Текст бизнес-книги "Без фильтров. Истории, которые делают нас живыми"

Автор книги: Тата Кальницкая

Раздел: Личностный рост, Книги по психологии

История третья
Про День СВЯТОГО Валентина

3наете, наверное, я даже немного завидую нынешнему поколению. И не важно, какому из «нынешних». Если вы моложе меня (а оказаться такими нетрудно), я вам завидую. Понятно?

Все достаточно просто. Вот, например, в мои четырнадцать из средств связи у меня имелась раскладная «Моторола» розового цвета, а в ней «телефонная книжка», куда я заботливо вписывала любого человека, с которым была знакома даже косвенно. В ней отыскались бы и «дядя Ваня, мамина работа, токарь», и «Валентина Петровна, медсестра, школа», короче, куча «нужных» людей, у которых все равно нельзя было спросить о том, что действительно меня волновало.

Сейчас мы независимо от возраста можем зайти в Инстаграм или в любую другую социальную сеть и узнать, как выщипывать брови и какой сегодня день по лунному календарю, случайно пройти марафон и научиться красить стрелки.

Во времена моего детства из случайного я могла найти разве что шприц в подъезде, а он не сильно помог бы мне в решении задач подросткового периода.

Из забавного пончика я превратилась в девочку, которая, возможно, станет красивой, когда вырастет. Но не сейчас. Встречаются же такие дети, и вы наверняка их видели, на которых мы смотрим и думаем: «Просто надо подождать лет пять. Просто подождать». Я тоже была таким ребенком. И если вам кажется, что я слишком много пишу о внешности, то… вам не кажется.

Ребенок в таком возрасте не помнит медали и грамоты с конкурсов, каждую «пятерку» или как учитель по русскому языку назвал его «самым талантливым». Зато хорошо помнит другое. Я, например, – усики над губой, густые сросшиеся брови, огромные глаза и маленький рот. Почему? Потому что в классе мне ежедневно о них напоминали.

Дети – самые честные создания. Но еще и самые жестокие. Им пока не объясняли про уважение и чужие границы, про толерантность и прочее «бла-бла-бла». Они не торопятся встать на твое место и делят мир на черное и белое. Но каким бы ты ни был и как бы к тебе ни относились окружающие, ты в любом случае способен чувствовать и обязательно влюбишься. Именно это произошло со мной той зимой перед Днем святого Валентина.

Люди, записанные в контактах моего телефона, не могли подсказать, как влюбить в себя самого красивого мальчика в школе, и даже как убрать усики над губой. Откровенно говоря, никто бы мне не помог, потому что говорить о подобном я тоже не хотела. Я не психолог, но я считаю, этот момент детства очень важным, когда ты впервые влюбляешься и думаешь, что же делать с таким странным ощущением.

Выбор оказался невелик. Я не пила «Ягуар», не гуляла по вечерам и не одевалась как «модные девчонки». Откровенно говоря, я была самым обычным ботаном, который даже не всегда получал «пятерки», а просто так выглядел.

Спустя много лет, пообщавшись с одноклассниками, я выяснила, что они воспринимали происходящее совсем по-другому. Но мы ведь всегда легко забываем плохое, верно? Память делает нас «хорошими людьми», и я никого не осуждаю за это.

За неделю до четырнадцатого февраля на первом этаже поставили коробку. «Прием писем любви» – гласила надпись на ней, а рядом красовалась уродская наклейка с сердечком.

Важный день, он каждый год становился событием. Старшеклассники заходили в класс и сообщали: «Петрова – пять писем, Мурзов – три письма», и так далее. Кто получал больше всего писем, тот пользовался авторитетом и почетом, а значит, на весь год становился «королем» или «королевой». Жалоб на то, что я ни разу не заслужила такого титула, вы от меня не услышите. Я, конечно, могла накупить «валентинок», написать на них свое имя и послать себе, но прекрасно понимала, что все сразу догадаются. А если я не могу выиграть честно – «се ля ви», ничего не поделаешь.

Я не знала, отправлять мне свою открытку ему или нет. С одной стороны, это был праздник любви, а с другой, у меня хватало ума, чтобы не питать иллюзий по поводу его отношения ко мне.

Я провела в сомнениях всю неделю до дня Х и очень переживала, правильно ли я в итоге поступила.

