Текст бизнес-книги "Тихое убийство. Инфекция как орудие преступления"

Автор книги: Алексей Ракитин

Раздел: Публицистика: прочее, Публицистика

Почему все эти нюансы важны для нас? Дело заключается в том, что уже в 1960-х гг. в Советском Союзе появились исследования микробиолога Г. В. Дунаева, в которых предлагалось усовершенствовать методику сибиреязвенной вакцинации, отказавшись от чисто живых вакцин в пользу т.н. комбинированных. Это направление сулило серьёзный рост эффективности вакцины, т.е. формирование иммунитета быстрее и на более длительный срок, нежели в случае использования одной только живой вакцины. Кроме того, серьёзным достоинством новой вакцины должно было стать снижение токсических осложнений, которым были подвержены выздоравливающие после успешного применения СТИ-1 и тому подобных средств. Фактически, благодаря работам Дунаева в повестку дня встал вопрос о создании препаратов нового поколения, причём таких, какие принципиально не могли быть созданы в США (поскольку, повторюсь, там существовал запрет на создание живых вакцин, которые должны были входить в состав комбинированных.).

А теперь самое важное, ради чего автор написал это длинное отступление про СТИ-1. Созданием новой перспективной вакцины занимались военные учёные в Свердловске-19, воинской части, находившейся на территории Чкаловского района.

По мнению автора, это очень важная деталь, к которой мы в дальнейшем ещё не раз будем обращаться.

С 15 числа в Чкаловском районе началось массовое вакцинирование населения. Для этого в Свердловск из Тбилиси, из НИИ вакцин и сывороток, была доставлена ёмкость, содержавшая 5 литров СТИ-1. Распоряжение о доставке отдал генерал-майор медицинской службы Пётр Николаевич Бургасов, он же принял на себя все хлопоты, связанные с решением неизбежных формальностей.

Бургасов – один из героев этой истории, причём, в отличие от главного инфекциониста РСФСР Никифорова или первого секретаря Обкома КПСС Ельцина, фамилия этого человека и его истинная роль в произошедшем если не прямо оболганы, то сильно искажены. Пётр Николаевич Бургасов заслуживает того, чтобы сказать о нём несколько слов.

Родился Бургасов в январе 1915 г. в городе Тула, закончил с отличием ФЗУ, работал на Тульском оружейном заводе, в дальнейшем поступил во II медицинский институт в Москве, после его успешного окончания был принят в аспирантуру Всесоюзного института экспериментальной медицины (ВИЭМ). Там-то он и стал заниматься микробиологией, что поначалу ему очень не понравилось. Когда в декабре 1939 г началась советско-финская война, Пётр Николаевич добровольцем отправился на фронт военврачом III-го ранга, а после окончания боевых действий был демобилизован и возвращен обратно в аспирантуру ВИЭМа.

Во время Великой Отечественной войны Бургасов прошёл большой путь от начальника хирургического отделения эвакуационного госпиталя до начальника санитарно-эпидемиологического отдела фронта. Закончил войну в звании подполковника медицинской службы. Далее работал в центральном аппарате Министерства обороны СССР, занимался вопросами подготовки к ведению биологической войны. А в апреле 1950 г. Бургасов оказался переведён в Совет Министров, где стал работать под непосредственным началом Лаврентия Берия.

Чем он там занимался? Правильно, разработкой бактериологического оружия. Берия создавал не только атомную бомбу – он курировал вообще все работы и исследования по оружию массового поражения (ОМП). К видам такового относились, напомним, ядерное, химическое и бактериологическое. Бургасов получал материалы советской разведки по бактериологической тематике, оценивал их важность и давал рекомендации государственному руководству. Практически это выглядело следующим образом: он вёл два блокнота, в которые записывал полученные от Берия данные разведки и собственную оценку этой информации – что важно, что сомнительно или недостоверно, что надлежит сделать для проверки, какие разработки необходимо инициировать в Советском Союзе и т. п. Блокноты были идентичны по внешнему виду и содержанию, один из них предназначался для Сталина, другой – для Берия. С последним Бургасов встречался 3—4 раза в неделю для предметного обсуждения актуальной тематики по бактериологическому оружию.

