Книги по бизнесу и учебники по экономике. 8 000 книг, 4 000 авторов

» » Читать книгу по бизнесу Страсти в нашем разуме. Стратегическая роль эмоций Роберта Фрэнка : онлайн чтение - страница 4

Страсти в нашем разуме. Стратегическая роль эмоций

Правообладателям!

Представленный фрагмент книги размещен по согласованию с распространителем легального контента ООО "ЛитРес" (не более 20% исходного текста). Если вы считаете, что размещение материала нарушает ваши или чьи-либо права, то сообщите нам об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?

  • Текст добавлен: 23 марта 2021, 10:20

Текст бизнес-книги "Страсти в нашем разуме. Стратегическая роль эмоций"


Автор книги: Роберт Фрэнк


Раздел: Экономика, Бизнес-книги


Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Опосредующие эмоции

Трайверс, очевидно, имеет в виду именно эти побуждения, когда пишет: «Отбор может укреплять недоверие к тем, кто совершает альтруистические действия без эмоциональной основы, связанной с широтой души или чувством вины, потому что на альтруистические тенденции таких индивидов сложнее полагаться в будущем»[31]31
  Trivers R. The Evolution of Reciprocal Altruism. P. 50–51.


[Закрыть]
. Он упоминает параллельные роли и других опосредующих эмоций, таких как «моралистическая агрессия», дружба и сочувствие.

Наличие таких эмоций помогает объяснить многие из наблюдений, которые не может объяснить чистый расчет на взаимность. Например, как отмечалось в главе I, чаевые в далеком городе оставляют не в ожидании ответного жеста. Но щедрость или сочувствие могут дать превосходные мотивы для этого.

То, чего Трайверс не объясняет, – каким образом эти эмоции приносят индивиду материальную выгоду. Чтобы разглядеть эту трудность, вспомните, что базовая проблема, которую пытаются решить обе теории, – это многократная дилемма заключенного[32]32
  Аксельрод открыто излагает проблему в этих категориях; Трайверс подразумевает ее неявно, подчеркивая многократность интеракций и потребность в том, чтобы помнить, как конкретные индивиды вели себя в прошлом.


[Закрыть]
. Как подчеркивают и Трайверс, и Аксельрод, каждый индивид имеет совершенно эгоистическую причину сотрудничать в данном контексте, поскольку за отказ от сотрудничества придется расплачиваться. Но Аксельрод также подчеркивает, что этот мотив сам по себе достаточен, чтобы обеспечить максимальную выгоду.

Люди с каким-либо дополнительным мотивом, как правило, чаще проигрывают, потому что порой сотрудничают, когда это не в их материальных интересах. Человек, желающий избежать угрызений совести, например, иногда будет сотрудничать даже в однократной дилемме заключенного – он может платить по счетам и тогда, когда видно, что его кредитор скоро прекратит свою деятельность. Наоборот, стратегия «око за око» просто не применима в данном случае, оптимальная стратегия в котором – отказаться от сотрудничества.

Человек, испытывающий симпатию, может крайне неохотно думать о мести. В категориях Аксельрода эта тенденция характерна для людей, которые играют в «одно око за два» – используют стратегию расплаты только против партнеров, которые переметнулись два раза подряд. Во всех средах, которые изучал Аксельрод, «око за око» оказывается более действенной стратегий, чем «одно око за два».

Трайверс утверждает, что моралистическая агрессия полезна, потому что мотивирует нас наказывать людей, которые отказываются отвечать услугой за услугу. Но опять «око за око» позволяет это делать, и, как подчеркивает Аксельрод, в нужных контекстах и в нужное время. Тот, кого мотивирует моралистическая агрессия, может впустую потратить энергию, пытаясь наказать тех, с кем, как ему известно, он больше не будет взаимодействовать. Конечно, зачастую это хорошо с точки зрения интересов общества в целом, но любой индивид выиграет, если оставит затратную агрессию другим. Еще одна трудность, связанная с моралистической агрессией, состоит в том, что люди с такой мотивацией могут переусердствовать в отношениях со своими нынешними партнерами. («Друзей даже могут убить из-за внешне банальных споров»[33]33
  Trivers R. Social Evolution. Menlo Park, Calif.: Benjamin/Cummings, 1985. P. 388.


