Текст бизнес-книги "Сравнительное правоведение. Национальные правовые системы. Том 1. Правовые системы Восточной Европы"

Автор книги: Коллектив авторов

Раздел: Юриспруденция и право, Наука и Образование

Сравнительное правоведение. Национальные правовые системы
Том 1. Правовые системы Восточной Европы

Под редакцией члена-корреспондента Международной академии сравнительного права, заслуженного юриста Российской Федерации, кандидата юридических наук В. И. Лафитского

Издание одобрено Ученым советом Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации

© Институт законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации, 2013

Авторский коллектив

И. С. Власов, кандидат юридических наук, доцент, Заслуженный юрист Российской Федерации, заведующий отделом уголовного законодательства и судоустройства зарубежных государств Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – гл. 3 ч. 2 (в соавторстве с Н. Ю. Трещетенковой);

В. И. Лафитский, кандидат юридических наук, доцент, Заслуженный юрист Российской Федерации, заместитель директора Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – ч. 1, гл. 1 ч. 2;

О. А. Макаренко, младший научный сотрудник отдела гражданского законодательства зарубежных государств Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – гл. 5 ч. 2;

О. М. Сакович, кандидат юридических наук, старший научный сотрудник отдела гражданского законодательства зарубежных государств Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – гл. 4 ч. 2;

Н. Ю. Трещетенкова, старший научный сотрудник отдела конституционного и административного законодательства иностранных государств Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – гл. 3 ч. 2 (в соавторстве с И. С. Власовым);

В. П. Шрам, кандидат экономических наук, старший научный сотрудник отдела гражданского законодательства зарубежных государств Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – гл. 6 ч. 2;

Е. А. Юртаева, кандидат юридических наук, ведущий научный сотрудник отдела теории законодательства Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации – гл. 2 ч. 2.

Часть 1. Введение в сравнительное правоведение

Глава 1. История сравнительного правоведения

Сравнительное правоведение имеет столь же давнюю историю, как и художественная литература, историческая, географическая и философская науки. Оно рождалось вместе с ними, углубляя познание права, выявляя его достоинства и недостатки, раскрывая общее и особенное в его развитии.

Первоистоки эллинского мира

Первые сравнительно-правовые подходы появились еще в поэмах Гомера. Так, описывая странствия Одиссея, поэт отмечал, что его герой «многих людей города посетил и обычаи видел».[1]1
  Гомер. Одиссея. Песнь первая. Стих 3.


[Закрыть] Некоторые из них, в частности ахейские племена,[2]2
  Подробнее см.: Ковлер А. И. Антропология права. М., 2002. С. 277–282.


[Закрыть] Трою, Крит, он описывал подробно, сопоставляя и обращая внимание на то, как они переплетались между собой. В этом отношении примечательно описание Крита:

 
«Остров есть Крит посреди виноцветного моря, прекрасный,
Тучный, отвсюду объятый водами, людьми изобильный;
Там девяносто они городов населяют великих.
Разные слышатся там языки: там находишь ахеян
С первоплеменной породой воинственных критян; киконы
Там обитают, дорийцы кудрявые, племя пеласгов,
В городе Кноссе живущих…»[3]3
  Гомер. Одиссея. Песня 19. Стихи 172–178.


[Закрыть]
 

Совершенно иным образом предстает жизнь отсталых племен, населявших отдаленные острова Средиземного моря:

 
«Там беззаботно они, под защитой бессмертных имея
Все, ни руками не сеют, ни плугом не пашут; земля там
Тучная щедро сама без паханья и сева дает им
Рожь, и пшено, и ячмень, и роскошных кистей винограда
Полные лозы…
Нет между ними ни сходбищ народных, ни общих советов;
В темных пещерах они иль на горных вершинах высоких
Вольно живут; над женой и детьми безотчетно там каждый
Властвует, зная себя одного, о других не заботясь».[4]4
  Гомер. Одиссея. Песня 9. Стихи 108–115.


[Закрыть]
 

Более отчетливо линия сравнительного права прослеживается в «Истории» Геродота – в разделах, посвященных описанию и сравнению законов и нравов разных народов: греков, персов, египтян, лидийцев, скифов, массагетов, индийцев и других. В частности, «отец истории» указывал, что лидийцы имели такие же обычаи, как и греки,[5]5
  См.: Геродот. История. Книга первая. 94.


[Закрыть] что персы были склонны к заимствованию чужеземных порядков,[6]6
  Там же. 135.


[Закрыть] и что, напротив, египтяне и скифы не воспринимали обычаев других народов.[7]7
  Там же. Книга вторая. 91; Книга четвертая. 76.


