Текст бизнес-книги "Чистосердечное признание или Похождения борзописца, которому не сиделось на месте"

Автор книги: Михаил Шпагин

Раздел: О бизнесе популярно, Бизнес-книги

Я стал заведовать отделом сельской молодёжи «МК». Честно говоря, в сельском хозяйстве смыслил мало. Значит, надо учиться. Первый урок – самый жёсткий. В обкоме комсомола узнаю, что корреспондент перепутал гречиху с овсом. Меня ругают, смеются, но тем не менее утверждают в должности. Это, конечно, аванс, его предстоит отработать.

Трудно отлучиться из редакции хотя бы на сутки – «обезглавленный» отдел малопроизводителен. Зато если отдать закреплённый за отделом газик на целый день корреспонденту, он в лепёшку расшибётся, но обязательно привезёт материал, и не один. Наутро будет отписываться, а в машину сядет кто-то из товарищей. И так – все по очереди. Проблема нехватки информации решена. Более того, стало ясно, кто как работает – ведь все трудились в одинаковых условиях.

Ездил ли когда-нибудь на газике сам – даже не припомню. Зато, когда позволяли обстоятельства, или по воскресеньям садился на электричку. Местный комсомол о визитах, как правило, не предупреждал. Иногда это приводило к некоторым затруднениям. Маленький городок. Наступает вечер, а переночевать негде. «Нет, отвечают, в гостинице мест…».

– А вы в Дом колхозника загляните, – советует администратор. – Может, там свободные койки еще остались.

Койки действительно остались. Они стоят друг от друга на расстоянии чуть больше вытянутой руки и быстро заполняются. Вновь прибывшие скидывают с себя пиджаки и кладут их под подушки. Но у меня с утра важная встреча! Вздохнув, вынимаю документы и деньги, вешаю пиджак на спинку кровати. Пример оказывается заразительным.

Новобранцы

– Эх, раз, что ли! Улыбнемся Коле, а потом Сереже и всей молодежи, – пропела вошедшая в отдел сельской молодежи девушка. На одном из столов лежали привезенные из командировки ярко красные помидоры и зелёные огурцы. Сережа – это Сергей Макаров, Коля – Николай Саутин. Оба – ударная сила отдела.

В области наступил расцвет комсомольско-молодёжных бригад. Выпускники школ растили зерно и мясо, птицу и рыбу, снабжали ненасытную столицу молоком, яйцами. Николай с утра садился в газик, а к вечеру возвращался с исписанным блокнотом и дарами природы, которые из самых добрых чувств, вручали ему польщённые вниманием прессы сельчане.

Фантастическая премия – водонепроницаемый мешок с живыми карпами, которых по приезде в Москву сразу же выпустил в ванную. Она, как и остальные дары, оформлена документально: рыбку выписали Николаю в вознаграждение за якобы поданное им рацпредложение. Соревнования трактористов, комбайнеров и представителей других рабочих профессий – тоже епархия Николая. Он отправляется туда вместе с фоторепортёром. У Макарова та же тематика, но подход иной – писательский. Любимый жанр – очерк, который в дальнейшем и определит его творческий путь.

Неожиданный звонок из Рузы: «Случилось несчастье. Ваш корреспондент утонул. Приезжайте скорее». Срочно выезжаю и возвращаюсь на грузовике. Я – в кабине, рядом с шофером, а мой недавний, но очень близкий друг Раф Шахназаров в кузове. Он купался в реке и услышал крик от противоположного берега: «Спасите, тону!». Рафик, не задумываясь, рванулся на помощь. Он был сильным пловцом, но вода попала в легкие… А тот, кто плескался у другого берега, как выяснилось, просто пошутил.

Рафик Шахназаров, с которым я познакомился в лито, приступил к работе всего несколько дней назад. Ещё вчера я правил его первый большой материал. А дальше – морг. Опознание. Благоухающий спиртным прозектор. Попробовал было следить за вскрытием через маленькое окошко, но лучше бы этого не делал. Материал печатают с прощальным «врезом» и фамилией в чёрной рамке. Первая потеря среди близких мне журналистов.

