Текст бизнес-книги "Кровавый контракт. Магнаты и тиран. Круппы, Боши, Сименсы и Третий рейх"

Автор книги: Луи Лохнер

Раздел: Экономика, Бизнес-книги

Луи Лохнер
Кровавый контракт. Магнаты и тиран: Круппы, Боши, Сименсы и Третий рейх

LOUIS P. L О С H N E R

TYCOONS AND TYRANT

GERMAN INDUSTRY FROM HITLER TO ADENAUER

Оформление художника Е.Ю. Шурлаповой

Предисловие

Цель этой книги – представить по возможности истинную картину отношений между германской индустрией, с одной стороны, и правительством и политическими партиями Германии – с другой, в период, начинающийся с появления на политической арене Адольфа Гитлера и его прихода к власти и заканчивающийся первым сроком правления канцлера Аденауэра.

Основное внимание будет уделено тяжелой промышленности, поскольку она играет жизненно важную роль в экономике Западной Европы. Но при этом здесь дан обзор состояния экономической системы Германии в целом со всеми ее сложностями и противоречиями.

В мире сложились некоторые четкие представления о роли германской индустрии, которые можно сформулировать следующим образом: германская индустрия привела Гитлера к власти; германская индустрия поддерживала Гитлера потому, что он обещал уничтожить рабочие профсоюзы; германская индустрия жаждала войны и вступила в сговор с Гитлером, чтобы ее спровоцировать; германская индустрия не оказывала нацизму никакого сопротивления.

Мне было интересно установить, насколько эти представления соответствуют действительности. Дело в том, что я очень хорошо знал Германию, так как работал сначала корреспондентом, а затем в течение четырнадцати лет шефом Берлинского бюро американского информационно-новостного агентства Ассошиэйтед Пресс. За долгие двадцать три года я оброс обширнейшими связями и встречался с влиятельными персонами во всех областях жизни страны моих предков. Служба в качестве военного корреспондента, а затем участие в экономической миссии Герберта Гувера, направленной в Германию и Австрию в 1947 году президентом Трумэном, помогли мне еще глубже понять и прочувствовать Германию и ее проблемы.

Предварительные расспросы показали, что наиболее полная документация по интересующему меня вопросу хранится в архиве Торгово-промышленной палаты в Эссене. Эта организация охотно предоставила мне неограниченный доступ к своим обширным материалам. Меня также заверили, что мои друзья по предвоенным годам, как и власти молодой Федеративной Республики Германии, готовы оказать мне всяческую помощь.

Первым делом я счел нужным подробно ознакомиться с фактическими данными по моей теме и несколько месяцев провел в эссенских архивах. Они снабдили меня множеством интересных фактов, прежде неизвестных широкой публике. Густой слой пыли, осевший на папках, говорил о том, что они обречены на забвение, если кто-то не возьмет на себя труд использовать их.

По опыту работы газетчиком я придавал огромное значение личному общению с людьми. Поэтому, закончив работу в архивах, я предпринял поездки в крупнейшие германские центры, посетив Бонн, Берлин, Гамбург, Бремен, Кёльн, Крефельд, Франкфурт, Мюнхен, Мангейм, Аугсбург, Нюрнберг, Гельдерберг, Штутгарт, Фридрихсшафен и особенно промышленные города Рура: Дуйсбург, Дюссельдорф, Дортмунд, Мюльхайм, Гельсенкирхен, Вупперталь, не говоря уже о самом Эссене. В 1953 году Госдепартамент США организовал мне лекционное турне по 30 городам Германии, где я выступал в американских культурных центрах. Это турне помогло мне еще глубже понять ситуацию в Германии.

Преимущественное значение для меня имели встречи с представителями двух групп промышленников: во-первых, со стремительно сокращающимся количеством капитанов индустрии преклонного возраста, которые занимали командные посты до и во время гитлеровского режима, и, во-вторых, с лидерами молодого поколения, чье умонастроение определяло курс германской индустрии в последующие годы.

В числе представителей старшего поколения, с которыми я беседовал, были следующие персоны (поскольку в Германии почти все лица, занимающие ответственные посты, имеют ученую степень доктора, читатель понимает, что к ним полагалось обращаться «герр доктор»): Хуго Эккенер, Йон Альфред Эдтэ, Фридрих Флик, Абрахам Фровейн, Тео Гольдшмидт, Людвиг Кастл, Герман Келлерман, Лейслер Кип, Клеменс Ламмерс, Рихард Мертон, Георг Мюллер-Орлингхаузен, Альфред Петерсен, Альберт Пич, Пауль и Герман Ройш, Пауль Вальтер Роланд, Альберт Шафер, Мартин Зогемайер, Фридрих Шпенрат, Хуго Штиннес-мл., Фриц Тер Мер и Густав Винклер, а также еще живущие члены бывшего руководства Круппа Альфрид Крупп фон Болен, Фриц фон Бюлов, Арно Гриссман, Фридрих Янссен, Карл Пфирш и барон Тило фон Вильмовски.