[Закрыть] Он рассказывал о том, как «при хороших законах Египет достиг великого процветания»[8]8
  Там же. 124.


[Закрыть] и как возрастало могущество Афин с утверждением равноправия граждан.[9]9
  Там же. Книга пятая. 78.


[Закрыть]

Сравнивая законы и обычаи разных народов, Геродот выделял не только их особенности, но и то общее, что их объединяло. Так, рассказывая об обычаях спартанцев, он подчеркивал их сходство с обычаями египтян. Как и в Египте, при вступлении на престол цари Спарты объявляли прощение всех долгов перед царской властью и общинами. В обоих государствах ремесло передавалось по наследству: «сын флейтиста становился флейтистом, сын повара – поваром, а глашатая – глашатаем».[10]10
  Там же. Книга шестая. 59, 60.


[Закрыть]

Геродот выделял разные формы правления, отмечая достоинства и недостатки демократии, олигархии и монархии. Так, в уста Дария, будущего царя Персии, он вложил слова, которые, несомненно, отражали его собственные представления о наилучшей форме правления: «Если мы возьмем из трех предложенных нам на выбор форм правления каждую в ее самом совершенном виде, т. е. совершенную демократию, совершенную олигархию и совершенную монархию, то последняя, по-моему, заслуживает гораздо большего предпочтения. Ведь нет, кажется, ничего прекраснее правления одного наилучшего властелина. Он безупречно управляет народом, исходя из наилучших побуждений, и при такой власти лучше всего могут сохраняться в тайне решения, направленные против врагов. Наоборот, в олигархии, если даже немногие лучшие и стараются приносить пользу обществу, то обычно между отдельными людьми возникают ожесточенные распри. Ведь каждый желает первенствовать и проводить в жизнь свои замыслы. Так у них начинается яростная борьба между собой, отчего проистекают смуты, а от смут – кровопролития. От кровопролитий же дело доходит до единовластия, из чего совершенно ясно, что этот последний образ правления наилучший. При демократии опять-таки пороки неизбежны, лишь низость и подлость проникают в общественные дела, но это не приводит к вражде между подлыми людьми, а, напротив, между ними возникают крепкие дружественные связи. Ведь эти вредители общества обычно действуют заодно, устраивая заговоры. Так идет дело, пока какой-нибудь народный вождь не покончит с ними. За это такого человека народ уважает, а затем этот прославленный вождь быстро становится единодержавным властителем. Отсюда еще раз видно, что единовластие – наилучший образ правления».[11]11
  Геродот. История. Книга третья. 80–82.


[Закрыть]

Традиции сопоставления законов и обычаев разных народов были продолжены многими историками древности.

Так, Фукидид сравнивал обычаи персов и фракийцев,[12]12
  См.: Фукидид. История. Книга вторая. 97.


[Закрыть] а также разных греческих полисов. Вместе с тем в его «Истории» акцент смещен в плоскость исторической перспективы развития политических и правовых институтов. Например, сравнивая Платеи и Фивы в период греко-персидских войн, Фукидид отмечал: «Обратите все же внимание на то, при сколь различных политических обстоятельствах… так поступали… Ведь тогда у нас (в Фивах. – В. Л.) не было ни равноправной олигархии, ни демократии. Наш тогдашний государственный строй являл собой полную противоположность законности и правовому порядку и ближе всего был к тираническому произволу. Власть находилась в руках самовластной кучки людей. Правители, надеясь… еще больше укрепить свое личное господство, держали народ в подчинении насилием и призвали мидийского царя в страну».[13]13
  Там же. Книга третья. 62.


[Закрыть]

Впервые сравнительное право предстало как обособленный предмет исследования в книге Платона «Законы». Его отравной точкой стали законы Крита, которые согласно преданию Минос получил непосредственно от Зевса и которые, по мнению великого философа, были правильными, поскольку они «делают счастливыми тех, кто ими пользуется, предоставляя им все блага».[14]14
  Платон. Законы. Книга первая. 631b.


[Закрыть]

Цель своего исследования Платон сформулировал предельно ясно: выявить, что «в законах правильно по природе и что ошибочно».[15]15
  Там же. 627с.


[Закрыть] Решая эту задачу, философ сопоставлял законы Крита, Персии, Египта, древнегреческих полисов и земель: Афин, Спарты, Фив, Мессены, Аргоса и других.