Пётр Николаевич был близок к Лаврению Павловичу, хорошо знал его сына и едва не попал «под раздачу» после того, как звезда Берия неожиданно закатилась летом 1953 г. Многие из сподвижников Лаврентия Павловича пошли под суд, кто-то покончил с собой, но Бургасова от печального конца спас перевод из аппарата Совмина в Генштаб, последовавший через несколько дней после ареста Берия. Далее Пётр Николаевич переместился из столицы в уже упоминавшийся Свердловск-19, там он являлся заместителем командира по научной работе, защитил докторскую диссертацию.

В 1965 г. Бургасов вернулся в Москву и притом с большим повышением – его назначили заместителем министра здравоохранения СССР – Главным государственным санитарным врачом СССР. В этой должности он оставался более 20 лет, в круг его служебных обязанностей входила организация санитарно-эпидемиологического надзора на всей территории Советского Союза.

Пётр Николаевич лично выезжал на места вспышек опасных инфекционных болезней, им написаны 8 монографий и более 90 научных работ, в т.ч. с результатами анализа данных реальных эпидемий и инфекционных вспышек.

Необходимо отметить, что Бургасов, будучи человеком Системы, т.е. советским чиновником высокого ранга, облеченным большими полномочиями, мог быть не заинтересован в разглашении материалов, опасных для самой Системы – по этой причине беспристрастность суждений Петра Николаевича может быть поставлена под сомнение.

П.Н. Бургасов, заместитель министра здравоохранения Советского Союза, во время встречи с Д. Спенсером, директором Центра исследований инфекционных заболеваний в городе Атланта, США.

Уже после распада Советского Союза он написал автобиографические воспоминания и рассказал в них многое такое, что никак не соответствовало политической коньюктуре, сложившейся в России после 1991 г. Так, например, Бургасов дал исключительно высокую оценку деловым и личным качествам Лаврентия Берия, согласитесь, подобное прямодушие весьма выразительно характеризует его бескомпромиссность. Любопытен и другой пример такого рода: Бургасов прямо пишет о том, что в случае необходимости звонил Андропову, в то время руководителю КГБ, и напрямую решал с ним все проблемные вопросы. Тоже интересное признание, учитывая, что ореол вокруг главной спецслужбы Советского Союза в 1990-х гг. сложился отнюдь не радужный. В своих воспоминаниях Пётр Николаевич рассказывает и о разработках бактериологического оружия в СССР, и о его натурных испытаниях (о чём было упомянуто чуть выше), и о работах по созданию вакцин против смертельно опасных инфекций.

Некоторые рассказы Бургасова просто поразительны, например, про тайную вакцинацию всего населения Советского Союза. Или про испытания сыворотки её разработчиками на самих себе. Наверняка отыщутся такие диванные грамотеи, которые скажут, что подобному верить нельзя и генерал на старости лет принялся хвалиться и пороть чепуху. В нынешнее время выпестовалась эдакая образованщина, которая ничего толком не зная и не умея, присвоила себе право порицать и ставить под сомнение всё, что не укладывается в её крохотные черепушки, благо анонимность интернет-общения потворствует безответственной демагогии. Но рассказы про испытания вакцин их разработчиками на самих себе вовсе не являются чепухой. Подобные испытания устраивал на себе и Брюс Айвинс, тот самый американский микробиолог, что стал главным подозреваемым по делу о «биотеррористических атаках» 2001 г. Ивинс не только выводил боевые штаммы, но разработал и запатентовал сибиреязвенную вакцину. Начиная с 1980 г. он работал с сибирской язвой в Форт-Детрик и постоянно поддерживал свой иммунитет, которым хвастался перед новичками, беря голыми руками лабораторную посуду с колониями микробов. Подобная небрежность категорически запрещалась всеми правилами, но Айвинс демонстрировал «храбрость психопата», безудержную и бессмысленную отвагу, которая, кстати, привлекла внимание сотрудников ФБР и нашла отражение в отчётах Бюро как один из компрометирующих его факторов.

