Текст бизнес-книги "Деяния, преступность которых исключается в силу социальной полезности и необходимости"

Автор книги: Светлана Пархоменко

Раздел: Юриспруденция и право, Наука и Образование

В сравнении с УК РСФСР 1922 г. Основные начала уголовного законодательства СССР и союзных республик 1924 г., объединив регламентацию необходимой обороны и крайней необходимости в одну статью (9.2), дополнили перечень объектов обороны указанием на «советскую власть и революционный порядок»[27]27
  Постановлением ЦИК СССР от 25 февраля 1927 г. указание на революционный порядок было исключено (см.: Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР. 1917–1952 гг. С. 219).


[Закрыть], а также заменили в крайней необходимости формулировку «охраненным благом» на формулировку «предупрежденным вредом». При этом с сохранением интересующего нас перечня обстоятельств, подлежащих учету при определении наказания, ст.  32.2 Основных начал более определенно, в отличие от УК РСФСР 1922 г., высказалась о порядке их учета: их наличие в числе прочих обстоятельств влекло определение судом более мягкой меры социальной защиты[28]28
  Там же. С. 205.


[Закрыть].

К сожалению, сдержанное отношение к регламентации ОИПД, проявившееся в Основных началах уголовного законодательства СССР и союзных республик 1924 г., имело свое продолжение в УК РСФСР редакции 1926 г. Впервые законодательно определив понятие «явной малозначительности действия» посредством формулировки «не является преступлением» в примечании к ст.  6, этот УК не только не развил законодательную регламентацию ОИПД, но сделал значительный шаг назад в сравнении с УК РСФСР 1922 г. Неизменным здесь осталось, пожалуй, только одно: регламентация необходимой обороны и крайней необходимости в Общей части УК (хотя и в одной статье, как это имело место в Основных началах) и упоминание об ОИПД в числе смягчающих, как это было предусмотрено в УК РСФСР 1922 г., УК РСФСР редакции 1926 г. уже не знал такого ОИПД, как согласие потерпевшего. В нем весьма ограниченно и поверхностно решался и вопрос о превышении пределов реализации ОИПД. Уголовная ответственность за превышение пределов необходимой обороны, выразившееся в убийстве, устанавливалась в одной и той же статье, что определяла ответственность за неосторожное убийство (ст.  139). При этом размер такой ответственности был увеличен с одного года до трех лет лишения свободы. Никаких иных установлений на этот счет, равно как и в отношении других обстоятельств, УК не предусматривал, за исключением ст.  144, устанавливающей ответственность за умышленное легкое телесное повреждение, нанесенное под влиянием внезапно возникшего сильного душевного волнения, вызванного насилием над личностью или тяжким оскорблением со стороны потерпевшего. И в таком состоянии отечественное уголовное законодательство об ОИПД действовало вплоть до 1958 г. – года принятия Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик.

В части интересующей нас проблемы Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик привлекают внимание несколькими, может быть, не столько содержательными, сколько формальными моментами.

Во-первых, в этом нормативно-правовом акте впервые в отечественном уголовном законодательстве легально определенные ОИПД получили свое легальное название. Не обособленные структурно и регламентированные в разделе втором «О преступлении», необходимая оборона стала действительно «необходимой обороной» (ст. 13), а то, что до этого в теории права подразумевалось под крайней необходимостью, – «крайней необходимостью». Согласно ст.  14 Основ, «не является преступлением действие, хотя и подпадающее под признаки деяния, предусмотренного уголовным законом, но совершенное в состоянии крайней необходимости, то есть для устранения опасности, угрожающей интересам Советского государства, общественным интересам, личности или правам данного лица или других граждан, если эта опасность при данных обстоятельствах не могла быть устранена другими средствами и если причиненный вред является менее значительным, чем предотвращенный вред»[29]29
  Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР (1953–1991 гг.). Казань, 1992. Ч. 1. С. 41.


[Закрыть]. С формальной точки зрения, наряду с названными обстоятельствами, уже в этом нормативно-правовом акте к числу ОИПД можно было отнести не только малозначительность деяния (ч. 2 ст.  7 Основ), но и невменяемость (ст.  11 Основ).

