Текст бизнес-книги "Встречи на краю. Диалоги с людьми, переживающими утрату, умирающими, исцеляющимися и исцелившимися"

Автор книги: Стивен Левин

Раздел: Личностный рост, Книги по психологии

Стивен Левин
Встречи на краю. Диалоги с людьми, переживающими утрату, умирающими, исцеляющимися и исцелившимися

Stephen Levine

MEETINGS AT THE EDGE

Dialogues with the Grieving and the Dying, the Healing and the Healed

Anchor Books

A Division of Random House, inc.

New York USA

This translation published by arrangement with Vintage Anchor Publishing, an imprint of The Knopf Doubleday Group, a division of Penguin Random House, New York, USA.

Публикуется по согласованию с издательством «Винтэдж Анкор Паблишинг», импринтом группы «Кнопф Даблдэй» издательского дома «Пингвин Рэндом Хаус» (Нью-Йорк, США)

© Stephen Levine, 1984

© А. Никулина, перевод, 2017

© Издание на русском языке, оформление. ООО ИД «Ганга», 2018

В буддийской традиции по завершении цикла медитации выполняется практика, которую называют «разделением заслуг». Человек может безмолвно, в своём сердце, произносить слова, выражающие следующий смысл: «Я делюсь заслугами этой медитации, чтобы она могла помочь всем чувствующим существам на их пути к совершенному освобождению». Поэтому, вместо того чтобы «посвящать» эту книгу кому‑либо в традиционном смысле слова, я бы предпочёл разделить любые достоинства, которыми она обладает, в целом – со всеми чувствующими существами, а в частности, с моей женой и духовным партнёром Ондреа. Хотя Ондреа так и не привыкла записывать свои звонки, она работала на «линии для умирающих» чаще меня, и её присутствие пронизывает всю эту книгу. «Мы» в этом сочинении – это не королевское «мы», но «мы» соратников.

Мы также хотели бы поблагодарить Джекки Уолтерс, которая выполняла транскрипцию записей «линии для умирающих» и помогала в создании этой рукописи.

Хотя истории пациентов, которые приводятся здесь, изложены с такой точностью, которую позволяет сохранить память и транскрипция – пусть в сжатом и отредактированном виде, мы изменили имена пациентов, чтобы проявить уважение к их частной жизни, а также частной жизни их семей и близких людей.

Выражаем признательность следующим лицам за то, что они благосклонно согласились предоставить нам разрешение на копирование материалов, защищённых авторским правом: фрагменты из песни Джона Леннона Beautiful boy. Авторские права © 1980 Lenono Music. Копируется с разрешения.

Введение

Раздел I

Большинство людей живут так, будто жизнь ещё только ожидает их впереди. Однако Джон Леннон верно подчёркивает:

Жизнь – это то, что происходит, когда мы заняты составлением других планов.

Возможно, для некоторых людей эта книга окажется непростой. В ней анализируются страх и сомнение, мужество и решительность, возникающие, в свою очередь, для противостояния явлениям, не поддающимся контролю, – неприятным явлениям, которых давно боялись, которых прежде не замечали.

Это книга о неожиданных вещах, о вещах, к которым человек зачастую не готов. Это книга о развитии, которое происходит, когда мы подходим к границам ума, минуя внешнюю незыблемость страхов и сомнений, которые давно вошли в привычку, и вступаем в сердце тайны. Любовь – это мост.

Это смертельный номер – сохранять открытость сердца в аду, с любовью удерживать хотя бы какое‑то равновесие, оказавшись перед лицом всей нашей боли и непонимания. Давать место жизни. Исцеляться, невзирая на страх неизвестности.

Вероятно, некоторые чувствуют, что не готовы лицом к лицу встретиться с таким бременем страдания. У нас так много сомнений и так мало уверенности в своём собственном природном великолепии, в своей изначальной природе. Однако страдание, которое мы испытываем, читая эти истории, – это наше собственное страдание. Читая эти рассказы, обратите внимание на то, как у вас нахмуриваются брови, возникает напряжение вокруг глаз, сжимаются челюсти. Это наше цепляние за безопасную территорию, так проявляются наши сложности в отношениях со смертью и с жизнью.

