Текст бизнес-книги "Право и политика: научные очерки"

Автор книги: Валентина Лапаева

Раздел: Юриспруденция и право, Наука и Образование

Дело в том, что право как система норм, основанных на принципе формального равенства[26]26
  Данное положение, обоснованное в рамках либертарной концепции правопонимания В.С. Нерсесянца, представляет собой результат теоретической рационализации и логического развития исходного постулата естественно-правовой доктрины, согласно которому люди равны в своем достоинстве и правах.


[Закрыть], является единственно возможной формой такого опосредования отношений взаимодействующих субъектов, которое позволяет им (при всех их отличиях) общаться на равных основаниях, реализуя свою свободу и самобытность до тех пор, пока это не мешает свободе и самобытности партнеров по взаимодействию. А все, что не подчиняется принципу формального равенства, – это произвол, у которого нет своего принципа, «его принципом, если можно так выразиться, является как раз отсутствие правового принципа… Бесправная свобода – это произвол, тирания, насилие…»[27]27
  Нерсесянц В. С. Философия права. М., 2006. С. 40.


[Закрыть]. Поэтому нельзя говорить о необходимости свободного, ненасильственного взаимодействия в форме диалога и партнерства и в то же время отрицать ценности права и правовой демократии. Если тот или иной субъект взаимодействия (индивид, государство или цивилизационное сообщество) претендует на свободное партнерство и равноуважительное отношение со стороны других, то предполагается, что он признает ценность права как инструмента такого взаимодействия.

Применительно к России это означает, что наши претензии на равноправный диалог с Западом должны быть подкреплены реальными шагами в сторону права и правовой демократии внутри страны. И здесь нельзя ограничиться разговорами о том, что, «развивая демократию в нашей стране, мы заинтересованы в демократизации и международных отношений»[28]28
  Сурков В.Ю. Суверенитет – это политический синоним конкурентоспособности. М., 2006. С.41.


[Закрыть]. На самом деле честная позиция в данном вопросе требует сказать так: будучи заинтересованными в демократическом (т. е. в правовом) характере международных отношений, мы должны развивать демократию в своей стране. И надо не только сказать, но продемонстрировать на практике следование такому подходу. В противном случае Запад будет считать, что мы не доросли до равноправного диалога. И тут не помогут заклинания о самобытности и суверенности нашей «демократии». Если мы хотим «иметь свой голос» в том международном общественно-политическом дискурсе, в ходе которого формируются позиции международного сообщества по вопросам права и демократии (чтобы не оказаться в роли того, «кто только слушает, а потому и слушается»[29]29
  См. выступление В. Суркова на Круглом столе «Российской газеты», посвященном обсуждению концепции суверенной демократии // Российская газета. 2006. 31 авг.


[Закрыть]), нам необходимо говорить с Западом на правовом языке, а не пугать его своей доморощенной самобытностью.

А если мы еще и претендуем на то, чтобы критически оценивать результаты этого дискурса, то нам требуется более высокая теоретико-правовая позиция по сравнению с той естественно-правовой доктриной, на которую опирается правовая теория и практика Запада. С развитием глобализационных процессов универсализации правовой жизни мирового сообщества необходимость подобной теоретической оценки правовой природы конвенционально устанавливаемых естественных прав человека становится все более актуальной. Она обусловлена имеющими место попытками развитых демократий предложить другим странам в качестве общезначимых и общеобязательных естественно-правовых ценностей нормы нравственно-религиозного характера, применение которых оправдано лишь в условиях соответствующего уровня культурного развития нации[30]30
  Ярким примером подобного подхода является такая трактовка права человека на жизнь (принятая, в частности, в рамках Совета Европы), которая предполагает отмену смертной казни. Подробнее см.: Нерсесянц В.С. Философия права. С. 628–631.


[Закрыть], а то и вовсе внедрить под видом права политико-силовые моменты в практику межгосударственных отношений. Ситуация усугубляется отсутствием в области международных отношений достаточно надежных демократических процедур правообразования. Так, некоторые либеральные противники европейской интеграции справедливо обращают внимание на то, что устанавливаемое на европейском континенте естественное право – это результат договоренностей, которые пока что в значительной мере формируются на уровне бюрократических структур, а не путем демократической процедуры, характерной для процессов формирования национального права в странах правовой демократии[31]31
  По словам В. Клауса, принципы и нормы международного права – это «нечто, приходящее извне. Если же это “нечто” не является продуктом демократической плюралистической политики, следовательно, оно – продукт “чистого разума”, а точнее – некой правды, хранителями которой являются немногие избранные (но не избираемые). Значит, это “нечто” является, по сути дела, угрозой демократии». (.Клаус В. Почему я не “европеист” // Европа без России. Договор, учреждающий Конституцию Европы, от 20 октября 2004 г. М., 2005. С. 12–14.


