Текст бизнес-книги "Радикальная неопределенность. Манифест о природе экономических кризисов, их прогнозировании и преодолении"

Автор книги: Ричард Букстейбер

Раздел: Экономика, Бизнес-книги

Неожиданное стремление Джевонса продемонстрировать связь между появлением солнечных пятен и кризисами основывается на двух идеях: во-первых, для того чтобы экономическая теория была полной и действенной, она должна выходить за рамки повседневности и объяснять кризисы. Во-вторых, экономика «носит чисто математический характер. Мы не можем создать истинную теорию экономики без помощи [математики]». Я согласен с его первым утверждением. Современная экономика согласна со вторым. Мотивация Джевонса в погоне за солнечными пятнами по-прежнему остается в центре экономики, но неуклонное следование математике не позволяет предсказать кризисы сегодня так же, как и в те времена, когда Джевонс интересовался солнечными пятнами.

Не нужно заходить так далеко, чтобы испытать неудачи в прогнозах. Одно дело – предсказать, где изменится ход битвы. Но другое – и до, и во время Великой рецессии экономисты не могли даже сказать, находились ли силы в нападении или в отступлении. Несмотря на наличие армии экономистов и всех возможных финансовых и экономических данных, 28 марта 2007 года Бен Бернанке, председатель Совета управляющих Федеральной резервной системы, заявил Объединенному экономическому Комитету Конгресса, что «похоже, необходимо сдерживать воздействие проблем субстандартного рынка на широкую экономику и финансовые рынки». Это утверждение повторил в тот же день секретарь Казначейства США Генри Полсон, заверяя подкомитет по ипотеке, что «с точки зрения экономики в целом, за ним нужно, как минимум, внимательно наблюдать, но похоже, его надо сдерживать».

Менее чем через три месяца эта политика сдерживания взорвалась, когда два хедж-фонда банка Bear Stearns с портфелем более двадцати миллиардов долларов, большая часть из которых была в ценных бумагах, подкрепленных субстандартными ипотечными кредитами, разорились, обозначив курс, которым на протяжении последовавших шести месяцев прошли один за другим финансовые рынки, затем – более широкие рынки недвижимости, включая обеспеченные долговые обязательства и кредитные свопы; денежные рынки, в том числе с краткосрочным финансированием репо (соглашением о выкупе) и межбанковские рынки. Рынки, которые вроде бы с умом вели свои дела, оказались серьезно уязвимыми, например, из-за операций с краткосрочными долговыми бумагами и ценными бумагами с аукционной ставкой.

В начале 2008 года, когда бушевали рыночные потрясения, Бернанке представил свой полугодовой отчет перед банковским комитетом Сената. Он сказал, что у мелких банков могут быть неудачи, но он не ожидает «серьезных проблем такого рода среди крупных банков, действующих на международном уровне, которые составляют очень существенную часть нашей банковской системы».

В том же сентябре, через десять дней после впечатляющего краха инвестиционного банка Lehman Brothers, Washington Mutual стал крупнейшим разорившимся финансовым учреждением в истории США. В октябре и ноябре федеральное правительство вмешалось, чтобы спасти Citigroup от еще большего провала.

Еще один бастион экономической мощи, Международный валютный фонд, не лучше спрогнозировал глобальный финансовый кризис. Весной 2007 года в обзоре мировой экономики World Economic Outlook МВФ смело заявляет, что грозовые тучи пройдут: «Общие риски на перспективу кажутся менее угрожающими, чем шесть месяцев назад». Отчет МВФ по странам дал Исландии обнадеживающую оценку с августа 2008 года: «Согласно финансовой отчетности, показатели банковской системы превышают минимальные нормативные требования, и стресс-тесты показывают, что система устойчива». Спустя полтора месяца Исландия была в глубочайшем кризисе. Финансовый надзорный орган начал слияние трех крупнейших коммерческих банков Исландии, столкнувшихся с дефолтом, последствия которого ощутили Соединенное Королевство и Нидерланды.

Наши социальные и экономические взаимодействия и наш опыт в совокупности создают пределы наших знаний, эти пределы противостоят экономическим методам, требующим знаний, которые эта сложность скрывает.

