Текст бизнес-книги "Реальное воздействие. Как инвестиции помогают построить лучший мир"

Автор книги: Морган Саймон

Раздел: Экономика, Бизнес-книги

Открыть ящик Пандоры: хорошего понемногу

Это случилось летом 2003 года. Мне было двадцать лет. Я работала в Сьерра-Леоне под эгидой Special Court – организации, спонсируемой ООН, которой было поручено разбираться с последствиями десятилетней гражданской войны, бушевавшей в этой стране. Я изучала экономику и политологию в Swarthmore College и мечтала о возможном назначении от USAID (Агентство США по международному развитию. – Ред.) или даже ООН.

Меня направили в местную некоммерческую организацию Green Scenery, которую возглавлял стипендиат Ашоки Джозеф Рахалл. Моя задача состояла в том, чтобы оценить ситуацию и предложить улучшения спонсируемой правительством программы по озеленению, которая недавно была запущена и по неизвестным причинам потерпела неудачу. Это была нетипичная задача в области обеспечения реализации прав человека. Не во всех странах женщины боятся заготавливать древесину из страха подвергнуться нападению. На волне массовой миграции в «безопасные» города и прибрежные районы, а также из-за чрезмерной нагрузки по сбору урожая в условиях войны заготовка древесины занимала у женщин в среднем по шесть часов в день. Быстрая высадка деревьев была основным приоритетом для правительства Сьерра-Леоне, поскольку подавляющее большинство населения использовало дрова для ежедневного приготовления пищи.

Моя работа подразумевала длительное нахождение в сельских районах, где из-за нищеты люди ели лишь один раз в день: рис с зеленью и немного сушеной рыбы, ежедневно около трех часов дня. Если разнообразие – это приправа жизни, то мне явно было ее маловато. И, определенно, я получала намного меньше калорий, чем привык мой организм.

Однажды днем я проезжала через Бо Таун, столицу провинции Бо в юго-восточной части Сьерра-Леоне. Я остановилась около уличного торговца, чтобы пообедать. Это были рис, зелень и сушеная рыба, стоившие 500 леоне за тарелку, что в то время было эквивалентно 20 центам. Затем я отправилась на местный рынок, чтобы запастись необходимыми продуктами, прежде чем совершить следующую поездку в деревню. Хотя мне было крайне неудобно протаскивать еду к себе в комнату, но я постоянно покупала Weetabix (пшеничный батончик из спрессованных хлопьев) и другие лакомства, чтобы иметь возможность питаться дважды в день, что было огромной роскошью в деревне.

Мой взгляд привлек блестящий предмет на тележке у уличной продавщицы: банка тунца! К сожалению, я слишком увлеклась мечтами о бутерброде с тунцом. Я подняла банку, на ней были четко отпечатаны эти слова:

Всемирная продовольственная программа

Не для продажи

От правительства Японии

Я спросила у продавщицы, сколько она хочет за банку. Оказалось, 2500 леоне, или чуть более 1 доллара. Я указала на этикетку «Не для продажи» и спросила, где она ее взяла. Она улыбнулась в ответ и сказала, что она свободно говорит на трех языках, но не может прочитать надпись на банке. Ее интересовало, куплю я банку или нет, и если нет, то я должна позволить ей продолжить ее работу.

Она была очень убедительна, и я купила эту банку. На эти 2500 леоне, которые я ей отдала, женщина могла купить пять порций еды для себя и своих детей. Говоря рациональным экономическим языком, очевидно, что продажа банки тунца была наилучшим способом ее использования.

К счастью для нее, у меня как у работника социальной помощи, получающего стипендию в долларах США, были свободные средства. На них можно было купить у нее эту банку, поскольку, очевидно, никто другой в округе не собирался платить 2500 леоне за банку тунца, которая должна быть бесплатной.

Благодаря правительству Японии, пожертвовавшему лишнюю банку тунца для Всемирной продовольственной программы, которая провезла ее через весь мир, чтобы накормить нуждающихся, женщина, работающая на улице, смогла понять, что она может съесть примерно в тридцать пять раз больше калорий, чем содержалось в банке, если она продаст ее американскому волонтеру.

На обратном пути в деревню, произведя очень грубые математические расчеты, я поняла, что банка тунца принесла как минимум в сто раз бо́льшую экономическую выгоду другим людям – включая японских рыбаков, правительственных агентов в Токио и директоров Всемирной продовольственной программы в Риме и Фритауне, – чем предполагаемому бенефициару. Теоретически, бенефициаром оказания помощи является тот, кто получает наибольшую выгоду. В тот момент мне стало совершенно ясно, что, если я продолжу карьеру в качестве работника социальной помощи, баланс в моей жизни будет создавать гораздо большую ценность для тех, кто обладает властью, чем для тех, кому предназначена помощь.