Во-вторых, при определении необходимой обороны и крайней необходимости законодатель наконец-то четко сказал о том, что действия, совершенные при этих обстоятельствах, «не являются преступлениями». Напомним, что подобный подход ранее использовался законодателем только в отношении понятия малозначительности.

Хотя при определении понятия невменяемости использовалась иная формулировка – «не подлежит уголовной ответственности», – суть дела при этом не менялась: содеянное и в этом случае не являлось преступлением, поскольку при отсутствии признака вменяемости в числе обязательных признаков, характеризующих субъекта преступления, не было ни субъекта, ни состава преступления и указанной формулировкой законодатель лишь сместил акценты с непреступности деяния на его уголовно-правовые последствия.

В-третьих, регламентируя необходимую оборону, Основы, до этого впервые в отечественной законодательной практике определившие понятие превышения ее пределов (ч. 2 ст.  13), называют это же самое обстоятельство в числе тех, которые признаются смягчающими ответственность (п. 5 ст.  33). При этом речь идет именно о превышении пределов необходимой обороны, что впоследствии, в связи с принятием УК РСФСР 1960 г., отразившим факт превышения обороны еще и на уровне конкретных составов преступлений (ст.  105, 111), приводит к одновременному двойному учету превышения пределов необходимой обороны. Если такое превышение влечет за собой уголовную ответственность только в случаях, специально предусмотренных уголовным законом, и перечень таких случаев является исчерпывающим, остается неясным, при каких условиях это же самое обстоятельство может влечь за собой еще и смягчение уголовной ответственности (п. 6 ст.  38 УК РСФСР 1960 г.)?

В числе смягчающих ответственность обстоятельств Основы называют и такое, как совершение преступления под влиянием угрозы или принуждения (п. 3 ст.  33). Тем самым, принуждение легально так и остается в статусе только смягчающего ответственность, а не исключающего преступность деяния. Такое положение сохраняется и в УК РСФСР 1960 г. (п. 3 ст.  38), хотя на практике данное обстоятельство вплоть до 1997 г. учитывалось еще и через призму института крайней необходимости в рамках учения об объективной стороне преступления. И в этом качестве принуждение, особенно в такой своей разновидности, как непреодолимое физическое принуждение, исключало и преступность деяния, и уголовную ответственность за него. Как отмечалось в литературе того периода, «не может рассматриваться как уголовно-правовое деяние такое телодвижение человека, которое либо вообще не контролируется его сознанием, либо хотя и осознается, но не управляется сознанием. Лицо не подлежит уголовной ответственности, если оно “действует” под влиянием непреодолимой силы или физического принуждения»[30]30
  См.: Курс советского уголовного права. Часть Общая. Л., 1968. Т. 1. С. 320.


[Закрыть].

УК РСФСР 1960 г., принятый в развитие Основ уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г., добавил к нормативному материалу об ОИПД, пожалуй, только одно: определение конкретных случаев превышения пределов необходимой обороны в нормах Особенной части с жесткой увязкой их к конкретным уголовно-правовым последствиям. Убийство при превышении пределов необходимой обороны наказывалось лишением свободы на срок до двух лет или исправительными работами на срок до одного года (ст.  105)[31]31
  Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 3 декабря 1982 г. в санкцию этой статьи были внесены изменения: исправительные работы предусматривались на тот же срок, что и лишение свободы, т. е. до двух лет (Ведомости Верховного Совета РСФСР. 1982. № 49. Ст. 1821).


[Закрыть], а причинение тяжкого или менее тяжкого телесного повреждения – лишением свободы на срок до одного года или исправительными работами на тот же срок (ст.  111).

УК РСФСР 1960 г. не регламентировал никаких других ОИПД, кроме тех, которые были предусмотрены в Основах уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г. Между тем в более чем тридцатилетний период действия этого УК в отечественной судебной практике к числу ОИПД относились и другие обстоятельства. Так, еще постановлением Пленума Верховного Суда СССР от 23 октября 1956 г. было дано разъяснение о том, что по правилам необходимой обороны следует рассматривать и случаи причинения вреда при задержании лица, совершившего преступление. Действительно же правовой основой для причинения вреда при задержании таких лиц стал п. 16 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 26 июля 1966 г. «Об усилении ответственности за хулиганство», согласно которому «действия граждан, направленные на пресечение преступных посягательств и задержание преступника, являются в соответствии с законодательством Союза ССР и союзных республик правомерными и не влекут уголовной или иной ответственности, даже если этими действиями вынужденно был причинен вред преступнику»[32]32
  Ведомости Верховного Совета СССР. 1966. № 30. Ст. 595.


