Текст бизнес-книги "Хилтоны. Прошлое и настоящее знаменитой американской династии"

Автор книги: Рэнди Тараборелли

Раздел: Зарубежная деловая литература, Бизнес-книги

Глава 4
Потерять всё

Фортуна определенно улыбалась Конраду Хилтону. К несчастью, это везение длилось недолго. В октябре 1929 года разразилась Великая депрессия, разорившая не только его, но и большую часть населения Соединенных Штатов. В результате этого крутого поворота в судьбе страны тысячи людей стали бездомными, а многие преуспевающие предприниматели вынуждены были бросить свое дело и идти в разнорабочие, хвататься за любую работу, лишь бы прокормить семью. Бизнесмены намного состоятельнее Конрада оказались в тяжелом финансовом положении. Количество деловых поездок резко сократилось, а те бизнесмены, которые еще вели свое дело, уже не могли позволить себе останавливаться в таких дорогих отелях, как отели Конрада, предпочитая снять на пару дней дешевую комнату в какой-нибудь третьеразрядной гостинице.

Депрессия застала Конрада в самый разгар строительства отеля «Даллас-Хилтон», когда он уже вложил в него громадные средства. Дела шли все хуже, и к концу года Конрад оказался по уши в долгах и потерял все, кроме одного отеля – великолепного «Эль-Пасо-Хилтон», в рекламе о котором говорилось: «Красивейший отель Юго-Запада. В двух шагах от Мехико. Радио в каждом номере!» Имея полмиллиона долларов долгов, он был в буквальном смысле разорен. Ошеломляла скорость обнищания людей. «Я был крайне подавлен, – вспоминал он. – Впрочем, в этот момент нашей истории все, кто занимался бизнесом, оказывались перед угрозой разорения. У меня было ощущение, что если я смогу пережить этот момент, то потом переживу все что угодно».

Но даже в этой тяжелой ситуации Конрад не терял присутствия духа. Он считал, что если удастся сохранить «Эль-Пасо», то он сумеет пережить депрессию. «Он был из тех людей, которые считали, что плохая полоса не может тянуться вечно, – сказал его сын Баррон. – К нему вернулся оптимизм, который он почерпнул еще подростком из книги Хелен Келлер и в дальнейшем всегда его поддерживал. К тому же он горячо верил в Америку, в ее способность воспрянуть духом, и, хотя многие его коллеги по гостиничному бизнесу считали, что точка возврата уже пройдена, что страна никогда не вернет себе былую славу, мой отец никогда не поддерживал эти пессимистические взгляды. Конечно, не сразу, а лишь постепенно, со временем, но все непременно наладится – главное, пережить этот тяжелый момент, говорил он». А пока он сократил количество сдаваемых номеров, отопление и электричество… словом, все, что помогало уменьшить накладные расходы.

Когда подошло время платить за аренду участка под «Эль-Пасо», Конрад договорился по телефону с одним банкиром из Миссури, что тот одолжит ему 40 тысяч долларов, необходимых для сохранения отеля. Хилтон сел на пропеллерный самолет – весьма экстравагантный способ передвижения в то время, но оправданный для решения столь важного вопроса – и прилетел в Миссури, но банкир успел передумать. Конрад пришел в отчаяние. Потеря единственного отеля означала полный крах. Он срочно возвратился в Техас и собрал на совещание своих поставщиков – и мать, которая теперь жила в Эль-Пасо. Он пообещал, что, если каждый из них одолжит по 5 тысяч долларов, чем поможет ему выкрутиться, он будет поддерживать с ними деловые отношения до тех пор, пока будет оставаться владельцем отеля. Почему на этом совещании присутствовала его мать? Могли ли поставщики отказать ему на глазах у Мэри Хилтон, которая сама выразила желание дать ему 5 тысяч долларов и сделала это? В итоге присутствующие на совете семеро бизнесменов согласились выдать ему нужную сумму. Дональд Хабс вспоминал, что Хилтон схватил деньги, «бросился к лифту, помчался в банк и оплатил счет за аренду. Он говорил, что, не найди он тогда этих денег, это означало бы верную гибель его империи».