Судьбы этих государств свидетельствовали о недопустимости тех законов, которые устанавливали «могущественные и несмешанные власти», поскольку «государство должно быть свободным, разумным и дружественным самому себе; законодатель должен давать законы, имея в виду именно это».[16]16
  Там же. Книга третья. 693b.


[Закрыть]

Если эти требования нарушались, государство превращалось «в сожительство граждан, где одна их часть владычествует, а другая рабски повинуется».[17]17
  Там же. Книга четвертая. 713.


[Закрыть]

Чтобы не допустить такого правового развития, правители должны были стать «служителями закона». Доказывая эту мысль, философ писал: «Не ради нового словца назвал я сейчас правителей служителями законов, я действительно убежден, что спасение государства зависит от этого больше, чем от чего-то иного. В противном случае государство гибнет. Я вижу близкую гибель государства, где закон не имеет силы и находится под чьей-либо властью. Там же, где закон – владыка над правителями, а они – его рабы, я усматриваю спасение государства и все блага, какие только могут даровать государствам боги».[18]18
  Там же. 715с.


[Закрыть]

Второе основное условие спасения государства: надлежащее устройство судебной власти.[19]19
  Там же. Книга шестая. 766d.


[Закрыть]

Третье условие – добровольное принятие законов, поскольку ни один государственный строй не может долго продержаться, если его опорой стали постоянное насилие и произвол, подавляющие волю подданных.[20]20
  Там же. Книга восьмая. 832с.


[Закрыть]

Наиболее ярко античное сравнительное правоведение предстало в работах Аристотеля. Он не только существенно расширил его границы, сопоставив государственное устройство 158 государств и полисов, в том числе Крита и Спарты, Афин и Коринфа, Карфагена и Македонии, Персии и Египта, но и решительно отверг умозрительные подходы Сократа, Платона, других философов, которые пытались создать оторванные от жизни концепции идеального государства и права.

Основной сравнительно-правовой труд Аристотеля, дошедший до наших дней, – «Политика», в котором философ рассмотрел вопросы, касающиеся экономического устройства, форм правления, общей теории полиса, причин крушения и путей укрепления государств, идеального государственного устройства.

Целью любого государства, писал философ, является достижение высшего блага – справедливости,[21]21
  См.: Аристотель. Политика. Книга третья. 7.


[Закрыть] поскольку «понятие справедливости связано с представлением о государстве, так как право, служащее мерилом справедливости, является регулирующей нормой политического общения».[22]22
  Там же. Книга первая. 2.


[Закрыть]

Справедливость требует, продолжал Аристотель, «чтобы все равные властвовали в той же мере, в какой они подчиняются, и чтобы каждый поочередно то повелевал, то подчинялся. Здесь мы уже имеем дело с законом, ибо порядок и есть закон. Поэтому предпочтительнее, чтобы властвовал закон, а не кто-либо один из среды граждан. На том же самом основании, даже если будет признано лучшим, чтобы власть имели несколько человек, следует назначать этих последних стражами закона и его слугами… Кто требует, чтобы властвовал закон… требует, чтобы властвовало только божество и разум, а кто требует, чтобы властвовал человек, привносит в это и животное начало… Таким образом, ясно, что ищущий справедливости ищет чего-то беспристрастного, а закон и есть это беспристрастное…»[23]23
  Там же. Книга третья. 11.


[Закрыть]

Вместе с тем Аристотель предупреждал, что законы, даже самые идеальные, не могут сами по себе обеспечить благоденствия государства. Необходима правильная организация государственного устройства, включающая в себя три составные части: «законосовещательный орган, рассматривающий дела государства», государственные чиновники и суды.[24]24
  Там же. Книга четвертая. 11.


[Закрыть]

Многое зависело от искусства правления. Примером этому мог служить Солон, который, сочетая «силу с правом»,[25]25
  Строчка из поэмы Солона, в которой он описывал созданные им законы. Цит. по: Аристотель. Афинская полития. Глава четвертая.


[Закрыть] утвердил порядок властью закона. Не менее важным было воспитание граждан. «Никакой пользы, – утверждал Аристотель, – не принесут самые полезные законы, единогласно одобренные всеми причастными к управлению государством, если граждане не будут приучены к государственному порядку и в духе его воспитаны».[26]26
  Аристотель. Политика. Книга пятая. 7.


[Закрыть]

Идеальным же, в представлении философа, был тот государственный строй, который давал возможность каждому «благоденствовать и жить счастливо».[27]27
  Там же. Книга седьмая. 2.


