Текст бизнес-книги "Думай как Илон Маск. И другие простые стратегии для гигантского скачка в работе и жизни"

Автор книги: Озан Варол

Раздел: Управление и подбор персонала, Бизнес-книги

Космический аппарат «Вояджер-1» взлетел в 1977 году, чтобы создать первый портрет внешней Солнечной системы, сфотографировать Юпитер, Сатурн и то, что за их пределами. Когда он завершил свою миссию на окраине Солнечной системы, Саган придумал развернуть его камеры и направить их на Землю, чтобы сделать последний снимок. Теперь уже знаковая фотография, известная как Pale Blue Dot (бледно-голубая точка), показывает Землю крошечным пикселем, едва заметной «пылинкой, зависшей в луче света», как выразился Саган в своей книге[30]30
  Здесь и в следующем абзаце: Саган К. Голубая точка. Космическое будущее человечества. Пер. О. М. Сивченко. М.: Альпина Нон-фикшн, 2017. (Прим. пер.)


[Закрыть][31]31
  Карл Саган «Голубая точка. Космическое будущее человечества», пер. О. Сивченко, М.: Альпина Нон-фикшн, 2017 г.


[Закрыть].

Мы склонны видеть себя в центре всего сущего. Но, с точки зрения внешнего космоса, Земля – это «одинокое пятнышко в великой всеобъемлющей космической тьме». Размышляя о более глубоком значении бледно-голубой точки, в той же книге Саган добавил: «Вдумайтесь, какие реки крови пролили все эти генералы и императоры, чтобы (в триумфе и славе) на миг стать властелинами какой-то доли этого пятнышка. Подумайте о бесконечной жестокости, с которой обитатели одного уголка этой точки обрушивались на едва отличимых от них жителей другого уголка».

Ракетостроение учит нас нашей ограниченной роли в космосе и напоминает, что надо быть мягче и добрее друг к другу. Мы здесь лишь на короткое мгновение, так пусть же оно пройдет не зря.

Когда вы научитесь мыслить как ракетостроитель, вы не просто измените свой взгляд на мир – вы будете наделены властью этот мир изменить.

Первая ступень: запуск

На первой ступени книги вы узнаете, как использовать силу неопределенности, рассуждать от первооснов, создавать прорывы с помощью мысленных экспериментов и использовать прорывное мышление для преобразования своей жизни и бизнеса.

1. Полет навстречу неопределенности
Суперсила сомнений

Гении сомневаются[32]32
  Ровелли К. Семь этюдов по физике. Пер. А. Якименко. М.: Corpus (АСТ), 2017. (Прим. пер.)


[Закрыть].

Карло Ровелли

Примерно шестнадцать миллионов лет назад гигантский астероид столкнулся с Марсом. Отделившийся от планеты кусок скалы отправился в свое путешествие на Землю. Тринадцать тысяч лет назад он приземлился в горах Аллан Хиллс в Антарктиде и был найден в 1984 году во время поездки на снегоходе. Он был назван ALH 84001, как первый камень, найденный в Аллан Хиллс в 1984 году. Камень был бы занесен в каталог, изучен, а затем быстро забыт, если бы не удивительная тайна, которая, казалось, крылась внутри его[33]33
  Институт Луны и планет, «What is ALH 84001?», Ассоциация космических исследований университетов, 2019, www.lpi.usra.edu/lpi/meteorites/The_Meteorite.shtml.


[Закрыть].

Все последнее тысячелетие человечество билось над одним и тем же вопросом: одни ли мы во Вселенной? Наши предки задумчиво смотрели вверх, размышляя о том, были они космической обыденностью или артефактами. С развитием технологий мы прислушивались к сигналам, излучаемым по всей Вселенной, надеясь поймать послание другой цивилизации. В поисках признаков жизни мы разослали космические корабли по всей Солнечной системе. И каждый раз мы оказывались в тупике.

До 7 августа 1996 года.

В этот день ученые обнаружили в ALH 84001 органические молекулы биологического происхождения. Многие журналисты поспешили объявить эти находки доказательством существования жизни на другой планете. Например, телеканал CBS сообщил, что ученые «обнаружили на метеорите одноклеточные структуры – возможно, крошечные окаменелости и химические свидетельства прошлой биологической активности. Другими словами, жизнь на Марсе»[34]34
  Винсент Кирнан, «The Mars Meteorite: A Case Study in Controls on Dissemination of Science News», Public Understanding of Science 9, выпуск № 1 (2000 год): стр. 15–41.


[Закрыть]. Первые сообщения CNN цитировали источник в НАСА, который заявил, что эти структуры выглядели как «маленькие личинки», предполагая, что они были останками сложных организмов[35]35
  «Ancient Meteorite May Point to Life on Mars», CNN, 7 августа 1996 года, www.cnn.com/TECH/9608/06/mars.life.


[Закрыть]. Этот поток породил экзистенциальную истерию по всему земному шару, побудив президента США Билла Клинтона выступить с большим публичным обращением по поводу этого открытия[36]36
  «Pres. Clinton’s Remarks on the Possible Discovery of Life on Mars (1996)», видео на YouTube, загружено 2 июля 2015 года, www.youtube.com/watch?v=pHhZQW AtWyQ.