Хотя Конраду удалось спасти «Эль-Пасо», положение его оставалось крайне тяжелым. Вокруг все рушилось, одна проблема следовала за другой. В какой-то момент в отель «Даллас» явился шериф с постановлением суда. «Я пришел получить платеж, – заявил он Хилтону. – Вы обязаны заплатить, в противном случае я приколочу это постановление в вестибюле». Это был унизительный момент для Конрада, но делать было нечего. «Прибивайте, – скрывая тревогу, невозмутимо сказал он. – Пойду поищу для вас лестницу». Через полчаса шериф вернулся и сказал: «Я не смог найти места для того, чтобы прибить постановление. У вас там все стены выложены мрамором». На что Конрад ответил: «Я уплачу, как только достану деньги». Шериф ушел, согласившись дать ему еще немного времени. Конраду удалось достать деньги, «но это было нелегко», вспоминал он. Еще более критический момент настал, когда мебельная компания, которой он должен был всего 178 долларов, заявила на него в суд. В это время юристы Конрада настойчиво убеждали его объявить себя банкротом. Он стучал кулаком по столу и упорно отказывался это делать, уверяя, что это лишь временные затруднения, что он переживет этот момент.

– Изучая период Великой депрессии, я видел цифры, которые показывали, что в это время обанкротились 80 процентов владельцев американских отелей, – говорит Марк Янг из Колледжа Конрада Н. Хилтона по ресторанному и гостиничному менеджменту. – Люди перестали разъезжать по стране, особенно бизнесмены, номера стояли незанятые. При желании любой кредитор мог потребовать возвращения своих ссуд, в результате чего владелец был бы полностью разорен. Но кредиторы Хилтона видели, что он всеми силами старается выкрутиться из сложнейшей ситуации. Они доверяли ему, к тому же он умел договариваться с людьми, это у него от отца. Например, в Эль-Пасо был один поставщик молочных продуктов, которому Хилтон давно не платил по счетам, и Конрад сказал ему: «Послушай, если ты продлишь мне кредит, я буду брать молочные продукты только у тебя до тех пор, пока буду управлять этим отелем». Так он и делал в течение многих лет. Он никогда не забывал свои обещания. У нас хранится множество его писем к людям, где он писал: «Вы помогли мне в тяжелую минуту, теперь я хочу помочь вам. Не нужна ли вам работа? Или, может, вы хотите приобрести акции нашей компании? Что я могу сделать, чтобы отблагодарить вас за помощь?»

Но тогда, казалось, с каждым днем он приближался к полному краху. «Существует очень добрая история о том, что в какой-то момент ему нужно было срочно отдать долг в 500 долларов, и один посыльный отеля в Далласе отдал ему свои сбережения, которые копил всю жизнь, – вспоминала внучка Конрада Линда Хилтон, дочь его сына Эрика. – Этот посыльный сказал: «Мистер Хилтон, это все мои сбережения, но я хочу, чтобы вы приняли их, потому что я знаю, что вы используете их с умом». Дедушка сказал, что он не берет милостыню, но может принять эти деньги в качестве инвестиции. Он был очень гордым человеком и никогда не сдавался. Он отличался дальновидностью, всегда отдавал отчет в том, куда идет и что делает, никогда не сомневался в том, что сможет довести до конца очередную сделку». Кстати, спустя много времени Конрад возвратил деньги этому посыльному, и тот получил дивиденды по акциям Хилтона, обеспечившие его до конца дней.

Вскоре надежды Конрада Хилтона на силу и решимость любимой страны стали оправдываться; хоть и медленно, Америка вставала на ноги. А с ней начала возрождаться и маленькая империя Хилтона. Из-за его упорного нежелания отказаться от уплаты долгов его репутация в глазах прежних и будущих кредиторов значительно выросла. Крупные поручители и кредиторы еще больше поддерживали его, зная, что ему можно доверять даже в худшие времена, тем более теперь, когда дела у него пошли на лад. «Все готовы были сотрудничать с Конрадом Хилтоном, потому что он так и не объявил себя банкротом, – сказал Дональд Хабс. – Отчасти благодаря этому он и смог в будущем приобрести столько новых отелей».

К 1939-му Конрад расширил свое влияние до Западного побережья, приобретя элегантный и изысканный отель «Сэр Фрэнсис Дрейк» в Сан-Франциско – здание в 22 этажа с 450 номерами и роскошным ночным клубом стоимостью 300 тысяч долларов. Он был оценен в 4100 тысяч долларов, из которых Хилтон заплатил наличными 275 тысяч. Там же, в Калифорнии, ему теперь принадлежали отель «Хилтон» в Лонг-Бич и еще один в Альбукерке, штат Нью-Мексико. Казалось, после окончания Великой депрессии ничто уже не могло остановить Конрада Хилтона.

