Текст бизнес-книги "Лечение сердечных ран. Как стать психологом самому себе"

Автор книги: Инна Турченко

Раздел: Общая психология, Книги по психологии

Вновь погружаюсь в тягостные раздумья. Почему мой муж постепенно превратился в домашнего монстра, а моя жизнь – в ад? На самом деле нельзя сказать, что я думала в тот момент. У меня – сорокалетней женщины с высшим образованием, начитанной и эрудированной – напрочь отсутствовал навык думать. Так повелось с детства – «мама знает лучше»! «Маленькая ты еще! Слушай, что говорят взрослые». И я делала. Представляя себе, что есть какие-то там «взрослые», которые лучше знают, как мне жить свою жизнь.

Накануне дня рождения вечером ног не чувствую от усталости после долгой и утомительной готовки – салаты, закуски, торт, холодец… На самом деле я терпеть не могу готовить – наверное, потому так и устала. Но мне хочется всех поразить своими кулинарными талантами. А еще своим законченным образом Совершенной Жены, Хозяйки, Матери. Едва успеваю переодеться к приходу гостей, крашусь наспех, взвинченная, вся в мыле. Муж только вернулся с работы.

Пронзительный визг дверного звонка. Значит, собираются гости. Мои одноклассники и однокурсники, коллеги, все с семьями. Следуют стандартные букеты вкупе со стандартными «чмоки-чмоки».

Кстати, с мужем на все праздники (8 Марта, 23 Февраля, дни рождения) у нас тоже всегда «стандартный подарок». Это переходящая 5-тысячная купюра, которая выдается со словами: «А купи себе что хочешь, я не знаю, что тебе подарить». Такой вот круговорот. Сегодня утром купюра перекочевала в мой кошелек.

Садимся за стол. Муж желает здоровья и любви (будто это не от него зависит). Чокаемся, друзья желают здоровья и счастья. Чокаемся. За столом общий гомон, разговоры о политике, детях, машинах. Мужики дружно встали, потянулись на площадку – курить.

Из последних сил изображаю веселье. Снова все за столом.

– Ну, кто скажет тост имениннице? – Муж обводит глазами гостей. – Леша?

– Не, ну что я-то, я не готов еще, пусть пока вон Костя скажет!

Перепалка продолжается еще с минуту, я чувствую, как мои уши становятся пунцовыми, а глаза наполняются слезами… Что, неужели никто не может искренне пожелать мне чего-то хорошего?

Мне вдруг становится стыдно за них. И стыдно за себя: кто эти люди, которых я считаю друзьями? Почему я ждала от них чего-то особенного? Ведь я же общалась с ними и раньше. Почему же я не замечала их равнодушия? Бегу на кухню за тарелками, быстро смахиваю слезы, несу очередное блюдо.

Наконец созрела для тоста жена Костика, и я получаю незамысловатое пожелание: «Чтоб муж любил, а дети радовали».

Праздник продолжается. Мужчины вновь идут курить, дамы болтают. «Солирует» в разговоре Оксана, моя коллега, и я тут же чувствую себя на работе. «Дежурства стали такие дешевые, больные достали, начальство совсем озверело». Мои робкие попытки увести разговор в другую сторону заканчиваются провалом.

Между тем «стол разграблен, как Киев Батыем». На меня уже никто не обращает внимания. Снова покурить, анекдоты, немного потоптались под музыку… Приходит время чая и торта, на который я убила полночи. Сытые и усталые, гости потихоньку начинают расползаться. Муж, изрядно подшофе, в прихожей наливает «на посошок». Я хорошая. Я устроила праздник для других, все хорошо провели время. Меня… должно это радовать?

 
Мне сорок лет. На первый взгляд все круто —
Есть муж, работа, дети, полон дом.
Но… Невыносимо тошно почему-то,
По жизни я себя тащу с большим трудом…
 

Я вдруг внезапно чувствую, что протрезвела. Голова ясная, и заноза в ней чувствуется очень остро. Алкоголь ненадолго притупил это чувство, а теперь боль стала сильной.

Что было дальше? Я мыла на темной кухне посуду. Тихо-тихо, чтобы не разбудить детей и мужа. Я мыла посуду и плакала, и слезы смывали мой праздничный макияж.