Это страдание, которое соединяет нас со всеми, кто страдает. Эти истории не изолированы друг от друга. В них присутствует «мировая боль», которая позволяет нам открываться универсальному и подниматься над «отдельной самостью», чтобы прикоснуться к бессмертной природе, присущей всем нам.

Пусть благодаря этой книге раскрывается ваше сердце. Однако стоит обращать внимание не только на индивидуальное страдание, но и на привязанность, которая порождает нашу боль. Это книга о совместном обучении, отпускании, вхождении в безграничность бытия, которую мы обретаем, стоит только выйти за пределы своих старых представлений и затасканных идей, за пределы своих глубоко укоренившихся страхов и сомнений в себе.

Мы приводим истории людей, которые дошли до самого края. Каждый из них сделал шаг на неисследованную территорию и вступил на безлюдную землю неизведанной жизни. Это наши встречи на краю, в точке, откуда исходит всякое развитие, – это истории первых неуверенных шагов за пределы наших страхов, наших представлений о самих себе, навстречу непосредственному переживанию жизни.

Едва ли стоит хмуриться или стискивать челюсти. Внутри нас самих есть всё необходимое, чтобы мы могли лицом к лицу встретиться с этой громадной болью, позволили ей войти в нас, научились вдыхать её в своё сердце, позволили ей выжечь в нас путь к целостности.

Раздел II

Мы с Ондреа на протяжении многих лет работаем с умирающими людьми и с теми, кто исследует процессы переживания утраты и исцеления. Руководя Проектом для умирающих Фонда Ханумана по приглашению Рам Дасса, который основал этот фонд для укрепления духовной дружбы и оказания социальной помощи, в течение последних семи лет мы преимущественно сосредоточиваемся на «практике в миру» (которую некоторые называют «служением», а другие «медитацией в действии»), работая с умирающими людьми и теми, кто переживает утрату.

На протяжении последних трёх лет (1979–82) в рамках Проекта для умирающих работала бесплатная телефонная линия консультирования для «людей, страдающих от смертельных заболеваний, и тех, чья работа тесно связана со смертью». Источником большинства материалов этой книги служат записи бесед, состоявшихся на «линии для умирающих». Многие люди, которые нам звонили, откликались на различные объявления о нашей работе, в ходе которой мы «исследуем смерть, чтобы прийти к духовному пробуждению». Некоторых людей, которые нам звонили, направляли к нам врачи или другие кураторы, которые знали о нашей работе и о существовании такой телефонной линии. Тем не менее многие люди звонили, увидев статьи о нашей работе в различных национальных журналах. Полагаю, справедливо будет сказать, что тот тип «клиентуры», к которой, вероятно, привычны большинство «служб поддержки», нас не беспокоил. Даже те, кто звонил нам, думая совершить самоубийство, часто находились в некотором духовном контексте, если и не в формате реальной погружённости, то по меньшей мере на мировоззренческом уровне, благодаря чему в общении возникала определённая общность, которая, вероятно, нечасто возникает в более стандартном взаимодействии. Некоторые люди звонили не потому, что находились на пороге смерти или потеряли близкого человека, но поскольку некоторые их ожидания не оправдались: родился ребёнок, страдающий синдромом Дауна, им ампутировали руку или они утратили веру. Во многих голосах звучала измождённость жизнью, которую мы так часто испытываем в периоды разочарований и краха надежд.

Если бы нас спросили, какова «техника» нашей работы с людьми, переживающими кризис, мне пришлось бы ответить, что, используя «метод продвижения вслепую», мы постепенно на ощупь продвигаемся по неизведанной территории, принимая каждый новый миг с удивлением и доверяясь процессу совместного исследования. В этом процессе большую роль играет интуиция. Ведь даже когда я пролистываю страницы этой книги, ум говорит – реагируя из настоящего – что в момент разговора можно было подобрать другие слова. Говорить более развёрнуто. Или более кратко. Но затем я вспоминаю атмосферу этих бесед и осознаю, что каждый разговор во многом представлял собой отклик на переживания, имевшие место в момент контакта, пусть они и не высказывались.

На протяжении последних двадцати лет мы обучаем людей преимущественно буддийской психологии и медитации, в частности в рамках традиции дзен и тхеравады. Однако мы исследуем и многие другие формы духовности, включая использование мантр, визуализаций, а также молитвенные практики христианской, суфийской и индуистских традиций, которые мы в разных ситуациях находили полезными для людей с различным складом личности.