В 1940-м Конрад наконец переезжает в Лос-Анджелес. Жизнь его сестер и братьев складывалась благополучно. Эрик уехал в Морское училище Аннаполиса, окончил его и получил звание младшего сержанта. Второй его брат, Джулиан, был студентом в Дартмуте. Одна сестра удачно вышла замуж и жила в особняке в пригороде Бостона, вторая стала актрисой, а третья была отличницей выпускного класса школы.

Через год после переезда на Западное побережье Конрад основал первую штаб-квартиру своей компании за пределами Техаса на бульваре Уилшир в Беверли-Хиллз. К этому моменту уже самые заинтересованные американцы прекрасно знали, что отели Хилтона предоставляют комфортабельные номера по разумным ценам. Конрад Хилтон стал одним из главных игроков – скорее даже главным игроком – в гостиничном бизнесе страны, уважаемым не только за чутье и деловую сметку, но и за то, что не только пережил, но и преуспел в те тяжелые времена, когда большинству американских бизнесменов не оставалось ничего, как признать свое поражение.

Глава 5
Мечты о Джорджии

Он не встречал никого, подобного ей. За исключением нескольких особ.

Однажды в Калифорнии, вечером в начале декабря 1941 года, Конрад Хилтон со своей дамой оказались в популярном ночном клубе «Чирос» на Сансет-Стрип в Западном Голливуде, который впоследствии стал «Камеди стор». В этом клубе появлялись все знаменитости Голливуда – Джоан Кроуфорд, Кэрри Грант и Барбара Стэнвик, а перед входом всегда торчали репортеры, чтобы сфотографировать их для утренних газет. Помимо них здесь собирались толпы их поклонников с блокнотами наготове, ловящих момент, когда появятся их любимые киноартисты и, может, удостоят своего автографа. В результате перед ночным клубом постоянно царили шум и суета, то и дело освещаемые фотовспышками камер.

Когда Конрад с подругой протиснулись через толпу и вошли в небольшое помещение, практически одновременно с ними там появились модно одетая молодая дама с красивым спутником; эта пара сразу привлекла всеобщее внимание. То было время «парадных выходов», и вновь прибывшие определенно знали толк в этом деле. Дама в вечернем платье с бирюзовой вышивкой двигалась уверенно и с женственной грацией. Несмотря на небольшой рост, благодаря величественной осанке и высоко поднятой талии она казалась высокой. Красивое лицо ее было обрамлено пышно взбитыми рыжими волосами. Нежная кожа, высокие скулы, прямой точеный носик, миндалевидные глаза орехового оттенка и чувственные губы заставляли предполагать, что эта красавица принадлежит к элите клуба, на самом же деле ей только предстояло добиться успеха в Голливуде.

Следом за ними проследовала не менее эффектная пара – актриса Эва Габор из Венгрии и ее спутник Бентли Райан, один из партнеров юридической фирмы «Баутцер». Эва только начала свою карьеру актрисы, снявшись в небольшой роли в картине «Вынужденная посадка» на киностудии «Парама-унт». Хотя известность Эвы стремительно росла, скорее это объяснялось не актерскими данными, а ее внешностью.

Стройная, очень красивая блондинка двадцати одного года обращала на себя внимание сильным венгерским акцентом, остроумием и живым умом. У истоков ее славы стояла мать, Джоли (Джанси) Тиллеман Габор, честолюбивая еврейка из родовитой семьи, будапештская дебютантка и наследница богатого ювелира. Отцом Эвы был полковник Вилмош Габор, самовлюбленный и властный представитель высшего военного командования Венгрии, который был на двадцать два года старше Джоли. К 1939 году Эва, первая из семьи приехавшая в Соединенные Штаты (со своим тогдашним мужем Эриком Драммером, с которым она в данный момент разводилась), обзавелась в Голливуде агентом и получила контракт в студии «Парамаунт». Однако внимание Конрада Хилтона привлекла не Эва, а ее старшая сестра, двадцатичетырехлетняя Жа-Жа, со своей огненно-рыжей шапкой волос и резко контрастирующим с ней шелковым вечерним платьем. Жа-Жа[3]3
  В 1991-м Жа-Жа объяснила Лари Кингу, как она получила это имя: «Жа-Жа меня стали называть в Будапеште. Вообще меня назвали Шари Габор в честь знаменитой в Будапеште актрисы [Шари Федак], которую тоже прозвали Жа-Жа». По-венгерски ее имя пишется в одно слово «Жажа», и так она и ее родственники, а позднее Конрад Хилтон стали ее называть. (Примеч. авт.)


[Закрыть], настоящее имя Шари, была второй из трех сестер – третью, старшую, звали Магда – и родилась в Будапеште, тогдашней Австро-Венгрии, в 1917 году. Она эмигрировала из Венгрии в Америку всего три месяца назад.