Структурные ограничения оказания помощи

Эта история – просто микрокосм макровызовов системы оказания помощи. Ирония заключается в том, что благотворительные ресурсы используются в качестве корректирующего механизма, дополняющего нашу экономическую систему, а не для прямой помощи людям. Но такой корректирующий механизм на самом деле не является корректирующим: объем товаров, услуг и денежных средств, предоставляемых органами государственной помощи, благотворительными организациями, частными пожертвованиями и через прочие каналы, – это просто капля в море мировой экономики. Эти действия никогда не смогут обеспечить необходимое количество ресурсов достаточному количеству людей, освободить больше энергии, возможностей и знаний для успешной борьбы с укоренившимся порядком вещей и отрегулировать экономику таким образом, чтобы та могла обеспечить лучшую жизнь людям, их детям и детям их детей.

Каждый год фонды США выделяют около 46 миллиардов долларов на благотворительность. Да, это большие деньги. Но давайте сравним: ежедневно в мировой экономике оборачивается около 196 триллионов долларов. Это как если бы произошел разлив нефти, покрывающий 4268 кв. миль океана, и вам предоставили бумажные полотенца общей площадью в одну кв. милю для ликвидации нефтяных пятен. Удачи с этим[5]5
  P. L. Rosenfield, A World of Giving: Carnegie Corporation of New York – A Century of International Philanthropy (New York: PublicAffairs, 2014); D. Farrell, S. Lund, O. Skau, C. Atkins, J. Mengeringhaus, and M. Pierce, Mapping Global Capital Markets: Fifth Annual Report, McKinsey Global Institute, 2008.


[Закрыть].

Более того, только 12 % пожертвований фонда идет на финансирование работы по обеспечению социальной справедливости[6]6
  The Foundation Center, Social Justice Grantmaking 2: Highlights (New York: The Foundation Center, 2009).


[Закрыть]. Это означает, что 86 % ваших бумажных полотенец будут переданы в оперу или в балет или для вышивки имени университета, так что теперь у вас осталось ровно 230 кв. ярдов бумажных полотенец, с помощью которых вы надеетесь убрать нефтяное пятно площадью 4268 кв. миль. Я не говорю, что искусство и образование не являются прекрасными и важными сферами, но подавляющее большинство пожертвований направляется в учреждения, которые уже относительно богатые или преимущественно служат обеспеченным людям и которые существуют в самых процветающих странах на планете.

Наконец, по закону американские фонды обязаны отдавать минимум 5 % своих ресурсов каждый год. При этом не обязательно, чтобы их оставшиеся ресурсы, которые, в общем и целом принимая ту или иную форму инвестиций, имели бы какое-либо отношение к их программным заявлениям, помимо создания дохода[7]7
  Internal Revenue Manual, Internal Revenue Service, 2016, June, 3, 2016.


[Закрыть]. По сути, это означает, что фондам разрешается осуществлять 95 % своей финансовой деятельности в противоречии с собственными программными заявлениями и целями. Это невероятная налоговая и управленческая лазейка, которая может сойти с рук очень немногим секторам экономики.

Только представьте на мгновение, что президент нефтяной компании провел 95 % своего времени на поле для гольфа и 5 % своего времени посвятил добыче нефти. Или что вы, несмотря на то что вам платят за работу в офисе с 9:00 до 17:00, просто забегаете в офис на 24 минуты в день. Разве вас не уволят?

По-видимому, в мире благотворительных фондов – нет. Тем не менее медленно, но верно мир осознает этот колоссальный перекос, пытаясь его разоблачить и устранить.

Еще в 2007 году газета моего родного города, Los Angeles Times, опубликовала серию статей о Фонде Гейтса, в которых рассказывала о подводных камнях благотворительности. В этих статьях приводилась аргументация для согласования финансовых и благотворительных инвестиций с четко сформулированным набором ценностей. В первой статье «Темная туча над фондом добрых дел Гейтса» рассматривался совокупный эффект от благотворительной деятельности фонда и его инвестиций в регион дельты Нигера[8]8
  Один из беднейших районов Африки. Прим. пер.


[Закрыть].

В ней говорилось, что Фонд Гейтса вложил 218 миллионов долларов в иммунизацию против полиомиелита и кори во всем мире, в том числе в дельте реки Нигер. По данным The Times, «в то время, как фонд финансировал прививки для охраны здоровья, он также инвестировал 423 миллиона долларов в компании Eni, Royal Dutch Shell, Exxon Mobil Corp., Chevron Corp. и Total of France – компании, ответственные за загрязнение дельты Нигера, чьи действия выходят за пределы дозволенного в Соединенных Штатах или Европе»[9]9
  C. Pillar, E. Sanders, and R. Dixon, Dark Cloud over Good Works of Gates Foundation, Los Angeles Times, January, 7, 2007.