[Закрыть]

Новые страницы сравнительного правоведения были написаны Полибием. Его «Всеобщая история» была создана в период расцвета Римской империи, когда впервые право предстало в общем контексте всемирно-исторического развития. Как писал Полибий, «раньше события на земле совершались как бы разрозненно, ибо каждое из них имело свое особое место, особые цели и конец. Начиная же с этого времени история становится как бы одним целым, события в Италии и Ливии переплетаются с азиатскими и эллинскими, и все сводится к одному концу».[28]28
  Полибий. Всеобщая история. Книга первая. 3.


[Закрыть]

Развивая теорию общей судьбы, Полибий доказывал, что право всех государств подчиняется единым законам циклического развития. Существующие формы «естественным» образом сменяют друг друга. Так, на смену первичных форм монаршей власти приходит царская власть, которая, в свою очередь, со временем вырождается в тиранию. На смену тирании приходит аристократия, а вслед за ней – олигархия. И наконец, утверждается демократия, чтобы через три поколения подвергнуться разложению. Устанавливается власть толпы, которая вновь рождает первичные формы монаршей власти.[29]29
  Там же. Книга шестая. Главы 5–9.


[Закрыть] Каждая из форм государственного устройства в своем развитии проходит пять стадий: зарождение, возрастание, расцвет, изменение, завершение.[30]30
  Там же. Глава 4.


[Закрыть] Действие законов цикличного развития от рождения к смерти может быть прервано, если в государственном устройстве будут сочетаться преимущества разных форм, что придаст ему равновесие.[31]31
  Там же. Глава 10.


[Закрыть] Примером такой смешанной формы был Ахейский союз, который, как отмечал Полибий, имел «надежнейшую опору в равенстве и милосердии».[32]32
  Полибий. Всеобщая история. Книга вторая. Глава 38.


[Закрыть]

Следующая новелла его сравнительного подхода – широкая трактовка права. Он убеждал, что основу государственного устройства составляют не только законы, но и нравы, обычаи, религиозные установления. Так, прочность государственного устройства Рима во многом объяснялась тем, что она основывалась на страхе перед богами. Народ, писал Полибий, исполнен легкомыслия, противозаконных стремлений. Удержать его может только религия.[33]33
  Там же. Книга шестая. Глава 56.


[Закрыть]

Следующий шаг в развитии сравнительного правоведения сделал Страбон, который впервые представил в книге «География» общую панораму правового пространства и его достаточно большую однородность. Законы и обычаи одних народов нередко заимствовались другими. Зачастую они совпадали. Так, описывая обычаи одного из иберийских племен, Страбон отмечал, что брак у них совершался, как у греков, и что некоторые их обычаи имели сходство с обычаями, существовавшими в древности у египтян.[34]34
  См.: Страбон. География. Книга третья. Глава 3. 7.


[Закрыть]

Особое место в «Географии» Страбона занимает рассказ о законодательстве древнего Крита. По словам географа, древний законодатель Крита исходил из той предпосылки, что свобода – это «высшее благо государства»:

«Ведь только одна свобода делает блага собственностью тех, кто приобрел их, тогда как блага, приобретенные в рабстве, принадлежат правителям, а не управляемым. Те, кто обладают свободой, должны ее защищать. Далее, согласие возникает только там, где устранены раздоры, проистекающие от своекорыстия и роскоши… Если граждане ведут умеренную и простую жизнь, то нет у них ни зависти, ни заносчивости, ни ненависти по отношению к равным себе».[35]35
  Там же. Книга десятая. Глава 4. 16.


[Закрыть]

По мнению географа, правопорядку Крита были близки законы Индии, отличавшиеся простотой и приучавшие к их исполнению.[36]36
  Там же. Книга пятнадцатая. Глава 1. 53. 4–7. 12–13.


[Закрыть]

Завершая книгу, в которой были описаны обычаи, традиции, законы нескольких сотен народов, Страбон отметил основное присущее им свойство: «Объединенные в гражданские общины, они живут по общему закону… Иным путем народным массам в какой-нибудь стране было бы невозможно делать одно и то же в согласии друг с другом (в чем именно и состоит гражданский союз) или вообще вести общественную жизнь. Закон же этот двоякий, так как исходит или от богов, или от людей. Древние… божественный закон считали выше и священнее».[37]37
  Страбон. География. Книга шестнадцатая. Глава 2. 16.


[Закрыть]

Первоистоки Индии

Удивительно мощным потоком идеи сравнительного правоведения льются со страниц великих поэм Индии – «Рамаяны» и «Махабхараты».

