Текст бизнес-книги "Ведьма. Эзотерическая книга, которая переворачивает представление о женщинах!"

Автор книги: Роман Коробенков

Раздел: Личностный рост, Книги по психологии

Черные волосы и сажное платье сейчас идеально оформляли правильные черты, чудный изгиб спины подсказывал в ней причастность к хореографии.

Настя отвела взгляд, точно осекшись. Глаза вобрали крохотный кофейный стол чуть позади солярия, на его почти зеркальной поверхности лежала длинная стеклянная граненая трубка, а подле зловеще притихли две кривоногие солонки, наполненные отнюдь не солью. Там же аккуратным рядком пузато высились несколько крохотных склянок темного стекла, отчего не было видно – полные они или порожние.

«…правая – разбудит, левая – заснет…» – прозвучал где-то в хитросплетениях высокого лба ломающийся голос Липы.

Анестезия в несколько движений передвинулась поближе к предмету наблюдения. Осторожные пальцы ухватили скользкие бока трубки, с любопытством поднесли ее к глазам. Еще мгновение – и Анестезия зачерпнула тонким кончиком находки сыпучее содержимое правой солонки. Потом с удовольствием покрутила перед глазами состоявшееся соединение. Уголки губ девушки вздрагивали, но улыбнуться она не решалась. Странная мазь, предложенная ей бесноватой блондинкой, холодила виски, непостижимым образом ускоряя течение вкрадчивых мыслей.

Настя словно ожила, движения ее ускорились. И вот противоположный конец трубки ловко оказался в мерно дрожащем отверстии ноздри спящего. Секунда, и на спелых губах злодейки расцвела шикарная, но злая улыбка. Углы комнаты изумленно вздохнули, и бесшумное дуновение отправило порцию загадочного песка глубоко во внутренний мир подопытного.

* * *

Сознанием своим Арсений был далеко отсюда.

Нагое тело, взметая за собой снежное облако, во всю прыть бежало по нетронутой ломаной поверхности, иногда встречая узловатые уродливые деревца, словно случайно растущие из кривой линии цвета мела, негусто залитого чернилами. Протяжно каркали вороны, гнездилось свербящее ощущение, что вопли их раздаются не в небе, а внутри головы. Спортивная мужская фигура старалась подпрыгивать выше, согреваясь в подскоках, протяжный шлейф пара завивался вокруг розового торса и тянулся далеко за плечо. Дом, откуда человек вышел, скрылся в неизвестном направлении, голый несколько раз уже пытался вернуться, принимаясь остервенело бежать назад, время, казалось, шло, но фиолетовая гладь и кривь по-прежнему простирались во все стороны. Зубы стучали, мозг лихорадочно бился о стенки стылого черепа, с удивлением вспоминая, как минут десять назад морозно еще не казалось, а стало именно так, стоило об этом подумать. Свет вокруг выглядел белесым, определить точное время суток не представлялось возможным, а человек пытался отыскать хотя бы свои старые следы, но пространство кругом продолжало оставаться нетронутым. Бегущий одной рукой сжимал гениталии, предполагая сохранить их в заданных условиях любыми способами, вторая рука ритмично резала воздух, корректируя хаотический, но фанатичный полет тела из точки А в точку Б. Заиндевевшие брови подчеркивали вытаращенные глаза, которые плакали от холода, но слезы стеклянным виноградом тут же застывали на рубиновых щеках.

Человек бежал изо всех сил. Пожалуй, это единственное, что ему оставалось, чтобы мигом не окоченеть, в телесной клети отчаянно бесновался инстинкт самосохранения. Первый раз случился в его жизни край, за которым кромешная тьма, приблизился вплотную к каменеющим мышцам, к захлебывающимся морозом легким, к саднящим колкой болью вискам и лобной доле.

Он не мог поверить, что это происходит с ним, а вместе с тем непоколебимо был уверен, что оформившаяся данность несомненно реальна, отчего отчаяние хватало его под руки и мощными рывками швыряло вперед по обжигающему снегу.

Абсолютно неродное холодное солнце, точно сквозь толщу многочисленных призм, равнодушно светило навстречу, и на него можно было глядеть, почти не щурясь. В какой-то момент по причине безысходности человек выбрал эту огненную точку в качестве цели приложения усилий, несся к нему, но светило виделось непривычно далеко, отчего состояние «не по себе» лишь усиливалось, а теплее не становилось.

