Текст бизнес-книги "Стратегии и «стратеги»"

Автор книги: Ислам Узалов

Раздел: О бизнесе популярно, Бизнес-книги

Возрастные ограничения: +16

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

«Коллапс» экономики

«Экономика Дагестана находится в системном кризисе… Что есть кризис? Это некое опасное состояние. А что такое системный кризис?…». Понятно дело – нечто совсем ужасное (это я уже от себя).

Вот такое вот мнение заместителя председателя экономического совета при президенте РД Михаила Чернышёва. Нужно сказать, что господин Чернышёв вовсе не одинок в своей оценке. Я упомянул о нём только потому, что его имя в последнее время чаще всего на слуху. Мнение же это, с той либо иной степенью апокалипсичности, культивируется в Дагестане практически всеми.

А разве оно не верно?

Заводы-фабрики стоят, безработица – массовая, доходы населения ниже плинтуса, выращенного хлеба хватает только на месяц, живём на содержании Москвы. «Великая депрессия».

Отталкиваясь от неё, выстраиваются и программы «что делать».

Нужны заводы, заводы и ещё раз заводы…, высокие технологии, непременно высокие…, продовольственная безопасность…, туризм, непременно, туризм…

Инвестиции, инвестиции, инвестиции!

Естественно, вооружившись для начала целями, доктринами, концепциями и конечно же, стратегией.

Возразить, вроде, нечем.

Правда, несколько смущает количество иномарок на километр дорог, строительных лесов на гектар поселений и переполненные самолёты в Москву по билетам стоимостью (только в один конец!) в две среднемесячные зарплаты, которые подсчитал родной Дагстат. Десятки тысяч пассажиров в месяц. А вроде должны летать пустыми.

В Махачкале ежедневно сотни тысяч (!) «обнищавших» пассажиров маршруток не считают нужным брать рубль сдачи с десятки, которую вручают водителю.

Что до инвестиций, то кто ж в здравом уме, от них откажется? Даже в самых благополучных экономиках.

Общеизвестно, что наиболее высокая оборачиваемость капитала имеет место в торговле, сфере услуг, лёгкой и пищевой промышленности.

Именно там обеспечивается его быстрое накопление, откуда он, собравшись силами, перетекает в другие отрасли. Этот путь в своё время проделали «азиатские тигры».

Китай, над ширпотребом которого мы продолжаем посмеиваться, завалил им весь мир и, раскрутившись, на этих деньгах, теперь уже нацелился завалить мир электроникой и автомобилями, а заодно начал работать над программой полёта на Луну (!).

Так вот, если посмотреть на экономику Дагестана с такой точки зрения, то окажется, что мы идём по этому же классическому пути и речь должна идти ни много, ни мало, а об экономическом чуде.

До Швейцарии и Швеции нам ещё далеко, но, думаю, по числу и качеству магазинов, ресторанов, АЗС, развлекательных учреждений и прочих объектов торговли и услуг Дагестан в состоянии конкурировать с наиболее развитыми регионами России.

Что касается лёгкой промышленности, то наша «лакская» обувь не только безраздельно занимает свой сегмент в республике, но и совершает экспансию по России.

То же самое можно сказать про мужскую и женскую одежду.

А производство мебели или строительный бум, который тянет за собой длинную цепочку производств стройматериалов и строительных изделий самого разного назначения?

А выпуск алкоголя и безалкогольных напитков, кондитерских изделий, продуктовых полуфабрикатов?

Может у нас перебои с хлебом? Население растёт и ест, как и раньше, трижды в день.

А где теперь «ножки Буша», которых вытеснили «кумыкские» куры?

А основной для республики транспорт – автомобильный? Разве потребности в пассажирских и грузовых перевозках покрывают не дагестанские, а пришлые перевозчики?

Перечень можно продолжать ещё долго.

Всё прекрасно видно невооружённым взглядом и суждения о нынешней экономике Дагестана, якобы, находящейся в системном кризисе, выглядят как– то неубедительно.

Экономика республики, в основе которой средний и малый бизнес переживает бурный рост.

Если кого-то смущает, что дагестанцы не инвестируют сегодня, например, в машиностроение, то это лишь означает, что норма прибыли с таких инвестиций ниже той, что даёт инвестирование в другие отрасли – в те самые торговлю, услуги, лёгкую и пищевую промышленность.

Рыночная экономика, действительно, экономна.