[Закрыть]. Поскольку «законодательство Союза ССР и союзных республик» в этой сфере было представлено в УК РСФСР 1960 г. ст.  13 (необходимая оборона), постольку названный Указ фактически приравнял институт задержания к институту необходимой обороны. В самом же УК РСФСР это законодательное решение так и не нашло своего отражения[33]33
  Специальные оговорки на этот счет были в УК Узбекской ССР (ч. 3 ст.  13) и УК Украинской ССР (ч. 3 ст.  15).


[Закрыть].

В отечественной судебной практике этого периода рассматривались и другие обстоятельства на предмет отнесения их к числу ОИПД: производственный (хозяйственный) риск – с учетом положений крайней необходимости или в силу своей общественной полезности; исполнение приказа – как правило, в силу отсутствия вины. Причем последнее обстоятельство рассматривалось не только в связи с исполнением, но и неисполнением приказа, например, в связи с применением ст. 239 УК РСФСР 1960 г.

Несмотря на то, что за период своего действия УК РСФСР 1960 г. претерпел многочисленные изменения и дополнения, в части регламентации ОИПД он был более чем стабилен. Если не считать незначительной корректировки санкции ст.  105 в 1982 г., то можно назвать только одно серьезное изменение в этом плане – изменение редакции ст.  13 Федеральным законом от 1 июля 1994 г. В новой редакции ст. 13 УК РСФСР 1960 г. гласила: «Каждый имеет право на защиту своих прав и законных интересов, прав и законных интересов другого лица, общества, государства от общественно опасного посягательства независимо от возможности избежать посягательства либо обратиться за помощью к другим лицам или органам власти. Правомерной является защита личности, прав и законных интересов обороняющегося, другого лица, общества и государства путем причинения любого вреда посягающему, если нападение было сопряжено с насилием, опасным для жизни обороняющегося или другого лица, либо с непосредственной угрозой применения такого насилия. Защита от нападения, не сопряженного с насилием, опасным для жизни обороняющегося или другого лица, либо с угрозой применения такого насилия, является правомерной, если при этом не было допущено превышения пределов необходимой обороны, то есть умышленных действий, явно не соответствующих характеру и опасности посягательства»[34]34
  Собрание законодательства Российской Федерации. 1994. № 10. Ст. 1109.


[Закрыть].

В таком виде регламентация необходимой обороны в уголовном законе просуществовала чуть более двух лет. Нельзя, однако, не отметить в ней попытку кардинального реформирования данного института. Во-первых, российский законодатель, последовавший в этом вопросе за ч. 2 ст.  45 Конституции РФ 1993 г., впервые в отечественной законодательной практике словом «каждый» обратился непосредственно к потенциальному субъекту обороны, что принципиально важно с точки зрения информационного аспекта действия данного института. Во-вторых, впервые на законодательном уровне нашло свое отражение положение о том, что право на оборону может быть реализовано «независимо от возможности избежать посягательства либо обратиться за помощью к другим лицам или органам власти». Как мы помним, изначально в русском уголовном праве на этот счет действовала прямо противоположная норма и неиспользование указанной возможности приводило к признанию неправомерности обороны. Более того, такая практика имела место уже в советский период, и она не отличалась единообразием и последовательностью: если, например, в 1956 г. Пленум Верховного Суда СССР осуждал практику нижестоящих судов по привлечению к уголовной ответственности лиц, не использовавших возможность оставить место происшествия либо обратиться за помощью к органам власти или другим лицам, то уже гораздо позднее – в 1983 г. – этот же самый Пленум в обзоре по делам о необходимой обороне утверждал: «Правильный вывод о соблюдении пределов необходимой обороны в конечном счете зависит от ответа на вопрос, имел ли обвиняемый реальную возможность эффективно отразить общественно опасное посягательство иным способом с причинением посягающему меньшего вреда, чем причинил, а если имел, то почему не воспользовался такой возможностью»[35]35
  См.: Бюллетень Верховного Суда СССР. 1983. № 3.


