Текст бизнес-книги "Секрет Счастливого сердца. Нескучная психология для яркой жизни"

Автор книги: Инна Макарова

Раздел: О бизнесе популярно, Бизнес-книги

Возрастные ограничения: +16

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

3. Жизнь – это _________________________________________________________________

Однако, внимание. Сначала выполните эту часть упражнения, и только потом читайте дальше.

Как вы думаете, что Вы сейчас написали?

То, что вы написали сейчас о других, о себе и о жизни есть тот самый сценарий, «Решение, как жить»,  который Вы приняли в тот далёкий момент. Ведь невротический характер формируется не крупными событиями, а «пустяками», подобными этому.

Ваша задача – по-новому прожить эту же ситуацию, но так, чтобы выйти из неё победителем. Ведь мы порой на годы застреваем в болезненной ситуации, потому что ждём, что кто-то другой  начнёт вести себя иначе. Но это невозможно. Теперь повести себя по-другому нужно будет вам.

Вспомните человека, который является вашим авторитетом, кумиром, вызывает восхищение своими делами. Представьте, что вы можете полностью на него положиться. И возьмите его с собой в тот самый момент жизни. Пусть он поможет вам победить! Представьте максимально подробно: как именно он помог бы Вам разрулить эту ситуацию? Что конкретно сказал бы обидчикам? Подумайте над этим хорошенько. Разыграйте в воображении сценку со словами, напишите сценарий.

Упражнение может сразу не получиться. Либо вы подсознательно ожидаете, что другие изменят свое поведение, либо выбрали себе в помощь не того человека. Попробуйте еще и еще.

А теперь – самое важное.

Проанализируйте все слова и действия вашего помощника. Какими качествами Вы наделили этого человека? Придайте теперь эти свойства самому себе.

И вернитесь в эту ситуацию уже без помощника, но с его качествами, которые он Вам «подарил». Проиграйте эту ситуацию еще раз, по-своему, и окажитесь победителем.

Когда вы проработаете несколько травмирующих ситуаций из прошлого, Вы заметите, что они стереотипны, что это – «хождение по кругу».

И тогда вы примете новое решение. После вашей «победы» уничьтожьте этот листок, возьмите новый и перепишите всё по-новому!

1. Они________________________________________________________________________

2. Я __________________________________________________________________________

3. Жизнь – это _________________________________________________________________

Глава 3.

Вызываю Монстров на бой

У нас нет друзей, нет врагов. Есть только учителя. Дэн Миллмэн

Прошел месяц. Нога моя зажила, и я снова бегаю по отделению на высоченных каблуках. Анну Петровну выписали, но мы продолжаем общаться. Ведь остается столько вопросов!

Трясина. Вот на что была похожа моя жизнь все эти годы – липкая, мерзкая трясина, которая засасывала все сильнее. Нет своей жизни. Своих желаний. Своих целей. Делаю то, чего от меня ждут, ведь тогда… тогда я буду хорошей. Для матери, для мужа, для начальника, для коллег…разве не в этом цель? Сценарная теория Эрика Берна и книги М.Е Литвака начали выводить меня из этого многолетнего оцепенения. Что я делаю со СВОЕЙ жизнью? И чего Я от нее хочу? Как мне научиться защищать себя, как заставить себя говорить о своих желаниях, вопреки чужим?

Я выросла в интеллигентной семье. С детства не умела отвечать на хамство. Его грубая, простая сила была слишком пугающей и непонятной. Я лучше посижу тихо, постараюсь не привлекать к себе внимания, не ввязываясь в конфликты. Посижу тихо всю школу и весь институт. Не могу отвечать на даже невинные выпады однокурсников и коллег? Ничего, всю жизнь так прожила.

И вот последствия «тепличного» воспитания начали проявляться во взрослом возрасте. Как отвечать на хамство – хамством? На агрессию – агрессией? Где взять в себе силы, злость, самоуверенность в конфликте? Я ведь даже кричать не умею нормально – выходит какой-то смешной писк.

