Текст бизнес-книги "У Купидона картонные крылья"

Автор книги: Рафаэлла Джордано

Раздел: Современная зарубежная литература, Современная проза

Сцена 4

Роза

Когда Мередит входит, она кажется совершенно разбитой. Раскрываю руки и крепко прижимаю ее к груди. Мы как две подушки безопасности, полные нежности.

– Милая моя, в каком же ты состоянии! Входи, ты совсем замерзла.

– Спасибо, Роза, просто…

– Тихо! Не так громко! Кесия спит. Не разбуди мою принцессу. Понадобилось три сказки и две считалки, чтобы ее уложить.

Мередит входит, снимает свои каблуки и садится, съежившись, на диван. Она знает мой дом наизусть.

– Почему ты плачешь?

– Тихо, Ромео! Не вмешивайся!

Ромео – это мой какаду. Роскошный розовый какаду, которого мне подарили на день рождения, когда мне исполнилось 15. Двадцать лет взаимной любви. Ромео как второй ребенок в доме. Это не тот случай, когда попугай – просто птица.

Его когнитивные способности выше среднего. До такой степени, что за ним регулярно наблюдает команда ученых, они без конца тестируют его. Я позволяю им это делать, так как Ромео это, кажется, забавляет. Особенно он чувствителен к настроению, вот и в этот раз сразу понимает, что с моей подругой что-то не так, и в три взмаха крыльев подлетает к ней.

– Как дела, птичка?

Мередит жалко улыбается моему розовому попугаю с серыми крыльями. Ромео пытается ее очаровать, распуская гребешок цвета «карусели», как говорит моя дочь.

Подруга нежно поглаживает перышки одной рукой, а другой пытается стереть тушь со щек. Я вздыхаю, немного раздраженная. Несмотря на привязанность к Мередит и желание поддержать ее, я думаю о том, что она сама придумала эту идиотскую идею бросить Антуана, чтобы найти себя. Я ничего ей не говорю, чтобы не ранить еще больше, но настроена я скептически.

Если бы весь мир так тщательно готовился к Большой любви, не осталось бы ни одной пары на Земле! Наконец… Я считаю, что она, главным образом, струсила. Было понятно, что у них все серьезно. Я уверена, Антуан был в двух шагах, чтобы сделать ей предложение. Но Мередит не готова к этому серьезному шагу – супружеской жизни. Точно нет.

Мы провели несколько часов, разговаривая об этом. С моим приземленным здравым смыслом мне и правда трудно понять, почему она не может просто наслаждается любовью, без всей этой ерунды. Такие, как Антуан, на дороге не валяются. И ведь это я их познакомила! Я пыталась втолковать ей, предупредить об опасности: потеряет же парня. Но ничего не подействовало. Мередит убеждена в своем нелепом плане.

Она считает, что этот тайм-аут, это ее глупое исследование позволит понять секреты настоящей Любви, которая не так проста, как в сказках с феями или голливудских фильмах с неизменно счастливым концом. Может, и так. Но меня не покидает мысль, что это больше похоже на забегание вперед.

Что бы там ни было, я смотрю на нее, съежившуюся на диване, заплаканную, и мне за нее больно. Я собираюсь немного подождать, прежде чем расспросить, как это все произошло…

– Что будешь пить, дорогая? Кофе, травяной чай? Тройной ром?

Немного юмора спасает от всего. Мой дедушка Викторин Мартиник мне всегда это говорил.

Мередит слабо улыбнулась.

– Чай с ромом!

Отлично. Не все потеряно. Есть надежда. Ухожу на кухню приготовить утешительный напиток.

Вот уже пять лет я знакома с Мередит. Она стала мне больше чем подругой – сестрой. И партнершей по сцене. Если рассказать подробнее, в тот момент, когда я ее увидела, входящую в коридоры нашего учебного театра на улице Фрошо, она показалось мне беззащитной и одинокой, но, не знаю почему, совершенно неотразимой, способной пленить весь мир.

Особенно мужчин. Я думаю, у нас все были влюблены в нее по очереди. И я, как и другие, находила ее потрясающей. Она не просто «красивая». Она трогательная, не осознающая до конца своей неотразимости. Темно-русые, с золотыми бликами волосы, небрежно спадающие на плечи, губы, словно нарисованные Роденом, маленький носик, усыпанный веснушками, и светло-зеленые глаза… Чудо как хороша! Но у нее есть и недостатки: небольшая грудь и вечно обгрызенные ногти; если б не это, она была бы неприлично красивой.

После того как мы познакомились, у меня был выбор: или тихо ненавидеть ее, или стать ей лучшей подругой. Я выбрала второй вариант.