[Закрыть]. В-третьих, – и это особенно важно, – в новой редакции ст.  13 УК РСФСР 1960 г. российский законодатель предпринял попытку установить дифференцированный правовой режим необходимой обороны в зависимости от ценности охраняемого блага. Объявив правомерным причинение любого вреда посягающему на жизнь другого человека, он тем самым в отношении посягательства на это благо исключил действие института превышения пределов обороны. И эта часть рассматриваемого нововведения вызвала самые неоднозначные оценки со стороны научной общественности[36]36
  См., напр.: Новое уголовное право России. Учебное пособие. Общая часть / Под ред. Н. Ф. Кузнецовой. М., 1996. С. 64; Наумов А. Новый уголовный закон // Законность. 1994. № 10. С. 2–3; Звечаровский И., Чайка Ю. Законодательная регламентация института необходимой обороны // Законность. 1995. № 8. С. 33–35.


[Закрыть], не получила она широкого применения и на практике[37]37
  О практике применения ст.  13 УК РСФСР в этот период см.: Звечаровский И. Э., Пархоменко С. В. Уголовно-правовые гарантии реализации права на необходимую оборону. Иркутск, 1997. С. 42, 57–59.


[Закрыть]. Несмотря на то, что закон по-прежнему не требовал жесткого соответствия обороны характеру и опасности посягательства, содержание ч. 2 ст.  13 УК вольно или невольно вызывало сомнение в принципиальной допустимости лишения жизни посягающего на менее значимые социальные блага, чем жизнь. Весьма неоднозначное толкование сопровождало и используемую в этой связи формулировку «нападение, сопряженное с насилием, опасным для жизни». Все эти сомнения привели к тому, что «беспредельная оборона» не нашла своего отражения в УК РФ 1996 г., в главном сохранившим традиционный подход к регламентации необходимой обороны. В-четвертых, наконец-то в самом уголовном законе был решен вопрос о субъективной стороне превышения пределов необходимой обороны: разрешая многолетнюю дискуссию, законодатель четко указал на умышленный характер таких действий.

Коренные преобразования социально-экономического и политического характера в России в конце 80-х – начале 90-х гг. прошлого столетия не могли не повлечь за собой и кардинальное реформирование уголовного законодательства. УК РФ 1996 г., ставший результатом многолетних творческих усилий научной юридической общественности, воплотил в себе не только предшествующий опыт отечественного уголовного законодательства и практики его применения, но и целый ряд прогрессивных идей зарубежного уголовного законодательства. Может быть в меньшей степени это отразилось на рассматриваемой нами проблеме, однако и в этом плане теперь уже действующий УК заслуживает внимания.

Два принципиальных момента в части регламентации ОИПД выгодно отличают УК РФ 1996 г. от прежнего уголовного законодательства: значительное расширение законодательно определенных ОИПД и структурное обособление их в рамках отдельной главы с одноименным названием «Обстоятельства, исключающие преступность деяния».

Помимо уже ставших традиционными необходимой обороны (ст.  37) и крайней необходимости (ст.  39), в гл. 8 УК предусмотрены: причинение вреда при задержании лица, совершившего преступление (ст.  38), физическое или психическое принуждение (ст.  40), обоснованный риск (ст.  41) и исполнение приказа или распоряжения (ст.  42). Оставляя без внимания в данном случае характеристику каждого из названных обстоятельств, заметим, что в связи с принятием Федерального закона от 14 марта 2002 г. регламентация необходимой обороны претерпела изменения: законодатель в очередной раз предпринял попытку установить дифференцированный правовой режим необходимой обороны в зависимости от ценности охраняемого блага[38]38
  См.: Собрание законодательства РФ. 2002. № 11. Ст. 1021.


[Закрыть]. Думается, однако, что опыт реализации этой нормы в период 1994–1996 гг. остался без должного внимания законодателя. Не случайно отклики на эту законодательную новеллу на страницах юридических изданий были во многом созвучны тем, которые имели место после изменения редакции ст. 13 УК РСФСР 1960 г.[39]39
  См., напр.: Афанасьев А. Новые вопросы старого института необходимой обороны // Российская юстиция. 2002. № 7; Костанов Ю. Новая редакция ст.  37 УК РФ // Законность. 2002. № 7; Пархоменко С. В. Проблемы уголовно-правовой регламентации института необходимой обороны // «Черные дыры» в российском законодательстве. 2003. № 1.