Но теперь я читаю психологическую литературу «запоем». Оказывается, не обязательно превращаться в хабалку, чтобы противостоять другой хабалке. Есть цивилизованные способы, идеально подходящие мне. Предлагают сохранять спокойствие, улыбаться обидчику. Предлагают игнорировать попытки уязвить и произносить много ничего не значащих слов, отвлекающих агрессора. Но больше всего меня вдохновила техника, заключающаяся в возвращении хаму его слов, что выглядит внешним согласием. Впоследствии я разработаю свой тренинг «Шаолиньский лабиринт», именно о противостоянии хамству. Но это будет потом, а пока… Беру на вооружение техники, и уже чувствую себя увереннее.

Мы, может быть, не так часто сталкиваемся с хамством в жизни. Но готовность противостоять тому, что раньше так пугало – уже начало пути. Первое изменение в череде многих.

Захожу в нотариальную контору. Мне нужен один из нотариусов, а чтобы узнать, на месте ли он, нужно пройти мимо очереди в коридоре. Люди сидят давно, им душно, скучно, и они озлоблены. А мне – «только спросить».

Сразу нарываюсь на нарочито громкое:

–Тут же написаны часы приема, ты что, слепая?

– Нет, не слепая. Я неграмотная, читать не умею.

Пользуясь возникшей секундной паузой, проскальзываю в кабинет…

На светофоре какой-то мужчина принялся меня поучать, как ездить, вкрапляя нецензурную лексику. Я с обворожительной улыбкой отвечала, что права купила, ничего не знаю…

Конечно, в такие моменты я чувствую себя прекрасно. Я сильная. Я справилась, я уела, я могу! Но потом эйфория проходит. Да, выйти победителем из конфликта со случайным человеком, которого я в первый и последний раз вижу для меня – уже победа. Но от этих мелких побед никуда не делись манипулирующий муж, третирующая свекровь и изводящая меня коллега. «Монстры», которые находятся ко мне близко, знают меня хорошо и бьют гораздо больнее, прицельнее и циничнее.

Но я не собираюсь сдаваться – иду к Анне Петровне. Рассказываю, плачу. Рассказываю. Снова плачу. Слов так много, так много страхов и обид. И слезы никак не заканчиваются. Где она, эйфория, где самоуверенность? Их нет. Есть трясина. Меня привыкли видеть серой и невзрачной. Безропотной. Удобной.

И сейчас больше всего меня тревожит то, как это сказывается на моей работе и отношениях с коллегами. А вернее, с коллегой.

Когда я только пришла работать в кардиологию мне, как и всем поначалу, приходилось очень нелегко. Тяжелые больные, несоответствие того, что писали в учебниках тому, что видишь на самом деле. Ночные дежурства, маленькая зарплата. Но я постепенно осваивалась, полюбила свою работу. Мне помогали старшие коллеги, и была полна надежд. Вдруг одна из докторов внезапно стала проблемой, еще одним препятствием.

Ирина, как мне тогда казалось, была образцом врачебного таланта. Красивая, умная, опытная, звезда отделения – она не могла не восхищать меня. Я хотела быть на нее похожей. Но не все идеалы выдерживают проверку временем. За красотой и уверенностью скрывалась, как я поняла позже, хаотичность знаний и потребность уязвлять слабых. Слабые – это я.

При коллегах она ставила под сомнение мои диагнозы, критиковала и выставляла меня некомпетентной. Старалась застать меня врасплох. Я обычно не успевала ничего возразить. Чувство вины, боязнь навредить пациенту и сомнения в себе не позволяли постоять за себя. К тому же я должна радовать других. Так почему не порадовать свою старшую коллегу своей беспомощностью?

Дошло до того, что стало страшно ходить на работу. Вставать по утрам становилось все тяжелее, я не могла сосредоточиться, переписывала истории и держала в столе валокордин. Перепроверяла все не по одному разу, но все равно сомневалась в себе.

Конечно, сейчас я понимаю, что если больному стало хуже – не всегда вина врача. Что все мои назначения контролирует заведующая. И что коллега просто развлекалась, самоутверждалась за мой счет. Но тогда я находилась на грани нервного срыва. Но Ирина этого не замечала. Или не хотела замечать. Мне казалось, что надо мной смеются, в спину показывают пальцем. Что я вообще не на своем месте, всех обманываю, никакой я не врач, и вот-вот мой обман раскроют, и тогда, тогда…

Рассказываю об этом Анне Петровне, и чувствую, как проблема, обличенная в слова, становится легче. Озвученная, она уже потеряла часть своей власти надо мной. К тому же против нее теперь двое – я и Анна Петровна.