Жизнь Рамы, героя первой поэмы, начинается с описания правового порядка, утвердившегося в царстве его отца:

 
«Царь Дашаратха.
Преданный только правде,
Верный трем целям жизни,
Он правил в прекрасной Айодхье,
Как Индра в Амаравати.
В этом лучшем из городов
Жили добронравные люди,
Щедрые, умные, правдивые,
Довольные своею участью.
В этом лучшем из городов
Не было бедных домохозяев,
У которых недоставало имущества,
Коров, лошадей или денег…
Не было злодеев, воров, нищих,
Детей от смешанных браков.
Брахманы, победившие чувства,
Знатоки вед и искусства дарения,
Скромные в своих притязаниях,
Всегда соблюдали карму…
Кшатрии почитали брахманов,
Вайшьи были послушны кшатриям,
Шудры, зная свои обязанности,
Служили первым трем варнам».[38]38
  Рамаяна. Книга первая. Песня шестая.


[Закрыть]
Порядок в царстве поддерживали восемь министров:
«Удачливые, великие духом,
Изучившие шастры, решительные,
Они всегда добивались цели
И делали то, что обещали…
Справедливые и в суде, и в дружбе,
Они, если требовал закон,
Могли наложить наказание
Даже на собственного сына.
Они исправно собирали налоги,
Укрепляли царское войско,
Не преследовали даже недругов,
Если те не шли на злодеяние.
Мужественные и деятельные,
Искусные в управлении царством,
Они были во всем покровителями
Добронравных жителей страны…
Имея таких советников,
Наделенных всеми достоинствами,
Великий царь Дашаратха
Справедливо правил землею…
Охраняя подданных силой закона».[39]39
  Рамаяна. Книга первая. Песня седьмая.


[Закрыть]
 

И совершенно иными предстают в «Рамаяне» те государства, в которых не было царской власти. Лишенные милости богов, они были обречены на многие несчастья:

 
«В стране без царя Парджанья,
Увенчанный сонмом молний,
Гремящий громом, не орошает
Небесным дождем землю.
В стране без царя земледельцы
И горсти зерна не сеют,
В стране без царя не почитают
Дети – отца, а жены – мужа…
В стране без царя нет правды.
В стране без царя люди
Не встречаются в зале собраний,
Не разбивают сады и парки,
Не возводят в радости храмы…
В стране без царя богатые
Земледельцы и скотоводы
Не спят под надежной охраной,
Оставив двери открытыми…
В стране без царя не видно
Купцов со своими товарами:
Не будучи в безопасности,
Они не ездят из дальних стран.
В стране без царя мудрецы,
Погруженные в размышление,
Не смеют без страха странствовать
И ночевать где придется.
В стране без царя никто
Не чувствует себя защищенным…
Как стадо, брошенное пастухом,
Страна, в которой нет государя».[40]40
  Рамаяна. Книга вторая. Песня шестьдесят седьмая.


[Закрыть]
 

Вторая великая поэма Индии – «Махабхарата»[41]41
  См.: Махабхарата. М. Т. 1. 2006; Т. 2–4. 2007.


[Закрыть] – посвящена междоусобной войне между двумя царственными родами и тем бедам, которые она принесла. Основная идея поэмы – необходимость единства государства. Поэтому она содержит подробное описание древних законов, обычаев, искусства правления.

Заметное место в поэме занимало сравнение государств и действовавшего в них права. В частности, отмечалось, что в городе Махишмати женщины пользовались «полной свободой»,[42]42
  Там же. Книга вторая. Глава 28.


[Закрыть] тогда как в других царствах они полностью подчинялись мужьям и старшим мужчинам рода. Поэма описывала оседлые и кочевые племена, «не имеющие определенного места жительства»,[43]43
  Там же. Глава 47.


[Закрыть] государства, отвергавшие и допускавшие, как в Магадхе, человеческие жертвоприношения.

Особо в поэме подчеркивалась цель единения, создания «великодержавного государства». Правители древности ее достигали разными средствами: упразднением налогов, защитой своих подданных, аскетическими подвигами, силой, богатством. Так, Джарасандха, сын Брихадратхи, заслужил титул великодержавного государя благодаря своему богатству и таким качествам, как чувство справедливости, ведению искусной политики.[44]44
  Там же. Глава 14.


[Закрыть]

Поэма описывала судьбы разных государств. Там, где законы исполнялись, они пользовались всеми благами жизни, находясь под защитой царей, которые были как «воплощенный закон».[45]45
  Там же. Книга первая. Глава 45.