Из молодых руководителей индустрии я встречался с Эриком Блюмменфельдом, Бертольдом фон Боленом, Фикко фон Бюлов-Шванте, Феликсом Эрманном, Готтардом фон Фалкенхаузеном, Фрицем Гуммертом, Фрицем Вильгельмом Хардахом, Германом Хобреккером, Максом Порше-мл., Эмилем Поуплиром, Эрнстом фон Сименсом и Рудольфом фон Вальдтхаузеном.

Во время посещения Бонна мне посчастливилось иметь очень интересные беседы и оживленные дискуссии с президентом Теодором Хойсом, канцлером Конрадом Аденауэром, министром экономики Людвигом Эрхардом, министром финансов Фрицем Шафером, министром иностранных дел Вальтером Хальштайном и с главами различных департаментов, в том числе Феликсом фон Эккардтом, Отто Ленцем и Рюдигером Шмидтом.

Неоценимую помощь в сборе информации мне оказывали политические лидеры, бывшие и действующие, к настоящему моменту уже покинувшие Боннское правительство, – Карл Арнольд, Генрих Брюнинг, Август Дресбах, Вилли Айхлер, Эрнст Леммер, Пауль Лобе, Ганс фон Раумер, Эрнст Рейтер, Карл Христиан Шмид, Карло Шмидт, Фридрих Штампфер и Карл Штролин.

Крайне полезными сведениями меня снабдили специалисты по экономике, экономические обозреватели, юридические советники крупных корпораций, работники архива, исполнительные директора и секретари Торговой палаты, личные секретари и технические руководители промышленных предприятий. Среди них – Гельмут Бауэр, Курт Блей, профессор Гоц Брифс, Ойген Бунцль, Генрих Бутефиш, отец Маркус Корман, пастор Арнольд Даненман, Карл Дривер, Генрих Дросте, Курт Дуйсберг, Ганс Фетцер, профессор Ганс Фиккер, Ганс Флашнер, Фридрих Эрнст, Генрих Гаттино, Фердинанд Харекке, Пауль Хансен, Август Хайнриксбауэр, Якоб Херле, профессор Курт Гессе, Лоренц Хоккер, Вальтер Хоффман, Рольф М. Хоппе, Вальтер Хуммельсхайм, Гюнтер Йель, Мартин Йохансон, Отто Йон, Франц Кауфхольд, Артур Клоцбах, Отто Кранцбулер, Вольфганг Кюстер, Эрих Лихтенштайн, епископ Ханс Лили, Шарлотта Людвиг, Фридрих Вильгельм Мевес, Ойген Мундлер, Максимилиан Мюллер-Ябуш, Хайнц Нагель, Отто Фр. Петерсен, Вольфганг Поле, профессор Альберт Принцинг, Ганс Рехенберг, Эггерт Редер, Фриц Зангер, Эрих Шнайдер, Пауль Зете, Бернард Шкродцки, Йоханнес Шафер, Август Шмидт-Виншух, фон Вицлебен, Гельмут Вольтат, Хуго Врицнер и Манфред Цапп.

Приношу свою глубокую благодарность всем этим замечательным людям, а также тем, кого по случайности забыл упомянуть.

Луи П. Лохнер

Глава 1
Беспорядки и апатия начала 30-х годов

Для правильного представления настроения и деятельности лидеров германской индустрии перед приходом Гитлера к власти и во время его диктаторского правления необходимо вспомнить положение, в каком оказался германский народ в начале 30-х годов XX века.

Финансовый крах, произошедший в Нью-Йорке в октябре 1929 года и вызвавший Великую депрессию в США, особенно тяжело сказался на Германии, поскольку она была тесно связана с американской экономикой. Уолл-стрит предоставляла Германии громадные займы, в основном за счет которых она выплачивала репарационные платежи и осуществляла восстановление хозяйства страны после поражения в Первой мировой войне.