В данном случае нас интересует не личная храбрость или безрассудство Айвинса, а то, что он испытал свою вакцину на себе и проделывал это в дальнейшем неоднократно. То есть в те годы подобную практику мы можем видеть не только в СССР, но и в США, наверное, с точки зрения этики такое испытание имеет смысл. Ну, в самом деле, какое право имеет врач рисковать жизнями других людей, если он не уверен в действенности разработанного им лекарства. А если уверен – так испытай на самом себе, так ведь?

В общем, воспоминания генерала Бургасова – это книга, написанная честно и без оглядок на политкорректность. Автор считает необходимым это отметить, поскольку в дальнейшем будет обращаться к информации, сообщенной Бургасовым.

Брюс Айвинс

Пётр Николаевич прибыл в Свердловск 12 апреля 1979 г., в один день с Владимиром Николаевичем Никифоровым. Если быть совсем точным, то прилетел с ним из Москвы в одном самолёте. Тем же бортом в столицу Урала прибыл и старший сын Бургасова, тоже врач.

Именно Пётр Николаевич дал команду начать массовую вакцинацию жителей Чкаловского района Свердловска и обеспечил экстренную доставку в город вакцины СТИ-1 из Тбилиси.

Помимо вакцины, органы здравоохранения получили дефицитные и дорогостоящие в то время медицинские препараты, необходимые для экстренной помощи зараженным. Лечение больных (или лиц с подозрением на сибиреязвенную инфекцию) в больнице №40 осуществлялось широким спектром лекарств: хлорамфениколом, пенициллином, кортикостероидами, цефалоспорином, глобулином, осморегуляторными растворами и т. п. Снабжение было очень хорошим и в том, что Свердловск в те дни получил невиданные прежде фонды дефицитных (в т.ч. и импортных) лекарств кроется личная заслуга Петра Николаевича Бургасова. Именно он, будучи заместителем министра здравоохранения СССР, смог задействовать необходимый административный ресурс и направить в Свердловск всё, что было нужно для лечения больных и притом в необходимом количестве.

Эту деталь важно здесь подчеркнуть, поскольку после распада Советского Союза разного рода «разоблачители» и «срыватели всяческих покровов» обвинили лично Бургасова и в невнимании к нуждам горожан, и в сокрытии от населения тайны происходившего тогда в Свердловске, и во многих иных грехах и бессердечии. Нам ещё придётся разбирать подробнее ту ложь и чепуху, что вывалены в адрес властных структур вообще и этого человека лично, пока же лишь отметим, что заслуги Петра Николаевича в ликвидации вспышки инфекции не могут быть поставлены под сомнение и все инсинуации в его адрес выглядят пасквильно и цинично.

Помимо перечисленных выше лекарств, Свердловский горздравотдел получил в больших количествах тетрациклин, антибиотик широкого спектра действия, который использовался в профилактических целях и раздавался под расписку членам семей заболевших или госпитализированных с подозрением на сибирскую язву. Тетрациклин не жалели, о его раздаче сообщают практически все свидетели тех событий.

Экипажи «скорой помощи», выезжавшие по вызовам, дававшим основание подозревать заболевание сибирской язвой, были облачены в т.н. противочумные костюмы. Чтобы не пугать жителей города невиданным облачением и не подстёгивать лишний раз слухи о таинственной напасти, поразившей Чкаловский район, машины «скорой помощи», предназначенные для перевозки подозрительных больных, перемещались по улицам преимущественно в тёмное время суток.