[Закрыть]

И напротив, там, где законы нарушались, наступали неисчислимые беды:

 
«С истреблением рода гибнут
неизменные рода законы;
если ж гибнет закон, то род весь
погружается в беззаконье.
С воцарением беззаконья
Развращаются женщины рода;
Когда женщины рода растлились,
Наступает всех варн смешенье.
Варн смешенье приводит к аду
весь тот род и губителей рода,
ибо падают в ад их предки
без воды и без жертвенных клецек.
Так злодеи, рода убийцы
и виновники варн смешенья
растлевают и каст законы,
и законы вечные рода».[46]46
  Бхагавадгита, входящая в состав Махабхараты, дается в переводе B. C. Семенцова по изд.: Бхагавадгита. Глава первая. М., 1999.


[Закрыть]
 

В «Рамаяне» и «Махабхарате» основной целью сопоставления государств и действовавшего в них права было создание учения о правильном правлении. Эту традицию продолжили многие писатели и ученые Индии. В их числе был Каутилья, советник царя Чандрагупты. Согласно преданию, он создал «Артхашастру» – свод наставлений по управлению государством.

Свод отразил опыт разных царств Индии. Изучая его, Каутилья сформулировал общие положения, раскрывавшие суть правовых и политических событий. Примечательны следующие строки «Артхашастры»:

«Дхарма, судебное разбирательство, обычай, царский указ – на этих четырех опорах основывается решение спорного дела. Каждая последующая из них сильнее предыдущей. При этом дхарма основана на истине, судебное разбирательство – на свидетелях, обычай – на общем мнении людей, а указ – это царское распоряжение. Собственная дхарма царя, охраняющего подданных согласно дхарме, приводит его на небо, а того, кто не охраняет или налагает неверное наказание, – напротив, в ад. Ведь только наказание охраняет мир этот и иной, если наложено царем беспристрастно, в соответствии с преступлением, будь преступником сын или враг».[47]47
  Цит. по: Вигасин А. А., Самозванцев A. M. Артхашастра. Проблемы социальной структуры и права. М., 1984. С. 37.


[Закрыть]

Первоистоки Китая

В Китае традиции сравнительного правоведения берут начало в трудах Конфуция. В поисках Дао – должного пути – философ изучил правопорядок многих древних и современных ему государств. Как отмечал один из его учеников, «когда Учитель прибывал в какое-нибудь государство, он непременно хотел узнать о методах правления».[48]48
  Лунь юй. Глава 1.10 (Книга Лунь юй «Суждения и беседы» дается в переводе Л. С. Переломова по изд.: Конфуцианское четверокнижие (Сы Шу). М., 2004.


[Закрыть] Но самое большое значение он придавал изучению истории государств, утверждая, что оно дает возможность узнать их судьбу даже через сто поколений.[49]49
  Там же. Глава 2. 23.


[Закрыть] Впрочем, он был сдержан в своих оценках, когда не хватало свидетельств – текстов либо устных советов мудрецов.[50]50
  Там же. Глава 3. 9.


[Закрыть]

Конфуций выделял общее и особенное в государственном устройстве. Так, он утверждал, что правление в царствах Лу и Вэй – «это правление братьев»,[51]51
  Там же. Глава 13. 7.


[Закрыть] подчеркивая сходство установленного в них правопорядка. Однако чаще он отмечал различия государств, в основном по степени их отступления от Дао – истинного пути, заключавшегося «в высветлении светлой благодати, породнении с народом и остановке на совершенном добре».[52]52
  Да сюэ (Книга Да сюэ «Великое учение» дается в переводе А. И. Кобзева по изд.: «Конфуцианское четверокнижие («Сы Шу»). М., 2004).


[Закрыть]

Своим исследованиям Конфуций пытался придать практическую направленность. Он утверждал: «Одна реформа в царстве Ци – и оно будет как царство Лу, одна реформа в царстве Лу – и в нем воцарится Дао-Путь».[53]53
  Лунь юй. Глава 6. 24.


[Закрыть]

Более того, он стремился ее осуществить, даже сознавая тщетность своих усилий. Однажды он сказал: «Если бы в Поднебесной царил Дао-Путь, то я не добивался бы вместе с вами перемен».[54]54
  Лунь юй. Глава 18. 6.


[Закрыть] И, продолжая, с горечью заметил: «Не служить – значит нарушить долг… Благородный муж идет на службу, дабы выполнить свой долг, а о том, что его Дао-Путь неосуществим, он знает заранее».[55]55
  Лунь юй. Глава 18. 7.