Парламентское правительство и без того находилось в крайне тяжелом положении. Ожесточенные дебаты по вопросу принятия плана Янга для окончательного урегулирования германских репараций доходили до политического фанатизма, когда оппоненты подвергались полному моральному уничтожению. Объектом яростных клеветнических нападок стал даже второй президент Веймарской республики фельдмаршал Пауль фон Гинденбург, которому в это время было уже за восемьдесят. 3 октября 1929 года скончался выдающийся германский экс-министр иностранных дел Густав Штреземан. В надежде предотвратить хаос Гинденбург в начале 1930-го убедил нового лидера католической партии центра доктора Генриха Брюнинга принять пост рейхсканцлера. Этот скромный, аскетичный человек, холостяк в возрасте 44 лет, предпочитавший в редкие часы отдыха изучать научные труды по экономике, подверг страну суровой программе дефляции, чем заслужил жестокий эпитет «канцлер голода».

Чрезмерно напряженная обстановка в рейхстаге затрудняла планомерную законодательную деятельность. Непредсказуемые результаты голосования депутатов, представлявших 12 политических партий[1]1
  Фактически в то время в Германии было 36 политических партий, но лишь 12 из них удалось выбрать депутатов в народный парламент. (Здесь и далее примеч. авт., кроме примеч. пер.)


[Закрыть], опрокидывали все прогнозы. Враждебное отношение к правительству Брюнинга достигало такой остроты, что даже столь непримиримые противники, как правые национал-социалисты и левые коммунисты, объединяли голоса, чтобы провалить меры, предлагаемые канцлером.

Брюнинг не видел иного способа спасти германскую демократию, кроме парадоксального – прибегнуть к диктаторским мерам, лично у него вызывавшим неприятие. Статья 48 Веймарской конституции давала право президенту рейха во времена национальной опасности временно приостанавливать действие некоторых основных прав, гарантированных конституцией. С согласия президента Брюнинг ввел кое-какие крайне необходимые меры президентским указом, обойдясь без одобрения парламента.

Здесь не совсем уместно подробно рассказывать об отвратительных интригах, благодаря которым у старого президента зародилось недоверие к этому достойнейшему и мудрому канцлеру. Достаточно сказать, что 30 мая 1932 года, то есть именно в тот момент, когда Брюнинг был на пороге успеха и в стране и за рубежом, его отправили в отставку. Вместо него в июне стал канцлером Франц фон Папен, а в декабре Курт фон Шлайхер, но ни тот ни другой не сумели справиться с трудной ситуацией.

Пока рейхстаг бестолково бурлил и шумел, топчась на месте, в стране нарастало возмущение и разочарование. Быстро следующие друг за другом выборы и роспуски парламента ни одной партии не приносили бесспорного мандата на лидерство.

По Веймарской конституции, предусматривающей пропорциональную представительскую систему, каждая партия получала число мандатов в соответствии с количеством поданных за нее голосов. Депутаты выбирались не прямым голосованием избирателей; каждая партия вносила в свои списки намного больше кандидатов, чем предполагалось выбрать. Порядок внесения своих кандидатов в бюллетень определяло партийное руководство. Естественно, самые «надежные» места предназначались тем кандидатам, которых партия считала самыми важными. Кандидат мог избираться в качестве представителя всей страны или конкретного географического района либо мог быть внесен в оба списка.

Когда становились известны результаты голосования, партийное руководство решало, какой из двух мандатов должен принять прошедший в парламент ее кандидат и на какое место передвинуть следующего по списку кандидата. Эта чрезвычайно сложная и запутанная система выборов только отдаляла политические партии от электората.

У избирателя имелся широкий выбор кандидатов, но избранный представитель не нес перед ним никакой ответственности. Справедливо будет сказать, что Веймарская республика, несмотря на демократическую конституцию, принятую в 1919 году убежденными либералами с самыми благими намерениями, то есть в тяжелейший момент после поражения в войне, все же не стала образцовой демократией. Эта страна, где бюрократия была такой же влиятельной силой, как в Америке во время президентства Франклина Рузвельта, внезапно и без подготовки перешла к республиканскому строю. Чиновничество продолжало играть решающую роль не только в правительстве, но и в политических партиях, в рабочих профсоюзах и в противостоящих им различных организациях работодателей.

Когда на смену имперскому строю пришла молодая германская республика, слово «амтлих» («официально», «официальный»), к которому немцы с детства питали самое глубокое почтение, обеспечивая их послушание и дисциплину, частично утратило свою магическую власть. Однако и до сих пор оно воспринимается крайне серьезно. Любое заявление со словом amtlich (особенно если оно исходит от человека в форме) со стороны правительственной канцелярии, руководства профсоюза, секретариата клуба филателистов или женского кружка кройки и шитья вызывает если не подчинение, то хотя бы уважение.