[Закрыть]

УК РФ 1996 г. примечателен еще и тем, что вслед за расширением перечня ОИПД он более корректно по сравнению с прежним законодательством определил значение таких обстоятельств в качестве смягчающих наказание. Не превышение пределов их реализации, а нарушение условий правомерности отдельных из них, согласно ст.  61 УК, может обладать таким качеством. И это логично, поскольку перечень случаев уголовно наказуемого превышения пределов ОИПД носит исчерпывающий характер (ст.  108, 114 УК), и можно сожалеть только о том, что законодатель ограничил его лишь необходимой обороной и причинением вреда при задержании лица, совершившего преступление.

Таким образом, краткий экскурс в историю отечественного уголовного законодательства об ОИПД позволяет сделать следующие выводы.

1. Исторически первым ОИПД в русском уголовном праве является необходимая оборона, законодательное определение которой изначально имело четко выраженный казуальный характер, отражающий и конкретные блага, подлежащие защите, и конкретные жизненные ситуации, в которых она могла осуществляться. К сожалению, стремление современного законодателя отражать в Особенной части уголовного закона наиболее типичные признаки того или иного варианта общественно опасного поведения распространилось и на регламентацию отдельных ОИПД, особенно тех из них, в реализации которых заинтересовано общество и государство (в частности, необходимой обороны). В результате этого нормы об ОИПД получили форму абстракций, зачастую непонятных не только потенциальным субъектам их реализации, но и правоприменителю. И это при том, что в современных условиях применение практически всех ОИПД сопровождается требованиями, нормативно не закрепленными, а известными лишь судебной практике и специалистам в области уголовного права.

2. Исторически сложилось так, что отражение ОИПД в отечественном уголовном законодательстве при общей тенденции к совершенствованию знало два периода, когда законодатель серьезно отступал от уже достигнутого уровня в этом вопросе: 1845–1903 гг. и 1922–1926 гг. При этом круг законодательно определенных ОИПД практически никогда не совпадал с более широким кругом обстоятельств, фактически учитываемых в этом значении в судебной практике либо через призму легальных ОИПД («через» необходимую оборону или крайнюю необходимость), либо с точки зрения общих начал уголовного права (вины, общественной полезности деяния и т. п.). Поэтому расширение перечня законодательно определенных ОИПД в УК РФ 1996 г. представляется обоснованным. Вместе с тем ОИПД, закрепленные в ст.  37–42 данного УК, не исчерпывают всего перечня обстоятельств, юридически исключающих преступность деяния (малозначительность, невменяемость, невиновность).

3. Существовавшая долгое время практика определения отдельных ОИПД лишь в нормах, регламентирующих конкретные виды преступлений, была дополнена закреплением ОИПД еще и в нормах Общей части тогда, когда такая часть получила структурное обособление в нормативно-правовом акте. Практически с этого же момента рассматриваемые обстоятельства получили поливариантное уголовно-правовое значение: одни из них действительно исключали преступность деяния, другие выступали только в качестве смягчающих наказание (ответственность), третьи – и в том, и в другом качестве одновременно. Последнее получило свое развитие уже в современном отечественном уголовном законодательстве.

Использование сравнительного метода в современных правовых исследованиях является объективной необходимостью, а не просто иллюстрацией осведомленности автора о состоянии соответствующих зарубежных законодательных аналогов[40]40
  См.: Звечаровский И. Э., Лысенко О. В. Незаконное вознаграждение: Уголовно-правовые аспекты. СПб., 2002. С. 36.


[Закрыть]. Исходя из конкретного экономического и социально-политического состояния, имеющегося положительного опыта и традиций борьбы с преступностью в России, недопустимо слепое копирование зарубежного законодательства. Вместе с тем также недопустимо игнорировать зарубежный опыт борьбы с преступностью и зарубежное законодательство, как это имело место у нас в недалеком прошлом со ссылками на различного рода «измы»[41]41
  См.: Волженкин Б. В. Экономические преступления. СПб., 1999. С. 246.


