Текст бизнес-книги "Следователь (основы теории и практики деятельности)"

Автор книги: Олег Баев

Раздел: Юриспруденция и право, Наука и Образование

§ 3. Доказательства и доказывание – «инструменты» и процесс осуществления уголовного преследования (на примере следственного уголовного преследования)

Доказывание в любом виде судопроизводства – в первую очередь (и это совершенно очевидно) доказывание при осуществлении уголовного преследования – производится посредством вовлечения в него доказательств, их исследования, интерпретации и оценки, в результате чего существование исследуемого факта либо подтверждается, либо опровергается. Этим же образом – посредством «работы» с доказательствами – устанавливается виновность и степень ответственности лица, данный факт (при его подтверждении) учинившего, и все другие обстоятельства, необходимые для принятия по делу, ставшему предметом судопроизводства, законного и обоснованного решения.

«Понятие доказательства, – писал И. Я. Фойницкий, – имеет два значения. Оно, во-первых, означает средства, данные нам и служащие для того, чтобы при помощи их сделать заключение о неизвестном, искомом; […]. Во-вторых, оно имеет значение самого умственного процесса, путем которого обстоятельство искомое ставится в связь с обстоятельством известным, данным и показывается им»[73]73
  Прив. по: Теория судебных доказательств в уголовном процессе: конец XIX – начало XX века. Хрестоматия / Сост. Ю. В. Астафьев, А. Ю. Астафьев. Воронеж, 2016. С. 65.


[Закрыть].

В самом общем смысле, а любое исследование самостоятельной проблемы предполагает первоочередное введение основного операционного понятия, в гносеологии под «доказательством» понимается «прием, к которому прибегают с той целью, чтобы убедить в правильности тезиса, достоверности познания или – в том случае, если данное положение оспаривается, – еще раз его дополнить и подтвердить […]. Ошибки доказательства (в связи с направленностью последующего изучения обозначенного вопроса сразу обратим на это особое внимание – авт.) могут состоять: 1) в неясности тезиса, который должен быть доказан; 2) в неправильности или ненадежности приведенных оснований доказательства; 3) в формальной неправильности выведения следствия»[74]74
  Философский энциклопедический словарь. М, 1999. С. 141.


[Закрыть].

Иными словами, лишь на основе аргументов, облеченных в соответствующую, присущую определенному виду судопроизводства форму, осуществляется в нем познание значимых для уголовного преследования – и разрешения дела по существу.

УПК, регламентирующий порядок уголовного судопроизводства, презумирует, что доказательствами в нем являются любые сведения, полученные субъектами доказывания из установленных данным законом источников (ст. 74 УПК)[75]75
  Анализ действующей законодательной дефиниции понятия уголовно-процессуального доказательства с критическими замечаниями и предложениями, в свою очередь, неоднозначными по ее совершенствованию неоднократно проводится в современной юридической литературе. – См., напр.: Белкин А. Р. Теория доказывания в уголовном судопроизводстве. М., 2005; Костенко Р. В. Понятие и признаки уголовно-процессуальных доказательств. М., 2006; Победкин А. В. Уголовно-процессуальное доказывание. М., 2009; Российский С. Б. Результаты «невербальных» следственных действий как вид доказательств по уголовному делу. М, 2014.


[Закрыть].

Проблемы доказательств в уголовном судопроизводстве, судебно-уголовных доказательств, как именовал их во второй половине XIX в. В. Д. Спасович[76]76
  Спасович В. Д. О теории судебно-уголовных доказательств в связи с судоустройством и судопроизводством. М., 2001. С. 4.


[Закрыть], – одни из «вечных» в науках криминального цикла (в первую очередь, естественно, в уголовном процессе и криминалистике).

И потому в этой работе мы даже не рискуем сколь-либо углубленно включаться в непрерываемые дискуссии по многим их аспектам.