Чего я сама хочу? Как мне перестать радовать других? Что я делаю со своей жизнью, черт возьми, или это делает кто-то за меня? Струйка пота тихонько потекла между лопатками, а я продолжала механически возить мочалкой по кастрюлям. Неожиданно возникло желание швырнуть тарелку об пол. Другую, третью! Чашку! Но нет… я не решаюсь даже на это. Дети спят, муж. Разбужу, не дай бог. Минуту стою в оцепенении. Беззвучно плачу. И тут, впервые за долгое время, приходит ценная мысль: надо что-то делать! Менять свою жизнь! Мне уже сорок!

Пока я буду ждать озарений – жизнь пройдет мимо. Ужас переполняет меня. Снова дернулось сердце. Экстрасистола. Еще одна. Я хочу перемен, и это желание становится острым – как будто я переступила какую-то черту, и ничто уже меня не остановит.

Выводы

Выводов пока нет. Я еще не умею думать, мне только кажется, что я думаю. Потому что так повелось с детства – «мама знает лучше»!

Глава 3. Где зарыта собака

Мало кто находит выход: некоторые не видят его, даже если найдут, а многие даже не ищут.

Льюис Кэрролл. Алиса в Стране чудес

На другой день в гости пришли родители. С цветами и подарками. Доедать вчерашние салаты. Мне было стыдно, что в день юбилея они смогли поздравить свою дочь только по телефону. Но я боялась, что Глеб устроит при них скандал. Родители – пенсионеры, очень много помогают нам, но в последние годы эти условности моего мужа не смущают.

Сегодня у Глеба дежурство. Уже несколько лет каждое его дежурство для нас с детьми – маленький праздник. Все чувствуют себя спокойно, дочки щебечут и хохочут. Можно не опасаться внезапной взбучки из-за какой-нибудь ерунды вроде разбросанных игрушек. Я могу расслабиться и не ждать подвоха…

Сегодня я наконец чувствую, что у меня праздник. Дети приготовили несколько номеров в подарок – стихи и сценку. Исполнили их под наши бурные аплодисменты. Мама тоже читает стих. Папа фотографирует.

И тут я слышу, как в замке поворачивается ключ. Все застыли, как преступники, которых застали с поличным. Открывается дверь, на пороге Глеб. Почему он вернулся?

– Привет, мои зайчики! Забежал переодеться!

И тут же выражение благодушия сходит с его лица.

– О, кого я вижу! Кстати, почему эти люди здесь? Я же сказал, чтобы их никогда в моем доме не было!

Тон нарочито спокойный, ледяной. Родители, опустив глаза, начинают торопливо собираться.

– Потому что у мамы праздник. Они пришли ее поздравить, – храбро заявляет Алиса и тут же шмыгает за мою спину под испепеляющим взглядом Глеба. Боже, как мне стыдно!

– Пожалуйста, Глеб… Мама, папа, останьтесь. Мы еще чай не пили. Торт такой вкусный. Глеб, проходи к столу.

Я умоляюще смотрю на него… Напрасно.

– Я еще раз повторяю, дверь открыта. – В его голосе – с трудом сдерживаемая ярость.

– Нет, они останутся, и мы будем праздновать! Ты не забыл, что у меня юбилей? – внезапно я выхожу из себя – откуда смелость взялась? Алиса радостно улыбается мне.

– В таком случае ухожу я! Празднуйте, ни в чем себе не отказывайте! Документы на развод я тебе пришлю!

Он оглушительно грохает дверью. И тут самообладание оставляет меня.

– Глеб, подожди, постой, давай поговорим!

Я бегу за ним. Выскакиваю на крыльцо и падаю, поскользнувшись на ступеньке. Сильный хруст в голеностопе… Я кричу от боли и отчаяния, не в силах сдержаться.

Глеб уезжает. Уверена, в заднее зеркало он видел мое пике на лестнице.

Я не помню, когда он вообще задумывался о моих чувствах или пытался их щадить. Каждый раз, когда он бил меня под дых очередной несправедливой, жестокой сентенцией, он искренне изумлялся, что мне больно. Муж мне казался астронавтом в скафандре, наступающим на ногу обычному человеку. Наступает и весело смеется: да полно, что за шутки! Не выдумывай. Ведь мне не больно – как же больно может быть тебе?..