Уже начал подтягиваться гостиничный бизнес и туризм. Не тот убогий, государственный, а относительно приличный частный.

А вообще-то, почему под экономическим развитием должны пониматься только заводы – гиганты и дымящие трубы?

Не следует особо попадать и под гипноз красивого термина «высокие технологии».

На заводы по производству микрочипов или автомобилей технологию привозят из метрополии, а от аборигенов для работы на конвейере достаточно интеллекта обезьяны.

Рядом с ними продавец шаурмы смотрится профессором.

Впрочем, ничего против таких заводов я, в принципе, не имею.

Бьём в фанфары, что у нас где-то там наметились цементный завод, медный рудник, нефтяная вышка…

А нам они нужны?

Мы хорошо взвесили то, что потеряем и что приобретём взамен?

Может кое-кому следует для начала совершить экскурсию на природу в местах традиционного обитания объектов цветной металлургии, а заодно поинтересоваться и здоровьем местных жителей?

Может, лучше зарабатывать на том, что имеем, не копая под экологию?

Нефть на Нью-Йоркской и Лондонской биржах, даже при нынешних её ценах, стоит в несколько раз дешевле питьевой воды, которой биржевики утоляют жажду.

Грубая прикидка показывает, что объем воды, выпиваемый (а не потребляемой вообще) населением земли, в 4—5 раз больше мирового объёма добычи нефти – безбрежный рынок.

Это было довольно неожиданно, но тут же вспомнил давний телерепортаж об одном из регионов ФРГ, экономика которого почти полностью основана на воде, разливаемой там и развозимой по всей Европе, обеспечивая «водяным» немцам вполне общенемецкий уровень жизни.

Почему мы с придыханием говорим о строительстве на берегу моря некой «немецкой деревни»?

– К нам приехал, к нам приехал Он – инвестор дорогой!

Разве кто-либо слышал о проблемах с инвестициями, например, в Барвихе?

Разве в Махачкале, если посчитать суммарно свои новострои, итак не идёт ежегодно строительство во много раз масштабнее «деревни»? И всё на деньги местного бизнеса.

Пусть и «немцы ” строят, хотя, если создать такие же условия для местных инвесторов, может, и они создадут пул и тоже что-нибудь такое выстроят.

Невольно возникает вопрос: Если всё так хорошо, то отчего же всё так плохо?

– А что плохо?

Если по вечерам в рестораны и банкетные залы не пробиться, если стоимость сотки земли в центре Махачкалы достигает ста тысяч долларов это вовсе не признаки кризиса.

Речь-то идёт не о двух-трёх ресторанах и чрезвычайно тонком слое лиц, сделавших состояние, присосавшись к бюджету или жируя на взятках – пир во время чумы.

Не следует считать, что тысячи особняков и автомобилей приобретаются только на разворованные бюджетные деньги. Доступ к ним имеют далеко не все, да и пенсию или зарплату, всё-таки платят. Значит, не особо поживишься.

Другое дело, госинвестиции с дутыми сметами, фальшивыми тендерами и откатами.

Но опять таки, доступ к этим источникам имеют далеко не все.

В Дагестане, независимо от бюджета, благодаря собственной предпринимательской активности, сформировался достаточно внушительный слой среднего класса.

По моим довольно осторожным подсчётам, они ежегодно инвестируют порядка 1,0 – 1,5 миллиардов долларов.

Иначе двузначные цифры роста за последние годы были бы невозможны.

Да. Есть, бедняки, с трудом сводящие концы с концами и даже хуже.

Их немало и о них не следует забывать, но не следует рисовать картины поголовной разрухи и нищеты.

Согласитесь, что рецепты, прописанные стратегией развития экономике «великой депрессии» и экономике в состоянии бурного роста, должны быть вовсе не одними и теми же.

Выбор не тех путей из-за ошибки в определении места старта и состояния стартующего, скорее всего, приведёт не туда.

Тезис, что без правильно сформулированной задачи невозможно её решение, актуален не только в математике.

P.S. Экономика действительно находится

даже не в системном кризисе, а в состоянии клинической смерти.

Но не та, что я описал и которую не видит господин Чернышёв, а та, которая состоит из заводов-динозавров советской эпохи, агония которой столько лет продлевалась государством и всевозможных ГУПов и МУПов, присосавшихся к бюджету.

Здесь он, действительно, прав.