[Закрыть].

С точки зрения бизнеса, это похоже на то, как если бы Фонд Гейтса основал автомобильную компанию, а затем отправил два бульдозера, чтобы уничтожить каждую машину, сошедшую с конвейера. По сути, именно этим и занимается благотворительность каждый день. Фонд зарабатывает деньги на инвестициях в промышленность, не соответствующую экологическим стандартам, а затем отдает 5 %, чтобы попытаться исправить ошибки, вызванные вложением остальных 95 %.

Учитывая его огромный вклад и влияние, Фонд Гейтса оказался легкой мишенью, однако десятилетие спустя он стал очень активным импакт-инвестором. Но во времена публикации критической статьи он, как и многие другие благотворительные учреждения, практически ничего не делал для общества, как, впрочем, и многие организации сегодня. И, осмелюсь сказать, их действия ничем не отличаются от того, что делаем мы все как обычные граждане, когда вкладываем наши деньги в финансовые институты, блаженно пребывая в неведении относительно последствий и влияния нашего выбора на людей и планету.

Так какой же выбор у нас есть? Что же делать меценату, если благотворительная система превращает нас в Давида в его битве с Голиафом?

Вот как Джеймс Карвилл ответил Биллу Клинтону: «Это экономика, тупица»[10]10
  R. J. Samuelson, It’s Still the Economy, Stupid, Washington Post, February, 3, 2016.


[Закрыть].

Глава 2
Экономическая активность и импакт-инвестиции

Банка тунца помогла мне осознать пределы помощи в рамках благотворительности, в итоге направив меня на новый путь – к импакт-инвестициям. Я начала размышлять о том, как более эффективно решать вопросы, которые меня волновали. В чем корень всех проблем? И есть ли у меня сравнительные преимущества в мировом сообществе активистов в условиях той мировой экономики, где доминируют интересы США?

Как и многих моих коллег по колледжу, меня всю жизнь учили верить в то, что я способна решить любую проблему. В некотором роде такое высокомерие сослужило мне хорошую службу: действительно, ощущение, что я никогда не потерплю большую неудачу, является движущей силой моей деятельности. Но иногда мне приходилось проверять реальность ограничений индивидуальной эффективности на двух уровнях:

1. Главное правило, которому учат поборников социальной справедливости (особенно белых, принадлежащих привилегированному слою общества), состоит в том, чтобы взять на себя инициативу в обделенном сообществе, которому вы хотите помочь, – и не только для блага других, но и для собственного освобождения. Ваш опыт может внести важный вклад, но он должен быть соответствующим образом вписан в контекст. Согласитесь, вы не можете определять приоритеты другого человека и, следовательно, никогда не сможете действовать в одиночку для решения коллективной проблемы.

2. Независимо от полномочий, в соответствии с которыми вы работаете, существуют пределы эффективности отдельных действий в рамках поврежденных систем. Иногда вам просто нужно изменить саму систему. Чтобы сделать это, вы должны выяснить, в чем суть проблемы, и сразу же приступить к ее решению.

Учитывая мою относительную неопытность, я все же осознала всю тщетность тех усилий, которые я и другие молодые люди из элитных колледжей предпринимали, чтобы служить людям в развивающихся странах или в сообществах США, не определив, где мы больше всего необходимы и где мы можем быть наиболее эффективными. Мы попали в ловушку, сосредоточившись больше на том, что интересно нам, а не на том, что может быть действительно полезно другим.

Я также начала осознавать, что насущные проблемы, которые я надеялась решить в ходе работы в области развития, – нехватка продовольствия, чистой воды, жилья, образования и антисанитария – в значительной степени были обусловлены глобальными экономическими силами – моделями, политикой, компаниями, созданными в США. Если бы я захотела помочь коренным жителям Эквадора, окружающая среда и здоровье которых пострадали от деятельности нефтяных компаний США, работающих в их регионе, и полетела бы к ним ближайшим рейсом, чтобы бороться вместе с ними – как будто я каким-то образом лучше них знала, чем им можно помочь, – вряд ли я реально изменила бы ситуацию. Самое эффективное, что я могла сделать, будучи американской студенткой колледжа в пригороде Пенсильвании, – это заставить американские компании привести свои дела в порядок.

Привлечь к ответственности нефтяные компании в Эквадоре, вероятно, ненамного проще, чем эффективно доставлять продовольственную помощь в Сьерра-Леоне. Но как граждане Соединенных Штатов, как и любой другой нации, мы имеем некоторую власть над политиками и корпорациями, рожденными на нашей земле. Мы просто склонны слишком легко отказываться от своей силы, вместо того чтобы использовать эту власть в нашей собственной игре.