[Закрыть].

Однако наши попытки противостоять такому подходу с позиций своего самобытного «права», основанного на общинной системоцентристской идеологии доминирования общего блага над индивидуальным, не увенчаются успехом: на этом языке с нами никто разговаривать не будет. Нам нужна человекоцентристская теоретическая платформа для диалога, которая позволяла бы оценивать вырабатываемые в рамках международного дискурса правовые стандарты с точки зрения подхода, признающего приоритет прав человека как универсальной общечеловеческой ценности. Адекватным инструментом для решения этой задачи может служить разработанная в отечественной юриспруденции либертарная концепция права, в основе которой лежит понимание сущности права как формального равенства[32]32
  Подробнее см.: Нерсесянц В.С. Философия права. С. 28–102; Лапаева В.В. Типы правопонимания: анализ научно-практического потенциала // Законодательство и экономика. 2006. № 4.


[Закрыть]. С точки зрения либертарного правопонимания само по себе право как система, основанная на общепризнанных международным сообществом (при доминирующем участии Запада) принципах и нормах, за которыми по договоренности признается правовой характер, связанный с их соответствием прирожденным правам человека, не является безусловным эталоном. Таким эталоном служат не конвенционально устанавливаемые права человека, а лежащий в их основе принцип формального равенства. Подобного критерия оценки правовой природы нормативных регуляторов нет ни у естественно-правовой доктрины, которая считает правом человека нормы, фактически сложившиеся в результате международных договоренностей, ни (тем более) у легистского правопонимания, для которого право – это нормы, установленные или санкционированные национальным государством.

Возвращаясь с этих теоретических позиций к проблеме суверенитета, можно сказать, что либертарное правопонимание позволяет анализировать государственно-правовые аспекты глобализационных процессов с позиций человекоцентристской правовой идеологии, не впадая при этом в крайности космополитизма, присущие юснатуралистскому подходу. Поскольку естественное право «предполагает и естественное государство (типа единого космополитического государства стоиков, гражданами которого являются все люди, каждый человек)»[33]33
  Нерсесянц В.С. Философия права. С. 152.


[Закрыть], то последовательные сторонники естественно-правовой доктрины «отрицают позитивное право в пользу естественного права, а суверенное национальное государство (т. е. власть, устанавливающую позитивное право) подменяют негосударственными или надгосударственными инстанциями»[34]34
  Нерсесянц В.С. Процессы универсализации права и государства в глобализирующемся мире // Государство и право. 2005. № 5. С. 46.


[Закрыть]. Так, например, Л.С.Явич утверждает, что «суверенитет государства как якобы абсолютная независимость власти и непременный признак государства как такового противостоит суверенитету народа собственной страны, народам всех стран – мировому сообществу, противоречит приоритету международного сообщества и международного права, мешает глобальным прогрессивным интеграционным процессам, вообще интеграции государств»[35]35
  Явич Л.С. О философии права XXI на век // Государство и право. 2000. № 4. С. 12–13.


[Закрыть]. С такой позицией трудно полностью согласиться. Однако вне либертарного правопонимания всякое отступление от космополитизма естественно-правового подхода неизбежно ведет к системоцентристскому в своей основе легизму, к которому столь явно тяготеет концепция суверенной демократии.

Либертарная концепция правопонимания дает возможность избежать космополитизма, заложенного в естественно-правовую доктрину, не оказавшись при этом заложником легистской силовой модели государственного суверенитета. Согласно данной концепции, суть современных процессов государственно-правовой интеграции следует трактовать «не как капитуляцию государства и позитивного права перед естественным правом и не как ограничение государственного суверенитета в пользу надгосударственных структур, а как поиски разумного компромисса между естественным правом и государством (с его позитивным правом) на общеправовой основе принципа формального равенства в условиях наметившегося перехода от прежней силовой концепции государственного суверенитета к современной правовой концепции государственного суверенитета. В этом смысле добровольная передача государствами (с соблюдением требований принципа их формального равенства как субъектов международного права) в соответствии с международными договорами части своих правомочий межгосударственным объединениям и структурам означает не ограничение их суверенитета, а лишь одну из адекватных и надлежащих форм осуществления ими своих правомочий в рамках правовой концепции государственного суверенитета»[36]36
  Нерсесянц В. С. Процессы универсализации права и государства в глобализирующемся мире. С. 46–47.


[Закрыть].