[Закрыть]
.) С точки зрения Аксельрода, таким образом, моралистическая агрессия напоминает стратегию «одно око за два», еще один пример из множества стратегий, которые разбиваются стратегией «око за око».

Если бы стратегия «око за око» требовала от людей сложных подсчетов, опосредующие эмоции могли бы обеспечить полезную эвристику. Если бы они достаточно часто мотивировали максимизирующее поведение и экономили энергию и время, уходящие на расчеты, они могли бы в среднем показывать лучшие результаты, чем «око за око». Но ввиду исключительно простой природы стратегии «ока за око», такая роль оказывается малоправдоподобной. Даже тугодумы могут легко произвести необходимые расчеты.

Говоря вкратце, преимущество теории Трайверса в том, что его опосредующие эмоции помогают объяснить, почему люди могут совершать альтруистические поступки даже в ситуациях, в которых они не приносят им выгоды. В изложении Аксельрода, у которого эмоции не фигурируют, такое поведение остается загадкой. Недостаток теории Трайверса в том, что он не дает ясного объяснения, как опосредующие эмоции приносят индивидам материальные выгоды. Там, где поведение, подкрепляемое этими эмоциями, отличается от поведения, диктуемого стратегий «око за око», последняя, как представляется, оказывается полезнее. А там, где два механизма ведут к одному и тому же поведению, опосредующие эмоции оказываются избыточными. Хотя эти две теории сотрудничества очень похожи, теория Трайверса, по-видимому, лучше согласуется с нашими наблюдениями касательно альтруистического поведения, тогда как теория Аксельрода представляется более соответствующей дарвиновской теории индивидуального отбора[34]34
  Конечно, Трайверс первоначально предложил свою модель реципрокного альтруизма более чем за 10 лет до выхода книги Аксельрода. Однако даже в самых последних своих работах продолжает ставить акцент на роли опосредующих эмоций: Trivers R. Social Evolution.


[Закрыть]
.

Однако я не хочу сказать, что опосредующие эмоции, описанные Трайверсом, бесполезны. Наоборот, в следующих двух главах я утверждаю, что они на самом деле приносят очень много пользы. Мой тезис состоит в том, что гораздо больше должно быть сказано о том, как именно они приносят эту пользу.

Групповой отбор

Модели группового отбора – излюбленная тема биологов и других ученых, которые чувствуют, что люди – настоящие альтруисты. Многие биологи скептически относятся к этим моделям, отвергающим центральную посылку Дарвина о том, что отбор происходит на индивидуальном уровне[35]35
  Отличное исследование технических трудностей, с которыми сталкиваются модели группового отбора, см. в: Wilson E.O. Sociobiology… Ch. 5.


[Закрыть]
. Например, Трайверс включил в свою недавнюю работу главу, названную «Заблуждение о групповом отборе»[36]36
  Trivers R. Social Evolution.


[Закрыть]
. С едва скрываемым презрением он определяет групповой отбор как «дифференцированное воспроизводство групп, которое, как часто воображают, отдает предпочтение чертам, которые невыгодны на индивидуальном уровне, но развиваются, потому что полезны для группы в целом». Сторонники группового отбора попытались показать, что истинный альтруизм, в его конвенциональном определении, как раз и является такой чертой. Удобный пример – склонность не обманывать, даже когда обман не может быть раскрыт. В тех случаях, когда обман нельзя раскрыть, стратегия «око за око» и другие формы реципрокного альтруизма, как кажется, не могут привести к успеху, поскольку сотрудничающие не имеют возможности поквитаться с теми, кто отказался от сотрудничества.