[Закрыть].

Но тут возникла небольшая проблема. Доказательства не были убедительными. Научная статья, лежавшая в основе этих заголовков, откровенно говорила о неопределенности. Вот часть ее названия: «Возможная реликтовая биогенная активность в марсианском метеорите ALH 84001» (курсив мой)[37]37
  Дэвид С. Маккэй и др., «Search for Past Life on Mars: Possible Relic Biogenic Activity in Martian Meteorite ALH84001», Science, 16 августа 1996 года, https://science.sciencemag.org/content/273/5277/924.


[Закрыть]. В аннотации прямо отмечалось, что наблюдаемые на метеорите признаки «могут быть ископаемыми останками прошлой марсианской биоты», но подчеркивалось, что «возможно и неорганическое образование». Другими словами, эти молекулы могли быть продуктами немарсианских бактерий, а небиологической активности (например, такого геологического процесса, как эрозия). В статье делается вывод, что эти доказательства просто «совместимы» с жизнью.

Но во многих журналистских реинтерпретациях эти нюансы замалчивались. Инцидент стал сенсацией и побудил Дэна Брауна написать роман «Точка обмана» о заговоре вокруг внеземной жизни, обнаруженной на марсианском метеорите.

Все обернулось к лучшему – по крайней мере, для главы о неопределенности. Более двух десятилетий спустя неопределенность сохраняется, и исследователи продолжают спорить, являются ли марсианские бактерии или инородная активность ответственными за молекулы, наблюдаемые на метеорите[38]38
  Майкл Ширбер, «The Continuing Controversy of the Mars Meteorite», Astrobiology Magazine, 21 октября 2010 года, www.astrobio.net/mars/the-continuing – controversy-of-the-mars-meteorite; Джасен Дэйли, «Scientists Strengthen Their Case That a Martian Meteorite Contains Signs of Life», Popular Science, 25 июня 2010 года, www.popsci.com/science/article/2010-06/life-mars-reborn.


[Закрыть].

Было бы заманчиво сказать, что СМИ ошиблись, но это было бы таким же преувеличением, которое доминировало в первоначальном освещении метеорита в прессе. Точнее, мы можем сказать, что люди сделали классическую ошибку: попытались сделать что-то неопределенное определенным.

Эта глава посвящена тому, как перестать бороться с неопределенностью и начать использовать ее силу. Вы узнаете, как одержимость определенностью сбивает нас с пути истинного и почему весь прогресс происходит в неопределенных условиях. Я раскрою самую большую ошибку Эйнштейна в отношении неопределенности и расскажу, что вы можете узнать из решения многовековой математической загадки. Вы узнаете, почему ракетостроение напоминает игру в ку-ку с высокими ставками, что вы можете узнать из разжалования Плутона из планет и почему в критические минуты инженеры НАСА всегда жуют арахис. Я закончу главу стратегиями, которые используют ракетостроители и астронавты, чтобы справиться с неопределенностью, и объясню, как вы можете применить их в собственной жизни.

Фетиш уверенности

Лаборатория реактивного движения, известная как ЛРД, – это небольшой город ученых и инженеров в Пасадене, штат Калифорния. Расположенная чуть восточнее Голливуда, ЛРД десятилетиями отвечала за эксплуатацию межпланетных космических аппаратов. Если вы когда-нибудь видели запись посадки на Марс, вы видели внутреннюю часть отдела поддержки проектов ЛРД.

Во время типичной посадки на Марс все здесь заполнено рядами накофеиненных ученых и инженеров, которые едят пакетики арахиса и смотрят на данные, поступающие в их консоли, создавая у зрителей иллюзию, что они контролируют ситуацию. Но они не контролируют. Они просто сообщают о событиях, словно спортивные комментаторы, хотя и с более причудливыми формулировками, такими как «отделение ступени экономического хода» и «развертывание теплозащитного экрана». Они – зрители матча, который закончился на Марсе двенадцать минут назад, и еще не знают, какой счет.

В среднем сигналу с Марса, движущемуся со скоростью света, нужно чуть больше двенадцати минут, чтобы достигнуть Земли[39]39
  Питер Рэй Эллисон, «Найдем ли мы способ общаться в дальнем космосе?», BBC, 6 апреля 2015 года, https://www.bbc.com/russian/science/2015/04/150406_vert_fut_speak_across_galaxies.


[Закрыть]. Если что-то пойдет не так и ученый на Земле заметит проблему и отреагирует на нее за долю секунды, пройдет еще двенадцать минут, прежде чем его команда достигнет Марса. Это двадцать четыре минуты полета туда и обратно, но у космического корабля есть лишь около шести минут, чтобы спуститься с вершины марсианской атмосферы на поверхность. Все, что мы можем сделать, – заранее загрузить космический корабль инструкциями и передать управление сэру Исааку Ньютону.