[Закрыть]

Наиболее полно сравнительно-правовые подходы были представлены в трудах «отца» китайской историографии Сыма Цяна. Свое повествование по истории Китая он начал со времени правления первого императора Хуан-ди. Оно стало отправной точкой не только исторического, но и сравнительно-правового исследования. Сыма Цянь сравнивал законы и порядки Поднебесной в разные периоды ее истории, а после раскола сопоставлял правопорядок царств и княжеств, возникших на ее руинах.

Он подчеркивал достоинства тех реформ, которые провел Гуан Чжун в княжестве Ци. «Указы для нижестоящих, – повторял историк слова Гуан Чжуна, – подобны источнику воды, они делают сердца людей послушными. Указы должны быть ясными и немногословными, чтобы народу легко было их выполнять. Предоставьте народу то, что он желает, и поскорее избавьте от того, что он отвергает».[56]56
  См.: Сыма Цянь. Исторические записки. Т. 7. М., 1996. С. 35.


[Закрыть]

Иными были реформы Шан Яна, который впервые в истории не только обосновал, но и осуществил идеи тоталитарного государства. «Было приказано так. Народу разделиться семьями на пятерки и десятки, которые должны были заботиться друг о друге, отвечать за поступки соседей. Тот, кто не доносил о преступившем закон, подлежал обезглавливанию. Тот, кто доносил о преступившем закон, награждался наравне с человеком, в бою отсекшем голову противника… Тот, кто прилагал все силы в основных занятиях – земледелии и ратном деле, кто производил больше зерна и шелка, освобождался от трудовых повинностей. Всех, кто извлекал выгоды из занятия второстепенным делом, впавших в нищету… следовало превращать в казенных рабов… Многие циньцы, вначале заявлявшие о непригодности новых законов, приходили и говорили теперь об их правильности; однако вэйский Ян (т. е. Шан Ян) говорил: "Эти люди познали вкус смуты", – и всех их переселял в пограничные города. Теперь уже никто из жителей не осмеливался обсуждать новые законы».[57]57
  Там же. С. 88.


[Закрыть]

Нередко Сымя Цянь расширял рамки исследования, описывая обычаи иноземных государств и народов. Наиболее подробно он рассказывал о гуннах (по-китайски – сюнну), которые многие столетия тревожили северные границы Поднебесной.[58]58
  Там же. Т. 2. М., 2003. С. 30, 31.


[Закрыть]

Сопоставляя законы «цивилизованных» царств Китая и варварских народов, историк нередко высказывался в пользу последних. Примечателен в этом отношении диалог правителя циньской династии Му-гуна и посланника княжества жунов Ю-юя:

«Му-гун… спросил: "Срединные государства осуществляют управление на основе стихов и исторических записей, обрядов и музыки, законов и установлений, но, несмотря на это, в них часто происходят беспорядки. Ныне у диких жунов ничего этого нет. Как же у них строится управление? Разве не возникает трудностей?"

Ю-юй со смехом ответил: "Именно в этом причина беспорядков в срединных государствах, ведь с тех пор, как мудрейший Хуан-ди выработал обряды и музыку, законы и установления, он лично подавал пример их исполнения, почти не прибегая к управлению. Его же потомки день ото дня становились все более высокомерными и развращенными. Они строго надзирали за низшими и наказывали их, опираясь лишь на силу законов и установлений. В результате низшие уставали до крайности и, ратуя за человеколюбие и справедливость, начинали роптать на высших. Так между высшими и низшими возникла взаимная борьба из-за нанесенных обид. Убийства с целью захвата власти и даже уничтожения целых родов – все подобные явления порождены этой причиной. Совсем не так у жунов… Высшие, обладая простотой и добродетелью, применяют их в отношениях с низшими, а низшие, сохраняя искренность и преданность, служат высшим. Управление целым государством подобно управлению собственным телом; когда не думают, с помощью чего оно управляется, то это действительно управление мудрых"».[59]59
  Сыма Цянь. Исторические записки. Т. 8. М., 2002. Гл. 110. С. 323–353.


[Закрыть]

В своих оценках Сыма Цянь стремился быть объективным, раскрывая не только суть, но и те способы, посредством которых осуществлялось правление. Так, он отмечал, что новая империя, созданная Цинь Ши-хуанди, утверждалась на таких началах, как «твердость, решительность и крайняя суровость». В то время «считалось, что только жестокость и угнетение без проявлений человеколюбия, милосердия, доброты и справедливости могут соответствовать порядку пяти добродетельных сил (стихий). И «до крайности усердствовали в применении законов и долго никого не миловали».[60]60
  Там же. Т. 2. М., 2003. С. 63.