Мог ли альтруизм развиться при помощи группового отбора? Чтобы это произошло, необходимо, чтобы альтруистические группы преуспевали за счет менее альтруистических групп в конкуренции за дефицитные ресурсы. Это требование само по себе не вызывает проблем. В конце концов, альтруизм эффективен на групповом уровне (вспомним, что пары сотрудничающих в дилемме заключенного выигрывают чаще, чем пары отказывающихся сотрудничать), и мы можем представить, как альтруистические группы могут избегать того, чтобы на них наживались менее альтруистические группы. Например, альтруистическая группа может полностью изолироваться от всех остальных групп. Подобная изоляция, хотя и редко, но все же может иметь место[37]37
  Eldredge N., Gould S.J. Punctuated Equilibria: An Alternative to Phyletic Gradualism // Models in Paleobiology / ed. by T.J.M. Schopf. San Francisco: Freeman Cooper, 1972. P. 82–115.


[Закрыть]
.

Но даже если мы предположим, что больший успех альтруистической группы дает ей возможность одержать триумфальную победу над всеми остальными группами, перед теорией группового отбора по-прежнему встает исключительное препятствие. Конвенциональное определение опять-таки в том, что неальтруистическое поведение дает больше преимуществ индивиду. Даже в альтруистической группе не каждый индивид в одинаковой степени будет альтруистом. Если индивиды отличаются друг от друга, будет наблюдаться селекционное давление в пользу наименее альтруистических членов. И пока эти индивиды получают более высокие выигрыши, их доля в альтруистической группе будет постоянно увеличиваться.

Таким образом, даже в случае победы чисто альтруистической группы над всеми остальными логика отбора на индивидуальном уровне будет, по всей видимости, пагубна для истинно альтруистического поведения. Оно может одержать победу, только если темпы вымирания групп сопоставимы с темпами смертности индивидов внутри них. Как подчеркивает Уилсон, это условие редко или почти никогда на практике не выполняется[38]38
  Wilson E.O. Sociobiology… P. 113.


[Закрыть]
.

Хотя итоги дебатов о групповом отборе еще далеко не подведены, большинство биологов сейчас отвергают идею, что истинно альтруистическое поведение могло родиться из группового отбора. И в самом деле, многие, похоже, смотрят на сторонников группового отбора так же, как Дорис Бейкер когда-то смотрела на своего брата Рассела.

Давление культуры

Возможно, альтруизм и другие формы самопожертвования и вовсе не укоренены ни в какой биологии, но являются результатом культурного обусловливания. Кажется, именно так считает Уильям Хэмилтон, когда пишет:

Предполагается, что животная часть нашей природы должна быть больше озабочена тем, чтобы «получить больше среднего», а не тем, чтобы «получить максимально возможное». ‹…› Отсюда следует полное неуважение к любым ценностям, индивидуальным или групповым, которые бесполезны в конкуренции за партнера. Если так, то животное, являющееся частью нашей природы, нельзя рассматривать как подходящего хранителя для ценностей цивилизованных людей[39]39
  Hamilton W.D. Selection of Selfish and Altruistic Behavior // Man and Beast: Comparative Social Behavior / ed. by J. Eisenberg, W. Dutton. Washington, D.C.: Smithsonian Institution Press, 1971. P. 83.


[Закрыть]
.

Практически все человеческие культуры, которые нам известны, тратили много сил на прививание морального кодекса поведения и его поддержание. Большинство таких кодексов противостоит «животному в нашей природе», призывая людей отказаться от личной выгоды во имя других людей. Возможно, эти кодексы и являются реальным объяснением жертвенного поведения.