В этом месте хочется процитировать фрагмент письма, полученного автором уже после того, как первые фрагменты этого очерка были размещены на сайте «Загадочные преступления прошлого»33
  Авторский сайт Алексея Ивановича Ракитина «Загадочные преступления прошлого» находится по адресу: http://murders.ru/


[Закрыть]. Письмо написано свидетелем тех событий и зримо передаёт атмосферу весны 1979 г (полный текст довольно обширен, поэтому приведём только часть): « (…) А на въездах в город были выставлены заставы. Там круглосуточно дежурили, жгли костры, останавливали и досматривали машины и пешеходов, изымали продукты, которые горожане везли из деревень от своих родственников и безжалостно их сжигали в кострах. И вот как раз в это время подходит день свадьбы сына той самой сотрудницы Г.П. [эта женщина упоминалась ранее в письме – прим. А.Р.] Родители невесты жили за городом, держали своё хозяйство. Естественно, что мясом свадебный стол обеспечивали они. И тут такие препоны. Я помню, что родственники разрабатывали чуть ли не спецоперацию по доставке продуктов к свадьбе. Мы всем отделом переживали за них. Подробностей не знаю, но продукты были доставлены в срок без потерь.

И свадьба состоялась. Прибыли все приглашённые родственники, даже из Ленинграда. Праздновали в квартире жениха. И вдруг у ленинградского гостя к вечеру внезапно поднялась температура. Дали ему таблеточку, и дальше празднуют. А температура всё выше, человеку всё хуже. Приняли решение вызвать врача, позвонили в «скорую», назвали фамилию больного, адрес, температуру указали. Больной прилёг в маленькой комнате, а свадьбу дальше празднуют. Больше часа прошло, скорой нет, температура не снижается. Снова звонят, снова в ответ: «Вызов принят, ждите». Время идёт, гулянье закончилось, местные гости разошлись по домам, приезжие готовятся ко сну. Больному время от времени дают аспирин.

В третий раз звонят в «скорую», там снова отвечают: «Ждите». Время уже за полночь, наконец раздаётся звонок дверь. Хозяйка дверь открывает, а там… Она чуть в обморок от страха не упала. Стоят трое, но не врачи. Одеты в какие-то спецкостюмы, в масках, чуть ли не в противогазах. «Скорую вызывали?» Хозяйка: «Нет!» – «Как нет? Адрес такой-то?» – «Да» – «Фамилия такая-то?» Хозяйка: «Нет! У нас вот такая фамилия!» – «Кто у вас болеет?» – «Никто не болеет, у нас свадьба, мы гуляем, ничего не знаем!» Врачи уехали. Все решили, что лучше спать ложиться, а утром видно будет, что с больным делать.

Но минут через 30 снова звонок. Стоит другая бригада в таком же облачении. Повторился весь разговор заново. Не успели они уехать, звонит в дверь третья бригада. Убедили и этих, что у них никто не болеет, с такой фамилией никто не проживает, свадьбу празднуют и скорую не вызывали, кто вызов делал – не знают… Наутро заболевший проснулся здоровым, температуры как ни бывало, видимо, была обыкновенная простуда и помогла ударная доза жаропонижающего. Свадьбу догуляли, а в воскресенье он уже улетел домой в Ленинград. Даже страшно подумать, что бы было, если б его увезла скорая… Так подтвердились слухи о том, что специальные бригады ездили за больными по ночам. Видимо, для того, чтобы своим нарядом не пугать население.»

Особо надо остановиться на медицинской статистике, связанной с событиями 1979 г – это вообще отдельная тема, которую почему-то старательно обходят стороной все «разоблачители», упражняющиеся в написании разнообразных псевдоисторических трудов и говорильне на тему вспышки сибиреязвенной инфекции в Свердловске. Оно и понятно – цифирь эта настолько упряма и так колет глаза, что несуразность всех самых распространенных версий становится наглядной и понятной любому непредвзятому человеку.