Мы также не будем касаться существующих в уголовно-процессуальной литературе разночтений в том, что есть доказательства: «сведения о фактах», «фактические данные», «любые сведения». Однако сразу нельзя не сказать, что у нас вызывает сомнение корректность «линейного» отнесения к доказательствам самих форм, в которых эти сведения включаются в материалы уголовных дел. Здесь мы имеем в виду протоколы следственных и судебных действий (судебного заседания), законодательно (ст. 74 и 83 УПК) отнесенных к доказательствам как таковым (об этом речь подробнее пойдет в соответствующем месте нашей работы).

Мы лишь в пределах, обусловливаемым самим контекстом данной работы, попытаемся обосновать свое виденье доказательств и их атрибутивных свойств как основного гносеологического «инструмента» осуществления целенаправленного законного уголовного преследования в досудебном производстве по уголовным делам.

Начнем с констатации того, что судебно-уголовные доказательства сами по себе не возникают, они «ни в природе, ни в обществе в готовом виде не существуют»[77]77
  Быков В. М., Березина Л. В. Доказывание в стадии возбуждения уголовного дела по УПК РФ. Казань, 2006. С. 23.


[Закрыть].

Как на первый взгляд ни парадоксально это звучит даже следы – не в бытовом, а криминалистическом значении этого понятия – сами по себе не существуют. В результате совершения преступления – и это убедительно обоснованно современной гносеологией[78]78
  А с позиций гносеологии – и наукой криминалистикой. – См… напр.: Белкин Р. С. Курс криминалистики в 3 т., М., 1997. Т. 1; Дулов А. В., Рубис А. С. Основы формирования криминалистической теории доказывания. Минск, 2004; Колдин В. Я., Полевой Н. С. Информационные процессы и структуры в криминалистике. М., 1985; Усманов Р. А. Информационные основы предварительного расследования. М., 2006. и др.


[Закрыть] – как взаимодействия объектов (а любое деяние есть взаимодействие между собой как минимум двух объектов; чаще всего – значительно большего числа объектов) происходит процесс отражения одного объекта взаимодействия на другом объекте (и наоборот), происходят соответствующие изменения этих объектов и на этих объектах.

Такие изменения возникают и существуют объективно, вне зависимости от сознания воспринимающих их субъектов (следователя, дознавателя, очевидцев преступления и других свидетелей). Но это – еще не следы.

Видимо, нельзя полностью согласиться с Б. И. Шевченко, который около семидесяти лет назад писал: «Для обозначения всех самых разнообразных материальных изменений, которые обязаны своим происхождением тем или иным действиям преступника, связанным с совершением преступления во всех его стадиях, пользуются в криминалистике обобщающим и охватывающим все эти изменения названием – следы преступления»[79]79
  Шевченко Б. И. Научные основы современной трасологии. М… 1947. С. 13.


[Закрыть].

Сразу заметим, что, по сути, такое понимание категории «след» разделяет и большинство современных специалистов в области уголовного судопроизводства и криминалистики[80]80
  См., напр.: Белкин Р. С. Криминалистическая энциклопедия. М… 2000. С. 199; Шепитько В. Ю. Криминалистика. Энциклопедический словарь. Харьков, 2001. С. 436.


[Закрыть].

Однако, увы, далеко не все, а лишь некоторые определенные части результатов объективно (это вновь особо подчеркнем) возникшего отражения от преступления следователь воспринимает, осознает – на основе знания им всех достижений современной криминалистики – как информацию уголовно-релевантную[81]81
  Под релевантной информацией вообще понимается информация, которая необходима для решения некоей задачи (См.: Поташников Л. И. Экономико-математический словарь. М., 2003. С. 308). Отсюда под уголовно-релевантной информацией уместно понимать ту, которая необходима для выполнения самого назначения уголовного судопроизводства во всех его структурных элементах.


[Закрыть], ее он вычленяет из последствий и следствий преступления, осознает, что она является следом преступления.