Новобранцы старались изо всех сил. Мы все были охвачены растущим не по дням, а по часам азартом, а вот сельского опыта не хватало, случались досадные ошибки. Один казус запомнил на всю жизнь. Кто-то решил разыграть редакцию и прислал материал о специалисте, занимающемся выращиванием борщевика – якобы незаменимого для кормления скота зонтичного растения. И мгновенно приходит опровержение: оказывается, к борщевику лучше не прикасаться – можно получить сильные ожоги или даже ослепнуть. Автор статьи попытался с её помощью свести счёты с кем-то из своих знакомых. Розыгрыши в журналистике нередки. Но этот мог принести читателям вполне реальный вред. Пришлось срочно печатать статью-опровержение.

Газон не роскошь

Коля Саутин ещё старшеклассником пришёл в отдел школьной молодежи, потом перебрался в отдел информации. Перо неопытное, но резвое. Характер легкий, непоседливый. Нам как раз такого сотрудника не хватало. Намекнул, как хорошо, когда в отделе есть газик – садись и гони в любой край Подмосковья. Саутин «клюнул» и не пожалел.

На летучке критик под дружный смех процитировал фразу из репортажа начинающего автора: «Особенно желанным я стал в цехе несушек». Слушатели поинтересовались – для кур или птичниц? Саутин не обиделся, и ответил, что, конечно, для кур, встретивших его появление оживлённым кудахтаньем. Молодые птичницы, работавшие в надетых на голое тело халатах, напротив, стеснялись разговаривать.

Наша многолетняя дружба завязалась, когда к заметке Николая об экспериментах по выращиванию животных с мехом несуществующих в природе расцветок я сходу придумал новый заголовок: «Разноцветные овцы». Позднее Саутин работал в отделе информации «Вечёрки». Каждое утро начиналось с поиска новостей по телефону. Люди относились к вопросам репортёров по-разному. На предложение директору Метростроя помечтать о будущем подземки тот ответил: «Нам мечтать некогда. Нам работать надо!» Особое впечатление произвела на Николая кампания «Пятак не мелочь» по борьбе с зайцами в общественном транспорте. Среди задержанных контролерами попадались и далеко не рядовые граждане. Преподаватель вуза звонил в редакцию и жаловался: «Как я теперь студентам в глаза смотреть буду?»

В «Вечёрке» Коля напечатал свой самый популярный среди журналистов материал. На эстраде парка «Сокольники» немолодой артист играл на сделанной из консервной банки балалайке «Синий платочек». Никто не смеялся, все напряжённо слушали и просили повторить на бис. Перед выступлением музыкант рассказал, как во время войны сидел в немецком концлагере. Советские войска были уже близко. Заключённые задумали побег. Перед фашистским праздником они устроили репетицию и заранее договорились: как только музыкант заиграет «Синий платочек», все бросятся разоружать охрану. Операция удалась. После публикации Николаю начали звонить из разных газет и журналов с просьбой написать и для них. Историю о смелом балалаечнике напечатали не менее 15 изданий.

Без отрыва от производства Саутин окончил МГУ. Затем отслужил в армии, трудился в «Красной Звезде» и 10 лет – военным корреспондентом «Известий». Не раз побывал в Афганистане, работал в «Правде» и начальником отдела общественных связей Государственной думы.

Одно время Саутин редактировал выходивший пятисоттысячным тиражом «Побратим» – газету Союза ветеранов Афганистана. Я навестил его перед подписанием последней полосы.

– Скоро закончу, – сказал Николай. – А ты пока напиши фантастическую заметку в конец номера, например, о крысах-великанах, которые якобы водятся в метро. Но надо чтобы до последней строчки никто не догадывался, что это – выдумка.