Вот тут-то и пригодился арахис. В начале 1960-х годов ЛРД отвечала за беспилотные миссии программы «Рейнджер», предназначенной для изучения Луны и подготовки пути для астронавтов «Аполлона». Космический аппарат «Рейнджер» должен был отправиться к Луне, сделать снимки лунной поверхности крупным планом и перед падением на Луну передать эти снимки обратно на Землю[40]40
  Лаборатория реактивного движения, «Past Missions: Ranger 1–9», NASA, www2.jpl.nasa.gov/missions/past/ranger.html.


[Закрыть]. Первые шесть миссий закончились неудачей, что привело к тому, что критики обвинили чиновников ЛРД в принятии кавалерийской тактики «стреляй и надейся»[41]41
  Р. Каргилл Холл, «The Ranger Legacy», в «Lunar Impact: A History of Project Ranger», NASA History Series (Вашингтон: NASA, 1977; обновление от 2006 года), https://history.nasa.gov/SP-4210/pages/Ch_19.htm.


[Закрыть]. Но одна из миссий увенчалась успехом, в тот раз инженер ЛРД принес в комнату управления полетом арахис. С тех пор арахис в ЛРД стал важным элементом каждой посадки.

В критические моменты эти в остальном рациональные и деловые ракетостроители, посвятившие свою жизнь исследованию неизвестного, ищут уверенность на дне пакета с арахисом. И, как будто этого мало, многие из них надевают свои изношенные «счастливые» джинсы или приносят талисман с предыдущего успешного приземления, делая все, что мог бы сделать увлеченный спортивный фанат, чтобы создать иллюзию уверенности и контроля[42]42
  Стив Сквайерс, «Roving Mars: Spirit, Opportunity, and the Exploration of the Red Planet» (Нью-Йорк: Hyperion, 2005), стр. 239–243, 289.


[Закрыть].

Если посадка проходит успешно, Центр управления полетами быстро превращается в цирк. Здесь не остается и следа хладнокровия и спокойствия. Вместо этого, победив зверя неопределенности, инженеры начинают прыгать, давать «пять», бить кулаком о кулак, крепко обниматься и тонуть в лужах счастливых слез.

Мы все запрограммированы на один и тот же страх перед неопределенностью. Наши предшественники, не пугавшиеся неизвестности, стали пищей для саблезубых тигров. А предки, считавшие неопределенность опасной для жизни, прожили достаточно долго, чтобы передать нам свои гены.

В современном мире мы ищем определенное в неопределенном. Мы ищем порядок в хаосе, правильный ответ – в двусмысленности, а убежденность – в сложности. «Мы тратим гораздо больше времени и сил на попытки управлять миром, – пишет Юваль Ной Харари, – чем на попытки понять его»[43]43
  Харари Ю. Н. 21 урок для XXI века. Пер. Голдьберг Ю. М.: Синдбад, 2019. (Прим. пер.)


[Закрыть][44]44
  Юваль Ной Харари «21 урок для XXI века», пер. Ю. Голдьберг, М.: Синдбад, 2019 г.


[Закрыть]. Мы ищем пошаговую формулу, кратчайший путь, хак – правильный пакетик с арахисом. Со временем мы теряем способность взаимодействовать с неизвестным.

Наш подход напоминает мне классическую историю о пьяном человеке, ищущем ночью ключи под уличным фонарем. Он знает, что потерял ключи где-то в темноте, но ищет их под фонарем, потому что там светло.

Наше стремление к определенности заставляет нас искать, казалось бы, безопасное решение – искать ключи под светом фонаря. Вместо того чтобы рискнуть пойти в темноту, мы остаемся на месте, каким бы посредственным оно ни было. Маркетологи используют один и тот же набор трюков снова и снова, но ждут от них разных результатов. Начинающие предприниматели попадают в тупик из-за уверенности, которую они получают в виде, казалось бы, стабильного заработка. Фармацевтические компании разрабатывают квазиновые препараты, которые предлагают лишь незначительное улучшение по сравнению с конкурентами, вместо разработки лекарства от болезни Альцгеймера.

Но прорывы возможны, только когда мы жертвуем определенностью ответов, снимаем свои дополнительные велосипедные колеса и осмеливаемся уйти от фонарей. Придерживаясь привычного, вы не найдете неожиданного. В этом столетии преуспеет тот, кто будет танцевать с великим неизвестным и увидит опасность, а не утешение в существующем положении вещей.

Великая неизвестность

В XVII веке Пьер де Ферма нацарапал на полях учебника заметку, которая более чем на три столетия поставила математиков в тупик[45]45
  Раздел о последней теореме Ферма опирается на следующие источники: Стюарт Файрстайн, «Ignorance: How it Drives Science» (Нью-Йорк: Oxford University Press, 2012), Саймон Сингх, «Fermat’s Last Theorem: The Story of a Riddle That Confounded the World’s Greatest Minds for 358 Years» (Лондон: Fourth Estate, 1997); NOVA, «Solving Fermat: Andrew Wiles», интервью Эндрю Уайлса, PBS, 31 октября 2000, года www.pbs.org/wgbh/nova/proof/wiles.html; Джина Колата, «At Last, Shout of ‘Eureka!’ in Age-Old Math Mystery», New York Times, 24 июня 1993 года, www.nytimes.com/1993/06/24/us/at-last-shout-of-eureka-in-age-old-math-mystery.html; Джина Колата, «A Year Later, Snag Persists in Math Proof», New York Times, 28 июня 1994 года, www.nytimes.com/1994/06/28/science/a-year-later-snag-persists-in-math-proof.html; Джон Дж. Уоткинс, Number Theory: A Historical Approach (Принстон, штат Нью-Джерси: Princeton University Press, 2014), стр. 95 (2013); Билл Чаппелл, «Professor Who Solved Fermat’s Last Theorem Wins Math’s Abel Prize, NPR, 17 марта 2016 года, www.npr.org/sections/thetwo-way/2016/03/17/470786922/professor-who-solved-fermat-s-last-theorem-wins-math-s-abel-prize.