Мы знаем, однако, что существуют по крайней мере некоторые формы самопожертвования, которые культура явно объяснить не может. Один из примеров – стремление к мести, обсуждавшееся в главе I. Большинство культур не только не поощряет месть, но даже предпринимает реальные шаги к тому, чтобы положить ей конец. Вопреки первому впечатлению, библейское выражение «око за око, зуб за зуб» – это не призыв к отмщению, но просьба ограничить его масштабами первоначальной провокации. Мы можем с полной уверенностью заключить, что там, где культурные нормы пытаются сдерживать какое-то поведение, люди, оставленные на произвол судьбы, еще больше склонны к этому поведению. Таким образом, едва ли имеет смысл предлагать культурное обусловливание в качестве объяснения того, почему мы в первую очередь наблюдаем именно подобное поведение.

Однако это возражение, явно, неприменимо в случае поощряемого культурой поведения, например, честности или участия в благотворительности. Многие утверждали, что такого поведения не существовало бы вовсе, если бы не давление со стороны культуры. В конце концов, само определение честности сильно разнится от культуры к культуре и даже среди отдельных групп в рамках одной культуры. Мафиози следует кодексу поведения, сильно отличающемуся от кодекса поведения пресвитерианского священника. Это говорит о том, что нет никакого простого биологического побуждения «быть честным». Если здесь и работает какой-то унаследованный инстинкт, он должен быть очень и очень гибким – что-то в духе «прислушивайся к тому, чему тебя учат окружающие, и старайся следовать их советам».

Необходим ли такой инстинкт, или культурных норм самих по себе достаточно, чтобы объяснить существование альтруистического поведения? Легко утверждать, что культурные нормы могут быть предварительным условием появления альтруистического поведения. В конце концов, мы знаем, что в культурах, которые его не поощряют, альтруизм – большая редкость.

Так же легко понять, почему даже прирожденный эгоист был бы рад жить в культуре, которая поддерживает альтруистические нормы, ибо, если эти нормы действенны, другие люди в итоге будут к нему благосклонее.

С точки зрения скептического бихевиориста, однако, настоящая загадка – зачем эгоистическому индивиду соблюдать данный кодекс. Другими словами, мы должны объяснить, почему не будет решающего преимущества в нарушении моральных норм всякий раз, когда это выгодно. Некоторые люди именно так и поступают. Но большинство людей – отнюдь не оппортунисты. Как в мире, в котором, очевидно, есть высокие выигрыши от оппортунистического поведения, сохраняется что-то иное, нежели сугубо оппортунистическое поведение?

Здесь я должен подчеркнуть, что под «полным оппортунизмом» я не подразумеваю открыто антисоциального поведения. Настоящий оппортунист сотрудничает, когда это в его интересах, и часто воздерживается от обмана, когда есть хотя бы малая вероятность, что его разоблачат. Он может казаться образцовым гражданином. Но существует масса случаев, когда образцовый гражданин может отказаться от сотрудничества, по сути дела, совершенно безнаказанно. Он может, среди прочего:

• оставить себе деньги из найденного бумажника;

• не сообщить об этих деньгах в налоговую службу;

• завысить свои расходы к возмещению и страховые требования;

• не оставить чаевых там, где находится проездом;

• оставить мусор на пустом пляже;

• отключить в машине прибор контроля за выхлопами.

Возможно, некоторые люди делают все перечисленное. Еще больше людей делают лишь что-то из этого списка. Природа этих поступков такова, что, хотя мы и можем знать, что кто-то это делает, узнать, кто именно, все равно невозможно. И все же мы знаем: не все делают все из этих вещей. Если бы все приборы контроля за выхлопами были отключены, воздух был бы грязнее, чем сейчас; если бы все мусорили, пляжи тоже были бы грязнее.

Верно ли, что люди, которые воздерживаются от нарушений во всех этих ситуациях, менее успешны? Многие религии учат нас, что добродетельные люди могут ожидать награды в иной жизни. Но общепринятая мудрость гласит, что в этой жизни добродетель – сама по себе награда. Это фундаментальный парадокс дарвиновской модели и других материалистических теорий человеческого существования. Они не оставляют явного места для добродетельного поведения, но при этом можно в избытке найти убедительные свидетельства такого поведения.