Сказано – сделано. Разгадка крылась даже не в последней строке, а в подписи: «Репортаж из 2015 года». Её набрали мелким курсивом. А на следующий день в подземном переходе у станции метро «Пушкинская» уже продавали сделанные с «репортажа» ксерокопии. На подпись никто и внимания не обратил. Аудитория поверила в существование кровожадных мутантов. Кинематографисты даже намеревались снять фильм с искусственными грызунами-гигантами. Но выяснилось, что их изготовление возможно только за границей и обойдется очень дорого.

Тяга земная

– Какие планы?

– Поеду на соревнования пожарных.

– Интересно. Ждать репортаж?

– Да нет, участвовать буду.

Вот уже несколько месяцев работает в «МК» Сережа Макаров по прежней профессии – пожарный. Он переступил порог редакции в 1964 году. Первая же написанная им информация порадовала. Она была далеко не совершенна, но язык, образность, подход! Во всём сквозила некая тяга земная. Уроженцы больших городов так не пишут. Освоился Макаров быстро. Сам стал находить темы, причём, необычные. Например, свёл знакомство с уже немолодым человеком, который так и не научился читать. Казалось бы, неграмотному в наше время дня не прожить, однако он приспособился. Расписываться, конечно, умел, а вот даже вывески магазинные не читал, «узнавал в лицо». После встречи с ним Сергей не только написал интересный материал, но и нашёл своему герою хороших учителей.

Творческая биография Макарова – наглядный пример того, как «МК» открывал молодым дорогу в большую прессу. Сначала его приметила и переманила «Комсомольская правда», затем он перешёл в журнал «Сельская молодёжь». Её главный редактор Олег Попцов по достоинству оценил нового сотрудника и помог издать первую книжку. Когда произошёл развал и передел прессы, Сергей продолжил печататься в самых разных изданиях – от «Литературки» до районных газет. И темы всегда находил интересные. Например, в одной деревне ремонтировали старую избу, служившую, начиная с двадцатых годов, чем-то в роде дома для приезжих. Отодрали обои и увидели, что перегородка сделана из множества больших икон, позаимствованных в ближайшей церкви.

Макаров – примерный семьянин. Смолоду женат, вырастил двоих детей, и они подарили ему девять внуков.

Два героя

Фоторепортёр показал старый блеклый снимок: тощие грустные коровы в стойле:

– На память храню. Бескормица, животных с подстилки на жердях поднимали, чтобы сфотографировать. А вот в Горках такого не позволяли. Там председателем был мужик просто замечательный, ему памятник поставили. И преемник оказался под стать. Повезло колхозу.

Станция Горки Ленинские – на полпути к Домодедову. С Павелецкого вокзала электричкой – считанные минуты. На платформе одинокий, неизвестно чего дожидающийся мужичок.

– Вы не подскажете, как к дому культуры пройти?

– Отчего ж, подскажу. Только там сегодня представления нет.

– Я Ивана Андреевича помянуть.

– Уважаю. Нашей породы был человек. Где родился, там и пригодился.

Во дворе ДК стоит изваянный знаменитым скульптором Кербелем прижизненный памятник Буянову. Его воздвигли, когда председатель колхоза имени Владимира Ильича получил вторую Золотую Звезду Героя Социалистического Труда. Но Кербель не подозревал, что его работа станет ещё и надгробием. Иван Андреевич умер в 1965 году, в конце «оттепели». Односельчане похоронили его рядом с памятником.

Иван родился в 1897 году в бедной семье, с восьми лет трудился в поле. После смерти матери отец отдал его в ученье московскому купцу. Участвовал в Первой Мировой войне. Вернувшись в Горки, организовал ювелирную артель. В 1929 году односельчане избрали Ивана Андреевича председателем только что образовавшего колхоза. Председатель поначалу был малограмотен, но напорист, в работе опирался на авторитет среди земляков и достижения науки. Золотые Звёзды получил за высокие показатели в животноводстве. От лучших коров здесь тогда надаивали до четырех с половиной тысяч литров молока.

Характер у Буянова был под стать фамилии. Он не всегда следовал указаниям, поступавшим сверху, а в критических ситуациях, что называется, шёл напролом. То и дело не хватало горючего. Техника простаивала. Тогда Иван Андреевич надевал пиджак с полным иконостасом: две Золотых Звезды, орден Ленина, медали и шёл на шоссе останавливать транспорт. Шофера «входили в положение».