–Ты смотрела мультик про гремлинов? Анна Петровна задает мне вопрос, которого я меньше всего ожидала.

Я смотрела. Вспомнила маленьких, злобных существ, которые хором пели «We are gremlin from the Kremlin», и голос гнусавого переводчика: «Мы маленькие Гремлины из Кремля».

–Гремлины – это наши страхи. Смотри, мы с тобой поймали одного. Дай ему имя, прежде чем задушить его.

–Его зовут «Я ее боюсь»! – Развеселившись, отвечаю я.

–Да, но сделаешь!

– Но я никогда этого не делала!

– Вот! «Я никогда этого не делала»! еще один,– смеется Анна Петровна. – Гремлин теряет власть, когда человек разглядит истинную сущность гремлина. Начнет осознанно рассматривать все варианты действий и выбирать самый подходящий. Давай посмотрим. Что ты можешь сделать, чтобы изменить ситуацию? Какие конкретные действия предпринять?

–Совершенствоваться в своей профессии… Стать более грамотным специалистом, наработать опыт.

–Но ведь это долгосрочный план. А прямо сейчас ты что можешь сделать?

–Я должна поставить ее на место! Но… я не могу. Я никогда этого не делала.

–А вот и гремлин начинает отзываться на свое имя! –улыбается Анна Петровна.

–Но она опытный специалист, к тому же уверена в себе. У меня нет ни того, ни другого…

–А как еще можно назвать ее манеру поведения?

–Наглостью, – не задумываясь отвечаю я.

Наглость. Хабалки на улицах. Санитарки, презрительно усмехающиеся, которым я боюсь дать распоряжение. «Отзеркаливание» им их же слов. Эйфория победы, отступающий страх перед конфликтом…

И я вдруг отчетливо понимаю, что должна делать.

Изучила несколько историй болезни моей коллеги. «А вот и разбивается твоя непогрешимость», – с удовольствием отметила я про себя, обнаружив там явные нестыковки в рассуждениях, интерпретации анализов и постановке диагнозов.

– Инна Викторовна, почему вы Иванову не назначили кордарон?

–Обратите внимание, кордарон назначен не в таблетках, а инфузионно. А вот почему у вас Петров получает дигоксин? Он же после инфаркта, а это противопоказание.

Я смотрела не ей в глаза – своему страху. Своему гремлину «Я никогда так не делала». Я никогда не давала ей отпор, а теперь – теперь даю. Потому что я могу, я сильнее не только случайных хамов на улицах! Могу бороться с демонами, которые рядом со мной. И они тоже потеряют надо мной власть.

Знакомая эйфория.

Это победа. Пускай коллега потом обсуждала меня за спиной, я избавилась от ее прилюдных нападок, и задушила своего первого гремлина.

Но впереди был следующий монстр. Куда, как оказалось, страшнее.

Кажется, нужно придумывать имя новому гремлину.

Мой домашний монстр – свекровь.

Моя жизнь поделена надвое. Она расколота на «до приезда свекрови» и «после». Каждые полтора месяца она приезжает на две-три недели, и моя жизнь превращается в ад. Когда она уезжает, я вздыхаю спокойно, но стоит мне расслабиться – она возвращается. И снова, по кругу.

«Инна, ребенку надо поменять памперс.»

«Инна, нужно помыть горшок!»

«Инна, ребенок хочет пить!»

«Инна…»

«Инна!»

«Инна!..»

Это свекровь так «занимается» с ребенком, пока я готовлю обед. Мне начинает казаться, что проще встать в коридоре, не пытаясь дойти до кухни. Смирившись, я просто забираю дочь с собой, чтобы свекровь оставила меня в покое. Я слышу, как она укладывается на моем диване, смотрит телевизор и ждет обед, который я подам.