Давайте ознакомимся со статистикой смертности от вспышки сибиреязвенной инфекции весной 1979 г в Свердловске. Смотреть в таблички, разбираться с цифирью и читать первоисточники – это весьма полезные привычки для всякого, кто не верит чужому мнению и отвергает шаблоны. Очень жаль, что этих полезных наклонностей напрочь лишены в своей подавляющей массе те писатели и журналисты, что на протяжении десятилетий топтались на затронутой теме. Потому что если бы они действительно изучали первоисточники и разбирались со статистикой, то никогда бы не написали того, что написали…

Итак, начнём с того, что 4 апреля 1992 г Президент Российской Федерации Борис Николаевич Ельцин подписал Закон N 2667—1 с говорящим названием «Об улучшении пенсионного обеспечения семей граждан, умерших вследствие заболевания сибирской язвой в городе Свердловске в 1979 году». Закон этот очень короток – он состоит всего из 3 пунктов, из которых следует, что семьи, члены которых умерли от вспышки сибиреязвенной инфекции в Свердловске в 1979 г., могут получать пенсии по случаю потери кормильца. Выплаты таковых должны будут производиться из Пенсионного фонда РФ, а в последующем эти суммы должны быть восстановлены фонду предприятиями, учреждениями и организациями, этот самый ущерб населению причинивший. Подразумевалось, что таковые предприятия, учреждении и организации органам Власти известны. По факту принятия означенного закона подразумевалось и другое – органам исполнительной власти известны и потерпевшие.

И это действительно так – к 4 апреля 1992 г. уже существовал список лиц, заболевших в 1979 г. сибирской язвой. В этом списке были перечислены как умершие, так и выжившие, благодаря лечению в больнице №40.

Лев Гринберг (кадр из документального фильма телеканала ТАУ «Сепсис – 002»).

Автор должен сразу признаться, что ему этот список раздобыть не удалось. Но существование данного документа сомнений не вызывает по двум не связанным между собой причинам. Во-первых, о существовании списка потерпевших прямо говорил Лев Гринберг, патологоанатом, производивший весной 1979 г. вскрытия умерших от сибиреязвенной инфекции. Этот человек упоминался в начале очерка, в той части, где рассказывалось об истории первичного диагностирования болезни 10 апреля. Лев Гринберг в документальном фильме «Сепсис – 002», выпущенном телеканалом ТАУ в далёком уже 1999 г., прямо сказал, что такой «список был на руках депутата Мишустиной». Во-вторых, об этом же самом списке написал американский микробиолог Мэттью Мезельсон (Matthew Meselson), занимавшийся исследованием сибиреязвенной вспышки 1979 г. и даже приезжавший для этого в Екатеринбург с группой помощников в 1994 году.

Без упоминания Мезельсона не обходится ни один рассказ о событиях в Свердловске 1979 г., претендующий хоть на какую-то научность и объективность. Большинство рассказчиков аж слюну роняют, повествуя о том, как светило американской науки лично заехал в столицу Урала и своей потрясающей аналитикой пригвоздил к позорному столбу «административно-командную систему» распавшегося к тому времени тоталитарного Советского Союза. Проще говоря, доказал как «дважды два – четыре», что виновниками вспышки смертельной инфекции являлись военнослужащие «Свердловска-19». По мнению автора, Советский Союз действительно был тоталитарным, но Мезельсон никого никуда не приколачивал и аналитика от американского гуру микробиологии производит впечатление, знаете ли… несколько однобокой. Это если говорить очень мягко. У нас впереди будет отдельный разбор тех чудных открытий, что совершил доктор Гарвардского университета в своей работе «The Sverdlovsk anthrax outbreak of 1979» («Вспышка сибирской язвы в Свердловске в 1979 году»), опубликованной в журнале «Science» в ноябре 1994 года, так что мы сейчас не станем углубляться в её анализ (если быть совсем точным, то статья эта написана господином Мезельсоном в соавторстве с другими учёными, но эти детали сейчас нас не интересуют, мы для простоты повествования будем считать этот труд принадлежащим Мезельсону, тем более, что именно он и был «силовым приводом» всей этой работы). Мы никак не можем пройти мимо чрезвычайно любопытной цитаты из упомянутой статьи: «Административный список, содержавший имена, даты рождения и адреса проживания 68 умерших и составленный на основании документов КГБ, использовался Российским правительством для компенсации семьям погибших» (Дословно на языке оригинала: «An administrative list giving names, birth years, and residence addresses of 68 people who died, compiled from KGB records and used by the Russian government to compensate families of the deceased»).