Экономическая теория отличается уровнем согласованности и рациональности, который не только не объясняет динамику кризиса, но и утверждает, что эта проблема необъяснима. Все рационально, пока кризис не произойдет; экономика работает, пока кризис не наступит. Таким образом, экономика беспечно функционирует, применяя ту же теорию и методы к воображаемому, созданному ею миру, лишенному таких неприятностей. Доминирующая модель постулирует мир, в котором каждый репрезентативный индивид начинает свою продуктивную жизнь, наметив будущий путь инвестиций и потребления с полным знанием всех грядущих непредвиденных обстоятельств, какими бы они ни были.

В этом мире фантазий каждый работает над созданием того, что было бы хорошо и удобно, потому что никто не хочет беспокоиться о финансовых кризисах и хочет жить в мире без финансовой системы и без банков!

Лукас прав, говоря, что наука экономика не может помочь во время финансовых кризисов, но не потому, что экономическая теория, с ее пониманием мира, утверждает, что с кризисами ничего не поделаешь. Это связано с тем, что традиционная экономическая теория, ограниченная собственными методами и структурой, не соответствует поставленной задаче.

Наш путь нельзя определить с помощью математических действий, мы должны пройти по нему, чтобы увидеть направление. Возможно, вовсе не туда, куда мы предполагали.

Как отметил боксер Майк Тайсон, у каждого есть план, пока он не получит удар в челюсть.

В этой книге исследуется путь следования, чтобы увидеть, куда он приведет. Такой подход обеспечивает нетехническое введение в агентное моделирование[20]20
  Агентное моделирование – метод имитационного моделирования, исследующий поведение децентрализованных агентов и то, как такое поведение определяет поведение всей системы в целом. – (Прим. ред.).


[Закрыть], являющееся альтернативой неоклассической экономике. Оно имеет большие перспективы в прогнозировании кризисов, их предотвращении, помогает оправиться от них. Этот подход не постулирует мир математически определенных автоматов, он опирается на научные исследования реально существующих сложных систем. В частности на четыре концепта, которые хоть и имеют техническую основу, но интуитивно понятны: самовозникающие явления, эргодичность[21]21
  Эргодичность – специальное свойство некоторых динамических систем, состоящее в том, что в процессе эволюции почти каждое состояние с определенной вероятностью проходит вблизи любого другого состояния системы. Система, в которой фазовые средние совпадают с временными, называется эргодической. – (Прим. ред.).


[Закрыть], радикальная неопределенность и вычислительная неприводимость.

Самовозникающие явления показывают, что даже если мы будем следовать проторенному пути, независимо от того, собираемся ли ездить по шоссе или хотим купить дом, мы лишены видения системы в целом. А ведь именно общая система определяет масштабы кризиса. Результат наших взаимодействий приводит к системе, которая может быть абсолютно не связана с тем, что любой из нас видит или делает, и ее невозможно понять, сосредоточившись на изолированном индивидууме.

Тот факт, что как реальные экономические агенты мы претворяем наши взаимодействия в разнообразный и постоянно меняющийся опыт, означает, что мы представляем собой подвижную цель для экономических методов, требующих эргодичности, то есть неизменности условий.

И мы даже не знаем, куда стремиться, из-за радикальной неопределенности: будущее неизвестно в глубоком, метафизическом смысле. Неоклассическая экономическая теория не может помочь, поскольку она игнорирует ключевые элементы человеческой природы и пределы, которые они подразумевают: вычислительная неприводимость означает, что сложность наших взаимодействий не может быть объяснена на основе дедуктивной математики, которая образует базу даже raison d’etre – для доминирующей модели современной экономики. Как написал романист Милан Кундера: мы живем в мире, где «юмор; опьянение относительностью всего присущего человеку; странное удовольствие, проистекающее из уверенности, что уверенности не существует». [22]22
   Kundera (2003, 164).


[Закрыть]

Именно эти юмор, опьянение и удовольствие не может разделять экономика. Эти ограничения также работают в повседневном мире, хотя они не столь очевидны и не слишком мешают. Лукас признает, что «исключения и аномалии» экономической теории были обнаружены, «но для целей макроэкономического анализа и прогнозов они слишком малы и незначительны».[23]23
  Lucas (2009).