Свекровь занимается «бизнесом» – она возит на продажу картины свекра. Но несмотря на близость к миру искусства, в этом человеке нет ничего возвышенного. Мне приходится терпеть ее визиты, во время которых она требует полного обслуживания, сталкиваться с неблагодарностью, хамством, угрозами и оскорблениями…

И скрипеть зубами от бешенства. Молча. И тихо, чтобы не было слышно. Я – удобная. Хорошая жена. Я не могу конфликтовать с матерью своего мужа, бабушкой моих детей. К тому же есть еще одна причина, тривиальная, и самая главная – я просто ее боюсь.

Она снова давит на мою самую больную точку, которая мгновенно делает меня беспомощной – чувство вины. Мой муж, такой видный мужчина, взял замуж меня – такую никчемную. Еще и с чужим ребенком. Да я ему за это должна всю жизнь быть благодарна.

А когда «видный мужчина» возвращается с работы, мама жалуется ему на меня – я оскорбила ее, нагрубила. Я стою на убранной к приходу мужа кухне, в одной руке поварешка, в другой – ребенок.

И почему-то чувствую себя виноватой.

Муж становился на сторону матери. Я не могла возразить. «Муж и жена – одна сатана», говорите? О нет, Глеб был одной сатаной со своей мамой, и сатана явно настроена против меня.

И вот приближается ее очередной двухнедельный визит. Узнав, что муж собирается на рыбалку, я взмолилась:

–Не оставляй меня с ней одну!

– У меня единственный выходной, я хочу отдохнуть, – отрезал он.

«Вот значит, как», – подумала я. Значит, меня не надо защищать, считаться с моими переживаниями и просьбами? Я чувствовала, что точка кипения уже наступает.

А главное – мне не с кем поделиться своим горем. Я не хочу расстраивать родителей, я к тому же еще и хорошая дочь. У хороших дочерей не бывает таких проблем, хорошие дочери не жалуются, хорошие дочери все успевают…

Найти бы того, кто мне это сказал.

Старшая дочь – подросток. Она смотрит, как меня унижают, и в сердцах спрашивает меня, почему я это позволяю.

Я – хорошая жена? Хорошая мать? Хорошая жена и мать не идет против мужа, не роняет его авторитет в глазах детей, даже если он сам прекрасно справляется? Я запуталась. Начинаю оправдывать Глеба. Он много работает. Он не хотел, просто в сердцах это сказал. Бабушка уже старенькая. Она больная женщина. Вот ей потом станет стыдно (не станет). Лучше я уроню СВОЙ авторитет, потому что только для СЕБЯ я не привыкла быть хорошей.

Наконец, решаюсь рассказать Анне Петровне.

–Как зовут этого гремлина?

Этот гремлин большой. Больше предыдущего. И у него уже есть имя:

– «Мне не позволяет воспитание». Я – «вшивая интеллигентка». А она – мать мужа, ее нужно уважать. Она хитрая, и все время придумывает новые уловки.

–Точно новые?

А ведь, и правда. Уловки не отличаются разнообразием – она оскорбляет меня. Начинаю возмущаться или оправдываться, и она ловко раскручивает этот конфликт. А я ей это позволяю.

–Но если я отвечу ей – мы поругаемся с мужем? – Озвучиваю я еще одну проблему.

–Молодая, красивая и умная Инна сообразит, как свернуть этому гремлину его шейку, не правда ли? Она ведь смелая?

Это я – молодая, красивая и умная Инна. Сейчас я не комок нервов, загнанный собственным чувством вины, мнимой ответственности и прочими условностями, которыми мы сами себя опутываем. Я беру этот образ, это чувство и сохраняю его. Мне понадобится помнить, что я молодая, красивая и умная. А еще смелая.

Молодая.

Красивая.

Умная.

Смелая…

И я пошла домой, бормоча заклинание.

Готовлю ужин, на душе почему-то тревожно. Давно не чувствую себя в безопасности дома.

Пронзительно верещит звонок. Свекровь врывается в мою квартиру, в мой вечер, с какими-то тюками и узлами, раскладывает диван. Через пять минут, закончив свою непонятную бурную деятельность, она начинает оглядывать квартиру в поисках повода для упреков.

Повод для упреков у нее один, и этот повод доваривает борщ на кухне в ожидании конфликта.