«Паразитирующая» торговля

«В Дагестане активно развивается лишь два вида деятельности: торговля и строительство. И в итоге формируется потребительский или даже паразитический образ экономики». Заявление – удивительное потому, что звучит не из уст обывателя, а учёного-экономиста, доктора наук, мало того – секретаря экономсовета при президенте Дагестана С. Дохоляна. Ему вторит коллега М. Чернышёв – заместитель председателя экономсовета, считающий, что «в Дагестане сформировалась структура экономики „паразитического типа“, нацеленная не на производство новой стоимости, а на потребление уже созданной» – то есть, всё та же торговля.

Удивительно не то, что, вопреки мнению этих экономистов, даже обыватель относит строительство к столь любимой всеми сфере материального производства (кляня «торгашей», он, вроде, никогда не упоминает заодно и строителей).

Удивительно то, что торговля воспринимается советниками как нечто паразитическое, не создающее ничего, с которым приходится мириться, как с неизбежностью.

Гони её в дверь, так она влезет в окно.

С этой точкой зрения перекликается и позиция профессора Цапиевой. которая считает, что если бы республика сама производила большую часть потребляемых населением товаров, а не завозила извне, то дотационные деньги, получаемые из Москвы и тратящиеся бюджетниками на закупки, развивая при этом у нас, как она выразилась, сферу услуг, оставались бы в самой республике и работали на развитие её экономики (сфера услуг, включающая, надо понимать и торговлю, это по Цапиевой, вроде, как и не экономика).

А сколько лет внушаются народу эти расхожие «истины»?

Если Экономсовет и стратеги будут «воспитывать» президента на таких взглядах, можно представить, сколь ущербные концепцию и стратегию развития республики можно получить на выходе.

О месте торговли в экономике попозже, а пока о закупках, уводящих деньги из республики:

Вот, хотим мы производить именно у себя, например, всё необходимое молоко.

Для этого, разумеется, нужны коровы.

Их выращивать самим или закупать, уводя из республики деньги?

Коровам нужны корма, для производства которых, в свою очередь, нужны семена, удобрения, сельхозтехника и ещё много чего.

Их тоже у себя производить или закупать на стороне?

Перечень можно продолжать бесконечно.

Здесь невольно вспоминается глава нашего правительства девяностых годов (очень, кстати, толковый мужик), который почему-то проповедовал, что главная беда дагестанского машиностроения в том, что заводы выпускают лишь комплектующие к изделиям, которые собираются за пределами республики, куда и стекается основной доход от продаж конечного продукта.

А я в это время думал: Отчего тогда процветает всемирно известная корпорация BOSCH, специализирующаяся на производстве комплектующих для автомобильной промышленности, не претендуя никогда на производство автомобилей целиком?

Так вот, будь то торговля пирожками, производство молока или микросхем, главным является наличие рабочих мест.

Если они имеются, значит, труд людей востребован, они им заняты и генерируют добавленную стоимость.

Работодатель получает доходы, платит зарплату, налоги…

Что ж теперь, закрывать магазин только потому, что это не сфера материального производства.

Но он же востребован, раз работает.

Раз предприниматель вложил деньги не в коровник, а в магазин, значит, в данное время в данном месте это экономически более эффективно.

Власть в предвкушении налогов должна радоваться, а не делать кислое лицо.

Если большинство дотационных денег уходит из республики, но люди не берут сдачи в маршрутках и наблюдаются двузначные цифры роста экономики, значит, помимо дотаций имеются ещё иные более мощные источники поступлений денег в республику. Иначе не сложится баланс, поскольку права собственной денежной эмиссии Дагестан, как известно не имеет.

Есть такое микро государство – Монако, где нет никакого материального производства и практически всё завозное. Однако, торговля и услуги стабильно обеспечивают ей уровень жизни, о котором мы только можем мечтать.

Неправильное, получается, государство.

«Советский» комплекс осаждённой крепости может породить далеко не оптимальную стратегию развития республики, поскольку принцип рыночной экономики заключается в максимизации стоимости бизнеса, а не уровня самообеспечения региона.

Здесь же невозможно не затронуть и тему продовольственной или какой иной безопасности:

Какая безопасность в условиях глобализации?

Боязнь, что нам что-то вдруг перестанут поставлять?

Это такая же глупость, как и боязнь (во всяком случае, декларируемая) Запада, что Россия может прикрыть нефтяной или газовый вентиль.