С утра началась ужасная метель, но как настоящая женщина, я проснулась в день любви с ощущением маленького праздника. Получив с утра цветы от отца и поцелуй от мамы, я распустила заплетенные на ночь косички. Мама достала новое платье. Черное, по фигуре, с темными колготками оно смотрелось так, будто я как минимум иду на свидание с принцем мечты. Мне даже разрешили накрасить губы помадой. Одним словом, я была чудо как хороша. Даже метель, казалось, немного успокоилась от одного моего вида.

Первые несколько уроков мы вели себя как шпионы, каждый раз затихали, слыша смех старшеклассников, идущих по этажу. «Вдруг, сейчас зайдут к нам! Вдруг!»

Чем ближе раздавались шаги, тем сильнее замирало мое сердце. «Правильно или нет? Правильно или…» Одним словом, когда на четвертом уроке к нам зашли с заветной коробкой, я уже устала переживать и почти не слушала, какие называют фамилии. «Хохлов – два, Манурян – четыре, Иванова – восемь».

Моя фамилия так и не прозвучала. Я незаметно доставала из портфеля салфетку, чтобы стереть остатки помады с губ, и тут услышала: «Кальницкая».

Знаете, подобного еще не случалось, чтобы за моей громко произнесенной фамилией следовало что-то хорошее. Особенно если ее насмешливо выговорил Андрей, в которого я и была влюблена.

Я молча подняла глаза, сжимая в руках салфетку с пятнами полустертой помады. А он стоял посреди кабинета и держал в руках листок.

«Я прочитал твое письмо, – продолжил он, и было заметно, что его просто распирает от смеха. – Так вот, запомни здесь и сейчас. Никогда, никогда в жизни я не влюблюсь в тебя, потому что ты – СТРАШНАЯ!»

Я не вскочила со стула, не выбежала из кабинета и ничего не сказала. Я просто молча сидела с этой дурацкой салфеткой в руке до тех пор, пока все не вышли из класса на перемену.

Я слышала хохот со всех сторон, хохот двадцати детей, которые смотрели на меня в этот момент. Видела лицо учительницы, которая пыталась что-то сказать. Память стирает плохие моменты? Вы уверены?

Когда все вышли из кабинета, учительница сказала: «Следующий урок тут будет пусто. Если хочешь, останься».

Я криво улыбнулась, дождалась звонка с перемены и ушла.

На улице по-прежнему мела метель, а на мне было все то же потрясающее платье.

* * *

Пока я не закончила школу, мне пришлось видеть Андрея до девятого класса. А спустя семь лет на встрече выпускников я узнала, что ту самую «валентинку», которую он зачитал, написала девочка Оля, потому что хотела посмеяться. Ведь тогда, мучаясь выбором, я все-таки испугалась и ничего ему не послала.

И позже тот самый уже не мальчик Андрей, немного подвыпивший, подошел ко мне и сказал: «Ты так изменилась. Стала такой красивой. Мы же были детьми, понимаешь? Кто старое помянет, и все такое. Ты же филолог, сама знаешь, да?» Я ответила ему: «Да, да», – и вышла на улицу.

Бедный мальчик Андрей даже не представлял, что сделал мне величайший подарок.

Кем бы я стала, получая кучу «валентинок»? Разве захотела бы много чего доказать этому миру, если бы тогда не услышала общий смех?

Мною двигала боль, но я не стояла на месте, а шла. И это гораздо важнее.

Выйдя из душной школы, я села в свою машину и открыла записную книжку. Теперь в ней остались только мои друзья, и нам было, что обсудить.

ДЕТИ – САМЫЕ ЧЕСТНЫЕ СОЗДАНИЯ.

НО ЕЩЕ И САМЫЕ ЖЕСТОКИЕ. ИМ ПОКА НЕ ОБЪЯСНЯЛИ ПРО УВАЖЕНИЕ И ЧУЖИЕ ГРАНИЦЫ.

История четвертая
Про СЕМЬЮ и безграничность материнской любви

Мы сидим за праздничным столом. В этом году мне исполняется двадцать один год. Собрались только родственники. Я люблю их и знаю все наперед, и потому иногда поглядываю на часы. Через несколько минут дядя Ваня произнесет длинный тост, потом включат музыкальный канал и запоют. Начнут с украинских песен, а дальше – по нарастающей: сначала тихо, чтобы соседи не услышали, а потом все громче и громче. Бабушка станет убирать со стола, а мы все ее остановим. Папа отправится на балкон за новой бутылкой вина, и все встретят его улыбками, потому что, не найдя ее, он принесет коньяк, и постепенно забудут о поводе встречи.