Следом является не каждое из неисчерпаемого количества «всех самых разнообразных материальных изменений», связанных с преступлениями, а лишь те из них, которые на современном этапе развития наук криминального цикла осознаются в этом качестве. Осознаются как следы, возникшие в результате преступной деятельности либо с ней связанные причинно, и, что главное, которые криминалисты в настоящее время умеют обнаруживать, фиксировать, изымать, исследовать и использовать в целях познания, реконструкции преступных событий.

Здесь уместно еще одно небольшое отступление.

Всегда:

– со времен Каина и Авеля – на местах преступлений оставались отпечатки пальцев рук;

– с момента возникновения огнестрельного оружия на использованных боеприпасах (ядрах, пулях) оставались трасологические отображения особенностей внутреннего канала ствола;

– микрочастицы одежды нападающего переходили на одежду пострадавшего (и наоборот) как следствие контактного взаимодействия между этими лицами (разумеется, если таковое имело место)…

Но, пока не были созданы и разработаны научные основы дактилоскопии, судебной баллистики, исследования микрочастиц веществ и материалов (так называемой экспертизы наложения) и не созданы соответствующие методики исследования этих видов информации, она не представляла интереса для следователей; была «вещью в себе», хотя, конечно же, возникала и существовала объективно.

По мере того как криминалистика не только осознает значимость отдельных результатов такого отражения для расследования преступлений, но и создаст методики извлечения (обнаружения, фиксации), исследования и использования возникающей информации, эта ее часть осмысливается как следы преступления. Именно их и будет целенаправленно искать, а затем – в установленных УПК правовых формах – «перерабатывать» (изымать, исследовать и т. д.) следователь для выполнения своей основной процессуальной функции уголовного преследования в обозначенных выше его видах (опосредованное и непосредственное).

Иными словами, часть объективно возникшей информации осознается следователем как след преступления лишь тогда, когда он воспринимает ее именно в этом качестве, а наука криминалистика имеет методики обнаружения, фиксации, извлечения и использования возникающей информации (части отражения) в уголовно-процессуальном доказывании.

Когда некая часть объективно возникшей в результате совершения преступления информации осознается как след преступления, то методы ее исследования постоянно количественно и качественно развиваются и совершенствуются.

К примеру, вот как – в самом общем виде развивались методы криминалистической серологии (исследования следов крови).

Издавна выявляемые на одежде и теле потерпевшего и лица, совершившего насильственное преступление, пятна и мазки различной формы «бурого» цвета интерпретировались как следы крови; затем появились научно обоснованные методики не только установления того, что на этих объектах действительно есть кровь, но и того, является ли обнаруженная кровь кровью человека или животного (разработки этих методик в литературе связывают с именами французов Флоренса и Фрикона, немецкого судебно-медицинского эксперта Уленгута).

Врач Латтес разработал метод определения группы крови. Он позволял, в частности, исключить конкретное лицо из числа подозреваемых, когда группа его крови не соответствовала групповой принадлежности обнаруженной крови. В 1884 г. россиянин Ф. А. Чистович обосновал способы определения видовой принадлежности крови (произошла ли она в результате носового кровотечения, из других определенных областей человеческого тела и т. д.).

Наконец, во второй половине прошлого века возникли методы идентификации человека по следам крови – в результате проведения так называемых геномных (геономоскопических) экспертиз, которые, как известно, нашли себе самое широкое распространение в современной следственной практике[82]82
  Об этом подробнее см.: Тореальд Ю. Криминалистика сегодня. Развитие судебной серологии. М., 1980: Шамонова Т. Н. Следы крови человека в криминалистическом учении о следах. – Электронный каталог библиотеки юридического факультета СПбГУ


[Закрыть].

И, главное, процесс осознания криминалистического значения все большей части объективно возникающей информации – перманентно-поступателен.

Характерным примером этому служит появление понятия виртуальных следов преступления, основанного на том, что особенности компьютерных технологий, зачастую используемых на различных стадиях преступной деятельности, вне зависимости от желания пользователя влекут возникновение уголовно-релевантной информации. А так как – особо это подчеркнем – в настоящее время имеются научно обоснованные криминалистические методики обнаружения и исследования этой информации, она приобрела все необходимые качества следа, осознана в теории и практике как криминалистическая следовая информация.