[Закрыть].

У Ферма была своя теория. Он предположил, что нет никакого решения уравнения aⁿ + bⁿ = cⁿ для любого n больше 2. «Я нашел этому поистине чудесное доказательство [этого утверждения], но поля книги слишком узки для него», – писал он. И ничего к этому не добавил.

Ферма умер, так и не представив недостающее доказательство того, что стало известно как последняя теорема Ферма. Оставленная им дразнилка мучила математиков многие столетия (и заставляла их желать, чтобы у Ферма была бо́льшая книга для записей). Поколения математиков пытались, но так и не смогли доказать последнюю теорему Ферма.

Пока не появился Эндрю Уайлс.

Для большинства десятилетних детей хорошее времяпрепровождение не включает в себя чтение математических книг. Но Уайлс не был обычным десятилетним ребенком: он пропадал в кембриджской библиотеке, изучая книги по математике.

Однажды он заметил книгу, целиком посвященную последней теореме Ферма. Его загипнотизировала загадочная теорема, которую было так легко сформулировать, но так трудно доказать. Не имея математических навыков, чтобы взяться за доказательство, он оставил эту затею больше чем на два десятилетия.

Он вернулся к теореме позже, уже будучи профессором математики, и втайне работал над ней семь лет. В 1993 году в своей кембриджской лекции с запутанным названием Уайлс публично заявил, что разгадал многовековую тайну последней теоремы Ферма. «Это самое захватывающее событие, которое когда-либо случалось в математике», – сказал Леонард Адлеман, лауреат премии Тьюринга и профессор компьютерных наук в университете Южной Калифорнии. Даже газета The New York Times поместила на первой полосе статью об этом открытии, восклицая: «В вековой математической загадке наконец можно крикнуть “Эврика!”»[46]46
  Колата, «At Last, Shout of ‘Eureka!’».


[Закрыть].

Но торжества оказались преждевременными. Уайлс допустил ошибку в самой важной части своего доказательства. Ошибка открылась при рецензировании, уже после того, как Уайлс представил свое доказательство для публикации. На исправление ушел еще один год в сотрудничестве с другим математиком.

Размышляя о том, как ему в конечном итоге удалось доказать теорему, Уайлс сравнил процесс открытия с блужданием в темном особняке. Вы начинаете с первой комнаты, сказал он, и проводите месяцы, ощупывая пространство и натыкаясь на вещи. Наконец, после всей этой дезориентации и путаницы вам все же удается найти выключатель. Затем вы переходите в следующую темную комнату и начинаете все сначала. Эти прорывы, объяснил Уайлс, являются «кульминацией и не могут существовать без многих месяцев [предшествующих] блуждания в темноте».

Схожими словами описывал свой процесс открытия и Эйнштейн. «Наши конечные результаты кажутся почти самоочевидными, – сказал он, – но годы поиска во мраке истины, которую человек чувствует, но не может выразить; сильное желание, чередование уверенности и опасений, пока он не пробьется к ясности и пониманию, известны только тому, кто сам их испытал»[47]47
  «Origins of General Relativity Theory», Nature, 1 июля 1933 года, www.nature.com/articles/132021d0.pdf.


[Закрыть].

В некоторых случаях ученые неустанно спотыкаются в темноте, и поиски затягиваются надолго после их смерти. Даже после обнаружения выключателя он может осветить только часть комнаты, показывая, что остальная ее часть гораздо больше и гораздо темнее, чем можно было представить. Но для ученых спотыкаться в темноте гораздо интереснее, чем сидеть снаружи, в хорошо освещенных коридорах.

В школе у нас сложилось ложное впечатление, что ученые выбрали прямой путь к выключателю. Есть одна учебная программа, один правильный способ изучения науки и одна правильная формула, которая выдает правильный ответ на стандартизированный тест. Учебники с возвышенными названиями вроде «Принципы физики» волшебным образом раскрывают «принципы» на трех сотнях страницах. Затем авторитетный преподаватель встает за кафедру, чтобы накормить нас «истиной». «Учебники, – объяснял физик-теоретик Дэвид Гросс в своей нобелевской лекции, – часто игнорируют множество альтернативных путей, по которым блуждали люди, множество ложных подсказок, которым они следовали, множество ошибочных представлений, которые у них были»[48]48
  Дэвид Дж. Гросс, «The Discovery of Asymptotic Freedom and the Emergence of QCD», Нобелевская лекция, 8 декабря 2004 года, www.nobelprize.org/uploads/2018/06/gross-lecture.pdf.