Нация неизвестных миллиардеров

Когда активисты организуют кампанию, они часто начинают с «анализа власти», определяя, кто имеет полномочия изменить ситуацию, а затем рассматривают, кто или что может реально повлиять на эти центры силы. (В идеале хорошо бы также изменить эти институты таким образом, чтобы власть не находилась в столь тесной связи с компаниями, но обычно речь идет о серии небольших политических побед, способных в итоге привести к общим структурным изменениям.)

Власть неизбежно связана с деньгами. Кому выгодны определенный статус-кво или деструктивное поведение и какие изменения необходимы для того, чтобы такой порядок вещей стало невыгодно поддерживать? Как модифицировать факторы принятия решений, чтобы получать результаты, отличные от традиционно получаемых?

Обычно предполагается, что те, кто хочет изменить несправедливую систему, имеют ограниченный доступ к ресурсам, а те из нас, кто не является белым и не имеет высшего образования или высокого происхождения, имеют еще меньший доступ. Мы воспринимаем институты и сверхбогатые компании как носителей колоссального благосостояния, которыми при этом управляет крошечная группа индивидуумов – так называемые 10 % против одного[11]11
  Имеется в виду вариация «Золотого миллиарда». Прим. пер.


[Закрыть]. Поскольку эта реальность болезненна для тех из нас, кто не входит в финансовую элиту, мы можем избегать вопроса об инвестициях и их влияния на экономические системы. Это кажется совершенно недостижимым, чтобы быть эффективным.

Но когда вы задумываетесь о том, кто на самом деле финансирует наши богатые институты, кому они служат с точки зрения закона и, следовательно, кто может оказывать на них влияние, вырисовывается другая картина. Будучи студенткой в Swarthmore College, я обнаружила, что можно обладать властью миллиардера, даже не подозревая об этом.

Swarthmore, как и многие другие элитные колледжи, имеет фонд почти в два миллиарда долларов[12]12
  Finance and Investment Offices, Swarthmore College, n.d., https://www.swarthmore.edu/finance-and-investment-office, February, 2, 2017.


[Закрыть]. Как некоммерческое учреждение, колледж по закону обязан вкладывать эти деньги в поддержку своей образовательной миссии и в служение своим студентам. В этом отношении колледж ничем не отличается, к примеру, от пенсионной системы государственных служащих штата Калифорния (CalPERS), которая с целью получения прибыли инвестирует в пенсионные фонды средства калифорнийских учителей, контролируя таким образом инвестиции в размере около 300 миллиардов долларов, или от пенсионной системы работников города Нью-Йорка (NYCERS), на которую возложена обязанность по сохранению пенсионных накоплений в размере 47 миллиардов долларов США[13]13
  Investments, California Public Employees’ Retirement System (CalPERS), n.d., https://www.calpers.ca.gov/page/investments, June 4, 2016; M. Braun, NYC Pension Weighs Liquidating $1.5 Billion Hedge Fund Portfolio, Bloomberg, April 13, 2016.


[Закрыть].

Подобно мне, или воспитателю детского сада в Окленде, или санитарному работнику в Бронксе, или работнику с минимальной заработной платой, имеющему банковский счет в крупном учреждении, почти каждый в Соединенных Штатах имеет какое-то отношение к учреждению, инвестирующему не менее одного миллиарда долларов. На определенном уровне мы все миллиардеры, когда речь заходит о влиянии на то, куда идут наши деньги в экономике. Вопрос заключается в том, как мы используем свои возможности.

В 2007 году я провела семинар по вопросам импакт-инвестиций на самом первом Социальном форуме США (USSF), проходившем в Атланте. USSF – это собрание общественных активистов, выходцев со Всемирного социального форума (WSF).

У семинара, который проводился буквально в подвале, была минимальная реклама, и я понятия не имела, кто там будет присутствовать (если вообще кто-то придет). Когда я вошла в комнату, пять белых представителей Resource Generation, прогрессивной организации, которая помогает молодым богатым благотворителям эффективно действовать в целях социальной справедливости, уже сидели в первом ряду с ноутбуками на коленях.

«Отлично, – подумала я, – хорошая небольшая группа со схожими целями. Здесь мы сможем реально поговорить». А примерно через десять минут в помещение вошла делегация из тридцати (или около того) чернокожих женщин в ярко-фиолетовых рубашках Международной службы SEIU. Они приехали на конференцию в Атланту из Техаса на автобусе. В ходе знакомства эти женщины сказали, что, хотя они и не ожидали, что когда-либо станут миллионерами, им известно, что их пенсионный фонд является ресурсом власти, и им было бы любопытно узнать, как они могут более активно использовать свою коллективную власть в качестве инвесторов.