Виртуальные следы, пишет В. А. Мещеряков, одним из первых обративший внимание на эти особенности, есть следы, сохраняющиеся «в памяти технических устройств, в электромагнитном поле, на носителях машиночитаемой информации, занимающей промежуточное положение между материальными и идеальными»[83]83
  Мещеряков В. А. Преступления в сфере компьютерной информации. Воронеж, 2002. С. 102.


[Закрыть].

На этом постулате основаны все чаще используемые при расследовании преступлений особенности мобильной сотовой связи, позволяющие установить как факт связи двух абонентов между собой, так и с высокой степенью точности, местонахождение конкретного мобильного телефона[84]84
  Об этом см.: Баев О. Я., Мещеряков В. А. О возможностях использования особенностей сотовой связи для раскрытия и расследования преступлений // Воронежские криминалистические чтения. Вып. 7. Воронеж, 2006; Мещеряков В. А., Яковлев А. Н. «Электронная» составляющая осмотра места происшествия // Библиотека криминалиста. Научный журнал. Вып. 5 (22), М, 2015.


[Закрыть].

Созданы оригинальные – повышено практически значимые – методические разработки по проведению диагностических и идентификационных исследований текстов переписки по электронной почте и социальным сетям[85]85
  См., напр.: Кукарникова Т. Э., Яковлев А. Н. О возможности непроцессуального отождествления личности средствами новых информационных технологий // Воронежские криминалистические чтения. Вып. 16. Воронеж, 2014.


[Закрыть].

Заметим в этой связи, что весьма перспективной нам представляется высказываемая отдельными учеными мысль о целесообразности создания «цифровой» криминалистики, всецело посвященной средствам и методам выявления и исследования следов этого вида[86]86
  См.: Мещеряков В. А. Цифровая криминалистика // Библиотека криминалиста. Научный журнал, Вып. 4 (15). М., 2014.


[Закрыть].

У нас нет сомнений, что дальнейшее развитие естественных, технических, других наук, науки криминалистики позволят со временем извлекать из «остаточных» результатов процесса отражения при совершении преступлений и другую, неизвестную нам в настоящее время уголовно-релевантную информацию, которую потому – уже в качестве следов – будет целенаправленно искать, изымать и исследовать следователь.

Но уголовно-релевантная информация, следы преступления еще не есть судебные доказательства, это есть единственная и непременная основа, генезис того, что ч. 1 ст. 86 УПК именует «собиранием доказательств», которое «осуществляется в ходе уголовного судопроизводства дознавателем, следователем, прокурором и судом путем производства следственных и иных процессуальных действий, предусмотренных настоящим Кодексом».

Краткое, но необходимое в контексте изучаемой проблемы отступление.

Мы сочли необходимым привести полный перечень субъектов собирания доказательств, чтобы сразу констатировать, что к ним не отнесен защитник.

И хотя в ч. 3 ст. 86 УПК утверждается иное, защитник не собирает доказательства в точном смысле этого понятия; он собирает уголовно-релевантную информацию. И лишь после предоставления им этой информации одному из указанных выше субъектов собирания доказательств последний на ее основе в соответствующей процессуальной форме и формирует доказательства в их прямом уголовно-процессуальном значении.

Уголовно-процессуальная корректность такого подхода с полной определенностью отражена в ч. 2 ст. 86 УПК применительно к таким участникам уголовного судопроизводства, как подозреваемый, обвиняемый, а также потерпевший, гражданский истец, гражданский ответчик и их представители. Они «вправе собирать и представлять письменные документы и предметы для приобщения их к уголовному делу в качестве доказательств».