Хорошенькая и избалованная с детства, Жа-Жа воспитывалась как наследная принцесса, унаследовав от матери чрезмерную самоуверенность, которую демонстрировала всю жизнь. Она получила образование в частной школе в Швейцарии, брала уроки верховой езды, пения, балета, игры на фортепьяно и даже фехтования, всегда появлялась в роскошных туалетах и явно готовилась к роли куртизанки. Джоли позаботилась о том, чтобы Жа-Жа, как и ее сестры, научилась говорить на английском, немецком и французском языках. «Жа-Жа может болтать о пустяках на четырех языках», – говорила потом Джоли в одном интервью. В возрасте девятнадцати лет Жа-Жа получила свою первую роль. Ее заметил австрийский тенор Ричард Таубер и пригласил спеть роль субретки в своей оперетте «Поющая мечта». Поскольку Джоли Габор довольно поздно решила стать актрисой, она изо всех сил пользовалась славой своих дочерей. В 1936 году она устроила настоящую кампанию, чтобы Жа-Жа получила титул «Мисс Венгрия». Ей было не важно, что дочь не проявляла актерского таланта, и даже то, что у нее еще не было вечернего платья. Ради своей цели она готова была на все: использовала принадлежавший Эве пузырек перекиси водорода, чтобы на время превратить темноволосую Жа-Жа в платиновую блондинку; перерыла гардероб Магды в поисках длинного платья, затем силой привела Жа-Жа за кулисы и буквально вытолкнула на сцену в ряд финалисток. Вопреки всем ожиданиям и благодаря поразительной наглости Джоли Жа-Жа была признана «Мисс Венгрия» 1936 года, но вынуждена была отдать корону, так как ей еще не исполнилось шестнадцати лет. Позднее Джоли уверяла, что Жа-Жа была не только признана «Мисс Венгрия», но едва не получила корону «Мисс Европа» – эту ее выдумку долго повторяли в газетах. На самом деле нет никаких доказательств того, что Жа-Жа вообще принимала участие в конкурсе на это звание, которое проводилось 30 октября в Тунисе. А теперь, в 1941 году, Жа-Жа вела бракоразводный процесс с Бурханом Белдже – пресс-секретарем министра иностранных дел Турции в Анкаре, – чтобы, освободившись от брачных уз, начать охоту за новым мужем, к чему она и приступила, едва успев приехать в Голливуд к сестрам.

Сидя за столиком, Конрад Хилтон разговаривал с техасским отельером Джозефом Дроуном, тем самым, что через пять лет открыл отель «Бель-Эйр» в Лос-Анджелесе. Когда Конрад встал во весь свой рост, Жа-Жа невольно обратила на него внимание. В мемуарах 1960 года она живо передает этот момент: «Он стоял там, высокий, стройный мужчина, седина на висках которого резко оттенялась его загорелым лицом… похожий на индейца из прерий, с зеленоватыми глазами и благородными чертами лица – интересный и видный мужчина, который, скорее всего, был дипломатом. У меня мелькнула мысль, что за такого человека я могла бы выйти замуж».

Позднее она говорила, что Хилтон напоминал ей героев голливудских вестернов, о которых она мечтала еще в Венгрии, таких как Том Микс и Бак Джонс, настоящего американца, твердого и неукротимого нрава, который способен был заслужить ее восхищение и в то же время держать ее в руках. Она огорчилась, когда Грегсон Баутцер объяснил ей, что Хилтон занимается гостиничным бизнесом. Ей это казалось несолидным, втайне она желала, чтобы он был дипломатом или политиком. Для этой роли он выглядел весьма импозантно. И все-таки для нее – во всяком случае, как она это вспоминает – это была любовь с первого взгляда.

Не все поверили восторженному описанию Жа-Жа ее первого впечатления от Конрада. В частности, Шейла Грэхем, которая вела светскую хронику, язвительно писала, что это была любовь с первого взгляда между неподходящей парой: «Первый взгляд Жа-Жа был устремлен на бумажник Хилтона». Возможно, Грэхем была недалека от истины. В своей автобиографии Джоли рассказывает, что незадолго до отъезда Жа-Жа в Америку она советовала дочери поискать себе мужа среди людей, которые занимаются гостиничным бизнесом. «Почему это?» – спросила заинтригованная Жа-Жа. И Джоли объяснила, что одна ее подруга стала женой директора отеля в Карнеле, штат Калифорния, и что он обеспечил ей роскошную и беззаботную жизнь. «Она говорит, что ей подают прекрасные блюда, что у нее великолепные апартаменты, что все вокруг относятся к ней с большим почтением, что у них и знакомых постоянно устраиваются приемы и вечеринки, – рассказывала Джоли своей дочери. – Она говорит, что это обеспечивает хорошую жизнь. Так что имей это в виду». И знакомство с «управляющим отелем», состоявшееся вскоре после приезда Жа-Жа в Лос-Анджелес, должно было показаться ей добрым знаком.