Справа от меня сидит мама, я сжимаю ее руку. Моя нежная, милая мамочка.

Начинают петь. Я тихо разворачиваюсь к ней, чтобы обнять и прошептать: «Я, наверное, пойду». Прощаюсь, нежно обнимая и целуя дальних родственников, бабушку, братьев, отца.

Мама выходит меня провожать. Пока я обуваюсь и параллельно пытаюсь вызвать такси, она стоит, прислонившись к стене, и смотрит на меня с полуулыбкой.

Есть один вопрос, который я хочу ей задать и все никак не решаюсь. Вот уже много лет.

– Мам, – тихо произношу я. – Есть одна вещь, которую я до сих пор не могу понять. В которую не могу поверить.

Она вопросительно поднимает бровь. Это ее особенность, привычка человека, который прошел через многое, – меньше слов.

– Помнишь? Когда я уходила из дома, когда жила не пойми где столько времени, когда работала на рынке. Ты… вычеркнула меня из жизни, да? Мне было всего пятнадцать.

Я тороплюсь, потому что боюсь испугаться и так и не договорить до конца. Слишком долго эта фраза жила во мне. Слишком долго мне хотелось узнать на нее ответ.

Это случилось шесть лет назад. Стоял теплый май, на самом деле теплый. Самое время для тусовок с друзьями и приятных вечеров. Они слишком рано начались в моей жизни. Оглядываясь назад и вспоминая о случившемся, я смеюсь. Это забавная история, которая кажется веселой, когда я рассказываю ее в компаниях. Но оставаясь наедине с собой, я впадаю от нее в ужас.

Мне было всего пятнадцать, когда я решила, что взрослая жизнь – это мое. Моя мама, моя милая мамочка родила уже второго сына, и, откровенно говоря, родителям было не до меня. Не потому, что они меня не любили. Отнюдь. Просто мама добивалась всего сама: денег, почета, успеха. Как ребенок голодного времени, выросшая буквально с одним платьем в поселковом центре в Украине, она очень хорошо знала цену благополучной жизни, и потому хотела дать нам все. Образование, комфортную жизнь в столице и много-много вещей и игрушек. Пропадая днями и ночами на работе, она медленно, но упрямо создавала свой бизнес в то непростое время с бесконечными кризисами, сменой власти и рэкетирами, а нами занималась няня и иногда приезжавшие бабушка с дедушкой. Основное внимание, конечно, уделялось моим маленьким братьям. Мама мне доверяла, хотя не думаю, что я этого заслуживала.

В пятнадцать лет я попала в плохую компанию и как будто обрела свой второй дом. Нет, мы не употребляли наркотики и не грабили палатки. Мы ходили по клубам, вечеринкам, впискам и прочим ночным мероприятиям. Я «ночевала у подруг», отпрашивалась, давя на «доверие». И моя мама, слишком сильно устававшая на работе, но хотевшая дать своему ребенку хоть немного любви, отпускала меня. Мне кажется, она думала, что таким образом заслуживает мое расположение. А я так подло и мерзко пользовалась этим.

Как устроены подростки? Сильнее всего в них проявляется умение манипулировать и зависимость от собственных огромных желаний. Думаю, я вела себя еще хуже. Все детские комплексы вылезли наружу и нашли отклик среди новых друзей. Они ненавидели тех, кто обижал меня когда-то, и всегда говорили, что я красивая. А я, подобно черной дыре, всасывала эти «одобрения» ежедневно, все больше и больше на них подсаживаясь. Я отдала бы этим ребятам все, если бы они попросили. Все, что имела, и даже немного больше. Потому что они меня понимали. В моей голове я была звездой компании. А разве, когда тебе пятнадцать, есть что-то важнее?

Понедельник – караоке, вторник – R’n’B-вечеринка, среда – тусовка дома, а четверг – воскресенье – просто не спрашивайте. Вечный угар, когда ты едешь на метро туда, а с утра гуляешь около станции и ждешь ее открытия. Я видела лица людей, которые ехали поутру на работу и смотрели на меня осуждающе. «Да что они понимают в жизни?» – звучало в моей голове.