То, чем мы занимаемся, – не психотерапия в привычном смысле слова. В основе своей это духовное наставничество. Если сильно упрощать, можно сказать, что психология работает с материей ума, различными элементами его содержимого, которые погибают и непрестанно меняются. Тогда, наверное, можно сказать, что духовный уровень – это исследование пространства сердца, безграничности, в которой всё происходит, бесконечного простора, из которого возникает каждая мысль и чувство и в котором растворяется каждый миг бессмертной природы без начала и конца.

Возможно, здесь уместно будет пояснить, что, когда я говорю о «бытии», я не имею в виду «бытие» в противоположность «небытию». Я имею в виду бытие как таковое, естьность, вечность, в которой пребывает всё, включая бытие и небытие. Такое бытие не является понятием, но является опытом, исконной реальностью, просторным полем внимания, где меняются и преобразуются все переживания, возникая и исчезая в переживании бескрайнего присутствия.

Поскольку наша работа с людьми, наше «служение», является не чем иным, как работой над собой (хотя порой всё не так‑то просто: когда, сидя у постели умирающего ребёнка или обнимая мужа, потерявшего жену, мы ощущаем себя задетыми за живое), в ней используются самые разнообразные техники.

Люди с разными темпераментами вызывают в нас разный интуитивный отклик. В общении с некоторыми из них мы проникаемся религиозным духом – мы употребляем слово «Бог», к примеру, поскольку не можем подобрать лучшего термина для описания неописуемого, единства, из которого возникают все формы и определения, бесконечного простора бытия. Точно так же мы говорим об Иисусе и Будде, общаясь со многими людьми, для которых самой привычной метафорой их сущности является историческая фигура, которая воплощает в себе качества чистого бытия: мудрость и любовь. Со многими людьми мы применяем техники, ведущие к глубоким медитативным озарениям. В большинстве случаев мы исследуем страх и гнев, которые приводят к страданию. Некоторым людям мы можем предложить исследование «Кто я?», учение атма-вичары Раманы Махарши, которое иногда называют «горной тропой без перил» и которое, безусловно, подойдёт не каждому; это полноценное взаимодействие с самой природой опыта и существования. Со многими людьми мы делились сочинениями таких великих учителей, как Ним Кароли Баба; святой Иоанн Креста; Сэнцань, третий патриарх чань-буддизма; Кабир, поэт XV века, опьянённый божественным. Однако во всяком исследовании ума вдохновение сердца выступало в качестве посредника в общении, и мы часто применяли направляемые медитации, чтобы соприкоснуться с причиной страдания, чтобы принять её, будучи сострадательным и милосердным к себе, чтобы открыться этой причине и позволить ей свободно пребывать в сердце.

Раздел III

Из более чем трёх тысяч телефонных звонков, которые поступили нам по бесплатной линии консультаций за прошедшие три года, был записан лишь небольшой процент, поэтому нижеизложенные истории отнюдь не являют собой «лучшие образцы»; скорее, это те истории, на запись которых мы получили разрешение и которые были нам доступны, а также, как нам показалось, дают представление о других многочисленных опытах бесед.

Редактируя эти кассетные записи для публикации, чтобы сделать беседы более лаконичными, удаляя естественные паузы и незаконченные предложения, которые в норме присутствуют в спонтанной речи, порой я сокращал предложения и идеи так, чтобы сейчас, когда я перечитываю некоторые эти диалоги, мне удалось услышать в них хотя бы отголосок своего голоса. В этом состоят риск и трудности, связанные с упорядочиванием интуитивного звучания и течения беседы в «письменную речь». Хотя в процессе редактуры естественная речь, звучавшая в этих диалогах, возможно, несколько утратила своё своеобразие, я уверен, что сохранилась их суть.

Каждая глава этой книги – конкретное проявление гораздо более длительного и сложного процесса, который мы зачастую проходили вместе с пациентами в течение длительного времени. Заметим, что мы отредактировали эти истории так, что каждая из них выражает некоторое затруднение, которое, по нашему опыту, повторяется снова и снова в различных обстоятельствах. В каком‑то смысле каждая из этих историй выражает архетип какого‑то направления (которых множество), в которых мы взаимодействуем с кризисом и неизвестностью. Некоторые истории включают в себя процессы, происходившие с несколькими пациентами, так что они образуют некое единство, более явно отображающее определённую архетипическую ситуацию, о которой идёт речь.