Свистит чайник, я слышу, как закипает вода. Достаю два пакетика травяного чая и наливаю почти полный стакан рома. Что уж мелочиться!

Мередит стоит в проеме двери.

– Тебе помочь?

– Нет, возвращайся в тепло под плед, я сейчас приду.

Вижу, как она уходит, и улыбаюсь про себя. Кто лучше, чем я, понимает странные действия этой малышки? Иногда она кошка, иногда пантера… Нежная и жестокая. Робкая и скрытная. Все в ней противоречит друг другу. Смесь жанров, и эта смесь никого не оставит равнодушным. Очевидно, что в ней пытаются ужиться остатки буржуазного воспитания с ее бунтующим характером, который плюется огнем, характером, изрешеченным сложным сознанием.

Помню, как она боялась сцены в самом начале: перед каждым выступлением вонзала свои короткие ноготки мне в плечо в безумной тревоге. Для Мередит появиться перед публикой – пытка, страх скручивает ей живот, однако же она выбрала театральные подмостки. Позже я узнала, в чем дело: ее семья, живущая в провинции, была крайне враждебно настроена против ее планов стать актрисой, а Мередит, в свою очередь, никак не могла смириться с тем, что ее родители устраивают ее жизнь так, как нужно им. Учеба, карьера, свадьба, дети… Нормальность. Какое гадкое слово. Однако она попыталась соответствовать: три года на факультете экономических и социальных наук в университете Лилля. Но эта тюрьма была не для нее – постепенно она стала чахнуть, и это все могло бы закончиться депрессией. Именно так. Депрессия – это когда нет желания вылезать из постели, а проехать квартал кажется уже целым олимпийским подвигом. Проблема, наверное, в привычках, которые становятся камнем, тянущем на дно.

Потом умерла ее бабушка, и несколько месяцев скорби после ее кончины стали для Мередит спусковым механизмом. Пожилая дама была ее единственной союзницей. Она не прекращала подбадривать ее и говорила, чтобы та обязательно попытала свое счастье, ни на минуту не сомневаясь в актерском таланте своей внучки. Я уверена, что смерть бабушки придала Мередит сил освободиться от родительского контроля и осмелиться, наконец, жить той жизнью, о которой она мечтала.

Возвращаюсь в гостиную с чаем и ромом, ставлю поднос на стол и смотрю на Мередит.

– Давай рассказывай.

* * *

Мередит

Моя Роза… Когда она открыла дверь, я сразу ощутила прилив благодарности. За несколько лет она стала мне матерью, сестрой, другом. Она одна – моя семья. Я не знаю почему, но Роза одна из немногих людей, увидев которых сразу начинаешь улыбаться. Лучик солнца, способный осветить целую площадь.

Она слушает меня так внимательно, так терпеливо, а я смотрю на ее прекрасные волосы и будто бы вижу ореол над ее головой.

Какая она красавица! Роза – это имя мама дала ей в честь певицы Роуз Калипсо, которую она постоянно слушала. А сама Роза обожает Сезарию Эвору, богиню Кабо-Верде.

Пока я рассказывала ей о нашем решении с Антуаном – расстаться на полгода, я видела, как между ее бровей пролегли две маленькие морщинки, а в глазах цвета светлого ореха с изумрудно-зелеными крапинками засверкали слезинки.

– Нет, ты видишь, до какого состояния ты себя довела? – говорит Роза. – Твой поступок меня искренне расстраивает. Такое чувство, будто тебе нравится портить себе жизнь…

Ее креольские серьги двигаются в ритм ее возмущенным словам. Я тронута, что она переживает.

– Это не так, Роза… Уверяю тебя, я продумала все варианты, но, пусть это и сложно признать, мне кажется, я поступила правильно. Мне нужен тайм-аут, чтобы понять, почему я стою на месте и имеют ли шанс на существование наши отношения.

Она ворчит, я ее не убедила. Делаю большой глоток горячего чая.

– Будь осторожнее! – улыбается моя фея. – Мне надо было принести воды, чтобы разбавить кипяток.

Послышался звук открывающейся двери, затем – тоненький голосок:

– Мама! Что происходит?

Роза отпускает несколько креольских ругательств. Кесия проснулась: я слишком шумела. Она такая малышка, ее дочурка, в ночной рубашке с рисунком единорога, не расстается со своим зайчиком, старым и потрепанным, с одним глазом. За пять лет ему многое пришлось пережить в руках Кесии.

– А, ты здесь! Этого еще не хватало! Завтра в саду будешь носом клевать! Давай быстро в кровать!