А разве Россия не должна бояться, что вдруг Запад перестанет покупать у неё энергоносители?

Проще говоря, главное – иметь то, что пользуется спросом и приносит доход, в том числе, в бюджет.

Будут деньги, всё остальное не проблема – поставщики выстроятся в очередь.

Эти примеры приведены мною вовсе не с целью отрицания целесообразности организации производства молока или компьютеров, а чтобы показать, что отрицательное отношение к торговле это нонсенс.

Вот к ней более конкретно и перейдём, начав с той самой добавленной стоимости, которую она, якобы, не создаёт.

В создании добавленной стоимости точка ставится вовсе не в стенах производителя продукта, а только при попадании его к конечному потребителю, поскольку продукт создаётся не для того, чтобы хранить его на складе.

Продукт, для которого невозможна «встреча» с покупателем, не имеет никакой стоимости, как бы дорого не обошлось его производство, ибо стоимость это мера, определяющая степень его полезности для покупателя.

В зависимости от того, как и куда осуществляется поставка (опт, розница, франко-порт отправления, франко-порт назначения…), существует масса видов стоимости, в которых отражаются издержки не только производственные, но и логистические, и торговые, связанные с этим.

В мире, если взять величину стоимости товаров массового потребления у конечного потребителя, то на производство в ней приходится порядка 40—50%, на логистику где-то 10% и торговлю порядка 50%.

Соответствующие соотношения между производством и торговлей складываются и с величиной добавленной стоимости.

Соотношения эти формируются не по приказу свыше и не из-за хитроумия торговцев, а благодаря чувствительности рынка, реагирующего на издержки в каждом звене цепочки от производства товара до доведения его к конечному потребителю. Причём, все её звенья равнозначны.

Отношение к торговле как к системе, паразитирующей на покупателях, это отрыжка времён социалистического производства и тотального дефицита.

Зайдите в любой книжный магазин.

В разделе экономической литературы вы, в первую очередь, обнаружите массу книг о том, как правильно вести продажи, а не производство.

А почему?

Да потому, что в условиях рынка, прежде чем начать производство чего-либо, необходимо решить очень непростую задачу – как будет реализоваться произведённое.

Это азбука маркетинга.

Торговля есть равноправный участник в неразрывной цепочке создания добавленной стоимости, требующий не меньше технологий и квалификации персонала, чем сам производитель и от обязанности платить вполне реальный налог на эту стоимость её ещё никто не освобождал.

Здесь же будет, наверное, уместно коснуться ещё одного вопроса:

Когда некоторые журналисты негодуют о так называемых перекупщиках, которые не подпускают до прилавка производителей, то они, наверное, не подозревают, что демонстрируют этим собственное невежество.

Разве недостаточно простого здравого смысла, чтобы понять, если фермер будет стоять у прилавка, у него не будет времени заниматься фермой?

Вздумай же он создать собственную товаропроводящую сеть (склады, транспорт, торговые точки), то создание и содержание её потребует немалых средств, для чего придётся поднять цену на продукт и, в конечном итоге, она окажется той же, что сложилась на рынке у так называемых перекупщиков.

Если всё то же молоко на ферме стоит, например, десять рублей, а на рынке – двадцать пять, это вовсе не значит, что фермер, явись он на этот рынок самолично, будет торговать им за десять.

Проводимые ежегодно в Махачкале осенние сельскохозяйственные ярмарки, куда приезжают сами производители, яркое тому свидетельство.

Цены на них обычно лишь на 15—20% ниже рыночных и, самое главное, эта акция длится только один день.

Более длительный срок производители просто не могут себе позволить.

А кушать, как известно, хочется всегда.

И ещё, стоимость того же молока на рынке формируется не количеством перекупщиков, стоящих между фермером и покупателем, как считают обыватели и журналисты – популисты, а количеством самого молока на прилавках и покупательной способностью населения.

Если молока меньше, чем способных и желающих приобрести его, то цена автоматически поднимается, отсекая этим покупателей с меньшей покупательной способностью, ну и наоборот.

Именно поэтому рыночная экономика не знает, что такое дефицит.

Безусловно, на ценообразование влияет множество факторов, но в, конечном итоге, цена это всегда производная от количества денег в кармане и товара на прилавке.

Полагаю, что для экономистов ничего нового этим я не сообщил.