Основные положения правовой концепции суверенитета, разработанной В.С.Нерсесянцем в рамках его теории либертарного правопонимания, изложены им в «Философии права» в связи с анализом гегелевской силовой концепции суверенитета. Гегель, писал он, отвергал демократическую идею народного суверенитета и обосновывал суверенитет монарха, трактуя его как абсолютную власть целого над единичным, т. е. государства как нравственно целого – над индивидом. Международное право Гегель характеризовал не как действительное право, а как сферу долженствования, определяемую «суверенными волями различных государств, над которыми нет высшего права…».[37]37
  Нерсесянц В.С. Философия права. С. 639.


[Закрыть] Согласно такой концепции неправового (силового) суверенитета, государственный суверенитет рассматривался как «право» сильного, «право» на произвол, а не как форма свободы субъектов международного взаимодействия. С позиций такого подхода Гегель говорил о неизбежности войны и критиковал кантовскую идею вечного мира, поддерживаемого союзом государств.

Подобный неправовой суверенитет, отмечает В.С. Нерсесянц, «несовместим с признанием и соблюдением прав других субъектов, с общеобязательными для всех (от индивидов до независимых государств и мирового сообщества в целом) правовыми принципами и нормами, с современными устремлениями и тенденциями к повсеместному господству права как необходимому условию достижения стабильного внутреннего и внешнего мира. Обусловленную этим современную правовую трансформацию государственного суверенитета обычно неточно называют «ограничением прав суверенитета», «отказом от части суверенных прав» (в пользу союзов государств, мирового сообщества и т. д.). На самом деле здесь имеет место ограничение государственного произвола, отказ от «права» на произвол, перевод государства в русло и пространство общеобязательного для всех права, переход от прежнего силового, произвольного суверенитета к правовой концепции и конструкции суверенитета».

Современная тенденция к юридизации суверенитета означает переход от произвольного насилия в сфере международных отношений к правовым санкциям, от силовой борьбы к правопорядку. В этих условиях прежняя концепция суверенитета с ее «тягой к большому унитаристскому государству силы, гаранту собственной безопасности и источнику повышенной опасности для других» становится неадекватной формирующимся (несмотря на все известные трудности) новым правовым реалиям международных отношений. Появление в последние десятилетия целого ряда новых небольших государств с прежних неправовых позиций силовой концепции суверенитета выглядит как признак дезинтеграции, «однако по существу, – подчеркивает В.С. Нерсесяснц, – это необходимое проявление современных тенденций к правовому суверенитету и к правовой интеграции». Претензии этих новых государственных образований на государственность и на суверенитет могут быть реализованы лишь в форме правового суверенитета, «в общем контексте современных тенденций к утверждению внутреннего и международного мира на универсальных правовых началах (на основе всеобщих принципов права, правовой государственности, правового суверенитета, международного правопорядка, признания прав человека, прав малых наций и т. д.)»[38]38
  Указ. соч., С. 640, 641.


[Закрыть].

В заключение хотелось бы отметить, что при разработке концепции российской демократии очень важно удержаться от соблазна простых решений сложных проблем, которые предлагаются с позиций авторитарносилового подхода. Конечно, неприятно признавать, что в своем демократическо-правовом развитии Россия отстает от западных демократий. Гораздо легче заявить, что у нас свое самобытное право и своя особая суверенная демократия. Однако, говоря и действуя в этом направлении, мы, по сути дела, предопределяем такой цивилизационный выбор, который не вписывается в основной вектор движения человечества в направлении расширения правовой свободы. Этот вектор общецивилизационного прогресса, в рамках которого «свобода индивида (ее мера, характер, содержание и т. п.) выступает в качестве главного критерия и основного итога достижений человеческой цивилизации на соответствующей ступени ее развития»[39]39
  Нерсесянц В. С. Право – математика свободы. М., 1996. С. 3.


[Закрыть], нуждается в конкретизации применительно к ключевым проблемам современности, главной из которых на данном этапе является, на мой взгляд, проблема социальной справедливости. Можно сказать, что осуществление на практике той или иной модели взаимосвязи этих двух фундаментальных составляющих общественной жизни – правовой свободы и социальной справедливости – в значительной мере определяет место страны в системе координат общечеловеческого развития. Именно в сфере социальной справедливости, где у России есть свои собственные исторические достижения, а вовсе не в области права и демократии, следует искать и находить ту самобытную специфику, которая должна быть учтена в процессе цивилизационного самоопределения страны. Что же касается права и демократии, то в этих вопросах надо, оставив в стороне все свои комплексы, учиться у Запада и осваивать его цивилизационные достижения.