Нисколько не преуменьшая значимость деятельности в уголовно-процессуальном познании и доказывании адвоката-защитника, все же с точки зрения современной отечественной уголовно-процессуальной представляется парадоксальным: подозреваемый и обвиняемый доказательств не собирают, а адвокат, который их защищает, в противоречие к вышеприведенному перечню субъектов доказывания доказательства собирать вправе.

Учитывая приведенную выше, существующую (с теми или иными модификациями) в уголовно-процессуальном законодательстве практически всех правовых государств, конструкцию понятия «судебное доказательство», С. А. Шейфер совершенно верно пишет: «Доказательство представляет собой неразрывное единство содержания (фактические данные, т. е. сведения о фактах, подлежащих установлению) и формы (показания, заключения экспертов, вещественные доказательства и документы)»[87]87
  Шейфер С. А. Доказательства и доказывание по уголовным делам: проблемы теории и правового регулирования. Тольятти, 1998. С. 37.; он же: Доказательства и доказывание по уголовным делам. М., 2008. С. 56. Этой же точки зрения в настоящее время, как уже отмечалось, придерживаются и многие другие процессуалисты.


[Закрыть].

Как показано выше, изначально доказательства не существуют – они формируются путем восприятия следов и преобразования их содержания, облечения в процессуальную форму «надлежащим субъектом доказывания при выполнении требований закона относительно источника, способа, порядка получения, закрепления и приобщения к делу этих сведений»[88]88
  Уголовный процесс России / под ред. 3. Ф. Ковриги, Н. П. Кузнецова. Воронеж, 2003. С. 122. См. также об этом: Белкин А. Р. Теория доказывания в уголовном судопроизводстве. М., 2005; Дулов А. В., Рубис А. С. Указ. соч.


[Закрыть].

И этой связи скажем: нам представляется далеко не точным – если не сказать более методологически ущербным, некорректным – определение сущности основного операционного понятия, с которым действующий уголовно – процессуальный закон связывает процесс доказывания по уголовному делу: «Доказывание состоит в собирании, проверке и оценке доказательств в целях установления обстоятельств, предусмотренных статьей 73 настоящего Кодекса» (ст. 85 УПК).

По В. И. Далю, «собирать – сносить, свозить, отыскивать и соединять, совокуплять, приобщать одно к одному»[89]89
  Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. М… 1991.Т 4. С.141.


[Закрыть].

В современном русском языке синонимами к понятию «собирать» признаются слова «сосредотачивать, концентрировать, нагонять, стягивать»[90]90
  Александрова З. Е. Словарь синонимов русского языка. М… 1975. С. 502.


[Закрыть].

Следовательно, собирать можно в принципе лишь то, что есть. Можно собирать ягоды или грибы, наконец, шкафы из готовых панелей. Ягоды и грибы созрели и выросли к моменту их собирания; панели для шкафа ранее были изготовлены по необходимым параметрам.

А потому нам представляется в высшей степени неубедительным мнение Е. А. Зайцевой и А. И Садовского, которые, соглашаясь с тем, что «доказательства в принципе не собираются, так как в природе они сами по себе не существуют, а приобретают статус благодаря познавательно-удостоверительным актам следователя, дознавателя, суда», далее пишут следующее: «…текст уголовно-процессуального закона рассчитан на неопределенно широкий круг «пользователей», что вынуждает законодателя применять упрощенные формулировки, доступные для уяснения и длительное время находящиеся в уголовно-процессуальном обороте. Введение в законодательную лексику вместо слова «собирание» категории «формирование» применительно к доказательствам повлекло бы неадекватное восприятие соответствующей доказательственной деятельности, которую неискушенные «пользователи» могли б толковать как деятельность по «фабрикованию» доказательств. […]. Именно данный аспект объясняет устойчивое и последовательное использование законодателем термина «собирание» применительно к доказательствам, несмотря на его неточность и определенную некорректность»[91]91
  Зайцева Е. А., Садовский А. И. В развитие учения С. А. Шейфера о формировании доказательств // Вестник Самарского государственного университета. Гуманитарная серия, 2014, Вып. 11/2 (122). С. 24.


[Закрыть]