С древнейших времён города возникали только на торговых путях.

Когда путь почему-либо исчезал, вместе с ним исчезал и город или, в лучшем случае, приходил в упадок.

Свежий пример – унылое прозябание Буйнакска после строительства объездной дороги от Леваши к Махачкале, когда основные транспортные потоки пошли мимо.

Звание третьей столицы Нижний Новгород в своё время получил благодаря знаменитой ярмарке, давшей мощный импульс развитию города.

Основой нынешнего процветания Москвы являются торговля, услуги и строительство, а не давно скончавшиеся гиганты типа ЗИЛ и АЗЛК.

Торговля выгодна ещё и потому, что тянет за собой целый шлейф инфраструктуры – гостиницы, склады, пути сообщения, транспорт, связь, финансы, безопасность…

Мало того, наличие уже действующей товаропроводящей сети не может не стимулировать и развитие столь милой нашему сердцу промышленности, ориентирующейся на подпитку этих сетей.

Так сложилось (и не случайно), что в настоящее время торговля и услуги стали основой экономики Дагестана. По объёмам создаваемой добавленной стоимости они вне конкуренции и поэтому не может быть и речи о том, чтобы дальнейшему развитию этих отраслей и связанной с ними инфраструктуры не было уделено должного внимания в общей стратегии развития республики.

Если, конечно, действительно желаем, чтобы развитие было успешным.

В отрасли сформировался мощный кадровый потенциал, отработаны связи, каналы закупок и поставок, накоплен капитал. То есть, имеются хорошие стартовые условия для перехода на новый более качественный уровень.

Могу предложить в этом деле и цель – превращение республики в один из крупнейших центров – хабов (а лучше – в крупнейший) оптовой торговли на Кавказе.

То есть, чтобы за товаром ездили к нам, в том числе и из Москвы, Баку и Пятигорска, а не наоборот.

Кстати, такой подход вполне укладывается и в концепцию создания транспортного коридора Север-Юг и развития туризма (шоп-туры).

«Где деньги, Зин?»

Персонаж из анекдота говорит, что у него имеется семь причин не играть в карты, и начинает перечислять: Во первых, у меня нет денег…

Затрагивая ранее о причине ступора программы социально-экономического развития республики до 2010 года, я назвал отсутствие денег.

При отсутствии инвесторов рассуждения о прочих факторах, которые, безусловно, могли бы повлиять на результаты её выполнения, теряют всякий смысл.

О жалобах предпринимателей, готовых инвестировать во что-то из программы, на её изъяны, поскольку нет доктрины (стратегии, концепции …) или препятствия со стороны чиновников вроде не было слышно.

В то же время, почти каждый день можно увидеть в телевизоре кого-либо, жаждущего что-то построить, купить или посеять, обижающегося на государство, которое не желает помогать ему деньгами в этом благородном деле.

Чтобы при разработке Стратегии 2020 в очередной раз не наступить на те же грабли, нужно, прежде всего, попытаться понять причины того, почему капитал проигнорировал программу 2010.

Разделим инвестиции условно на две категории – государственные и частные.

Государственные у нас, в свою очередь, имеют тоже два источника – бюджетный и от бизнес – структур, где контрольный пакет принадлежит государству.

Бюджетные вливания, прежде всего, направлены в социальную сферу (школы, больницы, ЖКХ…) и прямое оперирование рыночными понятиями здесь невозможно.

Что касается бизнес-структур, контролируемых государством (Газпром, РАО ЕЭС…), их поведение в стране тоже определяют далеко не рыночные факторы и суждение по нему об инвестиционном климате в республике, может сформировать искажённую картину

Общее для этих инвестиций является то, что их величина, помимо прочего, зависит и от лоббистских качеств дагестанского руководства.

Поэтому вина за отсутствие должного инвестирования из государственных источников, ложится на заказчика программы, который не смог их обеспечить.

В этом деле разработчики, скорее всего, полагались на его заверения, что деньги будут, и поэтому их в чём-либо упрекнуть сложно.

Не исключаю и то, что какие-то средства выделялись, но не были использованы по назначению.

Это опять таки, вина заказчиков, а не разработчиков.

Выводы на будущее из всего этого очевидны.

Основной акцент в программе развития делался на участии в ней частного капитала и поэтому особенно важно понять правильно причину именно его пассивности.

