Текст бизнес-книги "Как возможна логика в праве?"

Автор книги: Коллектив авторов

Раздел: Юриспруденция и право, Наука и Образование

Важной проблемой в логическом позитивизме является обоснование судебного решения. Здесь следует еще раз подчеркнуть, что Евгений Викторович формулирует свою концепцию, отталкиваясь от судебного права, и выстраивает все проблемное поле концепции в перспективе судьи. В основе этого проблемного поля лежит логическое обоснование судебного решения, связанное с действенностью права[82]82
  Следует иметь ввиду, что Евгений Викторович обладал солидным судейским опытом: с 1986 по 2001 г. он работал судьей Национального апелляционного суда Аргентины (палата по гражданским и коммерческим делам).


[Закрыть].

В континентальной традиции проблема вынесения правоприменительного решения связана не только и даже не столько с его логической обоснованностью, сколько с его целерациональностью. Одним из показателей того, что норма «действенна», является не только то, что она применяется на практике, но и то, что через ее применение достигается то, что называется «целью правового регулирования». Достижение цели правовой нормы, конечно, связано с множеством материальных и процессуальных элементов, в том числе и с дискрецией, делегированием законодателем судье, любому другому правоприменителю юридически значимых полномочий по конкретному выбору варианта поведения в рамках нормы (как в ступенчатой структуре правоприменения у Г. Кельзена, где каждый судья формулирует индивидуальные нормы).

В логическом позитивизме связь с целью, т. е. с эффективностью обоснования и вынесения решения, судебного процесса не рассматривается. Абсолютный приоритет логического обоснования судебного решения приводит Е. В. Булыгина к признанию того, что «морально испорченный судья может выносить очень хорошо обоснованные решения…: судье приходится приложить усилия к тому, чтобы снабдить свое решение убедительным нормативным обоснованием»[83]83
  Булыгин Е. В. Понятие действенности. С. 27.


[Закрыть]. Самым важным аспектом вынесения решения является строгость логического следования при применении правовых норм к фактам (субсумция), вне зависимости от иных факторов.

В связи с этим следует сказать, что в контексте развития русскоязычного общетеоретического правоведения интересно осмысление концепции Е. В. Булыгина и всей аналитической традиции в аспекте истории византийской правовой традиции. В XII в. во время расцвета схоластической логики на Западе в византийской мысли происходил разбор нового метода познания с выделением в нем положительных и отрицательных моментов с позиции социокультурного развития Византии[84]84
  См. по проблеме: Athanasopoulos C. Anti-Thomism in Byzantine Philosophy: Metaphysics, Philosophy of Mind and Moral Ontology in the Theological Opposition to Thomism and Scholasticism // Philosophy and Orthodoxy / Ed. K. Boudouris. Athens, 1994. P. 41–93; Παπαδόπουλος Σ. Γ. ῾Ελληνικα μεταφράσεις θωμιστικῶν ἔργων. Θιλοθωμιστα κα ἀντιθωμιστα ἐν Βυζαντίῳ. ᾿Αθῆναι, 1967; Παπαδόπουλος Σ. Γ. Συνάντησις ὀρθοδόξου κα σχολαστικῆς θεολογίας (ἐν τῷ προσώπῳ Καλλίστου᾿Αγγελικούδη κα Θωμᾶ ᾿Ακινατοῦ). Θεσσαλονίκη, 1970; Thomas in Byzanz: Thomas-Rezeption und Thomas-Kritik in Byzanz zwischen 1354 und 1435 // Theologie und Philosophie. 1974. Bd. 49. H. 1–3. S. 275–304.


[Закрыть]. Основной проблемой для византийских интеллектуалов была адаптация явно прогрессивного с позиции познания учения с возможностью сохранения традиционных основ культуры, которые основывались на восточно-христианской традиции. При этом в Византии, в отличие от Западной Европы, никогда не прерывалась система эллинистических школ и традиция изучения античных мыслителей, однако всегда существовала четкая граница между богословием и тем, что можно назвать средневековой наукой.