На тот момент у меня уже оформилась грудь, темные волосы и косметика прибавляли пару лет, да и паспорта никто никогда не спрашивал. Все было «окей». У меня, по крайней мере.

У каждой истории есть кульминация. Вам подтвердит любой начинающий сценарист, автор, да и просто человек, который прочитал хотя бы несколько книг. Пик. Высшая точка. Венец. Есть даже такая теория, что любые сценарии нашей жизни можно провести через литературу. Почему нет?

Кульминацией для моей милой, моей родной мамы стал один из вечеров, когда я уже нагло и открыто красила глаза, чтобы уйти в ночь. Не представляю, что испытывала она в тот момент. Не хочу представлять, что чувствуешь, когда твоя маленькая девочка, которую ты учила читать и писать, вульгарно красит глаза и уходит неизвестно куда поздно вечером.

Случился скандал – громкий, жесткий, жестокий.

Мама кричала, что я похожа на не пойми на кого, что она запрещает мне уходить, а еще про мораль и ответственность. Про то, что я закончу понятно где и как, если не сдохну раньше времени. А я кричала в ответ, что она ничего не понимает, что я все могу сама, что она мне не нужна и много других ужасных вещей, которые сейчас я не состоянии даже написать. Если я их напишу, получится, что они были. Переживу ли я подобное еще раз? НЕТ.

Это были самые ужасные вещи, которые ребенок просто не имеет права говорить маме. Но я – сказала:

– Ты мне не нужна!

Я не плакала. Я произнесла это отчетливо и твердо. НЕ НУЖНА.

Мама упала, у нее начались судороги. Она даже не плакала. Я не знаю, как это описать. Она выла, роняя слезы.

Тогда я тоже заплакала, но вышла и закрыла за собой дверь. Я думала только о том, что после подобных слов не могу вернуться назад. Сердце билось быстрее, чем ездят поезда в Токио.

Следующее, что я помню, – лавочка. Я сижу и перебираю контакты в телефонной трубке, рассказываю вкратце свою историю. Кто-то на тусовке, кто-то не может помочь, кто-то просто не отвечает. Слухи расходятся быстрее, особенно когда сама ты сидишь на лавочке, и желающих отозваться все меньше.

Спустя полчаса ответила одна подруга. Она была беременна, поэтому проводила вечера дома. На ее звонки тоже редко откликались, возможно, поэтому на мой она среагировала так быстро. «Конечно, приезжай, – сказала она. – Что-нибудь придумаем». Затем смс-ка с адресом, и еще через полчаса я уже сидела у нее на кухне.

Я ничего не объясняла, просто повторила несколько слов о том, что меня не понимают, и все. Уже тогда я четко осознавала, что натворила. Эго, которое помутило мой разум и позволило хотелкам взять вверх, чуть не убило мою маму. Мою милую, мою родную мамочку. Ту женщину, о которой в своей компании я всегда рассказывала, как о кумире. Ту самую, которая не побоялась в голодном 1993-м родить меня, хотя ее бросил мой биологический отец. Женщину, которая всю жизнь положила на то, чтобы сделать МЕНЯ счастливой, которая крепко держала меня за руку в нужный момент и всегда говорила: «Ты сможешь все. Ты сильная. Ты цельная. Ты – моя звезда. Я люблю тебя». Я предала ее. Я предала себя. И эти две фразы четко звучали в моей голове. И именно из-за них я не могла вернуться.

Моя подруга Полина устроила меня на работу. Было лето, каникулы, и я с радостью начала «новую жизнь».

Савеловский рынок, продажа телефонов. Тысяча рублей в день, из которых шестьсот уходили на еду, двести на дорогу и еще двести я отдавала Полине – несла в «дом».

Так прошло два месяца. Мама мне не звонила, я не звонила ей. Абсолютная тишина.

Я думала, она меня вычеркнула из собственной жизни. Ведь правда, зачем ей такая дочь, когда есть еще два ребенка, и наверняка из них получится что-то более путное, что-то лучшее, чем из меня. Тусовки отошли на задний план, как и компания. Сложно гулять всю ночь, когда тебе вставать в семь утра.