Текст бизнес-книги "Правовое и индивидуальное регулирование общественных отношений"

Автор книги: Валентин Ершов

Раздел: Юриспруденция и право, Наука и Образование

Подводя предварительные итоги исследования того, что «недостаёт» иным типам правопонимания, и преимуществ научно обоснованной концепции интегративного правопонимания, можно выделить следующее: (1) научно обоснованная концепция интегративного правопонимания предоставляет возможность реализовывать нетрадиционную, принципиально иную стратегию научных исследований правовых явлений; (2) научно обоснованная концепция интегративного правопонимания позволяет изучать качественно иные правовые проблемы, в частности, элементы системы права, ее целостность, прямые и обратные связи, а также новые свойства права, не присущие его отдельным элементам, а главное – вырабатывать конкретные практические ответы на современные теоретические вопросы.

Перефразируя процитированное ранее высказывание Г. Гегеля, думаю, с позиции научно обоснованной концепции интегративного правопонимания можно признать: всякая форма национального и (или) международного права (в том числе внутригосударственные правовые акты), получает свое «оправдание» лишь как «момент целого», т. е. в единой, развивающейся и многоуровневой системе права, вне которого она есть «необоснованное предположение или субъективная уверенность». При таком общенаучном подходе убежден, что взаимосвязанные и взаимодополняющие процессы как правотворчества и реализации права, так и исследования отдельных правовых явлений, в том числе элементов и форм национального и (или) международного права должны происходить как «моменты целого», т. е. не изолировано и самостоятельно, а прежде всего в рамках единой, развивающейся и многоуровневой системы форм национального и (или) международного права, реализующегося в государстве.

В то же время юридический позитивизм, длительное время господствующий в нашей стране, самым непосредственным образом влияет на процессы и результаты принятия правовых актов российскими правотворческими органами. Например, в ст. 392 ГПК РФ кроме традиционных и понятных «вновь открывшихся обстоятельств» законодателем введены спорные «новые обстоятельства», к которым теоретически неубедительно отнесены, например, «признание Конституционным Судом Российской Федерации не соответствующим Конституции Российской Федерации закона, примененного в конкретном деле, в связи с принятием решения по которому заявитель обращался в Конституционный Суд Российской Федерации» (выделено мной. – В. Е.). Во-первых, Конституция является не «обстоятельством», тем более «новым», а фундаментальным национальным правовым актом, действовавшим на момент принятия спорного судебного акта. Во-вторых, в данном случае возникла обычная иерархическая коллизия между законом и Конституцией Российской Федерации, которая могла быть преодолена судом в процессе рассмотрения конкретного спора (ad hoc) в соответствии с ч. 1 ст. 15 Конституции.

Вместе с тем, такой вывод законодателя в действительности является не случайным, поскольку длительное время Конституция не признавалась в доктрине «правом», подлежащим прямому применению. Весьма характерно и то, что действующие кодексы также не содержат норм материального права о прямом применении Конституции РФ. Например, ч. 1 ст. 5 ЖК РФ содержит следующую норму права: «В соответствии с Конституцией Российской Федерации жилищное законодательство находится в совместном ведении Российской Федерации и субъектов Российской Федерации». Наконец, ч. 8 ст. 5 ЖК РФ ограничивает иерархические коллизии только Жилищным кодексом РФ. В то же время Пленум Верховного Суда РФ в п. 2 постановления от 31 октября 1995 г. № 8 «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия» разъясняет: «Согласно ч. 1 ст. 15 Конституции Российской Федерации Конституция имеет высшую юридическую силу, прямое действие и применяется на всей территории Российской Федерации. В соответствии с этим конституционным положением судам при рассмотрении дел следует оценивать содержание закона или иного нормативного правового акта, регулирующего рассматриваемые судом правоотношения, и во всех необходимых случаях применять Конституцию Российской Федерации в качестве акта прямого действия» (выделено мной. – В. Е.).