– Да разве при таком человеке можно было работать вполсилы? – говорила одна из лучших доярок. Она вставала «с петухами», шла на ферму к утренней дойке, потом возвращалась к вечерней. А дома – своё хозяйство, своя корова, без которой в деревне трудно вырастить ребёнка, да и сам дом постоянно нуждается в ремонте.

Я встречался с отмеченным высокими правительственными наградами новым руководителем хозяйства, также дважды Героем Социалистического Труда Иваном Ивановичем Кухарём. Хозяйство по-прежнему было одним из самых крепких, и так же страдало от опеки местных властей, которые постоянно пытались навязывать крестьянам свою волю. Обо всём этом я написал в большом, почти на целую полосу, очерке «Осень рассудит…» – ведь именно она подводит итог годичной работы земледельца. Очерк пользовался успехом, хотя понравился не всем.

Незаменимый человек

Зафрахтованный теплоход причалил к лесистому берегу Москвы-реки. И каждый занялся чем хочется: одни играют в мяч, другие купаются, третьи загорают или просто гуляют, озирая окрестности. Редакция «МК» коллективно отдыхает. А он – нет, следит за порядком, не заскучал ли кто, не разводят ли костер в неположенном месте. И готовит шашлык – для всех сразу. Он – это заведующий отделом рабочей молодёжи «МК» Игорь Бугаев. Близится вечер, пора отправляться в обратный путь. И будьте уверены – Игорь не успокоится, пока все до единого не окажутся на борту.

Бугаев знал о моём нелёгком материальном положении и дважды насильно отправлял в дом отдыха по льготным, стоившим считанные рубли, профсоюзным путевкам.

За глаза его звали «Гарик». И он был незаменимый для коллектива человек. Хороший, неутомимый руководитель по складу своего характера привык заботиться обо всех и обо всём. Люди платили ему взаимностью. Помню, как переживала вся редакция, когда у Игоря украли партийный билет – ведь за этим могло последовать строгое взыскание – не уберёг!

Будучи первым секретарем Краснопресненского РК КПСС, Бугаев позаботился, чтобы работников «МК» не обошли при распределении жилья в построенном издательством доме. Уйдя из газеты, Игорь стал партийным работником, заведующим отделом культуры МГК КПСС, а в 1987 – 2001 годах работал в Моссовете председателем Комитета по культуре города Москвы. В «лихие девяностые» Бугаев, насколько возможно, защищал те ценности, которыми мы сейчас пользуемся.

Бугаев был редактором «МК» очень недолго. Его вскоре позвали работать в МГК КПСС помощником Гришина.

– Ты понимаешь, я не мог не согласиться. Всё равно в редакции не оставили бы, – объяснял мне Игорь.

– Ну, допустим, в ковёр бы зубами вцепился, так оставили бы, – в сердцах возразил я.

– Что? Как ты можешь так говорить?

Значит, мог. Потому что понял – без Игоря работать в «МК» не стану.

Наши пути-дороги опять разошлись, но нельзя же из-за этого ссориться. Я извинился, и мы пожелали друг другу счастливого пути.

Бесплатный хлеб

Писать на голодный желудок муторно, на сытый – лень. Всяк решает проблему по-своему. Одни меняют редакционный стол на обеденный, лишь завершив намеченную работу, другие – строго по часам. Однако в любом случае туристская пословица «как полопаешь, так и потопаешь» для журналиста справедлива.

В России с едой творилось разное. Помню кафе у Кузнецкого моста, где продавался бульон – что-то по 8 или 12 копеек большая чашка. На столах лежал бесплатный, уже нарезанный, всегда свежий белый хлеб. Впрочем, он подавался бесплатно во всём общепите. Очередей не было, но и столики не пустовали. Посетители друг друга не стеснялись. Ну как было не зайти туда в безденежные юные годы.