– Вы позволите присесть? – спросил Конрад Жа-Жа и занял соседний с ней стул.

Они обменялись несколькими фразами, а затем, к удивлению Жа-Жа, видевшей его со спутницей, он пригласил ее на танец. Она сразу согласилась.

Они присоединились к танцующим парам. Жа-Жа, которую всегда привлекали крупные мужчины, почувствовала себя маленькой и хрупкой рядом с высоким и сильным Конрадом. Она не могла не обратить внимания на его элегантность. В пятьдесят четыре года он казался более гибким и подвижным, чем окружающие молодые люди.

– Мне сказали, что сегодня вечером здесь будет одна очаровательная молодая особа из Венгрии, – шепотом сказал он ей, как она вспоминает. – И, ей-богу, меня не обманули! – Но имя Жа-Жа ничего ему не говорило. – Я не говорю по-венгерски, – пошутил он.

Ему показалось, что ее имя прозвучало похоже на Джорджию, и он в тот же момент решил, что так и будет ее называть. По удивительному совпадению, когда Жа-Жа не было и шестнадцати лет, она выступала в женском хоре в Австрии под псевдонимом Джорджия Габор. Когда он сказал, что будет называть ее Джорджией, она кокетливо улыбнулась; ведь ее с раннего детства приучали к роли субретки.

После танца они разговорились. Жа-Жа рассказала, что она только что приехала из Венгрии, что Голливуд успел произвести на нее неприятное впечатление. Здесь какие-то фальшивые люди, слишком много солнца, а у пальм, на ее взгляд, странное сочетание сравнительно тонкого ствола и массивной верхушки. Он оценил ее юмор и рассмеялся искренне, «как мальчишка».

За первым танцем последовал второй, затем третий. Когда они вернулись к своему столику, венгерская красотка устремила на него лукавый взгляд и произнесла, отчаянно коверкая английский:

– Думаю, я могла бы выйти за вас замуж.

Она искусно лавировала на грани смелого флирта и безразличия. Конрад видел перед собой женщину, совершенно не похожую на тех, за какими он охотился, а потом с легкостью бросал. Но она и сама оказалась охотницей. Ее кокетливая фраза застигла его врасплох.

– Вы думаете, что могли бы выйти за меня замуж? – со смехом переспросил он, подражая ее акценту. – Что ж, почему бы и нет?

Вечер пролетел незаметно. В какой-то момент дама, с которой пришел Конрад, исчезла. Он даже не поинтересовался, куда она делась, настолько был увлечен новым знакомством. Среди разговора он предложил Жа-Жа поехать с ним на Ки-Уэст, куда он направлялся навестить своего брата Карла, служившего там офицером береговой охраны. Но сначала он собирался заехать в Эль-Пасо, чтобы устроить матери сюрприз своим неожиданным появлением в день ее рождения. Жа-Жа, притворяясь равнодушной, сказала, что у нее есть свои планы, но, возможно, она присоединится к нему для поездки во Флориду. Они договорились поддерживать связь.

В ту ночь Жа-Жа вернулась в маленькую квартирку Эвы в Голливуде и торжествующе воскликнула:

– Я нашла себе человека для замужества!

Эва не спеша закончила чистить зубы и только потом спросила:

– Какого человека?

– Я говорю о Конраде Хилтоне.

– Не слишком ли он стар для тебя?

– Ничуть, – улыбнулась Жа-Жа. – Он ужасно красивый.

– Сначала турок, теперь техасец, – невольно засмеялась Эва.

Тем временем Конрад сидел за рулем своего черного «кадиллака» с откидным верхом и отделанным красной кожей салоном, возвращаясь в свое имение Бель-Эйр. Как он потом вспоминал, дома он сначала уселся во внутреннем дворике, чтобы выпить перед сном стакан бренди. К этому времени его сыновья, а также все рабочие и служащие уже спали, и над поместьем царила безмятежная тишина, которую нарушал только едва слышный шорох листвы деревьев. Сидя под ясным калифорнийским небом, усыпанным сверкающими звездами, Конрад невольно улыбался. Эту ночь он никогда не забудет.