[Закрыть] Более точное утверждение должно выглядеть так – «для обращенных на себя целей макроэкономического анализа и прогнозов, рассматриваемых через объектив экономической теории, они слишком малы, чтобы иметь значение». Существуют ли исключения и аномалии проявлений пределов, связанных с человеческой природой?

Эффективность экономики во время кризисов является лакмусовой бумажкой для оценки ее эффективности в других случаях, когда пределы могут быть проигнорированы, отброшены как ошибки при округлении. Таким образом, понимание кризисов дает нам возможность разобраться в любых других провалах в экономике. Кризис – это обновляющий огонь, полигон для экономических моделей, стресс-тест для экономической теории. Если стандартные экономические рассуждения терпят неудачу в кризисных ситуациях, остается задаться вопросом, какие недостатки существуют в некризисном состоянии. Недостатки могут быть не столь очевидными или могут трактоваться как ошибка, которая «слишком мала, чтобы иметь значение». Да, неприятность невелика, но если это небольшое пятно на полу или небольшая трещина в фундаменте.

Привычная рациональность, облекающая мир в форму, поддающуюся объяснению математическими и дедуктивными методами, рассматривающая людей как механистические процессы, будет продолжать терпеть неудачу, когда ударят кризисы. Однако неудачи могут поджидать эту теорию и в бескризисные периоды. Чем ее можно заменить?

Глава 2
Бытие человека

Для начала не забывайте, что мы люди. Бытие человека заключается в том, что мы социальны. Наши взаимодействия значимы, они меняют мир и наши отношения друг с другом. Бытие человека заключается в том, что у нас есть история. Мы сформированы опытом, который обеспечивает контекст нашего мировоззрения. Наши действия не могут быть отделены от опыта, влияющего на отношения друг к другу, наши ценности – то, что мы покупаем, продаем и потребляем, все, что мотивирует нас и управляет нашими целями. Динамика жизни богата и сложна, потому что наши взаимодействия дополняют опыт, меняя контекст будущих коммуникаций.

По критериям взаимодействия и опыта кризис – это глубоко человеческое событие. Во время кризисов интенсивность взаимодействий возрастает вместе с неуверенностью, поскольку мы сталкиваемся с незнакомыми переживаниями в тревожащих контекстах. Финансовый кризис – это не просто череда типичных плохих дней или неудачное вращение колеса в казино на Уолл-стрит. И это не просто «примерно то же самое, только хуже». Никому не показалось, что воскресенье 14 сентября 2008 года, когда рухнул банк Lehman Brothers, – это просто очередной плохой день.

У кризиса своя собственная динамика, часто не имеющая прецедента. Повседневная деятельность финансовых рынков стремится уменьшить значимые взаимодействия, «летать под радаром». Мы стараемся минимизировать влияние наших транзакций на ситуацию на рынке и держать в тайне наши намерения. Но все меняется, если наступает кризис. Когда инвесторы обнаруживают снижение прибылей, банки сталкиваются с падением или нестабильностью перед дефолтом, существенная динамика кризиса охватывает всю систему, изменяя цены, поднимая кредитные проблемы и меняя восприятие риска, тем самым влияя на тех, кто не связан непосредственно с событиями, вызвавшими кризис.

Мы извлекли некие уроки из всех этих кризисов. Мы меняем наши стратегии, отказываясь от одних финансовых инструментов и готовя новые. Таким образом, каждый кризис действительно отличается от остальных. Выбираясь из одного, мы сеем семена следующего.

Тем не менее регуляторы и ученые, похоже, всегда готовятся к прошлой войне. После 2008 года все, о чем мы говорили, – это сокращение банковского кредитного плеча и разработка новых критериев риска, основанных на банковском кредитном плече. Но я сомневаюсь, что в следующий раз мы получим удар по голове именно банковским кредитным плечом. То, что создает конкретный кризис, как он распространяется, чтобы охватить финансовую систему, и причины превращения события в кризис – уникальны. Каждый кризис порождается новым потрясением, связанным с различными финансовыми институтами.