«…Что же это… я бегу или стою на месте… – разъярился замерзающий, вкладываясь в очередной прыжок вверх и мучительно не желая приземляться, – когда же будет хоть что-нибудь… что угодно – пусть хоть кладбище…»

Странная мысль получила продолжение. Впереди кучно наметился шипастый кустарник, издалека напомнивший колючую проволоку, за ним местами прорезались кривые, нагие, точно мертвые, деревья, и стоило обмороженному телу приблизиться, как припорошенный снегом, чуть покосившийся, но отчетливый среди них проступил щербатый могильный камень. Находка на секунду остановила в истерии мечущееся тело, на миг оно замерло, проверяя показания глаз, и продолжило путь, с мрачной решимостью вцепившись в недобрую растительность. Черные разводы наполнили ладони, в колючих зарослях обнаружилась невысокая кладбищенская ограда, кованая и исполненная множества витых элементов, покрытая какой-то седоватой ржавостью.

С немым рыком, который должен был прогреметь, но даже не прозвучал, человек перевалился через препятствие, капая на фиолетовую бель кровавою смолой, упал вниз головой и почти сразу же оказался опять на ногах. В несколько рывков он достиг могильного камня, озябшие ладони заскребли по мертвой поверхности, которая в самом своем центре вдруг лукаво проглянула женским лицом, озорно улыбающимся с цветной фотографии, переведенной на каменную основу. В обрамлении снежных хлопьев, продолжая их светлыми локонами, независимо лукавый образ чему-то счастливо улыбался, всем своим видом давая понять, что знает себе цену и простых решений не обещает.

Со спокойным разумом, забыв на какое-то время о холоде, вгрызающемся в босые пятки, человек отступил назад, с некоторым удивлением всматриваясь в знакомые черты на розовом мраморе с узорной резьбой. Присмотревшись, обнаженный слезящимися глазами сумел разобрать фразу – «Ты пожалеешь об этом…», повторяющуюся и образующую рамку, но прочесть кольцеватую вязь повторно не смог.

Глаза его забрались чуть выше, и поверх печального камня он разглядел в снежных играх молодой метели еще пять разных по высоте, материалу и по художественному исполнению молчаливых надгробий, при виде которых опять в голове тревожно возопили вороны, мрачно заиграл церковный орган. Ближайший и расположенный чуть левее кельтский крест из цельного куска черного мрамора покосился, собрав на своей вытянутости снежные шапки. Издалека он виделся неуловимо гладким, таким же оказался вблизи и на ощупь. Посредине загадочного памятника, под легкой снежной вуалью выразительно улыбалась со снимка еще одна девушка, богатой сажей волос сливающаяся с крестом, ее смуглость черт подчеркивала крупный рот и большие глубокие глаза.

В испуге человек бросился к следующей скульптуре – высеченному из гранита крылатому серому ангелу, чье лицо не сразу удалось разобрать, но онемевшие пальцы отскребли точно мертвые черты и в пустых глазницах будто сверкнул интеллект. Каменные волосы ангела вились по-особому жутковато, легкую ухмылку невозможно было спутать ни с чем, а широкие крылья пребывали в завершении взмаха, отчего казалось, что глыба через секунду воспарит в небо.

Дальше – тянулся туда же бронзовый столб, высокий, в вертикальную полосу, похожий на продолговатую шестеренку. На самом верху, на ровной площадке, в лучах скучного солнца представленный достоверной туфелькой с высоченной шпилькой. Дотянуться до нее казалось невыполнимым, но странным образом человек сумел разглядеть крохотное круглое фото хозяйки туфли и столба, размещавшееся в изгибе стельки описанного декора.

Пятой расстелилась большая веснушчатая плита красного мрамора, так же припорошенная. Ему пришлось основательно поползать, чтобы различить на гладкой сути плиты несколько отчетливых черт, при виде которых память легко заканчивала внешность той, чьим лицом и показался неоконченный рисунок.