Я старался не подменять чужие слова своими, чтобы прояснить сказанное, придать ему ореол сакральности или сделать сказанное более или менее ясным, чем оно было на самом деле. Однако в некоторых случаях я в сжатом виде, в нескольких предложениях или абзацах, глубоко наполненных пониманием, формулировал плоды трудной рефлексивной работы, на которую ушли месяцы.

На самом деле такая работа была для меня необычной, поскольку я в некоторой мере претендую на то, чтобы уважать личное преостранство другого человека. Поскольку все люди, которые звонили нам, знали, что их звонки записываются, мы, чтобы отдать дань их искренности и доверию, скрыли их личности, изменив разные конкретные подробности, по которым их можно узнать. Мы изменили имена и места, а также обстоятельства происходящего, но неизменными остались сердце каждого и его голос.

Это не самые «возвышенные» или чистые люди, с которыми мы работали; это те люди, которые оставили нам письма или аудиозаписи, – что кажется совершенно правильным; так не будет казаться, будто в этой книге мы пытаемся сделать из смерти нечто особенное или представить процесс умирания так, будто он проще или сложнее, чем в опыте большинства людей. Эти люди – просто конкретные существа, переживающие опыт открытий и утрат, страха и мужества, сомнений и уверенности в ценности жизни / смерти. Некоторые воспринимают этот процесс как чудо. Другие – как исцеление. Третьи видят его как‑то ещё. То, что для некоторых стало исследованием бессмертия, для других с необходимостью было будничным завершением неполноценных отношений. Однако в каждом случае главным уроком была любовь, и не было никого, кто не изменил бы своих приоритетов.

В некоторых отношениях это «истории из жизни», которые могут принести пользу людям, знакомым с книгой «Кто умирает?».

Раздел IV

Когда не так давно одного прекрасного учителя в традиции тибетского буддизма, который словно бы излучает свет, спросили: «Реальна ли смерть или это иллюзия?», он ответил: «Смерть – это реальная иллюзия». В некотором отношении эти истории также являются «реальными иллюзиями». Они могут ввести человека в глубокое заблуждение, если он будет проглатывать наши слова без разбора, тем самым скармливая уму новую порцию информации и новый набор методов контроля над вселенной. Но если воспринимать эти истории, скорее, как «искусные средства», как пути, ведущие сквозь привязанности ума и защиты сердца, тогда «истина», заложенная в них, раскроется как ваша собственная истина. Эти истории реальны в той мере, в какой они являются непосредственными переживаниями различных существ, соприкасающихся с жизнью и смертью, с болью и горем, с исцелением и отпусканием, однако они иллюзорны настолько, насколько эти затруднения кажутся кому‑либо «хоть немного реальнее, чем на самом деле». Было бы недальновидно воспринимать этих пациентов только на личностном уровне, не осознавая, что они представляют собой динамический процесс, вечно меняющийся, который никогда невозможно со всей точностью описать словами. По существу, эти слова являются не истиной, но только указаниями и направлениями на путях, по которым мы можем странствовать, чтобы раскрыть самих себя.

Эти истории касаются не других людей, но каждого из нас – тех, кто находится в процессе очищения и роста, кто начинает более глубоко переживать бытие. Процесс развития, по всей видимости, состоит в искусстве падать. Развитие измеряется мягкостью и осознанностью, с которой мы снова поднимаемся на ноги, лёгкостью, с которой мы отряхиваемся, открытостью, с которой мы продолжаем путь и делаем следующий шаг в неизвестность, за собственные пределы, за пределы привязанности, в восхитительную тайну бытия. Выходя за пределы ума, мы выходим за пределы смерти. В сердце лежит наше бессмертие.

Открываясь горю
Дороти, мать умирающего ребенка

Однажды утром Дороти позвонила, чтобы сказать, что её девятилетняя дочь умирает от опухоли лимфатической ткани. После внезапной болезни, которая длилась шесть недель, её лимфатические узлы стали «неожиданно раздуваться, как попкорн», и Дороти добавила: «Как и врачи, я чувствую, что никакое медицинское вмешательство уже не поможет».

Стивен: Понимает ли ваша дочь, что с ней происходит?