Мы строим оборонительные линии, чтобы не дать втянуть себя в кризис. При этом мы не задумываемся о новых позициях за пределами прежних лимитов, позволяющих нам безболезненно покинуть рынок. Мы устанавливаем пределы вместо того, чтобы переоценить обычные инвестиции и покинуть рынок, если что-то пойдет не так. Мы управляем нашими рисками через диверсификацию, вкладываясь в разрозненные рынки. Если рынок снижается, делаем ставку на хеджирование. Нам трудно найти покупателей, и поэтому сокращаем цену еще больше и делаем это прямо сейчас. Мы не собираемся продавать, потому что новая цена заставит переоценить портфель, и придется продать еще больше.

Посмотрите на любой бизнес, поговорите со знакомыми людьми, и вы увидите разумных, вдумчивых профессионалов. Но посмотрите на общий результат их действий, и порой это будет нечто, совершенно безалаберное, граничащее с хаосом. Результат индивидуальных рациональных действий может спровоцировать кризис. Все (ну, почти все) совершают действия, которые, по их убеждению, являются стабильными, рациональными и благоразумными. Но посмотрите на общую систему. Она может быть глобально неустойчивой. Это может показаться иррациональным, конечным результатом неосторожности. Хотелось, чтобы кто-то сказал: «Пожалуйста, выходите по очереди, один за другим». Но этого не происходит, потому что никто не контролирует ситуацию. Каждый действует на небольшом островке окружающего мира. Результат – паническое бегство к выходу, что называется эмерджентным поведением.

Странные вещи случаются во время кризиса. «Экономика для чайников» говорит, когда цены падают, появляется больше покупателей. При этом вам не сообщают, что в кризис, когда цены падают, увеличивается число продавцов. Не все хотят продать; некоторые вынуждены. Другие, те, кто хочет совершить сделку по выгодной цене, выжидают время, оставаясь в стороне.

«Финансы для чайников» поясняют, что риск можно уменьшить путем диверсификации и хеджирования. Но в кризисных ситуациях у рынков, обычно богатых и разнообразных, управляемых многими факторами, сгорает их «плавкий предохранитель», и они превращаются в раскаленный шарик риска. Все, что было опасным и неликвидным, рушится, независимо от рассуждений о техниках снижения рисков и роста ликвидности. Хеджи распадаются. Если вы хеджировали рискованную или неликвидную позицию с той, у которой более низкий риск и выше ликвидность (а именно это вы и делали), две стороны хеджирования движутся в противоположных направлениях, и хедж становится бумерангом. Активы, которые были схожими на нормальном рынке, теперь движутся в разных направлениях, потому что характеристики, о которых вы никогда не думали, теперь доминируют. Когда все рынки движутся в одном направлении (то есть вниз), диверсификация – последний рубеж защиты – не работает.

Типичный количественный анализ не имеет значения. Во время кризисов мы наблюдаем крах институтов и теоретических предположений, которые регулируют нормальную экономику. Люди действуют не задумываясь. Человеческое поведение невозможно предсказать на основе повседневной деятельности. Некоторые становятся осторожными (или трусливыми), уходят с рынка. Другие действуют от отчаяния. Третьи застывают в ожидании. Когда институты начинают разрушаться, хитрость заменяется тихой паникой, и люди, пытавшиеся незаметно получить хорошее место, фактически обращаются в бегство. Мы наблюдаем действия, которые вне контекста казались бы нецивилизованными. Условия финансирования не продлеваются, требования о выкупе опровергаются, торговые партнеры не берут телефонную трубку, возможно, они заняты торговлей против вас. Становятся важными части контрактов, набранные мелким шрифтом, и хорошо, если у вас было время прочитать и оценить их. Люди вынуждены стрелять с бедра, они должны действовать быстро, или решения будут приняты за них. Любое понятие аналитического процесса становится неуместным, потому что мир не выглядит рациональным, не следует нормальным теоретическим предположениям и тому, что вы обычно наблюдаете.

Между тем, еще недавно сплоченная толпа, которая разделяла сходные взгляды, что более или менее соответствовало уровню рынка и темпам мирового развития, теперь разбегается во все стороны. Некоторые из них борются за свою жизнь перед лицом требований по маржинальной торговле и погашения, другие – отходят в сторону, чтобы стать наблюдателями.

Можем ли мы предсказать хотя бы что-то из этого заранее?