Она ловко подхватывает на руки свою заблудшую овечку и сажает на плечи. Они такие разные! Кесия кажется маленькой креветкой в сильных руках матери. Молочная кожа, длинные темно-русые волосы, большие голубые глаза… Ни одной зацепки, которая позволила бы думать, что она может быть дочкой Розы. Сколько раз моя подруга была смущена тем, что ее принимали за няню! Законы генетики непредсказуемы… Девочка все взяла от отца, породистого шведского стюарда, соблазненного между двумя прилетами в Париж и улетевшего в свою Швецию сразу после того, как он узнал о свалившейся на его голову беременности.

Кесия оплетает ногами бедра матери, цепляется руками за шею.

– О, давай поиграем в лошадку, мама! – умоляет малышка.

– Не сейчас, моя девочка! Пойдем спать!

– Ну, пожалуйста…

Роза, изображая лошадку, весело скачет по комнате.

– Н-но! Н-но! – кричит девочка, довольная.

Ничего себе, забавный способ заставить ее уснуть, думаю я.

Моя подруга взрывается счастливым смехом, который я так люблю. Она всей душой соглашается на игру с дочкой. Тут же вмешивается Ромео и начинает имитировать ржание животного. Каждый раз я восторгаюсь его талантами подражателя. Попугай взлетает на голову Розы и клюет ее между криками. Настоящий цирк!

Понимая, что надо бы угомониться, Роза делает вид, что сердится.

– Так, все, хватит, хватит! Уже половина первого ночи, в конце-то концов!

Спрашиваю:

– Я могу чем-нибудь помочь?

– Нет, не двигайся. Возвращайся на свое место. И ты, в кровать!

Она говорит это тоном капрала, ослушаться невозможно. Воспитывая дочь одна, она должна уметь играть любую роль: и матери-пряника, и матери-кнута… Менять маски.

Роза суетится в комнате Кесии, укладывая ее, а я остаюсь одна с Ромео. Птица, раздраженная тем, что ей не дали порезвиться, кидает на меня мрачный взгляд. Я это понимаю.

Говорю:

– Эй, приятель. Жизнь не так проста!

– Не пррррроста! – повторяет он, нажимая на звучность первого слога.

Вернувшись, Роза находит меня курящей на маленьком балкончике, это ей не нравится.

– Так, быстро заходи, ты, видимо, хочешь себя убить. Когда ты собираешься бросить?

– Когда буду по-настоящему счастлива, – отвечаю я.

Она быстро раскладывает диван-кровать, так как спальня у нее только одна – у ее дочери.

– Придется потесниться! – говорит моя подруга, нисколько не опечаленная этой перспективой. В качестве ночнушки она выдает мне одну из своих футболок, которая размеров на десять больше и доходит мне до колен. Чищу зубы, чтобы прогнать вкус табака, и ныряю под одеяло. На мне остаются колготки. Я дрожу от холода. И не только.

Мы болтаем еще несколько минут.

– Ну ладно, утро вечера мудренее.

Роза гасит свет, желая мне спокойной ночи. А я знаю, что она будет длинной.

Сцена 5

Мередит

Обратный отсчет: 182 дня

Будильник звонит в 7:30. Малышка собирается в детский сад. Чтобы дать мне поспать, Роза пытается говорить как можно тише. В отличие от Кесии, которая, как каждый уважающий себя пятилетний ребенок, говорит громко; к тому же она взволнована моим присутствием.

– Почемууу Мередииит спииит здесь?

Не могу сказать, что я в восторге от детских воплей, особенно когда они молотком стучат по моей бедной голове.

– Тихо! Говори тише, моя девочка! Мередит очень опечалена, она немного побудет здесь.

– А она вообще собирается вернуться домой?

– Кесия! – смущается ее мама.

Она ведет ее в кухню, чтобы напоить горячим шоколадом и накормить любимый молочным хлебом с медом. Как же вкусно пахнет… Я бы тоже поела. Но сил подняться с дивана нет.

Заворачиваюсь в одеяло, закрываю голову подушкой. Больше не шевелиться. Никогда не выходить из этого душного логова. Забыть глупое решение отдалиться от Антуана… Что это на меня нашло?

Потом я все-таки выползаю. Роза и Кесия готовы уходить.

– Надевай куртку, Кесия. Поторопись, или мы опоздаем!

Девочка влезает в куртку. Роза помогает ей, нетерпеливо застегивая молнию. Ее взгляд падает на кроссовки с болтающимися шнурками.

– О нет! Кесия, ты переходишь все границы! Ты же знаешь, что в сад нельзя надевать обувь с моргающими подошвами! Почему ты не надела свои розовые, с липучками?

Я улыбаюсь: самой мне гораздо больше нравятся светодиодные кроссовки!