Партийных функционеров гораздо больше заботила самоотверженная преданность своей партии ее избранных депутатов, чем их ответственность перед избирателями. Фракцьонсцванг (обязательное голосование всей фракции данной партии в соответствии с решением ее большинства или с мнением руководителя фракции) вынуждало депутата под страхом исключения из партии голосовать против своей совести. Депутат католической партии Центра Адам Штегервальд, бывший премьер-министр Пруссии и министр труда, назвал рейхстаг Интерессантенхауфен, имея в виду, что он защищает не принципы, а интересы особых групп.

Население страны было недовольно работой парламентариев. Оно потеряло веру в способность править страной тех институтов, которые само создавало для защиты своих особых интересов – в частности, для защиты интересов профсоюзов. Они не были коррумпированы, просто стали слишком бюрократичны, а потому и слишком неповоротливы и не умели энергично действовать в критические моменты.

Социал-демократическая и центристская партии больше других чувствовали свою ответственность за руководство молодой Веймарской республики. Но они устали, как устают и американские политические партии, когда слишком долго находятся у власти, и оказались не способны предложить конструктивные идеи, которые обнадежили бы народ. Буржуазные партии справа от центра – демократическая и консервативная – были истощены непрерывной борьбой. Деловой мир видел, что усиливающийся политический хаос наносит страшный вред их интересам, и все чаще и настойчивее требовал «твердой руки».

Промышленность приходила в упадок. Тысячи предприятий либо полностью закрывались, либо сокращали рабочий день и даже неделю. Количество безработных составляло от шести до семи миллионов; вместо созидательной работы люди целыми днями стояли в очередях за жалким пособием по безработице. Это был период безнадежности, апатии и отчаяния. Угрожающе росло сочувствие коммунистическим идеям.

Хуже всего была ситуация в Рурском промышленном районе. В этом центре германской индустрии у шахт скапливались громадные насыпи добытого угля, который не находил сбыта. Владельцы угледобывающих предприятий не могли платить своим кумпелс[2]2
  Kumpel (нем.) – шахтер, горняк (разг.).


[Закрыть].

Следует помнить, что уголь – основа основ всей промышленной системы Рура. Даже сегодня Западная Германия обладает 35 % всех залежей угля Западной Европы и 70 % коксующегося угля. Больше нигде в Европе не добывается уголь столь высокого качества. Синонимом Рура стала еще одна крупнейшая отрасль промышленности – сталелитейная, основанная на крайне дешевом угле и газе.

В Руре имелись шесть огромных металлургических концернов. Это, во-первых, «Стальной трест», объединение семи больших металлургических предприятий с томасовскими, мартеновскими и электрическими печами. Во-вторых, всемирно известный концерн Круппа, который неправомерно связывают только с производством оружия. В-третьих, акционерное горно-металлургическое товарищество «Гуте Хоффнунгсхютте Акциенферайн фюр Бергбау унд Хюттенбетриб», в дополнение к своей разветвленной деятельности в районе Рура сотрудничавшее с машиностроительными заводами Аугсбурга и Нюрнберга (концерн М.А.Н., расположенный на юге Германии). В-четвертых, акционерная горно-металлургическая компания Хёша в Дортмунде. В-пятых, семейный сталепрокатный концерн наподобие крупповского «Клёкнер-Верке». И наконец, в-шестых, завод «Маннесман Рёренверке», в основном производящий трубы.

Кроме этих шести гигантов, было еще два концерна, у которых имелись значительные заводы в Руре, но основное производство находилось в других районах Германии, – это концерны «Отто Вольф» и «Фридрих Флик».

В начале Второй мировой войны эти восемь предприятий Рурского района в целом производили 16 млн тонн стали. Для обеспечения бесперебойных поставок первоклассного угля и железной руды, необходимых для высококачественной продукции, каждый из них владел большими угольными и железными рудниками.

Но в начале 30-х годов эта мощная индустрия находилась в опасном положении. Из-за отсутствия заказов приходилось закрывать одну домну за другой. Понятно, что с каждым днем и рабочими и хозяевами предприятий все больше овладевало уныние. Вообще вестфальцы народ трудолюбивый, рассудительный, с устоявшимися взглядами на жизнь, не склонный к поспешным заключениям, поэтому они не легко поддаются политической агитации. Теперь же безработные массы, которым нечем было заняться, начали внимательнее прислушиваться к коварным речам коммунистических ораторов, призывающих «прогнать дымящих баронов»[3]3
  Буквально это слово означало владельцев промышленных предприятий, чьи высокие трубы «усеивали» весь Рурский район.


[Закрыть].