Дороти: Нет, не до конца. На днях она спросила у меня: «Мама, правда, что я тяжело болею?» И я сказала: «Ну, девятилетние девочки редко покрываются такими опухолями».

Её мать добавила: «Теперь мы будем воспринимать происходящее спокойно и делать то, что от нас зависит. Она не посещает школу, но я никак не давила на неё. Дочь спросила меня, что за анализы у неё берут, и я сказала, что это анализы на рак. Тогда она спросила: „Разве люди не умирают от рака?” И я ответила: „Конечно, люди умирают от рака, но также они умирают и когда переходят через дорогу”. Я старалась общаться с ней как обычно».

Я спросил Дороти, не думает ли она, что страх, который она испытывает в данный момент, может привести к тому, что она пропустит мгновение подлинности. Не пытается ли на самом деле её дочь заглянуть за пределы материнства и опеки Дороти в некую сущностную область, где она могла бы поделиться своими страхами и непониманием в связи с тем, что её ждёт.

Д.: Сейчас, пока она ещё живёт активной жизнью, я не планирую подробно обсуждать с ней то, что происходит. Позапрошлой ночью стали распухать два лимфатических узла у неё в паху, а один лимфатический узел на шее распух за три дня до этого. Тогда она спросила: «Мама, почему со мной это происходит?»

Я сказал Дороти, что её речь звучит очень сухо. Возможно, вместо того чтобы сдерживаться, она могла бы глубже проанализировать свои чувства, сколь бы болезненным это ни было; затем я спросил её: «Что вы будете делать, если ваша дочь умрёт сегодня вечером? Что вы не успеете ей сказать? Возможно, вы хотели бы поделиться с нею чем‑то, чего ещё не сделали?» Она отвечала на эти слова так: «Поначалу я плакала по ночам, но в последние дни я стараюсь относиться к происходящему беспристрастно». Я отметил, что тем не менее дочь видит Дороти только днём; возможно, для неё будет полезно поплакать вместе с матерью, ведь тогда, вероятно, она отчасти увидит, какую нежность испытывает её мать ночью, когда они не вместе. Дороти сказала: «Я решила не ввязываться во всё это».

Стивен: Вы думаете, что можете взять и решить, какие эмоции испытывать?

Дороти: Во многом да, по меньшей мере я могу решать, показывать ли их.

С.: Почему вам кажется неуместным делиться своим беспокойством с дочерью?

Д.: В этом случае я бы хотела просто попробовать остаться нормальной, насколько это в человеческих силах.

С.: Что вы подразумеваете под нормальностью? Разве поделиться горем в таких обстоятельствах не нормально? Возможно, благодаря этому между вами установится более глубокая связь, вы исцелитесь от непонимания и одиночества, которые так сильно пугают вас обеих? Правда, вы не сможете войти в смерть вместе с нею, но вы сможете оказывать ей более полноценную поддержку до самого конца.

Д.: Я чувствовала себя очень одиноко в последние недели, и, должно быть, она чувствует себя так же. Я пережила так много утрат. Три года назад мой муж умер от рака. Два других моих ребёнка такжые скончались от этой болезни. Я чувствую такое горе, что не знаю, откуда начать. Кажется, что на самом деле каждый из нас всегда одинок. Это мне не по душе, но я не знаю, можно ли что‑то изменить.

С.: Вы так часто отворачивались от происходящего, что теперь кажется, будто всё это совершенно невозможно вынести, однако именно этого требует болезнь вашей дочери. Любое горе нужно осознавать: боль в области сердца – это голос боли. Можете ли вы ощутить подобное чувство в центре вашей груди, в области сердца?

Д.: Нет.

С.: Никакой болезненности?

Д.: Ну да.