А напоследок – окладисто разметался свинцовый цветок, большой, только раскрывшийся множеством родственных лепестков, богатый деталями, по-живому сочный, покоящийся на мощном стебле с двумя маленькими листочками. Сильные корни притягивали планету к цветку.

Подле этого изваяния, в отличие от прочих, земля была разрыта, широко и глубоко, так, что дно не виделось, проверять же его наличие не хотелось никоим образом.

«…Свежая могила…» – пробормотал кто-то, точно внутри собственной черепной коробки.

Голый человек опять осознал колючую стужу, распростершуюся на много километров вокруг. Пытаясь закутаться в синие ладони, он напоследок заглянул в распахнутый бутон твердого цветка и увидел еще одно лицо, мелко выбитое на благородном материале. Изображение было меньше малого, но содержало столь много нюансов, что само стремление разглядеть его детально казалось подозрительным. Но осознал Арсений это только спустя минуту. В тот же момент он тронулся дальше, углубляясь в кладбище, где, все реже расположенные, начали попадаться совсем ветхие памятники – с оторванными снимками владельцев, выцветшими красками, почти незнакомыми лицами. При этом все они и даже более знакомые оказались женскими.

Миновав еще сотню метров, бегун уже зашагал – по кочкам, помеченным снегом, иначе разглядеть их не удалось бы. Только соревнующиеся в кривизне деревья, без единого листа и напропалую черные, встречались на околелом пути. Они протягивали к нему свои множества рук в тот момент, когда он отвлекался, и замирали, стоило ему только воспрянуть умом.

Чуть дальше темнота стала полной, момент перехода от света к мраку человек не ощутил. Он ослабил мышцы ног и старательно сощурился вперед, опасаясь подвоха.

Вскоре, подрагивая от звуковых колебаний, из темноты умиротворенно выплыл угол каменного здания с большим окном, на треть охваченным морозным рисунком. Дрожь идентифицировалась в качестве музыки. Человек медленно подошел к раме, что заканчивалась подле его подбородка, но прежде, чем встать на цыпочки и заглянуть за ледяные узоры, он обернулся. Дальше трех метров видимость ломано иссякала, на идеально ровной горизонтали снега человек без труда различил свои следы, опять повернулся к окну, затем назад – следы исчезли.

«…и сейчас он там, крепко спит. Настя как раз должна начать его будить. В этом есть символизм…» – услышал человек, вернув свой взгляд окну и проникая за тонкую призму стекла.

В кухонной комнате, одетые в платья, с шальными взглядами и тяжелыми копнами волос, улыбаясь разной степенью лукавства, похожие лицами на детенышей травоядных, но при этом очевидные хищницы, в бессистемном порядке располагались шесть девушек. Все отчетливо знакомые и, более того, потягивающие агрессивное виски, передающие по кругу крохотный пузырек. При этом они выглядели недобрыми, и концентрированным злом разило от их извилистых улыбок и бледных лиц.

«…и не забудьте, что наш агнец – мужчина, и в нашей власти помучить его нашей наготой…» – откуда-то донеслось до него.

Демонизмом пахнуло из-за сросшихся оконных створок. Морозный рисунок, разбуженный дыханием человека, принялся заметно глазу шириться, захватывая все новые прозрачные территории, места взгляду и любопытству голого человека оставалось все меньше. Сопротивляясь очевидному, он ухватился за стену, в которую врезалось окно, и попытался подтянуться, нечувствительными фалангами цепляясь за почти гладкий кирпич.

«…и ты дрожишь, как приговоренный к смерти, чей приговор через мгновение исполнят. Можешь даже обмочиться или поседеть…»

Человек вдруг осознал, что усилий больше не требуется. Он престранно лежал теперь в несомненной горизонтали, обветренное лицо упиралось во вредное стекло, а с обратной стороны на него синхронно полыхали шесть пар глаз, незаметно оказавшихся дружно у подоконника.

Законы природы точно исчезли, кухня и фигуры в ней выглядели перевернутыми. Глаза девушек странно и фиолетово светились, таким же светом полыхали смазанные виски, и лица, несмотря на очевидную знакомость, показались посторонне чужими. Человек отшатнулся, вскакивая на ноги и пятясь. Вслед ему с треском распахнулись створки мистического окна. И вот уже оконная рама престранно улеглась на снег вместе с куском стены. Смутные фигуры с горящими взглядами и пронзительным хоровым визгом с дикой скоростью выстрелили из глубины перевернутой, но аккуратной кухни и припустили за сверкнувшими лопатками нагой спины.