Конфликт не заставляет себя ждать. Свекровь меня никогда не подводит.

– Всего один борщ, а еда где? Несоленый! Ты что, влюбилась?

Какой же громкий у нее голос. Как сирена…

–Посмотри на себя! Хозяйка хреновая, а страшненькая какая! Господи! Боже! Мой!

Она всегда отчеканивает это «Господи!..», словно вколачивает в уши каждое слово, призывая Бога в свидетели своим страданиям. Ну и дрянь же невестка ей попалась.

–Да неужели мой сын не мог бы себе красавицу найти! Какие девки за ним бегали, а он на тебя позарился, дуру! Да еще и с ребенком своим нагулянным!

Раньше я бы расплакалась. Как это, я плохая жена, плохая хозяйка? И так несправедливо, что она оскорбляет моего ребенка… Но сейчас я чувствую, как вместо слез во мне закипает ярость. Она что, позволяет себе унижать мою дочь?! Она, в моем доме, сунув нос в мою кастрюлю, говорит, что я плохая хозяйка?!

– Не могли бы вы не говорить гадости при дочери, ведь она же всё это запоминает.

– Погоди, я ещё у тебя ребёнка отсужу, – радостно включается она в конфликт. – Ты у меня попрыгаешь, поплачешь!

Может, еще неделю назад я бы испугалась. Но сейчас… кто был на ее стороне? Бравада, наглость и скверный характер. На моей стороне – закон. На моей стороне долг матери перед ребенком, а еще… А еще, уверенность, что я должна отстоять себя. Сама. И сейчас я чувствовала это как никогда.

–И на каком основании вы лишите меня родительских прав? Я – врач. Благополучная, обеспеченная женщина, не наркоманка, с детьми дурно не обращаюсь. А вы кто?

Она на секунду застыла в недоумении. Я заметила на ее лице растерянность, и с каким-то странным ликованием почувствовала, как страх уходит. Это уже было не просто парирование удара. Это была дуэль. Поединок.

И я выходила из него победителем.

– Хватит уже глумиться. Не нравится вам здесь, собирайте свои манатки и проваливайте из моего дома. И не появляйтесь здесь больше. Никогда.

Она молчала. Мне на секунду показалось, что она сейчас развернется и молча уйдет. Но нет, многолетняя привычка взяла верх.

– Ах ты, гадюка! Ах ты, тварь! Я сейчас милицию вызову!

Свекровь визжала так, что я даже успела подумать, что мне есть у кого поучиться повышать голос – кажется, на столе от ее крика звенели стаканы. Она схватила телефонную трубку, и, судорожно отклацав по кнопкам номер, заверещала, едва дождавшись ответа:

– Милиция! Приезжайте скорее, адрес такой-то! Я инвалид, пенсионерка, приехала к сыну в гости, а невестка, гадина, оскорбляет! Руки распускает!

Она возбужденно поговорила ещё с минуту, и, потирая руки, повернулась ко мне:

– Сейчас милиция приедет. Посмотрим, как ты запоешь!

Я не успела понять, действительно ли она звонила в милицию, или блефовала, но на секунду стало страшно. А потом вдруг смешно. Что бы увидела милиция? Сумасшедшую тетку, которая беснуется в доме молодой, красивой и умной Инны, врача и матери двоих детей?

Я открыла входную дверь:

– Убирайтесь вон.

Она забегала по квартире, складывая вещи. Периодически свекровь пыталась набрать сотовый номер мужа, он был недоступен. Беспрерывно сыпала заковыристой бранью. Не в силах это выносить, а главное, стараясь, чтобы меньше слышала дочь, я направилась в детскую. Спектакль начинал утомлять.

Неожиданно она подскочила ко мне и потребовала:

– Вот эти серёжки, что я тебе дарила на свадьбу, отдавай!

– Больше ничего не хочешь? – рявкнула я, закрывая перед ее носом дверь комнаты.

Шуршание в квартире продолжалось ещё минут пятнадцать, затем раздался грохот входной двери и наступила тишина. Я вышла из комнаты. По всей квартире бардак, со стен исчезли картины, а из шкафа –песец, «подаренные» свекровью ранее… «Полный песец», пронеслось в голове. Я не была удивлена. Так и должно было выглядеть поле боя после капитуляции.