Мы с Дороти обсудили, что она могла бы как‑нибудь вечером уединиться в спокойном месте у себя дома и начать сосредоточиваться на ощущениях в центре своей груди. Начать открываться всякой боли, которая возникает в этой области, – поскольку сердце защищает себя, и сейчас её работа заключается в том, чтобы позволить своему сердцу полностью открыться подлинности настоящего мгновения. Сосредоточиваясь на этом ощущении, возможно, она почувствует, как оно становится вполне отчётливым, и что можно начать дышать прямо сквозь него, как если бы существовало некое отверстие, ведущее в её сердце. Вероятно, она почувствует, что болезненные ощущения – это точка чувствительности её сердца, и когда она войдёт в эту бескрайнюю боль сердца, в уме могут возникнуть всевозможные образы, связанные с ней, проблески воспоминаний о смерти других людей и слёзы, которые она давно сдерживала и с трудом подавляла. Тогда она откроется этому страху и заметит, что он формирует скорлупу, ограничивающую каждый вдох, который лишён свободы. Тогда она встретит этот страх, ощущая себя готовой присутствовать в боли, что позволит ей подняться над болью и выйти в простор любви, скрывающийся на большей глубине. Если она хочет, чтобы её сердце соприкоснулось с сердцем её дочери, она должна сосредоточиться на тех старых утратах и нереализованных устремлениях, которые не позволяли соприкасаться с этой точкой чувствительности. Я поделился с ней мыслью, что сейчас не время укрываться на безопасной территории, ведь ясно, что никак невозможно защитить её дочь от опыта, который она переживает в настоящем. Всё, что она может сделать, – с любовью открыться тем бесценным мгновениям, которые у них остались.

С.: Мы так безжалостны к себе. Когда мы поддерживаем подобную самозащиту, которую нас убеждали культивировать на протяжении всей нашей жизни, в нас почти не остаётся открытости к самим себе и другим людям. Возможно, на самом деле урок, который несёт вам дочь, состоит в том, что вам стоит начать прислушиваться к страданию, которое уже давно живёт в вашем сердце. При этом, если вы отворачиваетесь от страдания, как вы зачастую делали в прошлом, скорее всего, окажется, что ваше сердце скрывается под очередной тёмной пеленой, и вот упущен ещё один миг, который вы хотели бы разделить со своей дочерью. Я знаю, это нелегко.

Дороти поделилась со мной своим страхом – она боялась открыться этим чувствам.

Когда я была ребёнком, мне на Рождество подарили щенка, маленького кокер-спаниеля. Он был похож на одну из моих кукол, только лучше – он был живым, но через два месяца он попал под машину, это произошло на той же неделе, когда умерла моя бабушка, – никто и слышать не хотел о моём щенке, и нам не разрешали говорить о бабушке. Судя по всему, я просто не знала, как со всем этим быть – похоже, что во мне затворилась какая‑то дверь. Я старалась как можно скорее забыть о каждой смерти, с которой я сталкивалась. Я почти никогда не плачу. Мне хотелось разобраться со всеми этими утратами, но, кажется, я нахожусь просто в ужасном положении.

С.: Разве ощущать себя отрезанной от мира – не ужасное состояние? Ощущать себя в такой сложный период отделённой от дочери? Мы постоянно оберегаем своё сердце – мы хотим оберегать его и тогда, когда находимся с кем‑то рядом, но по этой причине мы уходим от мира, погружаясь в своеобразную сонную слепоту, из‑за которой жизнь пролетает в отрыве от других людей.

Д.: Но всегда кажется, будто гораздо спокойнее отстраняться от всей этой боли.

С.: Именно такое поведение зачастую поощряется. Но знаете, не очень‑то просто поцеловать человека, который сохраняет твёрдость и непреклонность. Какие чувства вызывает такая твёрдость? Не наполняет ли она вас болью? Спокойно ли вам в этом? Вы не можете избежать смерти и не можете избежать боли в сердце – просто эта боль становится невыносимее, кажется, что с ней ничего нельзя сделать. Вам нужно поступить именно так, как вы хотели бы, чтобы поступила ваша дочь, – открыться, с нежностью принять эту боль, наладить связь со своей сущностной основой. В данный момент это несчастье является для вас средоточием изоляции от боли, которую вы накопили за всю жизнь. Пришло время быть добрее к себе, потратить эти дни или недели на то, чтобы углубить свою открытость к жизни, – вам нужно просто проявлять любовь к своей дочери и вести себя с нею так, как того хочет ваше сердце.