[Закрыть]. Мы узнаем о «законах» Ньютона так, словно они появились благодаря божественному явлению или проблеску гениальности, а не в результате долгих лет их изучения, пересмотра и корректив. Законы, которые не удалось установить Ньютону (особенно его эксперименты в алхимии для превращения свинца в золото, потерпевшие сокрушительную неудачу), не стали частью одномерной истории, рассказываемой на уроках физики. Вместо этого наша система образования превращает из свинца в золото жизненный путь этих ученых.

Повзрослев, мы не можем перерасти эту обусловленность. Мы верим (или делаем вид, что верим) в один правильный ответ на любой вопрос. Мы считаем, что этот правильный ответ уже был открыт кем-то, намного умнее нас. Поэтому мы считаем, что ответ можно найти в Гугле[49]49
  Здесь и далее продукты записаны кириллицей, а одноименные компании – латиницей. (Прим. ред.)


[Закрыть], в статье «Три лайфхака для счастливой жизни» или в речах самопровозглашенных лайф-коучей.

Но вот в чем проблема: ответы больше не являются дефицитным товаром, а знания никогда не были такими дешевыми. К тому времени, как мы выясним все факты, когда Гугл, Alexa или Siri смогут дать нам ответ на любой интересующий вопрос, мир уже сдвинется с места.

Очевидно, что ответы важны. Прежде чем вы начнете задавать правильные вопросы, вы должны знать некоторые ответы. Но ответы служат лишь стартовой площадкой для открытия. Они начало, а не конец.

Будьте осторожны, если тратите свое время на поиск правильных ответов, идя напрямую к выключателю. Если бы лекарства, которые вы разрабатываете, точно работали, если бы ваш клиент точно был оправдан в суде или если бы ваш марсоход точно сел, вашей работы бы не было.

Наша способность извлекать максимум пользы из неопределенности несет наибольшую потенциальную ценность. Мы должны питаться не стремлением к быстрому катарсису, а интригой. Там, где заканчивается определенность, начинается прогресс.

Наша одержимость уверенностью имеет еще один побочный эффект. Она искажает наше видение через кривые зеркала, называемые неизвестными известными.

Неизвестные известные

12 февраля 2002 года министр обороны США Дональд Рамсфелд выступил на пресс-брифинге во время обострения отношений между Соединенными Штатами и Ираком. Один из репортеров спросил, есть ли какие-то доказательства наличия иракского оружия массового уничтожения – повода для американского вторжения. Типичный ответ был бы упакован в заранее одобренные политические фразы вроде «текущее расследование» и «национальная безопасность». Но вместо этого Рамсфелд достал из своей лингвистической сумки метафору из ракетостроения: «Есть известные знания; вещи, которые мы знаем, что мы знаем. Мы также знаем, что есть известные неизвестные; мы знаем, что есть некоторые вещи, которые мы не знаем. Но есть еще и неизвестные неизвестные – те, о которых мы не знаем, что не знаем»[50]50
  Министерство обороны США, «DoD News Briefing: Secretary Rumsfeld and Gen. Myers», расшифровка новости, 12 февраля 2002 года, https://archive.defense.gov/Transcripts/Transcript.aspx?TranscriptID=2636; CNN, «Rumsfeld / Knowns», видео выступления Рамсфелда 12 февраля 2002 года, YouTube, загружено 31 марта 2016 года, www.youtube.com/watch?v=REWeBzGuzCc.


[Закрыть].

Эти замечания были широко высмеяны, в том числе из-за их противоречивого источника, но по части политических заявлений они удивительно точны. В своей автобиографии «Известное и неизвестное»[51]51
  Оригинальное название – Known and Unknown. (Прим. ред.)


[Закрыть] Рамсфелд признает, что впервые услышал эти термины от директора НАСА Уильяма Грэма[52]52
  Дональд Рамсфелд, заметка автора в книге «Known and Unknown: A Memoir» (Нью-Йорк: Sentinel, 2010), заказ доступен на сайте papers.rumsfeld.com/about/page/authors-note.


[Закрыть]. Но в своей речи Рамсфелд явно опустил одну категорию – неизвестные известные.

Анозогнозия – это непроизносимое слово, используемое для описания человека с болезнью, которая заставляет его не осознавать, что он ей страдает. Например, если вы положите карандаш перед парализованным анозогнозиком и попросите поднять его, он этого не сделает. Если вы спросите почему, он ответит: «Я устал» или «Мне не нужен карандаш». Как объясняет психолог Дэвид Даннинг, такие люди «буквально не осознают своего собственного паралича»[53]53
  Эррол Моррис, «The Anosognosic’s Dilemma: Something’s Wrong but You’ll Never Know What It Is (Part 1)», New York Times, 20 июня 2010 года, https:// opinionator.blogs.nytimes.com/2010/06/20/the-anosognosics-dilemma-1.


[Закрыть].

Неизвестные известные подобны анозогнозии – это пространство самообмана. В этой категории мы думаем, что знаем, но это не так. Мы предполагаем, что истина закрыта на замо́к, что земля под нашими ногами устойчива, но на деле мы стоим на хрупкой платформе, которая может опрокинуться под неистовым порывом ветра.

