Текст бизнес-книги "Очищение. Том 1. Организм. Психика. Тело. Сознание"

Автор книги: Александр Шевцов

Раздел: Личностный рост, Книги по психологии

Вот теперь, рассмотрев явление в его истории и развитии, можно и подумать о его действительной сути. Почему у наших очистителей привилось понятие «очищение организма»? Потому что это инородное и смутное выражение – «организм» – колоссально упрощает понимание. Как слово-новодел оно не обладает глубиной, а значит, может содержать лишь то, что мы договоримся в него вкладывать. Иными словами, в данном случае мы сами задаем глубину описания рассматриваемого явления. Какова она?

Новолатинское organismus, происходя от греческого organon, в сущности, означает «система органов». А поскольку «органон» – это «орудие» или «инструмент», то организм оказывается своего рода фабрикой, занятой поддержанием собственного существования. Никаких других целей у этого бессмысленного образования в рамках естественнонаучной картины мира нет. Человек – это гриб или водоросль, задача которой дорасти до половозрелого возраста, произвести потомство и незаметно сгнить за ненадобностью. Отсюда и потеря уважения к старикам и к их мудрости в современном обществе.

Когда мы рассматриваем человеческое тело как организм, то есть набор взаимосвязанных органов, нас не только подмывает видеть его фабрикой или государством, но и не видеть того, что не укладывается в образ фабрики или государства и тем делает жизнь сложнее. Ученые даже сердятся, когда им задают «необязательные» вопросы о каких-то странных явлениях в теле. Наука просто не может их исследовать по двум основным причинам: во-первых, у них нет предположений о том, что это и зачем может быть нужно; во-вторых же, и это главное, им надо делать свое дело и некогда отвлекаться на пустяки. А свое дело – это углубление образа тела-фабрики.

Так что, если вы спросите, к примеру, почему умывание холодной водой отгоняет сон или почему, когда ешь чеснок или хрен, потеет темечко, на вас просто посмотрят как на дурака. Когда человек занят диссертацией, ему не до детских мелочей. Ученые так приучили нас не задавать дурацких вопросов, что мы и не задаем. Но откуда мы знаем, какие вопросы дурацкие?

О, это очень просто. Наука взяла себе все, что связано с материей. И мы это распознаем как по-настоящему научное. Все же, что связано с Духом или Душой, – дурацкое, потому что их нет и нечего тратить на них драгоценное время. Простейший пример: почему так плохо работает Наука наркология, почему пьяниц не удается излечивать? Ну, уж только не потому, что ученые не изучили химическое воздействие алкоголя. Но изучали ли они духовную составляющую вина, то есть дух или спирт – spiritus? Безусловно, нет, потому что дух может воздействовать только на родственную себе среду. А от такого предположения один шаг до признания, что у человека есть духовная составляющая. А какой Наукой ее изучать, не дай бог придется? Религией, наверное. Не Физиологией же?!

Физиология – основная Наука об организме. Физио-логия – это наука о физике человека. Физика в данном случае – это природа, то есть тело. Задача Физиологии описывать тело, но она описывает органы организма и их взаимодействие. При этом для простого описания органов создана особая наука – анатомия. Первое анатомическое описание тогда еще тела было сделано в 1560 году под названием «Anatomia de corpo humano».

Анатомия делает самое поверхностное описание человеческого тела. Хотя я бы предпочел мысль, высказанную современным русским философом Валерием Подорогой:

«Рождающийся медицинский взгляд нарушает освященное религиозным чувством единство “души и тела”. Человеческое тело теряет свою неприкосновенность, тайну и становится не внушающим более страха, мертвым остатком человеческого, или трупом» (Подорога, с. 176).

Иными словами, анатомия была призвана сделать описание частей человеческого трупа. Физиология идет дальше и, соединив мертвые органы в понятие «организм», проверяет, как из них собрать действующую машину. Физиолог определенно видит эти органы мертвыми, в анатомическом смысле, что не значит, разлагающимися. Просто они стандартные детали, которые можно менять местами, не спрашивая их согласия, что пришлось бы делать, будь они живыми. Физиологу было бы страшно подумать, что с этими деталями можно или нужно договариваться.

Однако, в таком подходе есть если не истина, то последовательность. Судите сами: если человека делает живым душа, а ты берешь и изгоняешь ее из его тела, например, эфиром, или просто силой своего убеждения, что никакой души нет, тогда перед тобой мертвое тело, и ты волен делать с ним, что хочешь. Кстати, так же объясняется и пристрастие физиологов к резанью лягушек, крыс, собак и обезьян. Им никогда не снится, что они причиняли боль живому существу, потому что еще Декарт отказал животным в наличии души. А Декарт был одним из первых физиологов и любил порезывать трупы у себя на кухне.