Третьей высокоразвитой и важной отраслью промышленности Рура была химическая. Профессор Норман Дж. Г. Паундс говорил: «Химическая промышленность родилась непосредственно из побочных продуктов перегонки каменного угля. Ресурсы рурских угольных залежей являются богатейшими в Западной и Центральной Европе, кроме, пожалуй, запасов в Верхней Силезии [в настоящее время находится за железным занавесом]»[4]4
  Pounds N.J.G. The Rur. Bloomington, Ind.: Indina University Press, 1952. P. 135.


[Закрыть].

Бесчисленные химические заводы, многие из которых входили в конгломерат германских концернов «ИГ Фарбен», тоже оказались втянутыми в воронку Великой депрессии.

Если вспомнить, что предприятия этих трех промышленных отраслей Рура были сосредоточены на территории меньше 200 квадратных миль и что на них обычно работали 567 тыс. рабочих, то легко понять, насколько напряженной была в этой области политическая, экономическая и социальная обстановка в описываемый период. Частым явлением стали волнения, подстрекаемые радикалами крайне правого и левого толка.

Тяжелая ситуация в Германии влияла и на весь континент. Еще в 1919 году непримиримый критик Версальского договора Джон Мейнард Кейнс указывал на тесную взаимосвязь Германии с остальными европейскими странами. Он писал: «Вокруг Германии, как вокруг центрального стержня, группируется вся остальная европейская экономика, и благополучие всего континента напрямую зависит от процветания и предприимчивости Германии. Ускоренно развивающаяся Германия дает рынок сбыта для продукции ее соседей, в обмен на которую Германия обеспечивает по низким ценам их основные потребности в сырье. Статистические данные показывают всю глубину взаимной связи и зависимости друг от друга Германии и ее соседей»[5]5
  Keynes J.M. The Economic Conseqюuences of the Peace. New York: Harcourt, Brace & Howe, 1920. P. 16.


[Закрыть].

Стоит ли удивляться, что иностранные бизнесмены забрасывали германских партнеров озабоченными вопросами, когда же в стране восстановится спокойная политическая обстановка, чтобы можно было возродить прежние экспортно-импортные отношения. Но германская индустрия ничем не могла их обнадежить.

И в этой обстановке всеобщего тупика отчаяния оглушительно раздался голос провокатора и демагога, обладающего поразительной способностью угодить всем и каждому. Он настолько поражал всех своими топорными ораторскими приемами, непоследовательной логикой, чрезмерным употреблением общих фраз, грубыми манерами, отсутствием каких-либо личных достижений, поверхностным образованием и превратным представлением об истории, не говоря уже о чудовищно нелепых ритуалах, придуманных им для своего продвижения, что большинство убежденных демократов, включая интеллектуальную элиту профсоюзов и социал-демократической партии, не принимали его всерьез – пока не стало слишком поздно. К моменту, когда они очнулись от легкомысленного представления о Гитлере как о какой-то комической фигуре в духе Чарли Чаплина, он успел создать самое мощное политическое движение в современной истории.

Алан Буллок всем нам оказал огромную услугу, описав Гитлера как дьявола, кем он и был на самом деле[6]6
  Bullock A. Hitler, a Study in Tyranny. London: Odhams Press Limited, 1952.


[Закрыть].

Мне доводилось разговаривать с Гитлером, наблюдать за ним вблизи и видеть его в действии. Я считаю анализ Буллока в его книге «Дер Фюрер» самым выразительным и убедительным из всех опубликованных до сих пор. Для понимания причин возвышения и правления Гитлера необходимо отбросить все предубеждения и честно признать, что Гитлер был своего рода гением – да, злым и безнравственным гением, чья растущая мания величия привела его к безумию, но тем не менее гением, в ком жил истинный дьявол, вселивший в него энергию и полное отсутствие какой-либо морали. Человеку его типа, обладающему ораторским даром и оказавшемуся в тяжелейшей ситуации, с какой германская нация столкнулась в начале 30-х годов, не стоило труда воспользоваться этим положением молодой Веймарской республики, тем более что она не получила необходимой поддержки со стороны иностранных государств. Отчаявшийся народ всегда ищет мессию, что мы видели на примере штата Луизиана и ее губернатора Хьюи Лонга. И это ожидание захватывает даже интеллектуальную элиту, если во времена нестабильности и неуверенности в завтрашнем дне на политической арене появляется человек, который интуитивно находит нужный психологический подход и объявляет себя спасителем нации. Вообще человек абсолютно уверенный в себе и обладающий неиссякаемой энергией неизменно привлекает к себе интеллектуалов.

Адольф Гитлер рисовал прекрасное будущее объединенной нации, свободной от борьбы политических партий, от классовой борьбы, от угрозы безработицы, от иностранного вмешательства, гордо занимающей «подобающее ей место» среди других народов, признающих ее права и законы.