МГК КПСС время от времени заботился об удешевлении питания в подведомственных столовых. Так, в издательстве «Московская правда» на столах были бесплатный квас или какой-то, кажется, лимонный напиток, салатницы со свежей капустой и свёклой. Не обходилось и без курьёзов. Когда я начал ездить обедать в столовую горкома партии, ко мне, как к новому посетителю, подошёл директор и спросил, что нравится, а что нет.

– Всё нравится, – искренне ответил я. – Только вот второе иногда горчит.

– Так я и думал, – признался директор. – Чтобы улучшить стол без дополнительного финансирования, мы попробовали использовать при готовке вместо сливочного масла костяной жир. Видимо, не получилось. Будем принимать меры.

Одна, но пламенная страсть

И слушаю – не понимаю

Положил на стол новому редактору «МК» Евгению Аверину небольшую рецензию «Художник перед зеркалом».

– Прочту сегодня. Только заголовок не годится.

Речь в рецензии шла об известном художнике-гравёре. Свои произведения он создавал перед зеркалом, чтобы не напутать, правая-левая где сторона. Такова уж была техника работы.

Возвращая рецензию, Аверин смущенно улыбнулся:

– Ты уж извини, насчет заголовка я не прав. Хорошо написал. Но не твоё это дело. Лучше передовицу напиши.

Я попробовал отговориться: никогда ничего подобного не писал.

– Не беда, – успокоил Аверин. – Я знаю, у тебя обязательно получится.

Мне и самому стало интересно: а вдруг?..

Спустя два дня отдал написанное Жене. Тот прочитал, побарабанил пальцами по столу, и, выдержав паузу, вынес приговор:

– Да это не передовая вовсе. Но я всё равно напечатаю. Где-то на второй полосе.

Я сознался, что неудача меня нисколько не огорчает, и сказал, что передовица для молодёжной газеты – устаревший жанр, прибегать к нему стоит лишь в самых крайних случаях. Аверин никак не отреагировал, но слушал очень внимательно.

Заместителем Жени я стал с подачи Бугаева. Игорь надеялся, что смогу помочь ранее не нюхавшему пороху в газетном деле комсомольскому работнику. Но Женя на первых порах вёл себя как-то странно.

«Здравствуй, племя молодое, незнакомое…» Знаменитая пушкинская строка могла быть начертана на плакате у входа в редакцию «МК». Новеньких здесь встречали тепло, щедро раздавали задания. Предсказать, что покажет проба пера, невозможно. Но одно было ясно заранее: начинающий взрослеть визитёр очень постарается, опираясь на уже полученный смолоду жизненный опыт. В результате газета приобретала неповторимый самодеятельный, в лучшем смысле этого слова, характер.

Некоторых юношей и девушек считать постоянными внештатниками было ещё рановато, но они охотно выполняли различные поручения. Нельзя ли их как-то поощрить? Объявили читательский конкурс на значок «Активист «МК». Лучшие из проектов были опубликованы в газете. Но на выпуск какого-либо из них редактор не решился.

Подготовка потенциальных авторов – одно из главных направлений работы. Я всегда обязательно организовывал, читал и правил материалы внештатников. Не прибегая к помощи отделов, подготовил из накопившегося полосу, которая, как надеялся, может постепенно превратиться в читательский клуб. Аверин похвалил и опять сказал, что занимаюсь не тем, лучше бы побольше внимания на штатников обратить.

Несмотря на симпатии друг к другу, общий язык мы найти не могли, пока не уяснили, что работаем в общественно-политическом издании. Такая формулировка напоминала двуглавого орла на гербе дореволюционной единой России. А раз так, пусть, условно говоря, одна голова (Женя) отвечает за политику, а другая (я) за «общественную составляющую». Между нами воцарились полное взаимопонимание и мир. Продолжая образные сравнения, мы почувствовали себя как бы двумя разными полюсами одного магнита, разъединить которые невозможно.

