат, утомляющий суд и присяжных бес-конечными и бессмысленными перекрестными допросами, который постоянно выходит из себя и проявляет враждебность к свидетелям, который постоянно сидит с беспокойной и кислой миной, у которого монотонный, резкий и пронзительный голос, который выглядит неряшливо и неопрятно, который склонен жестко использовать слабые стороны свидетеля или адвоката и который твердо намерен выиграть любой ценой, такой адвокат быстро настраивает присяжных против себя и своего клиента, вне зависимости от показаний, данных по делу.

Очень часто кажется, что все улики сходятся в одну точку, когда на самом деле это отнюдь не так. Это во многом зависит от сообразительности адвоката, ведущего перекрестный допрос; часто он может создать атмосферу, в которой бόльшая часть показаний против него будет просто незаметна. Это часть «умелого ведения дела» на его пути к заключительному слову, от которого так много зависит. Допрос свидетелей, так же, как и заключительное слово, – показатель ораторского искусства адвоката. «Сущность в стиле». Я не хочу пропагандировать ту преувеличенную манеру, которая встречается так часто, которая разделяет внимание ваших слушателей между вами и вашим вопросом и которая часто отвлекает внимание присяжных от сути того, что вы хотите сказать, и заостряет их внимание на своеобразии вашего поведения и манеры говорить. Как воскликнул один глуховатый человек, которому не удалось найти места поближе к Генри Клею во время слушания одного из его лучших дел, «я не слышал ни слова из того, что он говорил, но, великий Иегова, как же он двигался!»

Сама интонация и выражение лица адвоката, ведущего перекреcтный допрос, могут сильно подействовать на присяжных и дать им возможность полностью оценить какой-то вопрос, который они могли бы иначе пропустить мимо своих ушей.

«Один раз, при допросе свидетеля, которого звали Сампсон, на которого подали в суд (он был редактором журнала “Арбитр”), Расселл задал свидетелю вопрос, на который тот не ответил. “Вы слышали мой вопрос?” – тихо спросил Расселл. “Да”, – ответил Сампсон. “Вы его поняли?” – спросил Расселл еще тише. “Да”, – ответил Сампсон. “В таком случае, – громко воскликнул Расселл, и казалось, что он вот-вот вскочит с места и схватит свидетеля за горло, – почему же вы не ответили? Расскажите присяжным, почему вы не ответили на вопрос!” Волнение охватило зал суда, Сампсон был потрясен и так и не оправился после этого».44
  O’Brien Barry. Life of Lord Russell.


[Закрыть]

Говорите четко сами и заставляйте вашего свидетеля делать так же. Объясняйте главные детали так ясно, чтобы они были понятны даже самым посредственным людям. Постоянно поддерживайте интерес вашего зрителя – присяжных, не давайте им быть невнимательными. Помните, что вы обращаетесь к рассудку присяжных, хотя и задаете вопросы свидетелю. Поддерживайте тон вашего голоса, соответствующий теме, которую вы обсуждаете. Голос Руфуса Чоата, казалось, обволакивал свидетеля, в какой-то мере влиял на него и водворял тишину среди зрителей. Он полностью использовал свой богатый голос при допросе свидетелей, со всем его разнообразием и резонансом. Разница между тоном его допроса и тоном противоположной стороны, выступающей после него, была очень заметна.

«Мистер Чоат притягивал присяжных задолго до его заключительного слова, он завораживал их, как только садился перед ними в зале суда и заглядывал им в глаза. Обычно он ухитрялся сесть как можно ближе к ним, по мере возможности ставя свой стол рядом с барьером, прямо перед присяжными, отделяясь от них только узким проходом. Там он сидел, спокойный, задумчивый; и при любом шуме и беспорядке оставался невозмутимым. Он постоянно продвигался вперед – или с присяжными, или с судом, или со свидетелем, никогда не делая ничего, что имело малейший шанс отрицательно повлиять на его дело, и не упуская ни одной мелочи, полезной для выигрыша. Он ласково улыбался адвокату, сказавшему что-либо хорошее; улыбался с симпатией и пониманием присяжным, когда кто-то из них смеялся или задавал вопрос, он пленял их своим притягивающим взглядом, как любовник пленяет любимую женщину. Казалось, что он руководит всем процессом с видом легкого превосходства. Умение его направлять и влиять на всех вокруг с самого начала процесса не поддавалось описанию. Он вел себя с присяжными, как друг, заботливый друг, готовый помочь им с их утомительным расследованием, но никогда как опытный боец, намеренный выиграть, рассматривающий их всего лишь как средство в достижении своей цели».55
  Parker. Reminiscences of Rufus Choate.