То есть уважаемый американский профессор знал – как и Лев Гринберг – что список такой существовал. И даже знал, что в него были включены 68 умерших, с указанием их установочных данных. Более того, Мэттью Мезельсон знал, что был ещё один умерший – 69-й по счёту! – который в этот список не попал, поскольку являлся лицом БОМЖ. Этого человека так и не удалось идентифицировать и Мезельсон об этом также написал в своей статье.

Мы скажем даже более того: Мезельсон не просто знал о существовании подобного списка, но и получил его на руки, поскольку включил статистические данные об инфицированных в свою статью и даже добился от властей демократической России официального разрешения встречаться с родственниками умерших в 1979 г.! Этим правом воспользовались и он лично, и члены его исследовательской группы – они действительно неоднократно встречались с членами семей умерших, а также перенёсшими болезнь и благополучно излеченными.

Кто-то из читателей, устав следить за мыслью автора, может воскликнуть: хватит болтовни, давай уже свою статистику! Но не будем спешить, автор неслучайно зафиксировал сейчас внимание читателей на существовании официального списка потерпевших от сибиреязвенной инфекции (будем называть его далее для простоты «списком 1992 года»). Дело заключается в том, что Мезельсон, получив этот список, произвольно выбросил из него 3-х умерших. Да-да, вы всё поняли правильно – Мезельсон убрал из списка 3-х умерших и добавил в него 1-го, не включенного ранее – того самого БОМЖа, который, насколько можно судить, умер самым первым. Таким образом в итоговом списке умерших после 1994 г. осталось 66 человек (будем называть этот «подкорректированный» список «списком 1994 года»). И Лев Гринберг в своих воспоминаниях о событиях весны 1979 г., приведенных в телефильме ТАУ, говорит именно о 66 умерших! А датирован этот фильм, напомним, 1999 годом. Другими словами, научная работа Мезельсона фактически произвела подмену одного списка другим.

Мэттью Мезельсон, известный американский микробиолог, профессор Гарвардского университета, гуманист, борец с военщиной. Ещё в конце 1960-х гг. Мэттью Мезельсон поднял тему использования американскими войсками во время войны в Индокитае дефолиантов, много разоблачал американские власти и тем заработал репутацию гуманиста и объективного учёного.

Разумеется, господин уважаемый профессор проделал этот незамысловатый арифметический фокус неслучайно. Автор знает кого удалил из «списка 1992 года» господин Мезельсон и почему он это сделал. Вся эта ловкость рук преследовала вполне конкретную цель и в своём месте станет понятно какую именно.

Но тут возникает вопрос ко всем "исследователям" и прочим "писателям руками", нацарапавшим горы макулатуры на тему вспышки сибиреязвенной инфекции. Почему об этих деталях спустя более четверти века пишет Ракитин, но не написал и не сказал никто другой? Поднаторевший, изучивший, опросивший свидетелей, не-свидетелей, участников и не-участников… Что же это получается: все отечественные с позволения сказать "исследователи" ссылаются на Мезельсона, но прочитать его решился один Ракитин?!