Хотя культурные нормы могут быть необходимыми, их явно недостаточно для объяснения такого поведения. Прежде всего, возникает вопрос, зачем родителям-оппортунистам сотрудничать, чтобы научить своих детей не быть оппортунистами. Почему бы им просто не сказать: «Будь энергичным членом группы, соблюдай свои обязательства, когда их несоблюдение заметно, но во всех остальных случаях не упускай возможности получить личную выгоду»?

Предположительно, можно было принять законы, мешающие родителям-оппортунистам транслировать своим детям подобные послания. У нас, например, есть обязательное образование, и мы можем попытаться прививать благородные культурные ценности в школах. Однако мы знаем, что некоторые люди – например, социопаты – невосприимчивы даже к самым активным формам культурного обусловливания. А если оппортунисты постоянно превосходят всех остальных своими успехами, согласно неумолимой логике эволюционной модели, мы должны были бы в итоге остаться исключительно с этими людьми.

Однако этого не случилось. В главе I я предполагаю, что одной из причин может быть то, что люди, не склонные к оппортунизму, внешне отличаются от других, и что в этом различии может лежать ключ к их выживанию. Обратимся теперь к деталям этого объяснения.

III. Теория нравственных чувств

Рано утром 13 марта 1964 года Уинстон Мозли последовал за молодой женщиной, которая вышла из машины возле железнодорожной станции в Квинсе, Нью-Йорк. Он догнал ее на тротуаре напротив книжного магазина недалеко от ее квартиры, повалил на землю и ударил ножом в грудь. Когда она закричала, в ближайшем доме зажегся свет и открылось несколько окон. Один сосед закричал с седьмого этажа: «Отпусти девушку!»

Мозли отступил. Но позднее он рассказывал: «У меня было чувство, что этот человек закроет окно и пойдет обратно спать, и тогда я вернусь». И он вернулся. Он пробрался за своей жертвой на лестничную клетку ее дома, где нанес ей восемь ударов ножом и попытался изнасиловать. В нью-йоркскую полицию позвонили с сообщением о происшествии только в половине четвертого утра, почти через полчаса после того, как первые крики о помощи разбудили соседей. К тому времени, когда приехала полиция, Китти Дженовезе была уже мертва.

Из соседей, позднее опрошенных полицией, 38 признались, что слышали ее крики. Каждый из них мог бы спасти ей жизнь одним телефонным звонком, но никто этого не сделал. Следователи услышали объяснения вроде «Я устал», «Мы думали, что это любовная ссора» и «Честно говоря, мы испугались». Одна пара приглушила свет и наблюдала за нападением из-за занавески.

В последующие годы этот случай стал широко известным символом человеческого равнодушия к жертве, попавшей в беду. Почти все, кто слышал об этой истории, выражали негодование по поводу поведения соседей Китти Дженовезе. И тем не менее, учитывая сколько людей не сумели ничего предпринять, было бы ошибкой считать, что критики непременно поступили бы в этой ситуации иначе.

Историю Китти Дженовезе и ей подобные часто приводят в качестве подтверждения чисто эгоистического портрета человеческой природы. Однако есть не менее волнующие случаи, доказывающие, что картина не так ужасна. Оставшийся в живых свидетель, например, рассказывает, как три техника Си-би-эс случайно увидели, как мужчина тащит Маргарет Барберу через пустую парковку возле Гудзона на Манхэттене. Хотя преступник размахивал длинноствольным ружьем, трое мужчин поспешили на помощь Барбере. Едва ли причиной гибели Лео Куранского, Роберта Шульца и Эдварда Бенфорда в тот вечер весной 1982 года стали эгоистические мотивы. Без сомнений, не был это и осмотрительный акт реципрокного альтруизма.

В книге 1759 года, носящей почти такое же название, как и эта глава, Адам Смит писал о сочувствии и других нравственных чувствах, которые мотивируют людей ставить интересы других выше собственных. Смит полагал, что природа наделила нас этими чувствами ради блага человечества[40]40
  Smith A. The Theory of Moral Sentiments. N.Y.: Kelley, 1966 [1759]. P. 194.