Что же мы имеем как очищение, когда глядим на него со стороны анатомов и физиологов? Что мы чистим? Все просто и определенно: организм, как биологическая фабрика, составлен из последовательной цепи цехов, потребляющих какое-то сырье, перерабатывающих его и выдающих на-гора продукт. Изучая продукт, можно видеть, какого он качества, и по нему определить в каком звене производственной цепочки наличествует сбой или повреждение. Именно поэтому все обследования, ведущиеся Медициной, начинаются с изучения мочи и кала.

Человеческий организм – это фабрика по переработке мира в дерьмо, и делаться это должно с вполне определенным качеством! Вот основание того очищения, которое мы можем сделать с помощью Медицины и ее родственников.

Нет такой вещи как организм! И чистить в нем нечего. Даже кал и моча принадлежат телу. И чистильщики наши либо чистят тело, либо пускают пыль в глаза, засоряя умы, в попытке стать еще одной Наукой.

А организм – это не тело и не душа, это хитрое клеточное государство внутри меня, которое постоянно пугает революцией, заговорами и болезнями, но на деле занято лишь производством отходов. Очищение возможно, только если мы назовем вещи своими именами. И это значит, что мы можем начать очищение организма, тела и чего угодно другого только с очищения сознания.

Есть, правда, еще одна составная часть человека, которую я не рассмотрел. Нейрофизиологи называют ее психикой. Исследование будет не полным и не исчерпывающим, если я перелечу через это научное море.

Море психики

Человек – это не организм. У человека есть тело, есть сознание и есть душа. Но если мы начинаем смотреть на себя физиологически, то душа пропадает, а появляется организм. Однако даже физиологи понимают, что одними механическими взаимодействиями внутри этой фабрики человека не объяснить, да и не понять. Поэтому они допускают, что есть нечто, кроме организма. Это нечто не должно быть душой, иначе вся естественнонаучная революция насмарку. Но оно должно содержать в себе достаточно душевных проявлений, чтобы машина по имени человек была самодостаточной и в душе больше не нуждалась.

Этой составляющей организма придумали имя «психика». Почти душа, но не душа. По естественнонаучным воззрениям организм плюс психика равны человеку. Так что нам сама Наука уготовила вслед за организмом понять, не психику ли придется чистить для самопознания.

Как вы уже поняли, в тех морях Медицины, которыми заправляют Санитария и Гигиена, ничего подходящего для очищения не нашлось. Их воды не омывают, а только убивают, точно мертвая вода. Я честно прошел их насквозь, оставив в стороне лишь такой странный раздел, как Социальная гигиена, потому что он явно не имеет отношения к моему самопознанию.

Зато в моем сознании живет крепкое убеждение, что, когда мне станет плохо, когда я дойду до определенной черты, я найду помощь в той части Медицины, которая называется Психиатрией. Для меня Психиатрия – это наука об очищении психики. Как, впрочем, и Психотерапия и даже медицинская или клиническая Психология в какой-то мере. Конечно, это всего лишь представление, а не знание, но оно очень крепко. Моя культура, культура человека современного общества, убеждена, что Психиатрия занимается своего рода очищением, когда лечит психических больных. А что на самом деле?

Война Богов. Начну исследование с того, что сами Психиатрия и Психотерапия понятие «очищение» не используют совсем. Возможно, это связано с тем, что Психиатрия принимает облик Науки еще в XVIII веке, когда очищение было живым понятием народного знахарства и целительства. Соответственно, перед Психиатрией как перед одной из Наук стояла задача отчетливо отличаться от той среды, из которой она выделилась. А значит, не использовать ни под каким видом язык народного целительства и использовать лишь свои, узнаваемо научные понятия.

Естественно, что Психотерапия, появляющаяся на век позже, шла строго вслед за своей старшей сестрой и вообще зависела по языку от Психиатрии и Психологии.

Однако, все это – политические сложности Науки. Может быть, на уровне языка психиатры не используют народное слово «очищение», а в действительности делают именно очищение? Пользуются им как своим скрытым инструментом? Нет, и это не так.

Лечащая психику Медицина не использует очищение даже тайно. Она исходит не из понятия загрязнения психики, а из понятия ее расстройства.

Это принципиально, потому что означает два совсем разных способа понимать, что такое сама эта психика, то есть чем является тот предмет, который изучают и лечат врачи. И это очень любопытное различие, потому что оно похоже на интригу детективного романа может быть предметом расследования.