Социально-экономические взаимодействия, окрашенные опытом, являющиеся частью человеческой природы, при объединении создают сложность, выходящую за пределы нашего понимания. События происходят, но мы не знаем почему.

Если этот неточный результат каким-то образом поддается количественному определению, то именно человеческие пределы являются ядром, из-за которого экономические методы терпят неудачу в попытке объяснить кризисы, поскольку в кризисы эта сложность наиболее очевидна и эти ограничения особенно сильно мешают. Далее я буду утверждать, что это является причиной использования агентного моделирования, позволяющего людям, каждый из которых реализует собственные замыслы, вносить коррективы по пути и влиять на мир и окружающих своими действиями. Агентные модели делают это, применяя симуляционный подход, основанный на анализе сложных, изменчивых систем. Это модели, которые уважают наши «самые человеческие» ограничения.

Позвольте мне подвести итоги четырех широких явлений, которые являются эндемичными для финансовых кризисов, поскольку они развивались с тех пор, как в Голландии с XVII века стали выращивать тюльпаны. Я рассмотрю их более подробно в главах с 3-й по 6-ю.

1. Самовозникающие явления. Вы путешествуете по шоссе. Вдруг движение замедляется, и вы задаетесь вопросом: не произошла ли впереди авария? Или, может быть, дорогу ремонтируют? Затем, через километр, спустя пять минут, вы снова двигаетесь без каких-либо очевидных оснований для пробки. Еще меньше объективных версий, объясняющих образование затора, когда поток фанатов, выходящих с концерта или футбольного матча, внезапно обращается в паническое бегство. Хотя никто не направлял их действия и не пытался вызвать панику, конечный результат многих независимых индивидуальных действий может необъяснимо вызвать катастрофическое событие. Когда системная динамика неожиданно формируется из деятельности отдельных лиц так, что не является простой агрегацией их поведения, результат известен как самовозникновение. Случайности могут создать суматошный беспорядочный мир, где люди занимаются своим бизнесом и делают то, что кажется разумным, но в итоге возникают странные, неожиданные результаты в глобальной картине, включая непреднамеренные последствия, приводящие к разрушительным кризисам. Это вы вызвали экономический кризис 2007–2009 годов? Все остальные тоже отнекиваются. Но у нас все еще есть одно объяснение. Это самовозникновение.

2. Неэргодичность. Хотите сделать что-то действительно эргодическое? Звучит забавно! На самом деле это сущность скуки. Эргодический процесс – это одно и то же, не меняющееся со временем или опытом. Сегодня оно следует тем же вероятностям, что и в далеком прошлом, и так же будет в далеком будущем.

Это годится для физики. И для игры в рулетку. Вы можете делать ставку на 20 каждый день в течение следующих двадцати лет, и шансы никогда не изменятся. Но богатство нашего опыта и взаимосвязь опыта и наших взаимодействий не может быть сведена к чему-то вроде рулетки. Наш мир изменяется, мы учимся и делаем открытия. То, как мы взаимодействуем, диктуется контекстом, который иногда варьируется в зависимости от тонких намеков, нашего опыта и границ разума. Поэтому нам нужно знать историю, которая постоянно меняется неожиданными способами. Наши индивидуальные действия, даже если они основаны на строго определенных правилах, могут привести к неожиданной динамике в вихре человеческих взаимодействий.

Наш мир не является эргодическим, но экономисты рассматривают его как постоянный. Без внедрения в контекст каждого человека и без знания его будущего пути, куда он придет и с кем взаимодействует, мы не можем даже примерно сказать, где он находится сейчас и какой путь он выберет.

3. Радикальная неопределенность. Она везде, но вы этого не видите. Ее создают самовозникающие явления и неэргодические процессы, мы создаем ее собственной несогласованностью, неизбежным человеческим процессом анализа и моделирования себя, нашим творчеством и изобретательностью, которые ведут мир в тех направлениях, о которых мы никогда не думали. И есть старое доброе «откуда это взялось», вроде баклажанов, которые похожи на Ричарда Никсона.