[Закрыть]
. Говоря современным языком, мы узнаем в его аргументах знакомый подход сторонника группового отбора – благородные инстинкты недешево обходятся тем, кто ими наделен, но сохраняются, потому что способствуют выживанию людей как биологического вида. Однако, как отмечалось в предыдущей главе, большинство биологов резко критикуют эти взгляды. Но объяснения с точки зрения индивидуального отбора, которые они предлагают взамен, в лучшем случае неполны, в худшем – совершенно неадекватны.

Эволюционный взгляд на человеческую природу настаивает на том, что формы поведения и другие черты существуют с одной единственной целью – способствовать выживанию генов, носителями которых являются индивиды. Например, мы ощущаем сладость сахара, потому что человекоподобные обезьяны, любившие ощутить сладость зрелого фрукта, с большей вероятностью, чем другие, могли выжить и оставить потомство. Точно так же законченные эгоисты должны быть успешнее альтруистов и поэтому в конечном счете должны полностью захватить популяцию. Материальные силы, кажется, хотят нас заверить, что в итоге вокруг нас останутся только люди, подобные соседям Китти Дженовезе, а не Курански, Шульцу и Бенфорду. Теория индивидуального отбора, повторюсь, не оставляет очевидных путей для возникновения неоппортунистического поведения.

Именно по этой причине многие настаивают на том, что эволюционная модель не применима к поведению человека. Вместо того чтобы отрицать существование благородных побуждений (тогда как у нас есть убедительные свидетельства обратного), эти люди предпочитают считать, что Дарвин заканчивается на обезьянах. С этой точки зрения, культура и другие небиологические силы так важны для человека, что нам гораздо лучше просто игнорировать влияние эволюции.

Моя задача в данной главе – использовать простую идею из экономической теории, чтобы наметить альтернативный путь, связанный с индивидуальным отбором, при помощи которого возникли альтруизм и другие формы внешне неэгоистического поведения. Механизм, который я описываю, отличается от тех, что мы видели в главе II, тем, что поведение, которое он пытается описать, – неэгоистическое в строгом смысле слова: если бы индивиды могли избирательно воздерживаться от него, им и их родственникам было бы лучше в материальном отношении. В последующих главах я буду рассматривать целый ряд свидетельств, которые согласуются с представленным мною здесь объяснением. Но в данной работе я вовсе не берусь утверждать, что именно этот механизм и есть объяснение неэгоистического поведения или даже что он – самый важный. Я надеюсь просто установить, что это вероятный кандидат, и тем самым стимулировать других к дальнейшим поискам.

Прежде чем перейти к более детальной аргументации, было бы полезно прояснить, чего я не стремлюсь добиться. Представляя более ранние варианты этой работы, в каждой аудитории я встречал небольшое число людей, которых возмущало простое упоминание того, что на человеческие решения могут влиять биологические силы. Этим людям я отвечал, что не ставлю себе цели убедить кого бы то ни было в том, что биологические силы играют такую роль. Скорее, моя цель – установить, что, даже если бы на поведение оказывали воздействие только биологические силы, неоппортунистическое поведение все равно могло бы возникнуть. Мой тезис состоит в том, что стандартные социобиологические модели просто неадекватно обращаются с важным классом проблем, с которыми люди сталкиваются в своем социальном окружении, и что поведение, необходимое для решения этих проблем, сильно отличается от того, что возникает в стандартных моделях.

Чтобы участвовать в этой дискуссии, необязательно принимать тот взгляд, что биологические силы важны. Как и необязательно его отвергать, естественно.

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 | Следующая

Правообладателям!

Представленный фрагмент книги размещен по согласованию с распространителем легального контента ООО "ЛитРес" (не более 20% исходного текста). Если вы считаете, что размещение материала нарушает ваши или чьи-либо права, то сообщите нам об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Топ книг за месяц
Разделы







Книги по году издания