Частные инвестиции, опять же, условно разделим на две категории: Инвестиции бизнеса функционирующего на территории республики и инвестиции бизнеса (в том числе и дагестанцев), расположенного за её пределами.

Почему же на программу не откликнулись ни те, ни другие и каковы шансы, что они откликнутся на очередную?

Внешние инвесторы не откликнулись, посчитав, что преференции, обещаемые республикой, не в состоянии покрыть имеющиеся риски.

Это не предположение, а утверждение и основано на вполне объективном законе движения капиталов (туда, где безопаснее и высшее норма прибыли).

Мы нередко обвиняем центральные СМИ, смакующие негатив при освещении обстановки в республике тогда, как на самом деле, всё не совсем уж и плохо.

Безусловно, подобный пиар из центра не улучшает инвестиционный климат, но почему, кроме инородцев (назовём их так) не откликнулись и предприниматели-дагестанцы, проживающие за пределами республики?

Уж они-то знают, что заводы-фабрики здесь никто не взрывает, и террористы сегодня, воюют, главным образом, с правоохранителями.

Значит, даже если не реагировать на стрельбу, оставшиеся риски перевешивают блага, которые могут принести инвестиции.

Достаточно показательным в этом деле является поведение Сулеймана Керимова.

Считается, что он решил инвестировать в республику сто миллионов долларов (вообще-то, при его активах и почти пяти миллиардной программе развития республики не ахти какие деньги).

На самом же деле это не инвестиции в традиционном смысле.

Если в восторженных сообщениях СМИ о происшедшем видеть то, что написано, а не что всем показалось, то он их просто дарит Дагестану. На его – Дагестана усмотрение.

А дарённому коню, как известно, в зубы не смотрят.

Спасибо.

Лично у меня сложилось впечатление, что сделано это из чисто благотворительных соображений, а к ведению собственного бизнеса в Дагестане Керимов никакого интереса не испытывает.

Во всяком случае, каких-то сообщений на этот счёт не было.

Как же так, на родине, где для него, вроде бы, должно быть комфортнее всего, необозримое поле деятельности, безусловная, надо полагать, поддержка руководства республики, а он держится подальше?

Ведь многое лежит прямо на поверхности:

Почему бы ему, например, не вложиться в виноградарство и виноделие, выстроить сильную вертикально интегрированную компанию и стать, помимо прочего ещё и крупнейшим в России виноделом?

Разве при умелом менеджменте капитализация этого бизнеса за несколько лет не может возрасти во много раз по отношению к инвестированному?

Да и те же сто миллионов он мог не подарить, а вложить сам в какие-либо проекты и, возможно, для республики это было бы лучше, чем доверяться чиновникам.

Ну и прибыль имел бы.

Конечно, может оказаться, что он очень сожалеет, но профиль его бизнеса и инвестиционный профиль Дагестана далеки друг от друга. Не судьба.

Ну, тогда и обсуждать нечего.

Я не особо интересовался структурой бизнеса Керимова, но, насколько известно, он не имеет узкую специализацию и довольно разнообразен.

Поэтому с куда большей вероятностью могу предположить, что зоны совпадения имеются, а если и нет, то он все равно всегда готов вложиться во что-то интересное..

А если так, какие же риски могут удерживать от инвестирования?

Прежде, попытаюсь ответить, какой риск его не может пугать, поскольку он сметёт его весом своего капитала, но который не может не удерживать тех предпринимателей, которые таким весом не обладают.

Ведь республиканская программа развития вовсе не ориентирована только на миллиардеров из «Форбс».

Речь идёт о риске потери бизнеса.

Если понравится, его просто напросто могут отобрать.

Найдут причину, подставят, подсунут что-либо, оболгут, запугают, наконец.

Менталитет такой у нас сложился.

А складываться он начал ещё за пределами республики, где немало наших земляков считали за доблесть кого-то «кинуть» в бизнесе.

Разве является тайной, что и сами дагестанцы, ведущие там успешный бизнес избегают иметь какое-либо дело со своими земляками.

Даже просто принять к себе на работу?

Безусловно, идеальной среды для предпринимательства нигде не бывает. Предпринимательство это всегда риск.

Но до тех пор, пока уровень риска потери бизнеса будет таким, какой он сегодня, в Дагестан эта категория бизнесменов, за исключением возможно отдельных любителей, вкладываться не будет.

Что делать?

Менять менталитет, безусловно, нужно, но это дело не одного года.