Арсений помчался что нашлось сил, холод было сковал его, но тут же отступил перед кипящим желанием человека унести ноги. Он мчался сквозь тьму, слыша шорохи за спиной, совсем близко, слыша истерический многоголосый хохот, кусающий за икры и ягодицы. В памяти колыхнулось воспоминание о скором переходе к большему свету. Ничего подобного не произошло, в вязкой мгле он начал спотыкаться о кочки, по которым недавно уверенно двигался в проклятую сторону. Тем не менее скорость его развилась, хаотический бег протащил голое тело вдоль сутулых безымянных памятников.

Наконец он почти врезался в зловещее дерево, показавшееся исполинской женской фигурой с распахнутыми объятиями. Арсений понял, как душа уходит в пятки. Еще несколько таких силуэтов по инерции шатнули его влево, вправо и опять влево. Потом босая нога звонко споткнулась о свинцовый цветок, и улепетывающее туловище замерло в воздухе.

Ведьмы с раздирающим гиканьем промчались мимо, в то время как аккуратный трафарет ювелирно разрытой могилы поглотил белое живое пятно непролазной чернью. Сквозь эту чернь человека швырнуло вниз, точно весу в нем помещалось неизмеримо больше, чем было.

* * *

Вздрогнув волною от макушки до пят, почти со звуком распахнув глаза, Арсений пришел в себя, привязанный к солярию в квартире в Камергерском переулке. Он попытался сесть на своем ложе, но тонкая леска надежно заставила его остаться на месте. Взгляд смутно и в то же время детально сфокусировался на приметном лице Анестезии, что робко улыбнулась ему, убирая из поля зрения стеклянную трубку с припыленным краем.

Несмотря на то что пробуждение оказалось неожиданным и даже нервным, нельзя не заметить, что та, в чьем присутствии это произошло, мгновенно излечила его от побочных факторов и даже сделала возвращение в реальность приятным. Успокоившись, Арсений робко улыбнулся в ответ на большую улыбку Анестезии, с любопытством оценил свою наготу, множество едва заметных, но надежных пут.

– Привет, – промолвил он после минуты взаимного разглядывания. – Где я?

Девушка не ассоциировалась у него с опасностью. Происходящее напоминало эротическую игру, нагота его и маслянистый взгляд девушки дали неверные ответы на несложные мужские вопросы.

– Не узнаешь место? – пряча улыбку и изображая скуку, отозвалась Настя, сосредоточившись поочередно на хрупких левом и правом своих плечах.

– Нет. Я не был здесь… – оглядевшись еще раз, уверенно подтвердил Арсений.

Голова чувствовалась Арсению поразительно легкой, словно вместо нее болтался на нитке гелиевый шар, мысли же, напротив, почковались натужно и остро, причиняя легкую боль. Собрать логическим магнитом металлическую стружку разрозненных размышлений не удавалось.

– Был. Может, тебе не показывали эту комнату, – убежденно упрямилась Анестезия, ненадолго давая ему подержать собственный взгляд, после чего лукаво забирая его. – Я и сама не знаю, сколько в этой квартире комнат. А ведь я ее лучшая подруга с некоторых пор, – вкрадчиво намекнула девушка.

– Липа?! – Едва заметная судорога всколыхнула посмуглевшее лицо юноши.

– Она, – точно приговор огласила брюнетка, и глаза ее потяжелели.

– Как я оказался тут? – покопавшись в памяти, спросил Арсений.

– Не помнишь? – бесстрастно дразнила его девушка.

– Помню… немного… обрывки кадров… – это были снимки полные ультрафиолета, извивающихся фигур и бессчетных коктейлей, от влаги которых в скором времени набух деревянный угол барной стойки.

– И что ты помнишь, милый? – Фраза вышла и теплой и холодной одновременно.

– Кажется, я уснул в клубе на диване. Приехал туда после дня рождения друга. – Арсений засипел на окончании фразы, пришлось прокашляться. – Потом было много чего… Теперь кажется, что это были сны.