В связи с этим, полагаю, признание федерального закона, примененного в конкретном деле Конституционным Судом РФ, не соответствующим Конституции РФ, более обоснованно относить не к «новым обстоятельствам», а, например, к нарушению или неправомерному применению норм материального права, к основаниям для отмены или изменению решения суда, например, в кассационном порядке (ст. 387 ГПК РФ) или к существенным нарушениям норм материального права, повлиявшим на исход дела, основаниям для отмены или изменению судебных постановлений в порядке надзора (ст. 391.9 ГПК РФ).

21 февраля 2008 г. в Совете при Президенте по вопросам совершенствования правосудия, в частности, обсуждался проект Федерального закона «О внесении изменений в статьи 392 и 395 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации», в соответствии с которым предлагалось ст. 392 ГПК РФ дополнить пунктом следующего содержания: «установленное Европейским Судом по правам человека нарушение положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод при рассмотрении судом Российской Федерации гражданского дела, связанного с применением федерального закона, не соответствующего Конвенции о защите прав человека и основных свобод, либо иными нарушениями Конвенции прав человека и основных свобод». В пояснительной записке была указана цель законопроекта – приведение ГПК РФ в соответствие с Европейской Конвенцией «О защите прав человека и основных свобод».

Вместе с тем, согласно ст. 1 Федерального закона «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней» «Российская Федерация в соответствии со статьей 46 Конвенции признает ipso facto (в силу самого факта) и без специального соглашения юрисдикцию Европейского Суда по права человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случаях предполагаемого нарушения Российской Федерацией положений этих договорных актов…»[141]141
  СЗ РФ. 1998. № 14. Ст. 1514.


[Закрыть].

Таким образом можно сделать вывод о том, что Конвенция о защите прав человека и основных свобод, а также ратифицированные Россией Протоколы к ней, в толковании Европейского Суда по правам человека являются обязательными для российских правотворческих, исполнительных и судебных органов государственной власти, т. е. данная Европейская конвенция, а также Протоколы к ней № 1 и № 4 с 5 мая 1998 г. являются для России обязательным международным правом. При таком понимании системы права представляется дискуссионным вопрос об отнесении установленных Европейским Судом по правам человека нарушений о защите прав человека и основных свобод при рассмотрении судом Российской Федерации гражданского дела, связанного с применением федерального закона, не соответствующего Конвенции о защите прав человека и основных свобод, либо иными нарушениями Конвенции о защите прав человека и основных свобод к вновь открывшимся или новым» обстоятельствам». Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод и ратифицированные Россией Протоколы к ней являются видом международных договоров. В силу ч. 4 ст. 15 Конституции РФ международные договоры Российской Федерации являются «составной частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора». Следовательно, Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод, а также ратифицированные Россией Протоколы к ней необходимо рассматривать в качестве одного из международных договоров, имеющего приоритет над федеральными законами, а не вновь открывшимся или новым «обстоятельством».

Принимая во внимание изложенные правовые аргументы, полагаю, более обоснованным является иное предложение, сформулированное в п. 9 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 10 октября 2003 г. № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации»: «При осуществлении правосудия суды должны иметь в виду, что по смыслу ч. 4 ст. 15 Конституции Российской Федерации, ст. 369, 379, ч. 5 ст. 415 УПК РФ, ст. 330, 362–364 ГПК РФ неправильное применение судом общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации может являться основанием к отмене или изменению акта. Неправильное применение нормы международного права может иметь место в случаях, когда судом не была применена норма международного права, подлежащая применению, или, напротив, суд применил норму международного права, которая не подлежала применению, либо когда судом было дано неправильное толкование нормы международного права».

Вместе с тем, действующая ст. 392 ГПК РФ «Основания для пересмотра судебных постановлений, вступивших в законную силу (по вновь открывшимся или новым обстоятельствам)», к сожалению, содержит п. 4 ч. 4, в соответствии с которым к новым обстоятельствам, в частности, относится «установление Европейским Судом по правам человека нарушения положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод при рассмотрении судом конкретного дела, в связи с принятием решения по которому заявитель обращался в Европейский Суд по правам человека».