[Закрыть]

III. Суть перекрестного допроса

Если из своего опыта мы узнали первый урок нашего искусства – контролировать свою манеру поведения в отношении свидетеля, даже при самых сложных обстоятельствах, далее нам важно обратить внимание на суть нашего перекрестного допроса. Быть может, своей манерой мы его немного обезоружили или, по крайней мере, усыпили его бдительность, пока он роется в памяти или совести в поисках ответов на искусно заданные и глубокие вопросы, смысл которых он, скорее всего, не понимает, но разбить его полностью мы можем только сутью нашего перекрестного допроса.

Какого рода будет наша первая атака? Стоит ли нам воспользоваться губительным методом, который мы видим ежедневно в судах, и попросить свидетеля пересказать нам ту же историю, которую он уже рассказал нашему противнику, абсурдно надеясь, что он изменит ее при повторе, а не перескажет слово в слово, произведя на присяжных вдвойне сильное впечатление? Или лучше вовсе не упоминать его первоначальный рассказ, кроме как для того, чтобы обратить внимание на слабые места? Что бы мы ни делали, давайте делать это с тихим достоинством, с абсолютной честностью по отношению к свидетелю и формулировать вопросы как можно более просто, дабы избежать недопонимания и путаницы. Давайте представим себя на их месте, на скамье присяжных, и посмотрим на доказательства их глазами. Мы не пытаемся заслужить репутацию «заумных» адвокатов, ведущих перекрестный допрос. Скорее, мы думаем о нашем клиенте, о том, что он нанял нас для того, чтобы мы перетянули присяжных на его сторону в этом деле. Не будем также задавать безрассудных вопросов без определенной цели. Неумело заданные вопросы хуже, чем отсутствие вопросов вообще, и скорее укрепляют свидетеля, чем уничтожают его.

Мы должны помнить, что во время прямой дачи показаний нашим воображаемым свидетелем мы наблюдали за каждым его движением и выражением лица. Нашли ли мы, с чего начать наш перекрестный допрос? Обнаружили ли мы слабое место в его рассказе?

Если так, то не будем тратить время зря и сразу же обратим внимание на это место. Быть может, стоит рассказать присяжным об отношении свидетеля к сторонам, участвующим в деле, или к сути рассматриваемого дела, как о причине, из-за которой его показания были представлены в благоприятном свете для стороны, в пользу которой он выступает. Быть может, у него прямой интерес к исходу дела, или он получит от позитивного исхода какую-то выгоду. Или у него есть другая заинтересованность в деле, которую можно осторожно разоблачить. Может быть, свидетель всего лишь страдает от пристрастности, пагубной для показаний, о которой и сам не подозревает. Может даже оказаться, что, узнай присяжные о тех ограниченных способах, с помощью которых свидетель добыл ту достоверную информацию, о которой он принес клятву, путем искусного допроса адвоката противоположной стороны, одно это может уже умалить влияние его показаний. С другой стороны, может статься, что у свидетеля была наилучшая возможность наблюдать те факты, о которых он рассказывает, но ему не хватило ума правильно их оценить. Два человека могут стать свидетелями одного и того же происшествия и понять его совершенно по-разному, но каждый из них, вызванный для дачи показаний, может быть готов поклясться, что его толкование события и есть правильное. Очевидно, что обе оценки одного дела не могут быть верны, чья же трактовка ошибочна? У кого была лучшая возможность увидеть ситуацию? У кого из свидетелей более точное восприятие? Все это мы можем должным образом назвать сутью нашего перекрестного допроса.

Одно дело – иметь возможность наблюдения или даже ум, достаточный для правильного наблюдения, но совсем другое – точно запомнить на продолжительное время то, что мы когда-то услышали или увидели, а еще сложнее – внятно и вразумительно описать увиденное. Многие свидетели видели одну часть сделки и слышали о другой, и уже потом перепутали, или не смогли понятно объяснить на словах, что они видели собственными глазами, а что слышали от других. Все свидетели склонны к преувеличениям – они раздувают или преуменьшают факты, о которых давали клятву.

Почти каждый день встречается такой тип свидетеля – человек, ставший свидетелем какого-то происшествия несколько лет назад, узнавший, что его вызывают в суд. Он тотчас же пытается вспомнить свои первоначальные впечатления, и постепенно, общаясь с адвокатом, который будет вести его показания, он приукрашивает свой рассказ новыми деталями, которые он сам считает воспоминаниями (или ему помогают так считать), и, в конце концов, он приносит клятву, что воспоминания эти не что иное, как факты. Многие боятся, что, ответив «Я не знаю», они будут выглядеть невеждами. Хотя они абсолютно честны в своих намерениях, они склонны, вследствие этого, дополнять свой рассказ выдумками. И очень редкий свидетель не перемешивает, хотя бы в части своего рассказа, факты со своими личными убеждениями и выводами.