– Неужели? – Брюнетка мешала сарказм с равнодушием, каждую последующую фразу она эксперимента ради окрашивала в разные коктейли эмоций, с невидимым удовольствием разглядывая мимические реакции мужчины на свою игру. – И что именно тебе снилось?

– Сны… Никогда не видел так много и сразу, – признался Арсений, распознав в яростной сухости в горле обыкновенную жажду. – Я вообще их обычно не вижу… ночь как маленькая смерть. Дай попить, иначе слова мои меня задушат. – Опять колючий кашель. – Нескончаемая череда картинок долгое время… Быль и грезы!

– Может, помнишь что-то конкретное? – предположила девушка, таращась на него глазами непуганой косули.

– Настя, почему меня связали? – спросил мужчина, вдруг застеснявшись наготы.

– Принесу попить… – сказала Анестезия с серьезным выражением лица и в несколько шагов покинула комнату, так что Арсений ничего не успел сказать.

Бесшумно она прошествовала по длинному коридору цвета телевизионных помех, оттуда нырнула в зал и насквозь проникла в кухню. Там новоявленные ведьмы, медленно снимающие одежды, опять поочередно смазывали вискИ и методично попивали вИски.

– Он проснулся, – меланхолично поведала Анестезия, наблюдая, как последней – медленно и неуверенно оголяется Апрель, открывая незащищенные участки белой кожи, туго обтягивающей длинные, правильной резьбы субтильные чресла.

– Раздевайся! – сухо приказала ей голая Липа, уперев руки в выразительные бедра, выставив правую ногу вперед и глубоко дыша малой грудью с аккуратными розовыми сосками. Ее молочные пряди разметались по скользким плечам, а жесткий рот безумно улыбался перекошенной улыбкой. Волосы паха ее оказались примечательно рыжими под решеткой пресса в своем кратком рисунке.

Со спины незаметно подкралась нагая Интрига и резким движением увела молнию черного платья пиковой дамы далеко вниз. После чего та, мечтательно-хладнокровная, повела плечами, на секунду точно вобрав их в неширокий скелет. От этого платье соскользнуло и, чуть задержавшись на выпуклых ягодицах, покрыло собой аккуратные стопы с выразительными пальцами. Еще движение – и прочь умчалось нижнее белье, в тот самый момент, когда девушки замерли, как в старой детской игре, невольно любуясь тугой осанкой Анестезии, при тяжелой для ее конструкции груди, которая по очереди заставила их всех старательно выпрямиться.

Теперь все, кроме одной, остались только в серьгах, кое-кто еще забыл о кольцах. Хозяйка же дома пребывала в полноценной наготе. Она поймала ладонь последней ведьмы и дала ей широкий стакан с виски, а широкотелая Несусвета одновременно с этим заботливо смазывала ей виски колдовской мазью.

– Милая, ты прекрасна, – промурлыкала в правое ухо Интрига, самая миниатюрная из присутствующих, при этом – владелица выразительных широких бедер и аккуратной, но сильной груди при тонкой талии.

Анестезия улыбнулась самыми кончиками губ, разгорающийся взгляд невольно схватился с любопытным взором Елены, что забралась на барный стул. Она частично спрятала свою красоту, положив ногу на ногу и опершись на стол локтем, а бюстом – на собственную кисть.

– Ты как оголенный провод, – пошутила Липа в пользу Несусветы, тайфуном промчавшись промеж нагой плоти и восполнив содержимое стаканов.

Все засмеялись, смех этот родился пронзительным и безумным. Несусвета перестала стесняться и расправила плечи, горделиво полоснув подруг знающим взглядом.

Из ниоткуда пролилась музыка – низкая, тревожная, с шипящими звуками и пронзительными крещендо в самых неожиданных местах. Она не была громкой и быстро вросла в общий звуковой фон. Девушки ощутили в ней родственную энергию, так как телеса их, по-современному обточенные в худобу, невольно заколыхались, пытаясь изловить заложенный в трели ритм.

Они, как по команде, выпили, запрокинув головы, тепло пришпорило их взбалмошные рассудки, диалоги стали рваными, а движения порывистыми.