[Закрыть]

Описывая империю Цинь Ши-хуанди, Сыма Цянь создал поразительно точную картину тоталитарной власти, в которой отвергаются все ценности, кроме одной – воли единовластного правителя.

О том, какой она была, можно судить по следующим строкам: «Первый советник Ли Сы сказал… ученые все восхваляли древность с целью опорочить современность; они прикрывались лживыми словами, чтобы запутать существующее, ценя лишь свои учения; они отрицали все, что было создано государями. Ныне Вы, император-властитель, объединили под своей властью Поднебесную, отделили черное от белого и установили одно почитаемое людьми учение… Я предлагаю, чтобы чиновники-летописцы сожгли все записи, кроме циньских анналов; все в Поднебесной, за исключением лиц, занимающих должности ученых при дворе, кто осмеливается хранить у себя Ши цзин и Шу цзин[61]61
  См.: Ши Цзин («Книга песен») и Шу Цзин («Книга истории») – труды, которые согласно традиции приписывались Конфуцию.


[Закрыть] и сочинения ученых ста школ, должны явиться к начальнику области или командующему войсками области, чтобы там свалить эти книги в кучу и сжечь их. Всех, кто после этого осмелится толковать о Ши цзине и Шу цзине, подвергнуть публичной казни на площади; всех, кто на примерах древности будет порицать современность, подвергнуть казни вместе с их родом; чиновников, знающих, но не доносящих об этом, карать в той же мере. Тех, кто за тридцать дней после издания указа не сожжет эти книги, подвергнуть клеймению и принудительным работам на постройке крепостных стен. Не следует уничтожать книги по медицине, лекарствам, гаданиям на панцирях черепах и стеблях, по земледелию и разведению деревьев. Кто пожелает изучать законы и указы Цинь, пусть берет наставниками чиновников». В повелении императора говорилось: «Быть по сему».[62]62
  Сыма Цянь. Исторические записки. Т. 2. М., 2003. С. 77, 78.


[Закрыть]

Государство Цин Ши-хуанди, как убеждал Сыма Цянь, было бесконечно далеко от заветов, составленных первыми правителями Китая.[63]63
  Впрочем, отметим, что и сам Цин Ши-хуанди противопоставлял свою империю древним царствам. Так, в надписи, высеченной по его приказу на камне и установленной на горе Чжифу, было сказано: «При пяти императорах и трех ваннах древности знания и наставления не были едиными, законы и правила не были ясными; ложно прикрываясь могуществом земных и небесных духов, правители притесняли далекие земли. Суть их дел не отвечала названиям. Ныне властитель-император соединил воедино все земли… проникся истиной и творит добродетельные дела» (Сыма Цянь. Исторические записки. Т. 2. М., 2003. С. 70).


[Закрыть] В человеколюбии они были подобны Небу,[64]64
  См.: Сыма Цянь. Исторические записки. Т. 1. М., 2001. С. 136.


[Закрыть] старались улучшать добродетели народа, «облегчать его жизнь, умножать его богатства, побуждали людей служить полезному и искоренять дурное, стремиться к добродетели и избегать насилия».[65]65
  Там же. С. 108.


[Закрыть] Государства, основанные на таких началах правления, были долговечными в отличие от империи Цин Ши-хуанди, рухнувшей через три года после его смерти.

Первоистоки исламского Востока

В состав одного из крупнейших государств раннего средневековья – исламского халифата – вошли огромные территории Иберийского полуострова, Северной Африки, Ближнего и Среднего Востока. Объединение столь разных частей света дало импульс к изучению и сопоставлению существовавших там законов, обычаев, нравов. На эту тему писали арабские завоеватели и наместники, ученые, купцы, путешественники ал-Баладури, ибн Хордадбе, ат-Табари, ибн Фадлан, ал-Масуди, ал-Хамдани, ибн Русте и многие другие.

Нередко такие исследования проводились по указанию халифов. Так, халифы ал-Мансур, Харун ар-Рашид отправляли в разные части света ученых, чтобы они изучали религии, государственное устройство, определили достигнутый в этих странах уровень научных знаний. На средства халифов приобретались и переводились на арабский язык греческие, римские, индийские, персидские книги. В начале IX в. появились первые книги арабских авторов, посвященных Ближнему Востоку, Северной Африке, Индии.[66]66
  См. об этом: Халидов А. Б., Эрмиан В. Г. Предисловие // Абу Рейхан Бируни. Индия. М., 1995. С. 11, 12.


[Закрыть]