И мы оказываемся на этой хрупкой платформе гораздо чаще, чем нам кажется. В нашем одержимом определенностью публичном дискурсе мы стараемся избегать нюансов. Получившееся общественное обсуждение работает без строгой системы различения доказанных фактов от хороших догадок. Многое из того, что мы знаем, просто не точно, и не всегда легко распознать, какая именно часть не имеет реальных доказательств. Мы овладели искусством притворяться, что у нас есть свое мнение: улыбаться, кивать и блефовать, импровизировать. Нам сказали: «Притворяйся, пока это не станет правдой», и мы стали экспертами по притворству. Мы любим бить себя в грудь и убедительно даем четкие ответы по любому вопросу, даже если просто пару минут почитали об этом в Википедии. Мы идем дальше, притворяясь, что знаем, что думаем, что знаем, не обращая внимания на вопиющие факты, противоречащие нашим железным убеждениям.

«Наибольшее препятствие открытию, – пишет историк Дэниел Дж. Бурстин, – не невежество, а иллюзия знания»[54]54
  Дэниел Дж. Бурстин, «The Discoverers: A History of Man’s Search to Know His World and Himself» (Нью-Йорк: Random House, 1983).


[Закрыть]. Претензия на знание закрывает нам уши и отсекает образовательные сигналы, поступающие из внешних источников. Уверенность приводит нас к параличу. Чем больше мы твердим свою версию правды, да еще со страстью и заламыванием рук, тем больше наше эго раздувается до размера небоскреба, скрывая то, что находится под ним.

Эго и высокомерие – это часть проблемы. Другая ее часть – человеческое отвращение к неопределенности. Природа, как говорил Аристотель, не терпит пустоты. Он утверждал, что однажды образовавшийся вакуум будет заполнен окружающим его плотным веществом. Принцип Аристотеля применим далеко за пределами области физики. Когда возникает вакуум понимания, когда мы действуем в краю неизвестности и неопределенности, мифы и истории со свистом заполняют эту пустоту. «Нельзя жить в постоянных сомнениях, поэтому мы сочиняем самую лучшую историю и живем так, словно это правда»[55]55
  Ливио М. От Дарвина до Эйнштейна. Величайшие ошибки гениальных ученых, которые изменили наше понимание жизни. Пер. А. Бродоцкой. М.: АСТ, 2015. (Прим. пер.)


[Закрыть][56]56
  Марио Ливио, «От Дарвина до Эйнштейна. Величайшие ошибки гениальных ученых, которые изменили наше понимание жизни», пер. А. Бродоцкой, М.: АСТ, 2015 г.


[Закрыть], – объясняет психолог и лауреат Нобелевской премии Даниел Канеман.

Истории – это идеальное лекарство от страха неопределенности. Они заполняют пробелы в нашем понимании. Они создают порядок из хаоса, ясность из сложности и причинно-следственную связь из совпадений. У вашего ребенка проявляются признаки аутизма? Во всем виновата прививка, которую малышу сделали две недели назад. Вы увидели на Марсе человеческое лицо? Должно быть, это сложная работа древней цивилизации, которая, так уж совпало, помогла египтянам построить пирамиды в Гизе. Люди болели и умирали, но некоторые трупы дергались или издавали какие-то звуки? Это вампиры, заключили наши предки, еще не зная ничего о вирусах и трупном окоченении[57]57
  Дерек Томпсон, «Хитмейкеры. Наука популярности в эпоху развлечений», пер. В. И. Кузина, М.: Азбука-Аттикус, 2018 г.


[Закрыть].

Когда мы предпочитаем мнимую стабильность историй беспорядочной реальности неопределенности, факты становятся не нужны и процветает дезинформация. Фейк-ньюс – это не современное явление. Между хорошей историей и кучей данных всегда выбирали историю. Эти яркие ментальные образы задевают глубокую, непреходящую струну, известную как повествовательная ошибка. Мы помним, что кто-то как-то говорил, что его лысина вызвана длительным солнцепеком, и мы клюем на эту историю, забывая про логику и скепсис.

Затем авторитеты превращают эти истории в священные истины. Все факты в мире не могут помешать вступить в должность демократически избранным популистам, пока те могут дать изначально неопределенному миру ложное чувство уверенности. В общественном дискурсе начинают доминировать уверенные выводы крикливых демагогов, гордящихся тем, что они отвергают критическое мышление.

Демагоги восполняют недостаток знаний, усиливая свой напор. И пока зрители застывают в замешательстве, пытаясь интерпретировать раскрывающиеся факты, смутьяны обеспечивают нам комфорт. Они не беспокоят нас двусмысленностью и не позволяют нюансам мешать звучным лозунгам. Мы превозносим их кажущиеся ясными мнения, счастливо снимая с наших плеч бремя критического мышления.