– У меня есть книга, – опять привлекла к себе внимание хозяйка дома, к тому времени накрасившая губы ядовито-красной помадой. – Кто-нибудь слышал что-нибудь про «Домашнюю магию»? Сочинение современной ведьмы, фамилия ее не указана, цифры тиража – тоже. Книга ни тонкая, ни толстая, с объемной разной информацией: приворотить, отворотить, привязать, извести, изменить очевидное.

– Такое может быть? – Брови Апрель взбились в недоверчивые дуги. – Ты серьезно? – Она переминалась с одной ноги на другую, моторикой изображая танцевальное участие.

– Более чем! – Липа холодно сверкнула на нее взглядом, мощным, точно потерявший управление грузовик. – Описаны и банальности вроде капельки менструальной крови в питье жертве – старый приворот…

– Что-то такое я слышала, – задумчиво втиснула Несусвета.

– …или прелестные штучки вроде перестановки к ночи обуви мужа мысами в разные стороны… – продолжала Липа, обнаружив в когтистых пальчиках желтоватую книжицу без обложки, с мелкими буквами и невыразительными картинками.

– Я думала, это выдумки, – параллельно удивлялась Интрига во все свое личико-сердечко.

– …а наутро обувь надо ставить правильно, пока милый ничего не увидел… – Липа распалялась, начав двигаться крепким телом, иногда проворачиваясь вокруг своей оси и закидывая тяжелую от волос голову в разные стороны.

– То, что скрепляется кровью, детка, не может быть выдумками, – чужим голосом отозвалась Вселенная вдруг, что мысленно находилась внутри себя. Пространный пожар души ее выдавал лишь огненный взгляд.

– …что кодирует твоего мужчину от возможной измены вне дома, – громыхала хозяйка дома, вдруг вперившись в массивную грудь Несусветы, точно увидела ее впервые. – А еще – яйцо, пожаренное на обратной стороне сковородки и скормленное вместе с толченой малостью скорлупы, что приводит к болезни любимого, вылечить которую можно, только накормив его яйцом, приготовленным правильно…

– Какая прелесть! – Красивое лицо Интриги вспыхнуло недобрым светом. Она перехватила бутылку с виски и принялась рысцой наполнять стаканы ведьм, нарочито цепляя каждую белым бедром, отчего жидкость расплескалась у всех. – Еще что?..

– Зеркало, на обратной стороне которого пишешь имя того, кто душу волнует. – Липа разломила книжицу в середине и увязла в ней взглядом по самые плечи, ссутулившись мощным телом и бесстыдно выставив вперед крепкий живот с глубоким пупком. – Потом ловишь отражением совокупляющихся собак… – Она хохотнула, вздрогнув выставленным животом, тем местом, где мелко подпрыгнула приколотая к загорелой коже платиновая ведьмочка верхом на метле из желтого золота. – Надо, чтобы милый глянул в зеркало, а потом ночью темной в лунном свете посмотреть туда самой…

– И?.. – Апрель возвышалась над всеми во весь нешуточный рост.

– …он твой! – воскликнула хозяйка дома. – Он! Твой!

Девушки встрепенулись от театральности момента, кто-то засмеялся, кто-то запрыгал, придерживая грудь, кто-то – не придерживая, кто-то выпил.

Музыка сменилась, став чуть менее тревожной, зато с нотками озорства, перекликая звонкие шумы с тонкими дурашливыми мотивами.

– А ближе к нашей теме? – подала голос дама пик, во всей своей странноватой при худобе выпуклости, надменно прогуливаясь чуть в стороне. Самыми кончиками пальцев она держала прозрачные грани широкого «Том Коллинз», точно позабыв о нем.

– Ближе к теме… – Замелькали странички в руках Липы, одновременно она заложила правую ногу стопою за левую, отчего образ ее преисполнился спортивного кокетства. – Во-первых, чтобы осуществить присутствие Арсена здесь, я отравила его прекрасным составом, который наносится на губы и через поцелуй усыпляет. Состав легко нивелируется витамином С. Чтобы не заснуть самой, я использовала апельсиновый сок, который предварительно выпила.

– Это тоже есть в книге? – Апрель проявила повышенную заинтересованность, облизывая длинные губы.