Чтобы сделать это заявление очевидным, скажу такую вещь: современные книги по психиатрии или психотерапии избегают вообще говорить о том, что такое психика. Конечно, я не могу утверждать это в отношении всех авторов, всех не прочитаешь. Но это точно в отношении тех книг, которые создают общественные представления. То есть в отношении самых популярных книг, которые доступнее всего и вообще свободно стоят на книжных прилавках.

Поскольку я не психиатр, то в отборе источников я применил прием случайной выборки. Проще говоря, я не занимался созданием полноценной картины научной психиатрии, а взял несколько случайных книг из числа тех, что находятся на виду, а значит, чаще всего и попадают случайному читателю. Сделал я это очень просто – пошел в хороший книжный магазин, имеющий раздел книг по медицине, и купил все, что относилось к психиатрии и психотерапии.

И вот, что мне попалось.

«Психотерапевтическая энциклопедия» под редакцией Б. Карвасарского. Много говорит о разнообразнейших психических явлениях, но первое понятие, начинающееся с «псих-», которое ей известно – это психическая проработка, а за ним психоанализ. Психики в Энциклопедии психотерапии нет.

«Справочник по психологии и психиатрии» под редакцией С. Циркина. Сложно устроенное сочинение, но имеющее Предметный указатель. Понятию «психика» в нем не только не посвящено отдельной главы, но его нет даже в предметном указателе. Возможно, оно и не встречается на протяжении семи с половиной сотен страниц.

«Пограничные психические расстройства» Ю. Александровского. Прекрасное исследование, вырастающее из хорошего исторического очерка. Тем страшнее становится, когда понимаешь, что автор, употребляя слово «психическое», избегает говорить о психике не случайно, а потому что так, очевидно, было принято его предшественниками.

Нет понятия «психика» и в учебнике «Психиатрия» под редакцией В. Самохвалова. «Психиатрия» А. и Ан. Кирпиченко с понятием «психика» тоже не работает…

Кстати, это болезнь не только русской Психиатрии. За рубежом, как в Европе, так и в Америке, «психика» тоже не в почете. Вы не найдете ее в таком авторитетном издании, как «Клиническая психология» под редакцией М. Перре и У. Баумана, хотя там приводится богатейший очерк истории исследования психических болезней.

Точно так же не использует понятие «психика» и Карл Ясперс в своей огромной «Общей психопатологии». В предметном указателе есть «Психиатрия», «Психическая жизнь» и «Психические болезни», но нет «психики». Так что же в таком случае болеет? И почему психиатры избегают «психики», даже когда говорят о «психическом»?

Война Богов. Вот это и есть детективная завязка, за которой, я подозреваю, скрывается какое-то преступление. Ну, по крайней мере, скелет в шкафу.

Думаю, дело в том, что если попытаться дать определение тому, что такое психика, то падет сама основа всей Психиатрии – понятие «психического расстройства». Именно оно, вместе с понятием «нормы» или «здоровья», и не позволяет Психиатрии говорить об очищении. Почему?

Вслушайтесь и всмотритесь в эти понятия: психика, очищение, психическое расстройство. Принимает ли ваше языковое чувство такие словосочетания: очищение психики, очищение сознания, очищение души? Поскольку «психика» – это всего лишь обрусевшее греческое слово «душевное», то очищение психики, по сути – это то же самое, что и очищение души. Это возможно. Но недопустимо!

Потому что тогда-то и начинается самое страшное – скелет благополучно умерщвленной Наукой души снова загуляет по миру. А с возвращением души начнутся сложности со всей той механической картиной мира, что утвердилась в Науке, благодаря Механике Ньютона.

Вселенная – это огромный механизм, где все винтики и шестеренки находятся в жесткой взаимосвязи и зависимости. И если ты понимаешь его устройство, прежние боги больше не нужны – ты сам Бог!

Ну а теперь вглядитесь сами в главное понятие Психиатрии – психическое расстройство, и вы увидите, что расстраиваться может только устройство, то есть машина, созданная по принципам все той же Механики. А психиатр – это наладчик машинных устройств – Бог для любого из роботов, обращающихся к нему. Ну, как впустить на этот праздник жизни непонятную и все портящую душу?!

