Текст бизнес-книги "Думай как Илон Маск. И другие простые стратегии для гигантского скачка в работе и жизни"

Автор книги: Озан Варол

Раздел: Управление и подбор персонала, Бизнес-книги

Сначала хаос, потом прорыв. Когда остановится танец, прекратится и прогресс.

Теория всего

Большую часть своей жизни Эйнштейн танцевал танго с неопределенностью[68]68
  Эрни Треткофф, «Einstein’s Quest for a Unified Theory», American Physical Society News, декабрь 2005 года, www.aps.org/publications/apsnews/200512/history.cfm; Уолтер Айзексон, «Эйнштейн: его жизнь и его Вселенная», пер. И. Кагановой, Т. Лисовской, М.: Corpus, 2015 г.


[Закрыть]. Он проводил образные мысленные эксперименты, задавал вопросы, которые прежде не приходили никому в голову, и открывал самые глубокие тайны Вселенной.

Тем не менее позже он все больше и больше искал определенность. Его беспокоило, что у нас есть два набора законов, объясняющих, как устроена Вселенная: теория относительности для очень больших объектов и квантовая механика для очень маленьких. Он хотел внести в этот диссонанс единство и создать единый, связный, прекрасный набор уравнений, который бы правил всеми[69]69
  Отсылка к цитате из «Властелина колец» – «Одно кольцо, чтоб править всеми». (Прим. пер.)


[Закрыть], теорию всего.

Особенно Эйнштейна беспокоила неопределенность квантовой механики. Как объясняет популяризатор науки Джим Бэгготт, «до появления кванта физика всегда была связана с тем, чтобы делать это и получать то», но «новая квантовая механика, казалось, говорила, что, когда мы делаем это, мы получаем то лишь с определенной вероятностью» (даже тогда, при некоторых обстоятельствах, «мы могли бы получить что-то другое»)[70]70
  Джим Бэгготт, «What Einstein Meant by ‘God Does Not Play Dice’» Aeon, 21 ноября 2018 года, https://aeon.co/ideas/what-einstein-meant-by-god-does-not-play-dice.


[Закрыть]. Эйнштейн оставался самопровозглашенным «фанатичным верующим» в то, что единая теория разрешит неопределенность и гарантирует, что он не столкнется с тем, что он называл «злыми квантами»[71]71
  Треткофф, «Einstein’s Quest».


[Закрыть].

Но чем больше Эйнштейн цеплялся за единую теорию, тем больше ответов от него ускользало. В поисках определенности Эйнштейн утратил ощущение чуда и тот тип непредубежденных мысленных экспериментов, который характеризовал большую часть его ранних работ[72]72
  Кент Пикок, «Happiest Thoughts: Great Thought Experiments in Modern Physics», в The Routledge Companion to Thought Experiments, ред. Майкл Т. Стюарт, Йифтах Фехиге и Джеймс Роберт Браун, Routledge Philosophy Companions (Лондон и Нью-Йорк: Routledge/Taylor & Francis Group, 2018).


[Закрыть].

Поиск определенности в мире неопределенности – это человеческий поиск. Мы все жаждем абсолютных величин, действия и реакции, а также четких причинно-следственных связей, где А неумолимо ведет к Б. В наших аппроксимациях[73]73
  Аппроксимация (от лат. proxima – ближайшая), или приближение, – научный метод, состоящий в замене одних объектов другими, в каком-то смысле близкими к исходным, но более простыми. (Прим. ред.)


[Закрыть] и презентациях одна переменная дает один результат, причем прямолинейный. Там нет кривых или дробей, которые бы нас путали.

Но реальность, как это часто ей свойственно, гораздо тоньше. В свои ранние годы Эйнштейн использовал фразу «Мне кажется», предполагая, что свет состоит из фотонов[74]74
  А. Б. Аронс и М. Б. Пеппард «Einstein’s Proposal of the Photon Concept: A Translation of the Annalen der Physik Paper of 1905», American Journal of Physics, выпуск 33 (май 1965 года): стр. 367, www.informationphilosopher.com/solutions/scientists/einstein/AJP_1905_photon.pdf.


[Закрыть]. Чарльз Дарвин представил эволюцию словами «Я думаю»[75]75
  Чарльз Дарвин, «Происхождение видов путем естественного отбора, или Сохранение благоприятных рас в борьбе за жизнь», пер. А. Павлова, М. Мензбир, К. Тимирязева, М.: АСТ, 2017 г.