[Закрыть]. Как отмечал известный французский юрист Марк Ансель, изучение зарубежного опыта «открывает перед юристом новые горизонты, позволяет ему лучше узнать право своей страны, ибо специфические черты этого права особенно отчетливо выявляются в сравнении с другими системами. Сравнение способно вооружить юриста идеями и аргументами, которые нельзя получить даже при очень хорошем знании только собственного права»[42]42
  Ансель М. Методологические проблемы сравнительного права // Очерки сравнительного права. М., 1991. С. 38.


[Закрыть].

В связи с распадом СССР вследствие денонсации союзного договора от 1924 г. для многих российских исследователей-юристов стало правилом при анализе зарубежного законодательства обращать взор прежде всего на законодательство бывших союзных республик, которое, с одной стороны, вполне естественно сохранило присущую законодательству советского периода однотипность в решении вопросов об основаниях и принципах уголовной ответственности, об определении круга деяний, признаваемых преступными, видов и мер наказания за их совершение, а с другой – естественно приобрело особенности, обусловленные теперь уже спецификой самостоятельности республик как субъектов международного права[43]43
  Звечаровский И. Э., Лысенко О. В. Незаконное вознаграждение… С. 36–37.


[Закрыть]. Подобная двойственность отличает уголовное законодательство бывших союзных республик и в интересующем нас аспекте.

Большинство уголовных кодексов бывших субъектов СССР выделяют ОИПД в самостоятельную главу (УК Украины – в раздел) в разделе «Преступление». Исключением являются УК Эстонской Республики и Республики Казахстан, в которых рассматриваемые обстоятельства структурно не обособлены и регламентированы в общем перечне статей в разделе (в главе) «Преступление». При этом и в том, и в другом УК понятие ОИПД вообще не употребляется.

Примечателен и тот факт, что в УК бывших союзных республик при более или менее однообразном определении круга ОИПД, последние в отдельных из них называются «обстоятельствами, исключающими уголовную ответственность» (УК Литовской и Латвийской Республик), «обстоятельствами, устраняющими уголовный характер деяния» (УК Республики Молдова), «обстоятельствами, исключающими противоправность деяния», «обстоятельствами, исключающими и смягчающими вину» (гл. 8, 9 УК Грузии). При этом в числе последних наряду с различными видами невменяемости (возрастной, медицинской и ограниченной) и ошибкой предусмотрено исполнение приказа или распоряжения. В целом же понятие ОИПД характерно для большинства УК рассматриваемой группы. Именно оно присутствует и в Модельном УК[44]44
  См.: Приложение к Информационному бюллетеню Межпарламентской Ассамблеи государств – участников СНГ. 1996. № 10. С. 100.


[Закрыть].

Особый интерес в интересующем нас вопросе представляют УК Республики Узбекистан и Грузии. В первом из них в гл. 9 «Понятие и виды обстоятельств, исключающих преступность деяния» третьего раздела «Обстоятельства, исключающие преступность деяния» содержится единственное в своем роде легальное определение ОИПД: «Исключающими преступность деяния признаются обстоятельства, при которых действие или бездействие, содержащие предусмотренные настоящим Кодексом признаки, не являются преступлениями ввиду отсутствия общественной опасности, противоправности или вины» (ст.  35)[45]45
  Уголовный кодекс Республики Узбекистан. СПб., 2001. С. 75.


[Закрыть]. Правда, при регламентации отдельных обстоятельств, за исключением, пожалуй, малозначительности, узбекский законодатель четко не оговаривает, в силу отсутствия какого признака из числа названных то или иное обстоятельство носит исключительный характер. Не лишена противоречия и сама дефиниция ОИПД, потому что если действие или бездействие содержит признаки преступления, то в их число обязательно входит и такой, как вина. И этот вывод основан на определении понятия преступления, предусмотренного в этом же самом УК (ст. 14)[46]46
  Там же. С. 60.


[Закрыть].