Затронутые теоретические и практические вопросы правопонимания, правотворчества и правореализации позволяют обратиться и к более общей проблеме – соотношения и взаимосвязи международного права и российского права. Действующие российские кодексы по существу не отвечают на вопросы о формах международного и внутригосударственного права и их соотношении между собой. Например, ст. 6 СК РФ называется «Семейное законодательство и нормы международного права», однако все нормы международного права законодатель сводит только к международным договорам и при этом не устанавливает соотношения международного права и «семейного законодательства». Статья 9 ЖК РФ также ограничивает международное право лишь одной его формой – международным договором. Статья 10 ТК РФ по существу лишь воспроизводит ч. 4 ст. 15 Конституции РФ. Аналогичный вывод можно сделать и в отношении ст. 7 ГК РФ.

Общепризнанные принципы международного права традиционно отождествляют с нормами международного права. Так, согласно п. 1 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 10 октября 2003 г. «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» «под общепризнанными принципами международного права следует понимать основополагающие императивные нормы международного права, принимаемые и признаваемые международным сообществом государств в целом, отклонение от которых недопустимо».

Выше рассмотренные нормы права, содержащиеся в действующих российских кодексах, и толкование основополагающих (общих) принципов международного права Верховным Судом РФ далеко не случайны, они основаны на традиционных выводах ученых, специализирующихся в международном праве. Например, Н. А. Цивадзе, анализируя соотношение международного и внутригосударственного права, пришел к весьма неопределенному выводу: «Вопрос о соотношении международного права и национального решается в пользу сближения норм двух систем (выделено мной. – В. Е.) с целью их эффективного взаимодействия»[142]142
  Цивадзе Н. А. Применение норм международного права судами Российской Федерации: Автореф. дисс… канд. юрид. наук. М., 2005. С. 8.


[Закрыть]. Е. Ю. Степкин, также, не приводя необходимых теоретических и правовых аргументов, пишет: «При характеристике соотношения современного международного права с внутригосударственным правом России можно говорить о диалектическом сочетании обеих концепций»[143]143
  Степкин Е. Ю. Соотношение норм конституционоого права России и международного права при обеспечении личных прав человека и гражданина: Автореф. дисс. … канд. юрид. наук. М., 2004. С. 10.


[Закрыть] (выделено мной. – В. Е.). В то же время, на мой взгляд, оценочные понятия «сближение» и «диалектическое сочетание» не разрешают длительный спор сторонников дуалистической и монистической концепций.

Более того, Е. Ю. Степкин далее делает еще более спорное предложение: «дополнить ч. 4 ст. 125 Конституции РФ включением в нее положений о нормах международного права, а именно: Конституционный Суд Российской Федерации по жалобам на нарушение конституционных прав и свобод граждан и по запросам судов проверяет конституционность закона и (или) нормы международного права, примененных или подлежащих применению в конкретном деле, в порядке, установленном федеральным законом» (выделено мной. – В. Е.). Следовательно, Е. Ю. Степкин по существу придерживается монистической концепции, согласно которой национальное право имеет приоритет над международным правом[144]144
  Там же. С. 11.


[Закрыть]. В данном случае делает более обоснованный вывод Я. А. Бороздина, соответствующий Конституции РФ: «Конституционное закрепление в России примата международного права над национальным предполагает более активное и последовательное согласование национального права с международным и европейским»[145]145
  Бороздина Я. А. Членство России в Совете Европы и международная защита прав человека и основных свобод: Автореф. дисс… канд. юрид. наук. СПб., 2001., С. 7.


[Закрыть].