В связи с вопросом включения логики в правоведение важна и проблема использования логического позитивизма в юридической практике. Она заключена, с одной стороны, в самих основах логики как формальной системы, и, с другой – в специфичности актуального юридического мышления практика. Представляется в связи с этим верным замечание Е. Н. Лисанюк о том, что только формальная система высказываний может обеспечить точное функционирование логического анализа[85]85
  Антонов М. В., Лисанюк Е. Н. Нормативные системы в теории права и логике норм. С. 27.


[Закрыть]. Однако таковое может быть лишь в полностью искусственной среде – в правовой сфере это, пожалуй, только машинная среда (юридические чат-боты, отдельные компоненты виртуальной правовой реальности т. д.[86]86
  Не случайно разработки Альчуррона, Макинсона и Герденфорса стали основанием для разработки платформы AGM в сфере информационно-коммуникационных технологий, т. н. «Belief Revision» – процесс изменения знаний и убеждений. См.: Козаченко Н. Динамика познавательных действий: AGM и DDL // Актуальні проблеми духовності. 2017. № 9. С. 373–390.


[Закрыть]). Правопорядок же, даже понятый как множество нормативных систем либо как кодекс норм, для этих целей вряд ли подходит, так как динамика в этих системах определяется не только правилом логического следования – ведь нормы применяются людьми.

Здесь можно говорить о своего рода «ошибке дедуктивизма», когда логическое отождествляется с социальным (такова была критика уже упоминавшимся «поздним» Р. фон Иерингом юридической догматики), а также тогда, когда логическое следование отождествляется с любым типом рациональности, или, разумности при принятии юридических решений[87]87
  Антонов М. В., Лисанюк Е. Н. Нормативные системы в теории права и логике норм. С. 28.


[Закрыть]. Поэтому следует согласиться с Е. Н. Лисанюк в том, что идея об эквивалентности справедливого решения логически корректному привлекательна, однако ограничена.

В связи с этим является неверной позиция тех правоведов и логиков, которые все нормативные кодексы перестраивают на логический лад, делая логическое следование универсальным способом правового познания. Мы уже упоминали, что сфера дискреции, т. е. места проявления свободы как антропологической характеристики, достаточно широка в праве и ее невозможно сузить до логической определенности по причинам телеологической направленности права.

Огромное значение концепции Е. В. Булыгина состоит в том, что она позволяет сделать прозрачными и уточнить логические связи в тех элементах правовой реальности, в которых они являются основными[88]88
  Там же.


[Закрыть]. Прежде всего, это нормативная система права, или то, что Евгений Викторович называет нормативным множеством.

При изложении антрополого-правовых воззрений мы будем руководствоваться, прежде всего, ранее сформулированными нами положениями[89]89
  См. основные работы: Павлов В. И. 1) Проблемы теории государства и права; 2) Основы устойчивого развития национальной правовой системы в XXI столетии: методология, теория, практика: коллективная монография / под ред. В. И. Павлова. Минск: Бизнесофсет, 2016 (Предисловие, главы 1.2, 1.3, 1.4, 1.5, 2.3, 4.2); 3) Постклассическая онтология права: монография / под общ. ред. И. Л. Честнова. Спб.: Алетейя, 2016. С. 325–376; 4) Социокультурная антропология права. Коллективная монография / Под ред. Н. А. Исаева, И. Л. Честнова. СПб.: Алеф-Пресс, 2015 (Разделы 1.1.1, 1.1.4, 3.3.1).


[Закрыть], а также идеями, изложенными представителями российской антрополого-правовой школы.