Вопрос, впрочем, риторический…

А вот теперь переходим к цифири.

Мезельсон со ссылкой на «список 1992 г.» сообщил в своём исследовании, что из общего числа умерших от сибирской язвы 5 человек проживали на территории воинской части в Свердловске-19. С воинскими частями, дислоцированными южнее, в Свердловске-32, оказались связаны 8 человек, из которых 4 проживали на его территории, 1 – проживал вне, но приезжал туда на работу и ещё 3 являлись резервистами, проходившими там во второй половине апреля 1979 г. воинские сборы. Заслуживает упоминания следующий нюанс: все умершие жители Свердловска-32 (4 человека), проживали в 4– и 5-этажных домах, компактно расположенных на территории района. Тут же сообщим – эта деталь важна! – что на территории военных городков Свердловск-19 и Свердловск-32 в 1979 г. по данным Мезельсона проживало (либо проходило службу) около 10 тыс. человек. Возможно, Мезельсон ошибается на тысячу – другую, но нам важен порядок этого числа.

Из числа работников керамического завода умерли от сибиреязвенной инфекции 18 человек, 10 из которых работали в трубном цехе.

Одна из городских легенд, непонятно на чём основанных, гласит, будто от сибирской язвы умирали молодые, крепкие, здоровые мужчины. Это не так, на самом деле умирали как женщины, так и мужчины в преклонном возрасте, никакого статистического перекоса в сторону молодых нет.

Как выглядит статистика по половой принадлежности заболевших? Согласно "списку 1994 года" из 66 умерших женщин было 18, из числа 11 вылеченных женщин – 4. То есть женщин вообще было меньше среди заболевших – этот статистический перекос довольно любопытен и на эту тему мы в своём месте немного поразмышляем. Тем не менее, тот факт, что из числа 77 заболевших женщин было 22, однозначно опровергает домыслы согласно которым инфекция, будто бы, косила только мужчин.

А как выглядит распределение заболевших по возрастам? Среди умерших мужчин до 40 лет (включительно) 20 человек, женщин – 3. Среди пролеченных и поправившихся мужчин того же возрастного диапазона 4, а женщин – 1. Таким образом, из 77 человек, вошедших в "список 1994 года", в возрасте 40 лет и менее находились 28 мужчин и женщин. Как видим, никакого перекоса в сторону поражения лиц молодого и среднего возраста нет (таковых менее половины).

Ни одного ребёнка в числе заболевших не было. Возраст самого молодого больного – 24 года, это женщина, госпитализированная 10 апреля и скончавшаяся 13 числа.

Таким образом мы видим, что городская легенда об «аномально высокой смертности молодых крепких мужчин» оказывается именно легендой и ничем иным. В полном согласии с медицинской наукой от инфекции страдали в первую очередь люди среднего и преклонного возраста. Значительная их часть имела вредные привычки – курила и злоупотребляла алкоголем. Но тут следует оговориться, что данное наблюдение корректно в отношении мужчин, все же госпитализированная женщины отрицали курение. Тем не менее, вряд ли будет ошибкой сказать, что значительный процент заболевших сибирской язвой имели естественно сниженный иммунитет (ввиду возраста и нездорового образа жизни).

Виды Свердловска 1970-х гг.

Что ещё можно сказать о статистике заболеваемости? Во всех случаях смерть наступала от лёгочной или кишечной формы сибирской язвы (преимущественно от первой), но в нескольких случаях фиксировалась и кожная форма, которую удалось успешно пролечить и спасти заболевших. Это наблюдение также полностью соответствует данным медицинской науки, согласно которым кожная форма сибиреязвенной инфекции переносится намного легче других и показатели смертности от неё в процентном отношении значительно ниже. Об этом было написано в начале настоящего очерка.

Очень интересно распределение случаев госпитализации по времени. На первый взгляд, картина должна быть монотонно-затухающей – первоначальный всплеск, с последующим постепенным спадом, обусловленным активными санитарно-гигиеническими мероприятиями и массовой вакцинацией. Однако, не всё так просто.