Долгие годы работая прикладным психологом, я так или иначе постоянно был вынужден сталкиваться со всеми теми медицинскими Науками, которые отреклись от души. А их четыре – Психиатрия, Психотерапия, Клиническая или Медицинская Психология и Неврология или Невропатология. Естественно, за эти годы я прочитал горы литературы по всем этим дисциплинам, кроме Неврологии. Сейчас, работая над этой книгой, я вдруг обнаружил такую странность: почему-то я считаю, что Неврология тоже отреклась от души, хотя она и не имеет ее в своем имени, и почему-то я ее не читаю. Я задумался, а потом взял и полистал книги по Неврологии.

Взял, так сказать, классику, по которой десятилетия работали все советские невропатологи, – «Нервные болезни» Ходоса и «Нервные болезни» Сеппа, Цукера и Шмидта 1950 года издания и кое-что еще. И сразу все встало на свои места. Крайне политизированный учебник Сеппа, Цукера и Шмидта начинается с «Очерка истории отечественной невропатологии» такими словами:

«Основой советской невропатологии является материалистическое учение о мозге и высшей нервной деятельности, созданное великими русскими физиологами Сеченовым и Павловым.

Гениальное учение И. П. Павлова, установившее обусловленность всех форм жизнедеятельности сложного организма, в том числе и психики, условиями существования, является твердой естественно-научной основой для перестройки медицины, начинает новую высшую эпоху в развитии творческого естествознания» (Сепп, Цукер и Шмидт, с. 5).

Как видите, довольно долгое время Неврология была убеждена, что занимается той «формой жизнедеятельности сложного организма», которая называется психикой. А идет это заблуждение от Сеченова, который жизнь положил, с одной стороны, на то, чтобы доказать, что психологию должны делать физиологи, а с другой – что души нет, а есть нервная система.

Как говорит про него учебник Сеппа на той же странице:

«Иван Михайлович Сеченов (1829–1905), сверстник и соратник великого революционного демократа Н. Г. Чернышевского, является всеми признанным отцом русской физиологии и основоположником материалистической психологии. Своими исследованиями он открыл новый этап в мировой науке.

В 50–60-х годах (XIX века – АШ) вопросы естествознания и, в частности, физиологии привлекали к себе внимание передовой русской интеллигенции.

В развитии передовой общественной мысли того времени пропаганда достижений естественных наук и трудов естествоиспытателей играли большую роль.

Сеченов был самым выдающимся представителем воинствующего естество-знания этого периода» (Там же, с. 5–6).

Вот и разгадана одна загадка воинствующего естествознания. Это не Неврология отреклась от души. Это первые неврологи, то есть физиологи, отрекались от души ради Науки. Отрекались громко и разрушительно, как это было принято у прогрессивной интеллигенции конца девятнадцатого – начала двадцатого века. И это отречение проклятием все еще висит над Неврологией.

Но остается вторая загадка: почему прикладной психолог не читает литературу по неврологии? А это за редкими исключениями верно для всех прикладников. Причем, задумавшись об этом, я с удивлением обнаруживаю в себе такое явление: мне никогда по-настоящему и не требовалось никаких дополнительных знаний по неврологии, кроме общего представления, которое имеет любой психолог.

Если попытаться выразить мое внутреннее состояние словами, то прозвучит оно примерно так: а зачем мне что-то дополнительно знать по неврологии? Невропатологию у пациента я узнаю и так. А что дальше делать – ясно: есть специалисты, к ним и надо направлять больного. Вот и все хитрости с Неврологией, в отличие от Психиатрии и Психотерапии, где ничего не ясно и все время приходится фильтровать сквозь себя кубометры бумажного планктона. Любопытно.

Но в чем же фокус? Вот я беру учебник «Нервных болезней» Х. Ходоса 1965 года издания, открываю и обнаруживаю именно то, что ожидал в строгом и даже, хочется сказать, классическом исполнении. Книга начинается с рассказа об устройстве и развитии нервной системы. Никакой политики, и даже про Павлова сказано так, что он сам остался бы доволен. Я не могу удержаться и приведу начало книги. Пусть оно позволит Неврологии очиститься от притязаний на психологию и душевную жизнь. Неврология – это наука о нарушениях в работе нервной системы, иными словами, медицин-ская пато-физиология нервной системы.

«Биологическое значение нервной системы состоит в том, что она регулирует взаимоотношения между организмом и внешней средой, а также взаимодействие органов внутри организма. Нервная система обеспечивает целостность животного организма и единство его с окружающей средой. Основным механизмом деятельности нервной системы является механизм рефлекса.