А вот сделать наш суд действительно независимым и беспристрастным можно куда быстрее и легче.

Это будет гарантией того, что, в случае чего, справедливость всё равно восторжествует – фактор способный значительно снизить уровень риска потери бизнеса.

Теперь о риске, который вкупе с остальными предпринимателями, как мне представляется, неприемлем и для Керимова:

В Дагестане сформировалась своя культура предпринимательства, состоящая из теневой системы экономических связей, особой иерархии ценностей, неформальных личных отношений.

Благодаря им, сложилась довольно устойчивая система перераспределения национального богатства.

Повторюсь, на бюджете паразитирует довольно узкий слой, имеющих доступ к нему.

Вместе с тем практически каждый предприниматель, скорее всего, даже не думая об этом, через систему неформальных связей делится своим доходом, подкармливая и работника, и чиновника, и преподавателя, и врача…

Кому-то больше, кому-то меньше в зависимости от сложившейся теневой иерахии ценностей, но вместе с государственной, основанной на дотациях центра, сложилась вполне сбалансированная смешанная система жизнеобеспечения населения, поддерживающая определённое качество жизни.

Среда эта, к тому же армированная системой национальных и родственных отношений, не может не отторгать, как инородное тело, тех, кто нацелен на честный бизнес или тех, чей бизнес возможен только в условиях прозрачной, правильной экономики, поскольку в иной он просто не будет востребован.

У среды против этого сложился мощный иммунитет.

Не берусь судить о первоначальном накоплении капитала Керимовым, но сейчас, убеждён, его бизнес абсолютно прозрачен.

Слишком многое на кону, что бы позволять себе хоть что-то, способное вызвать подозрение или дать пищу «доброжелателям».

Да и что такое особое это может ему дать?

Так вот, ведение такого бизнеса в нашей среде требует сверхусилий, а успех далеко не гарантирован.

Мало того, адаптация этого бизнеса к реалиям Дагестана несёт в себе серьёзную опасность для его бизнеса находящегося и за его пределами.

Здесь для республики выход только один – такую среду следует разрушить.

Как? Об этом позже.

Ладно. А почему не откликнулись наши местные предприниматели?

Уж они-то итак варятся в этом соку и, значит, наши риски их не пугают.

А это означает, что они видят для себя проекты более куда более выгодные, чем заложены в Стратегии, и, кстати, занимаются ими (я уже в начале писал, что по моим подсчётам сумма таких инвестиций составляет ежегодно порядка 1,0—1,5 миллиарда долларов.

Это значительно больше среднегодовых инвестиций необходимых для успеха программы).

Значит, деньги есть, но они «не слушаются» Стратегии.

Хорошо это или плохо?

С одной стороны, поскольку, сейчас речь идёт о той её части, которая не связана с социальными проектами, то это, вроде бы, хорошо, ибо отдача от вложенного рубля получается выше, чем в проектах Стратегии, а рабочие места всё равно создаются.

С другой… Ну, об этом тоже потом.

Стратегией предусмотрены также определённые направления экономического развития, которые не столь интересны бизнесу сегодня, но направлены на реструктуризацию экономики с прицелом на будущее.

Регулирующая роль государства здесь вполне оправдана, как, вроде, оправданы и инструменты, используемые им для того, чтобы заинтересовать капитал в этих проектах (льготное налогообложение, игра кредитными ставками и прочие преференции).

Инструменты эти классические, но, судя по всему, не сработали. Почему?

Потому, что они работают в условиях цивилизованного рынка, участники которого придерживаются вполне определённых правил игры, оговоренных законами и прочими нормативными актами, а не понятиями.

К сожалению, дагестанский рынок, как уже было показано выше, с самого начала развивается именно по понятиям.

У нас существует две экономики.

Одна – виртуальная – это экономика Дагстата, которая в прострации и вокруг которой, причитая, хлопочут лекари, сочиняя для неё стратегии и программы.

Вторая – реальная, которая пышет здоровьем и растёт как на дрожжах.

Зовут её теневой, хотя она не ютится по тёмным углам и зачастую размещается на людных местах, сверкая огнями рекламы, стеклом и мрамором отделки.

А вообще-то, в действительности, это, не две разные экономики (один цех или завод прячется где-то в подполье, другой на виду у всех – такие тоже есть, но не они делают погоду), а два лика одной и той же экономики.