Сейчас, когда мы с вами разговариваем, просто закройте глаза и осторожно соприкоснитесь со своей болью. Позвольте защитам сердца растаять. Существует простор, который вы разделяете со своей дочерью. Это безграничное единство с нею и со всем сущим, которое можно обнаружить, когда сердцу позволяют до конца открыться. Позвольте боли проникнуть в самую глубину вашего сердца. Отпустите всякое сопротивление, которое лживо настаивает, будто является вашим защитником. Приобщитесь к бессмертию чистого бытия в настоящем, что бы оно ни несло в себе. Позвольте себе подняться над защитами ума. Приблизьтесь к самому сердцу настоящего. Так вы сможете впустить в себя опыт более обширного рода, чем пугливая привязанность к телу. Это незавершённая работа, за которую мы страшно боимся браться. Очевидно, наш враг – отнюдь не смерть. Наш враг – недостаточное доверие к себе. Мы забываем о той прекрасной природе, которая ненадолго нашла приют в этом хрупком теле. Я имею в виду не только хрупкое тело вашей дочери. Но также и ваше тело. Не прилагая усилий, спокойно продвигайтесь вглубь. Каждый миг просто открывайтесь своим чувствам и той боли, которая возникает здесь, в центре вашей груди. Помните, когда вы проявляете доброту к себе: всякий момент насилия снова и снова ведёт к закрытости сердца.

Д.: Знаете, хотя мой ум противится тому, что вы говорите, возникает ощущение, словно моё сердце разрывается. Мне просто плакать хочется.

С.: Хорошо. Пусть ваше сердце переживает боль. Отпустите страдание, которое отделяет вас от жизни. Вы слышите себя сейчас? Ваше сердце по‑настоящему открыто и полно боли. Сейчас вы делаете как раз то, что нужно, – вы проявляете огромное сострадание к себе, чувствуете то, что есть на самом деле.

Этот процесс, в котором мы обретаем открытость, не терпит спешки, не терпит суеты. Просто постепенно начинайте открываться на уровне сердца самой себе. Возможно, сегодня вечером, когда вы будете рядом с дочерью, вы почувствуете эту боль и просто поделитесь этой болью с ней.

Мы говорили о сопротивлении жизни, которое ограничивает всякое восприятие, которое заставляет нас отгораживаться от нашей связи со всем, что мы любим, и оставляет нас с ощущением, будто мы совершенно изолированы от мира. Затем я порекомендовал Дороти просто начать дышать с любовью, пропуская дыхание через сердце, – что бы любовь ни значила для неё в данный момент, и выдыхать любовь, посылая её своей дочери. Позволить себе войти в свои переживания и не отстраняться от них. Чтобы проявилась её сущностная связь с дочерью, несмотря на давние стены, которые зачастую отделяли её от настоящего.

– Позвольте своей боли присутствовать и откройтесь ей. Откройтесь настолько, чтобы вы могли ощущать одновременно её боль и свою боль. Знаете, если представить, что боль звучит, в воздухе постоянно стоял бы гул. Ту боль, которую вы сейчас переживаете вместе с дочерью, в этот самый миг переживают сотни тысяч других существ. Позвольте боли пребывать в пространстве любви, а не страха. Пусть смерть вашей дочери сопровождает ваша забота о ней, ваша готовность выйти за пределы страха. Готовность открыться её смерти и теперь вместе пережить новое рождение.

Д.: Сейчас мне трудно говорить, я чувствую страшную боль в груди, но слышу в своём сердце, как дочь говорит мне: «Спасибо».

До того, как дочь Дороти умерла, у них было много «полуночных бесед» о смерти её отца и брата. Дороти сказала, что поначалу ей было «ужасно неприятно обсуждать это всё», но, казалось, благодаря таким разговорам её дочь чувствовала себя расслабленнее.

Мы подолгу говорили о раке и о Боге. И я сказала, что так её люблю, что, даже потеряв её, не стану любить её меньше. Пожалуй, никогда и никому я не выражала своих чувств так непосредственно. Я чувствовала себя ужасно. И восхитительно.

В последующие годы после смерти своей дочери Дороти

…много работала с этим горем, или, лучше сказать, это горе работало со мной. Мой младший сын постоянно говорит: «Я люблю тебя, мама». Кажется, мы никогда так открыто не выражали своих чувств. Я реже испытываю страх, но переживаю боль чаще, чем когда‑либо.

С тех пор, как умерла её дочь, она усыновила двух маленьких детей с тяжёлой инвалидностью и была рядом с ними «до самой смерти». В последней нашей беседе Дороти сказала:

Вы правы, страх, а не смерть, вот кто наш враг. Знаете, никогда в своей жизни я не чувствовала себя так ужасно и так чудесно.