Более аргументированной в этом споре считаю точку зрения Е.А. Ершовой, по мнению которой «…необходимо продолжить фундаментальные и прикладные научные исследования, а также практическое воплощение монистической концепции трудового права в Российской Федерации, в соответствии с которой в рамках единой системы форм трудового права в России взаимодополняют друг друга и взаимодействуют составляющие подсистемы международного трудового права и российского трудового права. При таком подходе «все» трудовое право в Российской Федерации не будет сводиться только к нормативным правовым актам, содержащим нормы трудового права, принимаемым органами государственной власти. Напротив, в соответствии с интегративным типом правопонимания трудовое права в России возможно рассматривать в качестве системы форм трудового права в Российской Федерации, состоящей из составляющих ее элементов – форм международного трудового права: основополагающих принципов международного трудового права, международных договоров, содержащих нормы трудового права; обычаев международного трудового права; основополагающих принципов российского трудового права, нормативных правовых актов, содержащих нормы российского трудового права; нормативных правовых договоров, содержащих нормы российского права, и обычаев российского трудового права»[146]146
  Ершова Е. А. Указ. соч. С. 28, 29.


[Закрыть].

Таким образом, с позиции научно обоснованной концепции интегративного правопонимания можно сделать следующие общие выводы:

1) теоретически бесперспективно, а практически контрпродуктивно создавать самые разнообразные дуалистические системы права, искусственно разграничивающие «право» и «закон», «должное» и позитивно установленное органами государственной власти, международное и внутригосударственное право;

2) «все» право необходимо рассматривать в рамках единой, развивающейся и многоуровневой системы форм национального и международного права, реализующихся в государстве, состоящей из двух подсистем – внутригосударственного и международного права в свою очередь образованными онтологически однородными элементами – соответствующими формами права.

Как отмечалось ранее, традиционно юридический позитивизм сводит по существу «все» право к «законодательству». Термин «законодательство» в советских и российских научных работах по общей теории права обычно применяется в узком или широком смысле слова. В узком смысле слова термин «законодательство» отождествляется с законодательными актами, принимаемыми представительным органом государства или непосредственным волеизъявлением населения в форме референдума[147]147
  См.: например: Пиголкин А. С., Студенкина М. С. Законодательство: понятие, основные черты, динамика развития / В кн.: Российское законодательство: проблемы и перспективы. М., 1995. С. 1–3.


[Закрыть]. В «широком» термин «законодательство» включает всю совокупность правовых актов, принимаемых правотворческими органами всех уровней, начиная с законов и заканчивая ведомственными правовыми актами[148]148
  См., например: Бобылев А. И. Современное толкование системы права и системы законодательства // Государство и право. 1998. № 2. С. 24.


[Закрыть]. Показательно, что данные подходы сохранились в специальной литературе по общей теории права и в XXI в.[149]149
  Глебов В. А. Современное российское законодательство: состояние и тенденции развития в условиях социальных преобразований: Дисс… канд. юрид. наук. М., 2007. С. 5.


[Закрыть]

Дискуссионные выводы специалистов в области общей теории права не могли не найти своего отражения и в российских кодексах. Например, с одной стороны, ст. 3 ГК РФ основана на термине «законодательство» в узком смысле слова, относит к «законодательству» только сам Гражданский кодекс и «принятые в соответствии с ним «иные федеральные законы» (п. 2 ст. 3 ГК РФ). С другой стороны, например, ст. 5 ЖК РФ называется «Жилищное законодательство», исходит из концепции «законодательства» в «широком» смысле слова, относит к «законодательству» в том числе правовые акты органов государственной власти субъектов РФ и органов местного самоуправления.

Учитывая, что на практике применение термина «законодательство» в широком смысле слова обычно приводит к нарушению прав и правовых интересов физических и юридических лиц, предлагаю, во-первых, изъять из российских кодексов и иных федеральных законов термин «законодательство»; во-вторых, применять в российских кодексах и федеральных законах родовой термин «правовые акты», содержащие не только «нормы» права, но и «принципы» права; в-третьих, установить виды правовых актов: Конституция РФ, федеральные конституционные законы, кодексы, иные федеральные законы, подзаконные федеральные правовые акты, правовые акты субъектов РФ; правовые акты управомоченных органов местного самоуправления, юридических или физических лиц.