Стремление узбекского законодателя к единообразному определению ОИПД, выраженное в законодательном их определении и исчерпывающем перечислении, к сожалению, сопровождается тем, что при описании оснований их реализации используются три хотя и взаимосвязанных, но различных понятия: противоправное посягательство (при необходимой обороне – ст.  37); деяние, причинившее вред правам и охраняемым законом интересам (при крайней необходимости и оправданном профессиональном или хозяйственном риске – ст.  38, 41); общественно опасное деяние (при причинении вреда при задержании – ст.  39). И если, согласно ст.  36 данного УК («Малозначительность деяния»), общественная опасность – это свойство только преступления, то логично сделать вывод о том, что основанием необходимой обороны могут выступать и не общественно опасные противоправные посягательства, а основанием причинения вреда при задержании – только преступные (общественно опасные) посягательства. И это при одинаковых видах и размерах уголовного наказания за превышение пределов необходимой обороны и мер задержания (ст.  100, 101).

Следует отметить, что в рассматриваемом вопросе отсутствует единообразие и в других УК бывших союзных республик. Например, в УК Украины, Азербайджанской Республики, Республики Таджикистан, Республики Беларусь, как и в УК РФ, основаниями реализации необходимой обороны и мер задержания выступают соответственно общественно опасное посягательство и преступление; в УК Латвийской Республики – нападение и преступное деяние; в УК Литовской Республики – опасное посягательство и преступное деяние; в УК Грузии, Эстонской Республики – противоправное посягательство и преступление. Это терминологическое разнообразие интересно еще и тем, что в целом ряде случаев виды и сроки наказания за превышение пределов названных обстоятельств, выразившееся в убийстве, унифицированы и максимально определены на уровне двух или трех лет лишения свободы (УК Грузии, Латвийской Республики, Украины, Республики Узбекистан).

По сравнению с УК Республики Узбекистан УК Грузии выгодно отличается именно последовательностью регламентации ОИПД. В основе отмеченной выше поливариантности в обозначении последних с распределением их на две самостоятельные главы лежит определение понятия преступления лишь через признаки противоправности и виновности деяния[47]47
  При этом такой традиционный признак преступления, как общественная опасность, логично не находит своего отражения и в содержании различных форм вины (ст.  9, 10). Основным элементом ее содержания в УК Грузии выступает осознание противоправности деяния и его последствий. В этой связи несомненный интерес вызывает вопрос, который лежит за рамками настоящего исследования – о практической реализации этой законодательной идеи.


[Закрыть]. Поскольку же только названные признаки определяют преступление, выступающее основанием уголовной ответственности (ст.  7), постольку наименование одних обстоятельств «исключающими противоправность» (гл. 8), а других – «исключающими… вину» (гл. 9) в общем-то обоснованно, и можно только догадываться о том, почему и те, и другие грузинский законодатель не объединил общим названием «ОИПД». В данном случае логика прослеживается и в том, что обстоятельства, смягчающие вину, также помещенные в гл. 9 УК Грузии, никак не перекликаются (по крайней мере, с формальной точки зрения) с обстоятельствами, смягчающими ответственность, о которых идет речь применительно к назначению наказания; не перекликаются потому, что обстоятельства последнего вида конкретно вообще не называются в ст.  53, 54 УК Грузии. Вместе с тем следует заметить, что их открытый (а точнее – не определенный) перечень позволяет включать в их число и такие, которые фактически смягчают именно вину (например, обстоятельства, указанные в п. «д», «е» ст.  61 УК РФ) и вроде бы должны быть регламентированы в гл. 9 УК Грузии. Однако это невозможно, поскольку грузинский законодатель в самом УК, назвав гл. 9 «Обстоятельства, исключающие и смягчающие (курсив наш. – С. П.) вину», четко установил правовые последствия только для исключающих обстоятельств – для «невиновных деяний». И эти последствия почему-то выражаются в освобождении от уголовной ответственности, а не в ее исключении (ст.  38). К слову сказать, эта неточность присутствует и при характеристике обстоятельств, исключающих противоправность деяния, в названии ст.  32 УК Грузии.

При том, что вопрос о правовых последствиях поведения лица при ОИПД заслуживает особого внимания и будет рассмотрен ниже, заметим: если деяние не является противоправным и виновным, оно (в том числе и по мысли грузинского законодателя) не является и преступлением. Следовательно, в данном случае не возникает даже обязанность несения уголовной ответственности, а поэтому субъекта деяния не от чего и освобождать[48]48
  См.: Российское уголовное право: Курс лекций. Т. 2. Наказание / Под ред. А. И. Коробеева. Владивосток, 1999. С. 281.


[Закрыть]