Анатомо-физиологической базой всякого рефлекса служит рефлекторная дуга, состоящая по меньшей мере из трех частей: 1) приводящего, центростремительного колена – нервного прибора, воспринимающего раздражение и доводящего чувствительный импульс до центра рефлекторной дуги, 2) центра рефлекторной дуги и 3) центробежного, отводящего колена, передающего нервный импульс от центра дуги рабочему органу. Рефлекторные дуги сложных рефлексов имеют еще и четвертую часть – вставочную – между афферентным путем и центром дуги. Эта часть может состоять из одного или нескольких нейронов.

Рефлексы, как известно, делятся на безусловные и условные. Те и другие могут быть простыми, сложными и очень сложными. Понятно, что чем более высоко организовано животное, тем более сложные и разнообразные рефлексы способна осуществлять его нервная система. Безусловные рефлексы являются врожденными, видовыми рефлексами. Они возникли и закрепились в процессе формирования определенного вида животного и приспособления его к условиям существования. Все животные данного вида имеют одинаковое число стереотипных безусловных рефлексов. Условные рефлексы, впервые открытые и систематически изученные И. П. Павловым, являются индивидуальными, приобретенными в процессе онтогенетического развития данной животной особи. Они дают возможность животному наилучшим образом приспосабливаться к меняющимся условиям жизни, наиболее точно и тонко реагировать на многочисленные раздражения, действующие на него из окружающей обстановки.

Индивидуальное приспособление, в основе которого лежит условная временная связь, представляет собой высшую и наиболее совершенную форму нервной деятельности. Индивидуальные приспособительные реакции, условные рефлексы, свойственны, по И. П. Павлову, всем представителям животного мира. Они получают максимальное развитие, становятся особенно тонкими и многообразными у высших животных, обладающих хорошо развитой корой головного мозга, способной осуществлять наиболее совершенный анализ и синтез.

Предпосылкой для деятельности нервной системы является раздражимость нервных элементов – нервных клеток и волокон. Раздражимость – способность приходить в деятельное состояние под влиянием различного рода внешних воздействий – широко распространена в природе. Она свойственна и простейшим одноклеточным животным, лишенным нервной системы (например, амебе), и растениям, также не имеющим нервной системы. Нервная система – аппарат, специально приспособившийся к тому, чтобы осуществлять двигательную реакцию в ответ на раздражение» (Там же, с. 7–8).

О чем говорит это мое недоразумение с неврологией? О том, что у неврологии есть свой предмет, который определен предельно точно. И в рамках этого предмета она почти совершенна. А если отбросить память о политических перегибах, в которые занесло некоторых ранних нейрофизиологов, опьяненных успехами естествознания, то неврология – наука, которую можно знать. Причем, наука сродни именно классической механике, если рассматривать их не как сообщества, а как отрасли знания. То есть с маленькой буквы.

Вглядитесь в описание Ходосом рефлекторной дуги, и вы заметите, что описывается прибор, своего рода электрическая машина, обслуживающая тело. То, что она электрическая, заметил еще Сеченов, от чего, очевидно, и одурел, – превратить человека в электромеханическую машину – это действительно сила! Это такое подтверждение механической картины мира, что физиолог встает прямо за физиком. Встает у трона своей повелительницы Науки, конечно. Вот за что клались жизни.

Но как бы мое видение человека ни сопротивлялось такому механическому его пониманию, я не могу не признать, что наше тело – это действительно своего рода био-электрическая машина. А значит, может быть описано и изучено в этом отношении. И даже если понятия «рефлекса» и «рефлекторной дуги» неточны или даже затемняют действительное устройство этой «машины», в целом, неврология – это точная наука. А лучший для прикладного психолога способ взаимодействия с ней – доверять работающим в ней профессионалам-наладчикам. Не дело душеведа ковыряться в цепях и переключателях.

В чем же отличие Неврологии от Психо-наук? Получается, что в наличии собственного предмета. Неврология и нейрофизиология имеют вполне определенный и хорошо изученный предмет. И даже если их знания этого предмета еще не совершенны, лучше их это дело все равно никто не знает. И поэтому им можно доверять.

Науки же, взявшие в основу своего имени греческое слово Психе, тем самым обозначили и свой предмет, и то, что мы вправе от них ожидать. Но тут они и нас и себя обманули и Психе из своего исследования исключили.

А тем самым они стали науками не о том! Это и фокус и пустышка сразу. Как им вообще удалось выжить?

Еще одним фокусом. Отказавшись от души как от предмета и от понятия, они начали искать нечто, способное ее заменить, и попытались привить себя к стволу успешно развивавшейся Неврологии. Но уже полтора века назад невролог Сеченов спрашивал: зачем нужна такая психология, которая хочет подменить физиологию? Все, что доступно физиологам, мы объясним и сами!