Подумайте о радикальной неопределенности, которая возникает из простого процесса взросления. Вы хотите увидеть настоящую радикальную неопределенность? Начните с подростка. Он не может знать, что такое зрелость, прежде чем станет взрослым. Если бы вы, подросток, встретили себя, взрослого, у двери, подросток был бы крайне удивлен, кем он стал («Не могу поверить, что стал экономистом; что пошло не так?!»). Вы двинулись в направлении, которого не представляли себе в молодости. Так случилось, что ваше взрослое Я – неблагодарное дитя всех жертв, планов и надежд вашего молодого Я.

Наш непредвиденный будущий опыт, с одной стороны, и сложность наших социальных взаимодействий, с другой стороны, приводят к неопределенности, которая не может быть выраженной или ожидаемой. Как писал Дж. Б. С. Холдейн: «Вселенная не только более странная, чем мы предполагаем, но и более странная, чем мы можем предположить». Мир может прямо сейчас изменяться так, что ослепит вас на пути. Неудивительно, что это называется радикальной неопределенностью.

Оглядываясь на века научного прогресса, мы видим, что великие теоретические триумфы не обходились без вычислительных преобразований, которые помогали понять поведение системы, так что ученому оставалось просто наблюдать за явлением и делать заметки.

4. Вычислительная неприводимость. Это глубокая убежденность науки экономики, что наш мир можно свести к моделям, которые основаны на прочном фундаменте аксиом, объединенных дедуктивной логикой в строгую, универсальную математическую структуру. Экономисты считают, что все уже было выяснено, но наше экономическое поведение настолько сложно, взаимодействия настолько глубоки, что нет математических действий для определения дальнейшего развития. Единственный способ узнать результат этих взаимодействий – проследить путь во времени (мы должны жить, чтобы увидеть, куда они приведут). Не существует формулы, которая позволяет ускорить работу, чтобы узнать результат. Мир нельзя «решить» как задачу, его нужно прожить.

Такие проблемы, как эта, называются вычислительно неприводимыми. Вычислительная неприводимость является, скорее, правилом, чем исключением для взаимодействующих систем, даже для многих простых, почти тривиальных систем с динамическими взаимодействиями. А кризис определяется взаимодействиями, которые далеки от тривиальных или повторяющихся, что значительно изменяет окружающую среду и наши действия.

Неудивительно, что восстановительные методы, используемые в экономике, не работают в таком мире. У нас нет уравнения для описания тошнотворного чувства, которое переживает впавший в панику инвестор при крушении рынка. Некоторые явления невозможно «сжать» до теоретических выкладок, потому что они слишком сложны, и в этом смысл вычислительной неприводимости. Это означает, что существуют ограничения на то, до каких пределов можно использовать дедуктивные процессы для понимания или описания человеческих и даже природных явлений.

Современная неоклассическая экономика сметает человечество со сцены. Она предпочитает использовать математические модели репрезентативного агента со стабильными предпочтениями, у которого не бывает вспышек гнева или неожиданных медицинских расходов и который работает согласно заданному распределению вероятности. Но нашу жизнь нельзя понять, не следуя по пути нашего опыта и контекста, потому что даже когда она может быть смоделирована, модели являются вычислительно неприводимыми. Наш мир не может быть понят на основе наблюдения за поведением людей внутри системы из-за самовозникающих явлений. Наши рынки отображают решения, которые не входят в эргодический мир игрока в рулетку, потому что среда меняется с каждым взаимодействием и опытом, а особенно – во время кризисов, когда наиболее важно найти способ предсказать ход событий или хотя бы понять их. Приходя к осознанию этих пределов, мы приближаемся к миру, полному гигантского количества неизвестных: это и есть радикальная неопределенность.

Эти четыре явления имеют далеко идущие последствия для тех, кто решился распутать тайны кризисов, и для людей, пытающихся понять, почему финансовый кризис 2008 года застал экономистов врасплох. Тем не менее вы можете прочитать академические статьи мейнстрим-экономики и учебники – от «Экономики для чайников» до пособий для выпускников – и не увидеть там ни одного из этих концептов. (Возможно, эргодичность, но редко.) Экономисты должны сделать все возможное, чтобы взять паузу и задуматься о своих провалах в попытке объяснения кризисов, будь то на уровне предположений, исполнения, анализа данных. Но это вряд ли произойдет.