Ларчик просто открывался

Евгений Аверин – человек комсомольско-партийной закваски. Он начинал свой путь рабочим на инструментальном заводе, продолжал – первым секретарём Первомайского РК ВЛКСМ, окончил МВТУ имени Баумана. Придя в молодежную газету, Аверин долго не понимал, что для читателей политика лишь часть общественной       жизни, хотя и очень важная. Самая популярная из написанных им статей называлась «Овёс растёт по Гегелю» и носила философско-пропагандистский характер.

Женя был энтузиастом. Сейчас это слово как-то обветшало, затаскано артистами-пародистами. Но я родился и вырос на Шоссе энтузиастов, и ещё со школы зазубрил термин в его истинном значении. Это слово греческого происхождения обозначает людей, горячо преданных какой-нибудь цели. Они отдают ей все свои силы, работают с высоким душевным подъёмом. Таким оказался и Аверин.

Душа энтузиаста

Энтузиастом движет душевный порыв. Душа Жени Аверина прикипела к делу, и в тоже время он был очень чуткий, восприимчивый ко всему окружающему. В трудный для «МК» период Аверин перенёс утренние заседания редколлегии на час или даже на два раньше, но, увидев мозговую заторможенность полусонных собравшихся, извинился и восстановил прежний порядок.

В компании Женя брал в руки гитару или пел веселые деревенские частушки. Он был хорошим товарищем, скорой помощью для попавших в беду, заботился о здоровье подчинённых, а о своём как-то забывал. Работал до изнурения, будто знал – если остановиться, мир разрушится. Силы поддерживал крепким кофе и такими же сигаретами – с утра до вечера.

Это был абсолютно бескорыстный человек. Как-то, собираясь закончить статью дома, он положил в тощий портфель несколько чистых листков и сказал: «Знаешь, у меня такое ощущение, будто я бумагу у редакции ворую…». Женя – единственный человек, у которого я как-то занял деньги до получки и забыл отдать. Он напомнил о долге, но судя по смущенному виду, чувствовал себя чуть ли не грабителем с большой дороги.

Дальнейший путь в прессе сложился для Аверина удачно. Он успешно трудился в разных изданиях, стал главным редактором газеты «Книжное обозрение». Его отношение ко мне полностью изменилось, и однажды, со свойственной ему прямотой Женя сказал: «Теперь я понял, ты – настоящий журналист». Я с грустью подумал, что уже ничем не могу ему помочь.

«Обозрение» Аверину нравилось, а вот внутри коллектива то и дело возникали проблемы. Я ещё в прежние годы дважды сталкивался с этим еженедельником, и впечатление осталось хуже некуда. Первый раз принёс туда рецензию на какую-то хорошую книжку. Её опубликовали, но гонорар не заплатили, да ещё пришлось поставить бутылку, чтобы напечатали. Второй раз, во время перестройки, узнал, что когда-то Корней Чуковский написал своеобразный комикс про Вавилонскую башню, и решил его издать. Меня пригласили в редакцию «Обозрения», и какой-то пышущий юностью и здоровьем сотрудник без обиняков объяснил, что он якобы представляет интересы наследника и сделать этого не позволит.

Когда Женя неизлечимо заболел, и дни его были сочтены, своим преемником он видел меня. Но издатели, намеревавшиеся сделать «Книжное обозрение» золотой жилой рекламного бизнеса, с ним не согласились. Ну и пусть! Зато Аверин помог мне примерить доспехи изокритика, опубликовал получивший большой резонанс лучший из написанных мною материалов – подарок неоценимый (см. следующую главу).

Красное и зелёное

Почему я не стал живописцем?

Ребёнком я часто бывал в гостях у дедушки и двух папиных братьев. Они жили в районе Таганки на Трудовой улице недалеко от Рогожской заставы, которую тогда называли «Заставой Ильича». В старом деревянном доме три семьи Шпагиных занимали маленькую, без удобств квартирку. В крохотной восьмиметровке ютился без пяти минут лауреат двух Сталинских премий дядя Леша с женой и двумя дочерьми. В проходной комнате размещались дедушка с бабушкой, а комнату чуть побольше занимала семья дяди Володи с тремя детьми.