[Закрыть]. Майкл Фарадей говорил о «сомнении», которое он испытывал, вводя магнитные поля[76]76
  Джон Р. Гриббин, «The Scientists: A History of Science Told Through the Lives of Its Greatest Inventors», (Нью-Йорк: Random House, 2004).


[Закрыть]. Когда Кеннеди пообещал отправить человека на Луну, он признал, что это прыжок в неизвестность. «Это во многом акт веры и предвидения, ибо мы пока не знаем, какие блага нас ждут», – объяснял он американцам.

Эти утверждения не влияют на громкость заявления. Но они с большей вероятностью могут оказаться истинными.

«Основа научного знания, – объясняет Фейнман, – это утверждения различной степени определенности: некоторые выдвигаются с долей сомнения, другие почти уверенно, но нет утверждений, выдвинутых с абсолютной уверенностью»[77]77
  Фейнман Р. Радость познания. Пер. Т. А. Ломоносова. М.: АСТ, 2019. (Прим. пер.)


[Закрыть][78]78
  Ричард Фейнман, «Радость познания», пер. Т. А. Ломоносова, М.: АСТ, 2019 г.


[Закрыть]. Когда ученые выдвигают утверждения, «вопрос заключается не в том, истинны они или ложны, а скорее в том, насколько вероятно, что они истинны или ложны». В науке абсолюты отвергаются в пользу диапазона уверенности, а неопределенность институционализируется. Научные ответы появляются в виде аппроксимаций и моделей, наполненных таинственностью и сложностями. Существуют границы погрешности и доверительные интервалы. То, что преподносится как факт (как в случае с марсианским метеоритом), часто является просто вероятностью.

Я нахожу утешение в том, что не существует теории всего, окончательного ответа на каждый заданный вопрос. Теорий и путей может быть множество. Есть больше одного правильного способа высадиться на Марс, больше одного правильного способа составить эту книгу (как я постоянно себе говорю) или больше одной правильной стратегии масштабирования вашего бизнеса.

В поисках определенности Эйнштейн встал на собственный путь. Но его поиски теории всего, возможно, тоже опередили свое время. Сегодня многие ученые подхватили эстафету и продолжают идеи Эйнштейна в поисках центральной идеи, объединяющей наше понимание физических законов. Некоторые из этих усилий многообещающи, но пока не принесли никаких плодов. Любые будущие прорывы будут возможны, только когда ученые осознают неопределенность и уделят пристальное внимание одному из главных движущих факторов прогресса – аномалиям.

Забавно

Уильям Гершель, немецкий композитор XVIII века, позже переехавший в Англию[79]79
  Рассказ об открытии Урана Уильямом Гершелем опирается на следующие источники: Эмили Винтерберн, «Philomaths, Herschel, and the Myth of the Self-Taught Man», Notes and Records of the Royal Society of London 68, выпуск № 3 (20 сентября 2014 года): стр. 207–225, www.ncbi.nlm.nih.gov/pmc/articles/PMC412 3665; Мартин Гриффитс, «Music(ian) of the Spheres: William Herschel and the Astronomical Revolution», LabLit, 18 октября 2009 года, www.lablit.com/article/550; Кен Кросвелл, «Planet Quest: The Epic Dis-covery of Alien Solar Systems» (Нью-Йорк: Free Press, 1997), стр. 34–41; Клиффорд Дж. Каннингем, «The Scientific Legacy of William Herschel» (Нью-Йорк: Springer Science+Business Media, 2017), стр. 13–17; Уильям Шинан и Кристофер Дж. Конслис, «Galactic En-counters: Our Majestic and Evolving Star-System, From the Big Bang to Time’s End» (Нью-Йорк: Springer, 2014), стр. 30–32.


[Закрыть], быстро зарекомендовал себя как разносторонний музыкант, умеющий играть на фортепиано, виолончели и скрипке, а затем он написал двадцать четыре симфонии. Но была и одна немузыкальная композиция, затмившая музыкальную карьеру Гершеля.

Гершель был очарован математикой. Не имея университетского образования, он обратился за ответами к книгам. Он поглощал тома по тригонометрии, оптике, механике и мой любимый, труд Джеймса Фергюсона «Астрономия, объясненная на основе принципов сэра Исаака Ньютона и облегченная для тех, кто не изучал математику». Это была «Астрономия для чайников» XVIII века.