На следующий день, когда муж вернулся с рыбалки, началась затяжная холодная война. Каждый день скандалы. Упреки. Слёзы. Угрозы развестись перемежались с требованиями извиниться перед матерью. Но что-то сломалось во мне. Я плакала, не спала ночами, но извиняться отказывалась. Свекровь не показывалась в нашем доме долго. Затем стала приезжать вновь, но гораздо реже. Стала вести милой бабушкой, и не заподозришь в этой вежливой женщине ту беснующуюся фурию. Я больше не слышала от нее в свой адрес ни одного резкого слова.

Это была большая победа. Гремлина «Мне не позволит воспитание» больше не существовало.

Заблуждаются не потому, что не знают, а потому,

что думают, что знают. Жан Жак Руссо

Шабаш гремлинов – «Так надо», «Это престижно», «Сделай им назло!»

Дети растут удивительно быстро. Я не успела оглянуться, как Алене пришло время идти в первый класс. Тогда меня терзал гремлин «Так надо» – надо, чтобы ребенок учился в престижной школе. Поэтому я записала дочь в подготовительную группу самой престижной в городе гимназии. «Гимназия номер восемь», даже звучит солиднее, чем «МБОУ СОШ». Моя дочь будет ходить на занятия в форме в шотландскую клетку, у нее будут лучшие педагоги, благополучные одноклассники и самая сильная в городе образовательная программа!

Весь год перед школой мы ездили на занятия, делали задания. А потом контрольная работа – и нам говорят, что не будет никакой шотландки, педагогов и программы. Потому что мы не поступили. «В городе есть много других школ, учитесь там», – сказали нам.

Алена пошла в обычную начальную школу недалеко от дома. Белая блузка, черный сарафан – тоже удачное сочетание со светлыми волосами. Училась дочка без особых проблем, на четверки и пятерки.

Но надо ли говорить, что гремлин «Так надо» вместе с гремлином «Это престижно» и «Сделай им назло!» превратили устройство ребенка в эту гимназию навязчивой идеей? Я грезила шотландкой, и всем, что она для Аленушки означала.

И вдруг произошло чудо. Из тех, что случаются под новый год в ответ на наши самые сокровенные желания. Как-то меня попросили проконсультировать одну пациентку. Я не оставляла идеи стать более компетентным врачом, не оставляю и сейчас. Я действительно помогла ей. А потом узнала, что пациенткой была директор вожделенной восьмой гимназии.

Это был знак, судьба, буквально фатум. Я не могла оставить такую возможность, и попросила ее устроить в свою школу мою дочь.

– Никаких проблем, – сказала Антонина Ивановна.– В какой класс? Завтра напишете заявление. А после Нового года приступаете.

Изумлению моему не было предела. Как? Вот так просто?..

Мы начали усиленную подготовку к школе. Купили новые учебники и тетради, шьем на заказ клетчатую форму, ту самую шотландку. Все каникулы усиленно догоняем программу гимназии, по которой «те» дети ушли далеко вперёд. Ну, хоть форма из шотландки и правда сбылась, и она потрясающе шла к Алениным светлым волосам. И вот мы, счастливые и взволнованные, приходим в новую школу. Алена тоже рада, ведь она ждала от этой школы чего-то особенного. Еще бы – лучшая школа в городе.

Учительница, Раиса Карловна, встретила нас с плохо скрываемым раздражением. Я быстро узнала его причину. Мы «блатные», моего ребёнка «дали сверху», в обход ее предпочтений. Наша первая учительница стала методично, с какой-то иезуитской изощренностью изводить ребенка. Пришлось очень трудно не только Алене, но и мне. Делаем домашнее задание до ночи. Потом ребёнок засыпает обессиленный… А я, пытаясь сделать почерк корявым, похожим на детский, решаю бесчисленные столбцы примеров в рабочей тетради. Начинаю злиться на «самую лучшую в городе программу».

Довольно быстро дочь догнала отставание даже по английскому, который гимназисты учили уже полтора года. Догнала по всем предметам, кроме математики. Математика стала нашей головной болью. Каждая домашняя, самостоятельная и контрольная работа венчалась жирной красной двойкой. Хотя, казалось бы, все должно скоро наладиться, механизм ежедневной травли был запущен. Раиса Карловна высмеивала Алену на каждом уроке.