К дяде Лёше я заглядывал лишь на мгновенье, – полюбоваться книгами на полках, занимавших всю стену напротив двери. Подойти ближе и раскрыть украшенные «золотым» переплёты теснота не позволяла. В проходной постель скрывала старинная ширма, у окна тянулся к солнцу вечнозелёный лимон, стояли зингеровская швейная машинка с ножным приводом и манекен – бабушка была портнихой. Но главное – на стене висели работы Куликова – большая акварель «Машуха», изображавшая красивую крестьянскую девушку в цветастом платке, этюды, незаконченный портрет дедушки. Афанасий Ефимович – выпускник Императорской академии художников, ученик Репина, с 1919 года, работал в Муромском художественно-историческом музее, который теперь носит его имя.

Дядя Володя был профессиональный художник. Он окончил ВХУТЕМАС, дальнейшей карьере помешало немецкое нашествие. Всю войну дядя прослужил сапёром, но не расставался с карандашами. В минуты затишья без устали рисовал сослуживцев – запечатленными хотели быть все. Рисунки отсылали родным. Случалось, вместе с письмом, где говорилось о том, что товарищ пал смертью храбрых. Вернувшись с войны, дядя продолжал заниматься живописью, но о выставках думать не приходилось. Столярная мастерская, старинное, с колоннами здание на лесной опушке, трактирный половой балансирует с подносом пива. Всё это несозвучное эпохе либо вешалось на стенку, либо ставилось на пол к ней лицом. Но надо было ещё на что-то жить. Дядя устроился в Воениздат ретушёром. Это хорошо оплачивалось, но каждый месяц он отстёгивал часть денег работодателю.

Сколько помню, я всегда мечтал стать художником. И вот ведь парадокс – ничего для этого не предпринимал. Попросить дядю Володю чему-нибудь научить было стыдно.

В палисаднике у домика в Домодедове росла рябина. Я любовался нежным румянцем ягод среди темно-зелёной листвы. Красное и зелёное – издавна привлекавшее людей контрастное сочетание цветов, рождено самой природой. А как замечательно выглядят алые маки на фоне неярких листьев… Конечно, есть и другие цветовые контрасты, например, синий с зеленым, но они звучат не так оптимистично.

Главный художник журнала «Изобретатель и рационализатор» Игорь Лаушкин показал акварель – разрезанный арбуз. Сахарная розовая мякоть, коричневые, почти черные семечки и зелёная полосатая куполообразная корка. Говорили, что лучше Лаушкина арбузы никто не рисовал. Я увидел перед собой не аппетитную чудо-ягоду, а нечто прекрасное, загадочное и нереальное. Желудок, как ни удивительно, не проснулся, а вот душа… Выполненная с натуры акварель изменила моё отношение к творчеству абстракционистов в положительную сторону.

Доминанта живописи – цвет. Городская жизнь глаз не очень радовала: серые здания, одежда, асфальт. Первое посещение Третьяковки – праздник. Жаль, что он повторялся не часто. То же самое могу сказать про Музей изобразительных искусств имени Пушкина. Каждый поход туда заканчивался свиданием с импрессионистами. Дальше дорожка обрывается – абстракционизм у нас в стране был лишён гражданских прав. Но раз не связанное с реальностью сочетание цветовых пятен, геометрических форм и линий вызывает эмоции – путь в мой мир искусства ему открыт. Художник в этом мире играет главенствующую роль: он не воссоздаёт окружающее, а как бы моделирует его, добро и зло обретают более определённые черты, помогают зрителям лучше разобраться в окружающем. Один из таких зрителей – я, к тому же, ещё и пристрастный болельщик. Подняться на творческую ступеньку, что называется, Бог не дал.

Очень разный авангард

Многие художники носили бороды – от хемингуэевских до классических – эспаньолок. Усы – тоже в ассортименте. Наверное, благодаря усам меня поначалу принимали за своего. Но когда дело дошло до обсуждения «секретных» вопросов, кто-то громко провозгласил: «Корреспондентов просим на время отойти в сторону». Отошёл. Когда вернулся, насчет моей личности уже никто не заблуждался. Но на взаимоотношениях это никак не сказалось.