Родители помогли мне подняться, а потом и вызвали скорую. Нога отекла, наступить на нее было невозможно.

В травматологии мне наложили лонгету.

– Перелома нет, растяжение связок, – белозубо улыбаясь, молодой травматолог протянул мне снимки. Недельки три-четыре полежите дома, отдохнете. Аккуратней надо, сейчас гололед!

Всю ночь я провела без сна. Настояла, что останусь дома одна, справлюсь. Девочек забрали родители. Приняла обезболивающее, нога успокоилась и почти не ныла, если ею не шевелить. Но боль душевная была куда сильнее. Дикий страх: как я буду, если мы разведемся? Этот страх парализует меня и не дает думать…

К утру Глеб не появился. На звонки не отвечал. И я поняла, что уж лучше поползу на работу. Там я хоть немного смогу отвлечься, а дома просто буду лежать в оцепенении.

Заведующая оценила мой трудовой порыв и освободила меня от дежурств и походов в приемное отделение, пока нога не восстановится. В отделении я с трудом обошла свои палаты. А еще мне хотелось поговорить с моей необычной пациенткой-психологом. Я стараюсь не жаловаться, но мне нужно встретиться с ней взглядом, услышать ее уверенный голос…

Анна Петровна окинула меня внимательным взглядом, мгновенно оценив мое состояние.

– Ты можешь говорить спокойно? – мягко спрашивает она.

И вот впервые в жизни я рассказываю о себе. О своем первом глупом замужестве и рождении Алисы. О сумасшедшей влюбленности в женатого преподавателя на четвертом курсе. О том, как я была несчастна, когда поняла: он не оставит семью. Несмотря на то что тоже в меня влюблен. Он был интеллигентен и порядочен: кроме нескольких поцелуев, ничего больше не было. Рассказываю, как потом появился Глеб, и мне пришлось спуститься с небес на землю. «Устраивать свою жизнь». «Найти отца своему ребенку»…

Анна Петровна внимательно слушает, изредка задавая короткие вопросы. Делает пометки в блокноте.

– Я дура, да? – чувствую себя неловко. Никогда еще не отваживалась так раскрывать свою душу.

– Ты очень умная. И потому часто ведешь себя как дура, – кивает Анна Петровна. И поясняет в ответ на мой молчаливый вопрос:

– Ты наделяешь других качествами, присущими тебе: честностью, умом, тактичностью, интеллигентностью. Это называется проекцией. А еще ты себе не доверяешь. Не слышишь себя. Поэтому живешь чужим умом. Не обижайся, но ты всю жизнь только думаешь, что думаешь. Пользуешься устаревшими мещанскими шаблонами.

– Как вернуть Глеба? – перебиваю я. Это главная боль, и Анна Петровна это понимает. Она говорит просто:

– Подожди два-три дня, и он сам вернется. Максимум – неделю. А чтобы не метаться, как тигр по клетке…

– Да уж, с моей ногой не помечешься. Я скорей как каторжник в кандалах, – шучу мрачно.

– Ты права. Скоро ты снимешь кандалы, и не только эти, – она кивает на мою лонгету. Голос Анны Петровны почему-то вселяет в меня уверенность.

– Я очень тебя прошу, просто доверься мне и потерпи неделю. Не звони ему, не мирись, не извиняйся. Сможешь?

– Не уверена.

– Думаю, больше трех дней не потребуется. Но их надо выдержать. В полном молчании! А чтоб не терять время даром, записывай. – Она диктует мне названия нескольких книг. – Прочти внимательно, а лучше законспектируй. Пришла пора узнать, откуда у твоей беды ноги растут и где «зарыта та самая собака».

– Может, у меня кризис среднего возраста?

Мне кажется, что я так шучу.

– Скорее, начинается «второе взросление», – мягко отвечает Анна Петровна.

– Почему второе? Разве мы не взрослеем раз и навсегда?

– Первый раз мы примеряем на себя взрослость в подростковом возрасте. Тогда нам «море по колено». Мним себя супергероями и готовы осчастливить человечество. А когда ты начинаешь задумываться о том, кто ты, для чего в этом мире, – это «второе взросление» (термин предложен Юнгом). Правда, ко многим оно так и не приходит, даже в старости…