Он изучал книги о том, как сооружать телескопы, и попросил местного мастера зеркал научить его этому искусству. Гершель начал делать телескопы, шлифовать зеркала по шестнадцать часов в день и делать формы из навоза и соломы.

13 марта 1781 года Гершель сидел на своем заднем дворе, глядя в самодельный телескоп и выискивая в небе двойные звезды, которые со стороны кажутся очень близкими друг к другу. Он заметил в созвездии Тельца, недалеко от его границы с Близнецами, странный объект, который показался ему неуместным. Заинтригованный этой аномалией, Гершель снова направил телескоп на объект несколькими ночами позже и заметил, что тот двигается на фоне звезд. «Это комета, – писал он, – потому что она поменяла местоположение»[80]80
  Уильям Гершель, «The Scientific Papers of Sir William Herschel», том 1 (Лондон: Royal Society and the Royal Astronomical Socie-ty, 1912), стр. xxix – xxx.


[Закрыть].

Но первоначальная догадка Гершеля оказалась ошибочной. Этот объект не мог быть кометой, так как у него не было хвоста и он не следовал по типичной для кометы эллиптической орбите.

В то время считалось, что Сатурн был внешней границей планет Солнечной системы, и ученые считали, что за ним планет не существует. Но открытие Гершеля доказало, что это ошибочное убеждение. Это включило новый выключатель на границе известной Солнечной системы и удвоило ее в размерах. «Комета» Гершеля оказалась новой планетой, которую позже назвали Ураном, в честь бога неба.

Уран оказался непокорной планетой. Он беспорядочно ускорялся, а потом замедлялся. Он отказался опираться на законы тяготения Ньютона, которые точно предсказывали движение повсюду – от объектов на Земле до траекторий планет в космосе[81]81
  Итан Сигель Siegel, «When Did Isaac Newton Finally Fail?», Forbes, 20 мая 2016 года, www.forbes.com/sites/startswithabang/2016/05/20/when-did-isaac-newton-finally-fail/#8c0137648e7e; Майкл У. Биган, «Einstein’s Masterpiece», New Atlantis, осень 2015 года, www.thenewatlantis.com/publications/einsteins-masterpiece.


[Закрыть].

Эта аномалия привела французского математика Урбена Леверье к предположению о существовании еще одной планеты, расположенной за Сатурном. Он полагал, что она может влиять на Уран и, в зависимости от их расположения, либо тянуть его вперед и ускорять, либо тянуть назад и замедлять. Леверье нашел другую планету, используя только математику – всего лишь «на кончике пера», как выразился его современник Франсуа Араго. Эта новая планета, Нептун, позже была замечена в пределах одного градуса от места, предсказанного Леверье[82]82
  Итан Сигель, «Happy Birthday to Urbain Le Verrier, Who Discovered Neptune with Math Alone», Forbes, 11 марта 2019 года, www.forbes.com/sites/starts withabang/2019/03/11/happy-birthday-to-urbain-le-verrier-who-discovered-neptune-with-math-alone/#6674bcd7586d.


[Закрыть]. Эта удивительная точность возникла благодаря законам, написанным Ньютоном почти за 160 лет до этого.

С открытием Нептуна оказалось, что законы Ньютона безраздельно господствуют даже на внешних границах Солнечной системы. И тем не менее была проблема и с планетой поближе к нашему дому, Меркурием. Он отказывался соответствовать ожиданиям, отклоняясь от орбиты, предсказанной законами Ньютона. Было бы легко отмахнуться от этого недостатка как от заблуждения или исключения, которое доказывает правило, особенно потому, что Меркурий казался единственной планетой, где не действовали законы Ньютона, даже если отклонение от них было небольшим.

Но эта незначительная аномалия таила главный изъян законов Ньютона, и Эйнштейн ухватился за этот сбой, чтобы придумать новую теорию, которая бы точно предсказала орбиту Меркурия. Описывая гравитацию, Ньютон опирался на грубую модель, гласившую, что «тела притягиваются друг к другу»[83]83
  Клегг, «Gravitational Waves», стр. 29.


[Закрыть]. Модель Эйнштейна была намного сложнее: «Вещество искривляет пространство-время»[84]84
  Клегг, «Gravitational Waves», стр. 29.