Как выразился Бертран Рассел, проблема современного мира в том, что «глупые слишком самоуверенны, в то время как умные полны сомнений». Даже после того, как физик Ричард Фейнман получил Нобелевскую премию, он считал себя «растерянной обезьяной» и подходил ко всему окружающему с прежним уровнем любопытства, позволявшим ему видеть нюансы, до которых другим не было дела. «Я думаю, гораздо интереснее жить, ничего не зная, – заметил он, – чем иметь ответы, которые могут быть ошибочны».

Менталитет Фейнмана требует признания невежества и хорошей дозы смирения. Когда мы произносим эти три страшных слова – я не знаю, – наше эго сдувается, ум открывается, и уши навостряются. Признать невежество – не значит намеренно игнорировать факты. Скорее это требует сознательного типа неопределенности, когда вы полностью осознаете то, чего не знаете, чтобы учиться и расти.

Да, этот подход может осветить то, чего вы не хотите видеть. Но гораздо лучше быть некомфортно неуверенным, чем комфортно ошибающимся. В конце концов, мир трансформируют именно растерянные ценители неопределенности.

Ценители неопределенности

«Что-то неизвестное делает нечто, чего мы не знаем, – вот к чему сводится наша теория»[58]58
  Сэр А. С. Эддингтон, The Nature of the Physical World (Кэмбридж: Cambridge University Press, 1948), доступна по ссылке http://henry.pha.jhu.edu/Eddington.2008.pdf.


[Закрыть].

Именно так астрофизик Артур Эддингтон описал состояние квантовой теории в 1929 году. С тем же успехом он мог бы сказать и о нашем понимании всей Вселенной.

Астрономы живут и работают в темном особняке, освещенном всего на 5 %, а примерно 95 % Вселенной состоит из веществ со зловещими названиями – темная материя и темная энергия[59]59
  Брайан Клегг, «Gravitational Waves: How Einstein’s Spacetime Ripples Reveal the Secrets of the Universe» (Icon Books, 2018), стр. 150–152; Нола Тейлор Редд, «What Is Dark Energy?», Space.com, 1 мая 2013 года, www.space.com/20929-dark-energy.html.


[Закрыть]. Они не взаимодействуют со светом, и потому мы не можем увидеть или иным образом обнаружить их. Мы ничего не знаем об их природе. Но мы знаем об их существовании, потому что они оказывают гравитационное воздействие на другие объекты[60]60
  NASA, «Dark Energy, Dark Matter», NASA Science, обновлено 21 июля 2019 года, https://science.nasa.gov/astrophysics/focus-areas/what-is-dark-energy.


[Закрыть].

«Исключительно сознательное невежество, – сказал физик Джеймс Максвелл, – является прелюдией к любому реальному прогрессу в познании»[61]61
  Джеймс Клерк Максвелл, «The Scientific Letters and Papers of James Clerk Maxwell», том 3, 1874–1879 г. (Нью-Йорк: Cambridge University Press 2002), стр. 485.


[Закрыть]. Астрономы выходят за пределы известного и совершают квантовый скачок в огромный океан неизвестного. Они знают, что Вселенная подобна гигантской луковице, где раскрытие одного слоя тайны только открывает другой. Наука, как сказал Джордж Бернард Шоу, «никогда не решит один вопрос, не поставив при этом десяток новых»[62]62
  Джордж Бернард Шоу об Эйнштейне, 28 октября 1930 года.


[Закрыть]. По мере заполнения одних пробелов в наших знаниях, на их месте появляются новые.

Эйнштейн описал этот танец с тайной как «самое прекрасное переживание»[63]63
  Альберт Эйнштейн, «Ideas and Opinions: Based on Mein Weltbild», (Нью-Йорк: Crown, 1954), стр. 11.


[Закрыть]. Ученые стоят «на краю между известным и неизвестным, – пишет физик Алан Лайтман, – и смотрят в эту пещеру, испытывая скорее радость, чем страх»[64]64
  Алан Лайтман, «A Sense of the Mysterious: Science and the Human Spirit», (Нью-Йорк: Pantheon Books, 2005).


[Закрыть]. Вместо того чтобы волноваться из-за своего коллективного невежества, они на нем процветают. Неопределенность становится призывом к действию.

Стив Сквайерс – настоящий ценитель неопределенности. Он был главным исследователем проекта Mars Exploration Rovers, когда я работал в его оперативной группе. Сила его страсти к неизвестному заразительна. Четвертый этаж корпуса космических наук в Корнеллском университете, где находится кабинет Сквайерса, гудит от энергии всякий раз, когда он внутри. Когда заходили разговоры о Марсе (что бывало довольно часто), его глаза вспыхивали пламенной страстью. Сквайерс – прирожденный лидер. Куда бы он ни шел, за ним следуют другие. И как любой хороший лидер, он немедленно берет вину на себя и так же разделяет заслуги. Однажды он зачеркнул свое имя на награде, которую получил за работу над проектом, написал имена сотрудников, выполнявших самую трудную часть, и вручил ее им.