Даже для тех, кто далек от педагогики, не секрет, как легко дети перенимают жестокость взрослых. И с каким удовольствием они включаются в подобные игры. И вот благополучные дети в форме из шотландки становятся иезуитами. Насмешки. Издевательства. Открытое презрение – почему нет. Взрослые же разрешили. Можно дергать за косу. Не садиться рядом, портить вещи.

Дочь стала изгоем в классе. Терпела и молчала – что ей оставалось делать? В восемь лет еще рано идти против коллектива. Алена не могла задушить гремлина «Так надо». Мне она не жаловалась. А еще у нее был свой, детский гремлин «Нельзя быть стукачкой». И была мама, которая терпит и «радует всех».

Она смотрела на меня по утрам глазами побитой собаки. По вечерам тоже. Все чаще повторяла «Как же мне не хочется в эту проклятую школу!».

Наконец я прозрела. И поняла, что дело не только в математике. Ситуацию мне обрисовала мама одноклассницы. У меня от ужаса волосы шевелились на голове. Но как же гремлин «Так надо»? Как же гремлин «Нельзя противостоять обществу»? Ведь это не коллега, которую мне надо отбрить. И даже не свекровь, которую я вышибла со своей кухни.

Это Гимназия. Система. За Раисой Карловной – ее педагогические регалии, школьное руководство. До детей мне дела не было, но они тоже стояли за ней, и рассказывали небылицы про мою дочь своим родителям. И они тоже были за Раису Карловну.

Мне до слез больно за дочь, но не знаю, как смогу ругаться с учительницей, отстаивать свою точку зрения. Я боюсь выглядеть плохой матерью, а также неинтеллигентной. К тому же мне страшно, что вскроются подробности поступления в гимназию.

Травлей верховодила девочка по имени Саша, одна из лидеров класса. Она была тем самым ребенком, которого всегда ставят антагонистом главного героя в фильмах про школу. Любимица Раисы Карловны. Презирала требования носить школьную форму, и одевалась по последней моде. Как и ее мать, холеная, самоуверенная женщина с роскошной прической и макияжем. Надо ли говорить, что она была весьма довольна собой и своей дочерью? Мне казалось, что у этих двух хищниц никаких гремлинов быть в принципе не может.

Я представила, как она меня на куски разорвет своими острыми когтями с шикарным маникюром. Профессионально, не испачкав манжет. Но все же решилась вызвать Сашиных родителей на разговор в кабинете директора.

Беседа началась со слов матери обидчицы: «Ваша дочь по блату попала, чем вы вообще недовольны?».

Мне хотелось бы сказать, что я вспомнила все техники, советы Анны Петровны, и вышла из этого поединка победителем… Но не буду врать. Они меня просто растоптали. Из кабинета я выскочила в слезах.

Ведь этот бой я проиграла сначала у себя в голове, а потом – в кабинете директора. Тоскливо думала о том, как это, наверное, хорошо – вот так никого не бояться и душить своих гремлинов. Одного за другим, раз за разом, стараясь не думать, сколько их там еще осталось…

Я рассказываю об этом Анне Петровне. Может быть, и сейчас у нее для меня найдется мудрый совет?

Выслушав меня, психолог предлагает рассмотреть эту ситуацию с точки зрения транзактного анализа: – Согласно транзактной теории Берна, в каждом из нас есть три состояния «Я»: Родитель, Взрослый, Ребенок. С позиции Родителя нам привычно поучать других, указывать, что хорошо, а что плохо. «Надо», «Ты должен!». Но Родитель не только критикует (Критикующий Родитель), он также заботится о других (Заботливый Родитель). Взрослый – принимает решения, руководствуясь интеллектом логикой. Его фразы: «Разумно, целесообразно», «А вы как считаете?». Ребенок – царство эмоций, юмора, любви, это все наши «Хочу!». И они беззащитны, не закрыты ни логикой, ни хитростью.

Я вспоминаю об этом, и вижу взгляд своей дочери.