Роза смотрит на часы и ворчит:

– В любом случае переобуваться нет времени! Сама виновата. Тебя отругает воспитательница.

Кесия делает вид, что огорчена, но на самом деле я вижу ее светящиеся глаза. Девочка выиграла эту партию. Ох уж плутовка!

– Так, я пошла! – бросает мне Роза. Оставайся столько, сколько захочешь, ладно? У меня встреча утром, я вернусь в полдень.

– Спасибо, ты прелесть. Но, думаю, я вернусь домой.

– Как хочешь. Созвонимся.

– Роза?

– Да?

– Спасибо за все.

После их ухода плетусь на кухню, где надеюсь приготовить кофе. Немного смущенный Ромео следует за мной. Как только я оборачиваюсь, он застывает на месте. Я играю с ним в прятки и улыбаюсь, в который раз впечатленная его способностями. Ну как не погладить по головке такую умницу! Наклоняюсь и глажу. Он удостаивает меня воркованием, его зрачки расширяются от удовольствия. Кажется, я нашла путь к сердцу Ромео…

Открываю шкафчики в поисках кофе. Стою как вкопанная перед кофемашиной и смотрю, как капля за каплей из рожка вытекает спасительный эликсир. Слышу звук где-то в стороне. А, Ромео… Он что-то вытащил из мусорного ведра.

– Эй, маленький клоун! Ты уверен, что твоя хозяйка разрешает тебе это делать?

Попугай начинает расхаживать вокруг меня, распевая во все горло песню Рианы! Эта птица абсолютно чокнутая…

Вижу на столешнице шишку и протягиваю ему. Он умолкает и тут же начинает клевать ее. А я начинаю завтракать. Хрустим в унисон. Аромат горячего кофе восхитителен. Затем горячий душ. Теперь можно и выдохнуть.

Пар идет изо рта. Январь совсем не шутка. Скорее бы вернуться домой, но мне не хватает мужества. Весь день нарезать круги в четырех стенах, думая о нем, ну спасибо! Быстрая ходьба всегда помогает. Мысли, приставучие, как жвачка, понемногу испаряются. Так как я живу на авеню Ломьер в 19-м округе, решаю сделать крюк через Бют-Шомон.

Сколько же часов я провела, наслаждаясь этим чудесным парком, с тех пор как приехала в Париж пять лет назад… Он видел все краски моих настроений. Я знаю самые укромные уголки, гроты, каскады, уютные прудики. Но особенно мне нравилось приветствовать деревья. Мы в каком-то смысле друзья. Их спокойное могущество дает мне энергию и возвращает силу.

Этим утром безлюдный парк обволакивает густой туман. Здесь сложно поверить, что ты в Париже. Никого, кроме нескольких бегунов.

 
Бывают дни – с землею точно спаян,
Так низок свод небесный, так тяжел,
Тоска в груди проснулась, как хозяин,
И бледный день встает, с похмелья зол[3]3
  Из стихотворения Ш. Бодлера, перевод И. Ф. Анненского.


[Закрыть].
 

Я знаю наизусть это стихотворение: Бодлер, «Сплин». Когда на улице такая погода, строки сами приходят на ум. Как же это созвучно с моим сегодняшним настроением. Даже мои друзья-деревья сдались, в бессилии меня ободрить.

Приближаюсь к каменному мосту, перекинутому через озеро. Это одно из ключевых мест парка. По спине пробежал холодок. Не этот ли мост называют «мостом самоубийц»? Начинаю дрожать. Этот мост, храм Сивиллы, темные стволы деревьев – такое чувство, что я попала в ожившую картину Делакруа.

Тяжело шагаю по мосту, останавливаюсь на полпути, опираюсь на перила. Красиво. Грустно. Роюсь в сумке, чтобы найти пачку сигарет, потом пытаюсь зажечь сигарету на ледяном ветру.

Шесть месяцев не видеть его… Или больше. Вдруг до меня доходит: поддавшись своей импульсивности, я могу бесповоротно потерять Антуана.

Мне так горько, что я начинаю рыдать. Сигарета гаснет. Снова достаю зажигалку. Она такая красивая, серебряная – это подарок Антуана. Один неловкий жест, и зажигалка выпадает у меня из рук. Я издаю пронзительный вопль – зажигалка летит к воде. Пытаюсь ее поймать, наклоняюсь и тяну руки. Вдруг чувствую, как кто-то сзади обхватывает меня руками. На этот раз я кричу от неожиданности.

Кто-то отталкивает меня в сторону. Я падаю и вижу темную фигуру, склонившуюся надо мной. Мужчина. Крепкий. Господи, что ему от меня нужно? Я лежу на земле в безлюдном парке. А вдруг он маньяк? Ну и кошмар…