Сквайерс родился в южном Нью-Джерси и унаследовал свой энтузиазм к исследованиям от родителей-ученых[65]65
  Рассказ о Стиве Сквайерсе опирается на следующие источники: Сквайерс, «Roving Mars»; Калифорнийский университет телевидения, «Roving Mars with Steve Squyres: Conversations with History», видео на YouTube, загружено 18 августа 2011 года, www.youtube.com/watch?v=NI6KEzsb26U&feature=youtu.be; Терри Кук, «Down to Earth With: Planetary Scientist Steven Squyres», Earth Magazine, 28 июня 2016 года, www.earthmagazine.org/article/down-earth-planetary-scientist-steven-squyres.


[Закрыть]. Ничто так не распаляло его воображение, как неизвестность. «Когда я был ребенком, – вспоминает Сквайерс, – у нас дома был атлас, которому было пятнадцать или двадцать лет, и в нем были практически непрорисованные места. И я всегда считал очень крутой идею карты, на которой остались пустые места, которые нужно заполнить». Он посвятил свою дальнейшую жизнь тому, чтобы найти и заполнить их.

Будучи студентом Корнеллского университета, он прослушал курс астрономии для аспирантов от профессора, работавшего в команде программы «Викинг», отправившей два зонда на Марс. Тогда Сквайерсу нужно было написать отчетную работу, и в поисках вдохновения он зашел в кабинет, в котором пылились снимки Марса, сделанные орбитальными аппаратами «Викинг». Он хотел потратить на просмотр фотографий минут пятнадцать-двадцать. «Я вышел из этой комнаты через четыре часа, – рассказывает Сквайерс, – точно зная, чем хочу заниматься всю жизнь».

Он нашел чистый лист, который давно искал. Его мозг еще долго продолжал гудеть от образов поверхности Марса после того, как он вышел из здания. «Я не понимал, что вижу на этих фотографиях», – говорит Сквайерс, – но вся прелесть была в том, что никто этого не понимал. Именно это меня и привлекало».

Привлекательность неизвестного привела Сквайерса к тому, что он стал профессором астрономии в Корнелле. «Даже после трех с лишним десятилетий странствий по неизведанному, – говорит он, – я все еще не потерял этот порыв, это чувство восторга, которое приходит, когда я вижу то, чего никто никогда не видел раньше».

Но ведь не только астрономы наслаждаются неизвестностью – взять хоть другого Стива. В начале каждой сцены Стивен Спилберг оказывается в плену громадной неопределенности. «Каждый раз, когда я начинаю новую сцену, я нервничаю, – объясняет он – Я не знаю, о чем я буду думать, слушая реплики, я не знаю, что скажу актерам, я не знаю, куда поставлю камеру»[66]66
  Стивен Спилберг в документальном фильме о своем творчестве (HBO, 2017).


[Закрыть]. В такой ситуации другие бы впали в панику, но Спилберг описывает это как «величайшее в мире чувство». Он знает, что только полная неопределенность приносит лучшие творческие результаты.

Весь прогресс – в ракетостроении, в кино, в любой вашей деятельности – творится в темных комнатах. И все же многие из нас боятся темноты. Паника начинает копиться в тот момент, когда мы отказываемся от комфорта света. Мы заполняем темные комнаты нашими худшими страхами и готовим запасы, ожидая наступления апокалипсиса.

Но неопределенность редко порождает грибовидное облако. Она ведет к радости, открытию и полной реализации вашего потенциала. Неопределенность – значит делать то, чего раньше никто не делал, и открывать то, что не увидит никто другой. Жизнь предлагает больше, когда мы относимся к неопределенности как к другу, а не как к врагу.

Более того, в большинстве темных комнат есть двери с двусторонним, а не с односторонним движением. Многие из наших путешествий в неизвестное обратимы. Как пишет бизнес-магнат Ричард Брэнсон, «вы можете пройти [в дверь], посмотреть, что там, и вернуться обратно, если это вам не понравится»[67]67
  Ричард Брэнсон, «Two-Way Door Decisions», Virgin, 26 февраля 2018 года, www.virgin.com/richard-branson/two-way-door-decisions.


[Закрыть]. Нужно лишь оставить дверь открытой. Так Брэнсон и подошел к запуску его авиакомпании Virgin Atlantic. Его сделка с Boeing позволяла вернуть первый купленный самолет, если новая авиакомпания не «выстрелит». Брэнсон превратил то, что выглядело как односторонняя дверь, в двустороннюю – действие, которое позволяло ему выйти, если ему не понравится увиденное.

Однако возможность пройти через что-то – не самая подходящая метафора. Ценители неопределенности не просто входят в темные комнаты. Они в них танцуют. И я не имею в виду неуклюжий школьный танец «руки врозь», во время которого вы поддерживаете строгую дистанцию в 30 сантиметров от своей пассии, пытаясь завязать непринужденный разговор. Нет, их танец больше похож на танго: гладкий, интимный и некомфортный, но чарующе близкий. Они знают, что лучший способ найти свет – это не оттолкнуть неопределенность, а упасть в ее объятия.

Ценители неопределенности знают, что эксперимент с известным результатом – это вовсе не эксперимент, а повторение одних и тех же ответов, это не прогресс. Мы топчемся на месте, если исследуем только хорошо протоптанные тропы, если избегаем игр, в которые не умеем играть. Только когда вы танцуете в темноте, только когда не знаете, где найти выключатель (или даже чем он является), может начаться прогресс.