Следует отметить, что в антропологии права нормативная система права рассматривается не как единственный, а лишь как один из необходимых элементов права и правовой реальности. Правовая реальность, на наш взгляд, может быть рассмотрена как состоящая из двух уровней – нормативного (или логико-нормативного) и антропологического, в который включается и социально-фактический. Если нормативный уровень реальности права представляет нормативную систему права (можно даже сказать, множество норм), то антрополого-правовой уровень – действующее в праве лицо (условно – «субъект права», но только не ограниченный его формально-юридическим выражением в нормативной системе права), а также другие лица и социальные факты, в отношении с которыми / по поводу которых действуют субъекты права (социальные факты при этом не ограничиваются конструкцией «юридического факта»).

Центральное место в антропологическом подходе принадлежит человеку, действующему в правовой реальности, что выражается принципом человекомерности права[90]90
  Павлов В. И. Проблемы теории государства и права. С. 89–90.


[Закрыть]. Все элементы правовой реальности рассматриваются в связи с действующим человеком. В этом плане нам, конечно, более близки идеи юридической эгологии К. Коссио. Тем не менее, это не означает, что у антропологии права нет точек соприкосновения с концепцией логического позитивизма Е. В. Булыгина.

Ряд положений логического позитивизма могут использоваться в антропологическом подходе к праву. Это, прежде всего, идея о высшей норме как базовом правоустанавливающем акте (Конституции, другом программном акте конституционного плана – однако в варианте «антиметафизической» поправки Г. Кельзена 1963 г., о которой шла речь выше), положение об иерархии правовых норм, их субординации, а также и некоторые другие идеи. Они вполне совместимы с антропологическим подходом и используются как операциональные, инструментально-технические средства работы с правовой реальностью на ее нормативном уровне.

В политико-правовом плане аналитическая традиция юридического позитивизма является гарантией от неправового произвола, который может осуществляться государствами на основе неюридических (этических, идеологических, религиозных и др.) факторов. Рассмотрение нормативной системы права в антропологическом подходе поэтому предстает хотя и не как изучение сущности права, но как исследование его формально-юридического субстрата, гарантирующего правопорядок (здесь – в смысле норм и соответствующего им поведения). В этой связи представляется верным замечание М. В. Антонова и Е. Н. Лисанюк о том, что «упреки в адрес правового позитивизма в потворстве авторитаризму и антидемократическим методам правления, в апологии права с произвольным содержанием помимо всего прочего оказываются несправедливыми в том плане, что позитивистская методология служила многим ее защитникам в борьбе против внеправового произвола властей»[91]91
  Антонов М. В., Лисанюк Е. Н. Нормативные системы в теории права и логике норм. С. 6.


[Закрыть].

Впрочем, как и любой технический инструмент, лишенный ценностного измерения в его актуальной связи с социальной действительностью, концепция нормативизма может использоваться для реализации различных целей и различной правовой политики. В различных социокультурных условиях она может либо способствовать, либо, напротив, препятствовать применению антигуманных мер государством. Гуманизм правового позитивизма поэтому не является чем-то имманентным данной правовой концепции, поскольку он в своих исходных посылках отказывается от привнесения в понятие права всякого неюридического содержания, в том числе и самого гуманистического дискурса – дискурса о человеке. Главным в юридическом позитивизме в контексте антрополого-правовых подходов является именно формальный, логико-позитивный аспект, который условно может быть выражен формулой: «всегда необходимо строго придерживаться установленных правил». По сути, это своего рода принцип законности, выражающийся в необходимости придерживаться норм и вытекающей из них логической аргументации. В этом, на наш взгляд, и заключается «глубокомысленный гуманизм, видящий одновременно и слабости, и сильные стороны человека и человеческого общества»[92]92
  Там же.


[Закрыть].

Однако достаточно ли этого для выражения сути, главного, для чего право необходимо обществу и конкретному человеку? Ведь помимо нормативной системы есть еще реальность, юридически означиваемая ею (но от этого не перестающая оставаться реальностью), т. е. конкретная культура, социокультурный и ценностный контексты, а также человек.