– Из каких Я-состояний происходил разговор в кабинете директора? – спрашивает Анна Петровна.

– Конечно, я была «ребенком», а они – «Родителями». И они меня «выпороли».

– А в какое русло нужно было направить диалог?

– Я бы сама хотела отвечать из родительской позиции.

– Тогда как бы ты ответила с позиции Критикующего Родителя?

Здесь задумываться было не над чем:

– Что вы себе позволяете?! Прекратите хамить!

– Такая реакция ведет к дальнейшему конструктивному диалогу?

– Нет… Они бы просто меня «перехамили».

– А как можно показать свою силу и в то же самое время не опускаться до грубости?

Я задумалась:

– Ну, из позиции Заботливого Родителя можно сказать: «Я вижу ваше недовольство, мне очень жаль» Думаю, это тоже неверная тактика. Наверное, лучше говорить из позиции «Взрослого».

– В этом случае, какова должна быть твоя реакция на нападки и критику?

– Наверное, стоит сказать: «Мы с вами взрослые люди, и видим проблему. Давайте обсудим все спокойно. Какие пути решения вы предлагаете»?

– Сможешь держаться на «Взрослой» позиции?

– Постараюсь. Напишу себе шпаргалку.

Тем временем Раиса не унималась. Ей было недостаточно «порки» в директорском кабинете. Она решила устроить публичное линчевание, и объявила проведение родительского собрания. Когда я об этом узнала из телефонного разговора с ней, реакцией моей была паника: «Опять на эту Голгофу!».

– Снова Раиса? – спросила Аленушка.

Я взглянула в её глаза. И надежды в них почти не было. Дочь так беззаветно меня любит, но уже почти не верит в мою защиту. Она еще и меня пытается утешить, и изо всех сил старается не разочароваться во мне. Вам когда-нибудь казалось, что в вас может разочароваться ваш ребенок? Если вам когда-нибудь потребуется свернуть горы – просто представьте, что иначе именно это и произойдет.

Я вдруг явственно увидела зеленого гремлина. Он корчил рожи и глумился: «Ты не сможешь пойти против директора и учителя! Твоя дочь учится в самой престижной гимназии!» «Ты никудышная мать!». «Ты должна нравиться всем!». И вот тут что-то случилось. Я почувствовала взрыв ярости. Это было схоже с извержением вулкана, который долго курился, лишь иногда напоминая о себе глухим ворчанием. «Да пусть моя дочь хоть вообще больше не пойдет в школу, а обижать ее не позволю никому!».

Гремлин испуганно затих…

На родительское собрание я всё-таки взяла с собой мужа для поддержки, но ему не пришлось сказать ни слова. Голос мой звенел, как натянутая струна, когда я описывала издевательства над дочерью. Откуда взялось красноречие? И хотя я подготовила свои слова заранее, шпаргалкой воспользоваться не пришлось. Родители, настроенные против нас, сидели, опустив глаза.

Раиса пытается перебить меня, заявляет, что виноваты во всем родители. Мы «блатные». Не уследили. Не помогли адаптироваться. Ребенок не справляется. Снова «плохая мать»? Я больше в это не верю.

– Вы хотите сказать, уважаемая, что в издевательствах над нашим ребёнком виноваты мы, родители? Что, классный руководитель был не в курсе, что творят дети за его спиной? А почему так? Или все происходило с вашего молчаливого согласия? В вашей педагогической некомпетентности тоже мы виноваты?

Раиса лишь разевала рот, как выдернутая из воды рыба.

–Я требую, чтобы все извинились перед дочерью!– внятно и четко произнесла я и вышла из кабинета.

Со «Взрослой» позиции незаметно для себя перескочила на «Родительскую», но результатом осталась довольна…

Жизнь налаживалась быстро. Оставшись без поддержки и одобрения взрослых, дети больше не травили мою дочь. Наоборот, назавтра дружно извинились и приняли в свои нехитрые игры. Потеплевшие отношения с коллективом показали положительные стороны школы, переставшей быть каторгой. Все-таки образовательная программа и правда, была разнообразной и интересной, остальные педагоги – и правда, сильными и талантливыми. И даже среди «благополучных детей» стали находиться приятели.