В Доме культуры ВДНХ должна была открыться выставка авангардистов. Но администрация отказалась от показа нескольких полотен. Их авторы демонстративно срывали свои работы со стен.

У бокового входа павильона участники пока ещё не состоявшейся выставки покуривают в ожидании дальнейших событий, переговариваются. Быть ей или не быть – вопрос, который волнует всех. Срывщики полотен хотят, чтобы и другие последовали их примеру. Но большинство усиленно ищет компромисс. Жужжат портативные кинокамеры, щёлкают затворы фотоаппаратов. Снимки на память? Кому-то да. А кто-то надеется потом продавать их среди своих по рублю. Один, нащёлкав несколько сюжетов, разряжает аппарат и передаёт плёнку другому. Тот скрывается в толпе. Спустя минуту вижу, как иностранный корреспондент трясёт ему руку и с довольным видом уходит. Создаётся впечатление, что интервью здесь дают даже охотнее, чем берут. Но, пожалуй, большинство художников к иностранцам относится равнодушно.

«Свободу Зеленину!..» Мусорный бак превращён в трибуну. С его крышки обращается к столпившимся одетый в хорошо отутюженное пальто один из старших участников экспозиции Оскар Рабин. Он ещё раз призывает потребовать у администрации вернуть отвергнутые работы, а заодно освободить «незаконно взятого милицией» художника Зеленина. Вскоре выясняется, что задержанный на 10 суток за нарушение общественного порядка Зеленин, в соответствии с законом, освобождён несколько часов назад. Некоторые отвергнутые работы возвращают в экспозицию.

На следующий день выставка открывается.

Моё внимание привлекает полотно Олега Панкова: на плечо могучего загорелого человека опирается античная статуя, под её тяжестью он медленно опускается в морскую пучину. Один из участников выставки Михаил Одноралов любезно разъяснил: это «Притча о художнике» – перед нами мастер, которого тянет на дно классическое наследие. Искусство должно идти вперёд.

На той же стене висит работа М. Рогинского и Ивана Бруни – «Пальто Одноралова». Действительно, самое настоящее коричневое демисезонное пальто, не сильно поношенное. С воротника свешивается красный шерстяной шарф, из кармана торчит бутылка кефира. На груди табличка – «Руками не трогать!». Вдруг незадачливый посетитель снимет одежду с крючка и заботливо снесёт дежурному по залу: «Извините, кто-то пальто оставил, потом искать будет. Как в гардероб пройти?».

На первом этаже у самого входа внушительных размеров гнездо из веток и сухой травы, свитое Геннадием Донским, Виктором Скерсисом и Михаилом Рошалём. Теперь троица спина к спине высиживает в птичьем сооружении куриные яйца – под девизом: каждый может что-то высидеть, если захочет. У гнезда стоит закупоренная бумажной затычкой винная бутыль. Один из живых экспонатов аппетитно закусывает бутербродом с ветчиной. Милая шутка из студенческого капустника, не более.

Тенденциозность, скандальный характер и эпатажность некоторых работ заслоняют достоинства выставки, а они, спорные и бесспорные, несомненно есть.

Попадаются полотна, интересные по цвету, технике исполнения. Местами наталкиваешься на эксперименты, ещё незавершенные, преждевременные для того, чтобы выходить с ними на широкого зрителя, но тем не менее перспективные. И чем больше в таких случаях рука и глаз живут в ладу, тем обиднее за авторов.

Явно поторопились и некоторые из начинающих, для которых показ в ДК, по-видимому, «проба пера». Многие авторы «проб» откровенно тяготеют к реализму. Видимо, их привело неодолимое желание участвовать в выставке, не важно, под какими знаменами. Наконец, в иных полотнах ощущается настойчивое стремление найти свою манеру, сформировать свой серьёзный аналитический подход к жизни. Пусть попытки не всегда удаются – поиску честь и уважение.