[Закрыть]. Чтобы понять, что имел в виду Эйнштейн, представьте себе, что вы кладете на батут несколько бильярдных шаров и один шар для боулинга[85]85
  Айзексон, «Эйнштейн: его жизнь и его Вселенная».


[Закрыть]. Тяжелый шар искривляет ткань батута, заставляя более легкие двигаться к нему. Согласно Эйнштейну, гравитация действует точно так же: она деформирует структуру пространства и времени. Чем ближе вы к огромному шару для боулинга, который является Солнцем (а Меркурий является ближайшей к Солнцу планетой), тем сильнее искривление пространства и времени и тем значительнее отклонение от законов Ньютона.

Как показывают эти примеры, путь к включению света начинается с выключателя, который срабатывает в вашем собственном сознании, когда вы замечаете аномалию. Но мы не созданы для того, чтобы замечать аномалии. В детстве нас учили разделять вещи на две стороны: хорошую и плохую. Чистить зубы и мыть руки – это хорошо. Незнакомые люди, предлагающие нам прокатиться в пугающем белом фургоне, – это плохо. Как пишет Т. К. Чемберлен: «От хорошего ребенок не ждет ничего, кроме хорошего; от плохого – ничего, кроме плохого. Ожидать хорошего от плохого или плохого от хорошего – значит радикально расходиться с детскими ментальными методами»[86]86
  Т. К. Чемберлен, «The Method of Multiple Working Hypotheses», Science, май 1965 года, http://arti.vub.ac.be/cursus/2005-2006/mwo/chamberlin1890science.pdf.


[Закрыть]. Как сказал Азимов, мы считаем, что «все, что не является идеально и безупречно правильным, является полностью ошибочным»[87]87
  Айзек Азимов, «The Relativity of Wrong», Skeptical Inquirer 14 (осень 1989 года): стр. 35–44.


[Закрыть].

В детстве это чрезмерное упрощение помогает нам осмыслить мир. Но и с возрастом нам не удается перерасти эту обманчивую теорию. Мы пытаемся вставить кубик в круглое отверстие и разложить вещи (и людей) по аккуратным категориям, чтобы создать удовлетворительную, но обманчивую иллюзию восстановления порядка в беспорядочном мире.

Аномалии искажают эту чистую картину хорошего и плохого, правильного и неправильного. Жизнь достаточно утомительна и без неопределенности, поэтому мы устраняем ее, игнорируя аномалии. Мы убеждаем себя, что аномалия должна сильно выделяться или же являться ошибкой измерения, а потому притворяемся, что ее не существует.

За такое отношение приходится дорого платить. «Открытие начинается с осознания аномалии, то есть с установления того факта, что природа каким-то образом нарушила навеянные парадигмой ожидания, направляющие развитие нормальной науки», – объясняет физик и философ Томас Кун[88]88
  Кун Т. Структура научных революций. Пер. И. М. Налетова. М.: АСТ, 2015. (Прим. пер.)


[Закрыть][89]89
  Томас Кун «Структура научных революций». Пер. Налетов И. М.: АСТ.


[Закрыть]. Азимов утверждал, что «Эврика!» – это самая захватывающая фраза в науке. Вернее, заметил он, научное развитие часто начинается с того, что кто-то видит аномалию и говорит: «Забавно…»[90]90
  Говард Уайнер и Шон Лайсен, «That’s Funny… A Window on Data Can Be a Window on Discovery», American Scientist, июль 2009 года, www.american scientist.org/article/thats-funny.