Первой больной, чей диагноз впоследствии был гарантированно подтверждён, явилась женщина 54 лет. Произошло это 5 апреля. В последующем больные поступали ежедневно вплоть до 16 апреля, но в тот день новых больных с сибирской язвой не оказалось. 17 апреля поступил всего 1 больной и на протяжении 2-х последующих суток новых заболевших не фиксировалось. Точнее, привозили людей с подозрением на «сепсис-002», но подозрения эти не подтверждались. Казалось, зараза пошла на убыль…

Зафиксируем этот момент – уже утром 20 апреля могло показаться, что распространение болезни остановлено.

Но – нет! С 20 по 23 апреля поступили 5 новых заболевших. После этого началась "черезполосица" – то больных нет, то привозят нового заболевшего. И так 3 раза вплоть до 29 апреля, в тот день в 40-ю больницу доставили Михаила Ложкина, того самого резервиста, что проходил сборы на территории Свердловска-32, о нём упоминалось ранее.

А после 29 апреля вновь наступает пауза. 30 апреля, 1, 2 и 3 мая ни одного вновь заболевшего! Ну, казалось бы, тут городским властям можно было выдохнуть и поздравить всех с долгожданной победой, инфекцию переломили, мероприятия по помывке домов и крыш, перекладке асфальта и вакцинации жителей дали нужный эффект! Но радоваться долго не пришлось – 4 мая заболевают 2 человека. После этого пауза как будто бы продлилась: 5 и 6 мая не фиксируется ни одного вновь заболевшего!

А затем в период с 7 по 12 мая включительно в больницу №40 поступили 6 новых больных! Совершенно необъяснимая вспышка… К этому времени оказалась привита львиная часть жителей Чкаловского района – намного более половины – и в 40-ю больницу попадали уже и привитые.

А отмечались ли заболевания сибирской язвой после 12 мая? Да, отмечались. Последний человек, на котором обрывается «список 1994 года» был доставлен в больницу 15 мая. Это был 37-летний мужчина и мы знаем, что он выжил. Но были и умершие. Последний из них скончался 12 июня.

Несколько выше автор написал, что американский профессор Мезельсон выбросил из "списка 1992 года" 3 умерших, в результате чего получился "список 1994 года"? Так вот именно тех, кто был госпитализирован после 15 мая господин Мезельсон из первоначального списка и удалил. Почему? Да потому, что их присутствие в списке разрушало ту версию, которую обосновывал уважаемый профессор микробиологии. В своём месте мы поговорим и об этой версии, и о том, какими остроумными манипуляциями господин Мезельсон её обосновывал.

Пока же продолжим наш анализ далее.

Зададимся вполне обоснованным вопросом: насколько соответствовал классической схеме описанный выше характер распространения сибиреязвенной инфекции? Ведь вспышка 1979 г. была отнюдь не первой и не последней из числа хорошо задокументированных. Очевидно, то, что происходило в Свердловске весной 1979 г. с полным правом можно назвать необычным. В произошедшем в Свердловске бросаются в глаза как минимум две странности.

Первая странность связана с прерывистым характером распространения инфекции, зафиксированном нами выше. Если бы болезнь распространялась в малонаселенной местности, разделенной лесами, пастбищами и т.п., то подобную прерывистость можно было бы списать на низкую плотность жителей (потенциальных объектов заражения). Но в нашем случае речь идёт о городском районе с довольно плотной застройкой, на территории которого проживали в те дни около 72 тыс. человек! Болезнь должна была косить их более или менее равномерно, с постепенным уменьшением числа вновь заболевших по мере того, как стали бы давать эффект профилактические меры. Перерыв в начале мая и последующий всплеск заболеваемости в период с 7 по 12 мая в такую картину совершенно не укладываются.