[Закрыть] Открытие квантовой механики, рентгеновских лучей, ДНК, кислорода, пенициллина и многого другого – все это произошло тогда, когда ученые приняли аномалии, а не проигнорировали их[91]91
  Об открытии квантовой механики см. Джон Д. Нортон, «Origins of Quantum Theory», глава в онлайн-курсе «Эйнштейн для каждого», Питтсбургский университет, осень 2018 года, www.pitt.edu/~jdnorton/teaching/HPS_0410/chapters/quantum_theory_origins. О рентгеновских лучах см. статью под ред. Алана Чодоса, «November 8, 1895: Roentgen’s Discovery of X-Rays», This Month in Physics History series, American Physical Society News 10, выпуск № 10 (ноябрь 2001 года), www.aps.org/publications/aps news/200111/history.cfm. О ДНК см. Лесли Э. Прэй, «Discovery of DNA Structure and Function: Watson and Crick», Nature Education 1, выпуск № 1 (2008): стр. 100, www.nature.com/scitable/topicpage/discovery-of-dna-structure-and-function-watson-397 О кислороде см. Джулия Дэвис, «Discover-ing Oxygen, a Brief History», Mental Floss, 1 августа 2012 года, http://mentalfloss.com/article/31358/discovering-oxygen-brief-history. О пенициллине см. Теодор С. Эйкофф, «Penicillin: An Accidental Discovery Changed the Course of Medicine», Endocrine Today, август 2008 года, www.healio.com/endocrinology/news/print/endocrine-today/%7B15 afd2a1-2084-4ca6-a4e6-7185f 5c4cfb0%7D/penicillin-an-accidental-discovery-changed-the-course-of-medicine.


[Закрыть].

Младший сын Эйнштейна, Эдуард, однажды спросил отца, чем он так знаменит. Отвечая, Эйнштейн упомянул свою способность замечать аномалии, которые упускают другие: «Когда слепой жук ползет по изогнутой ветке, он не замечает, что в действительности движется по искривленной поверхности, – объяснил он, косвенно ссылаясь на свою теорию относительности. – Мне повезло заметить то, чего не заметил жук»[92]92
  Эндрю Робинсон, «Einstein: A Hundred Years of Relativity» (Принстон, штат Нью-Джерси: Princeton University Press, 2015), стр. 75.


[Закрыть].

Но, перефразируя Луи Пастера, удача благоволит подготовленным. Только когда мы обращаем внимание на скрытые подсказки – что с данными что-то не так, объяснение кажется поверхностным или притянутым, наблюдение не совсем соответствует теории, и старая парадигма может уступить место новой.

Как мы увидим в следующем разделе, точно так же, как принятие неопределенности ведет к прогрессу, сам прогресс тоже порождает неопределенность, поскольку одно открытие ставит под сомнение другое.

Оплутонить

В деле открытия планет астрономы-любители привыкли опережать экспертов.

В 1920-е годы двадцатилетний фермер из Канзаса Клайд Томбо в свободное время занимался сооружением телескопов, шлифуя свои линзы и зеркала, как Гершель больше столетия назад[93]93
  Рассказ об открытии Плутона опирается на следующие источники: Кросвелл, «Planet Quest»; Майк И. Браун, «Как я убил Плутон и почему это было неизбежно», пер. Д. Григорьева, М.: Карьера Пресс, 2012 г.; Канзасское государственное историческое общество, «Clyde Tombaugh», обновлено в январе 2016 года, www.kshs.org/kansapedia/clyde-tombaugh/12222; Алок Джха, «More Bad News for Downgraded Pluto», Guardian, 14 июня 2007 года, www.theguardian.com/science/2007/jun/15/spaceexploration.starsgalaxiesandplanets; Дэвид А. Вайнтрауб, «Is Pluto a Planet? A His-torical Journey through the Solar System» (Принстон, штат Нью-Джерси: Princeton University Press, 2014), стр. 144.


[Закрыть]. Он наводил свои самодельные телескопы на Марс и Юпитер и рисовал их. Томбо знал, что обсерватория Лоуэлла в Аризоне работает над планетарной астрономией, и по наитию послал им свои рисунки. Астрономы были так впечатлены увиденным, что предложили ему работу.

18 февраля 1930 года, когда Томбо сравнивал различные фотографии звездного неба, он заметил маленькую точку, двигающуюся взад и вперед. Оказалось, что эта планета находится за Нептуном. Из-за своего удаления от Солнца она была названа в честь римского бога подземного царства и смерти Плутона.

Но что-то было не так. Расчеты размеров только что коронованной планеты продолжали уменьшаться. В 1955 году астрономы полагали, что масса Плутона примерно равна массе Земли. Тринадцать лет спустя, в 1968 году, новые наблюдения показали, что масса Плутона составляет примерно 20 % массы Земли. Плутон продолжал сжиматься до 1978 года, когда расчеты подтвердили, что Плутон совсем легкий. По расчетам, его масса составляла всего 0,2 % от земной. Плутон был преждевременно объявлен планетой, так как он был намного меньше своих собратьев.