– Нет. Этот трюк я нашла в Интернете. Ничего сложного – сонные смеси, – отмахнулась Липа, продемонстрировав бессовестный затылок. – Из книги нам понадобится не так много… Здесь много бытовых уловок, иллюстрирующих то, что жизнь не так элементарна, как кажется. Везде и всегда все имеет значение, даже как поставить чашку – ручкой налево или направо, донышком вниз или вверх, пустую или полную… Если сложить несколько подобных бытовых алгоритмов, возможно завертеть любую семейную или другую жизнь в нужном направлении. А вот и оно… – Полет страниц прекратился, и она зачитала: – Воронка силы, или ведьмина воронка. Для создания условий потребуется не менее шести человек, ровно столько, сколько нас. Это техника генерации психической энергии. Ведьмы раздеваются и встают в круг, берясь за руки, танцуют и поют, представляя определенную цель. Рисунки движений и короткие куплеты песен – в этой книжке, кое-что я выписала. Рекомендуется использовать мази для расширения реальности, для расширения сознания, мазь эротическую, в случае цели перемещения – летательная мазь будет нелишней. Все это у нас есть! Необходим центр, идеальный вариант – жертвенный алтарь. Тоже имеется! – Она высоко подпрыгнула и спланировала вниз несколько медленнее, чем ожидалось. Ведьмы открыли рты, а Липа иступленно продолжила: – Концентрация энергии, таким образом, способна исказить реальность, или перенести танцевальную процессию в другое место, или осуществить некоторые изменения с центром или жертвой, или оживить определенные силы. Словом, нет ничего невозможного, имеет значение лишь вера участников воронки в результат и количество участников. Надо выпить! – тут же отвлекла блондинка всех от раздумываний и схватила со стола чужой стакан.

– И какая у нас цель? – осторожно вопросила Елена, спрятанная по-прежнему в собственные ладони, вернувшись из глубин самой себя и вздрогнув, как была, на барном стуле.

– До дна, – сузила глаза в ее сторону хозяйка дома. Как только посудины опустели, заявила: – Запустить его в космос! Или одарить мужским бессилием. Что тебе нравится больше?

– Лучше в космос, – спустя мгновение отозвалась Елена.

Девушки дружно засмеялись, если можно назвать истерический взрыв подобным образом.

– Хочешь его оставить себе? – деловито поинтересовалась Липа, борясь голубым глазом с несгибаемым темным взглядом оппонентки. – Думаешь, пригодится еще маленький Арс?

– Жестокость зеркальна, – ответила девушка, спрыгнув со стула и сократив между ними расстояние. – Не боишься? – Ладони ее разбежались в стороны.

– Нет, – жестко отрезала Липа в ответ и шагнула ближе. – Но мы сейчас о другом. Оно делается гораздо проще и в «Домашней магии» подробно описано. Берется короткая нитка из нижнего белья мужчины, на ней делается узелок и ему же в еде подается. После чего помочь может только нитка оттуда же и без узла, и тем же методом отправленная внутрь.

– Надо взять на вооружение, – пискнула Интрига, трясясь миниатюрным телом в буйном смешке. – Навяжу за жизнь я узелков…

– Девочки, девочки, – взяла на себя управление эмоциональными потоками Несусвета. – Поменьше молний, я вас прошу. Думаю, мы решим, что с ним сделать, начав шабаш. И не кажется ли вам, что разговоров многовато? Пора бы и к делу!

Апрель согласно кивнула, приподнимаясь на кончиках пальцев и опускаясь назад. Анестезия всем своим видом изобразила согласие и нетерпение. Все еще дурашливо смеющаяся Интрига сцапала со стола забытый ненадолго пузырек с мазью. Последний пробежался по кругу и оросил влажные виски ведьм. Весело галдя, они захватили с собой желтую потрепанную книжицу, полупустую бутылку виски, бокалы и двинулись дружной диаграммой в сторону коридора, что вытянул их сперва в подобие стрелки, а далее размазал о высокую черную дверь.

В тот же момент неопознанная ладонь со свежим маникюром в виде серебристых черепов на глянцевом черном фоне ухватилась за ребристую серебряную ручку с черноватыми прожилками, и едва слышный скрип известил о прибытии участниц на место шабаша.

* * *

Прозрачный мертвенный пластик холодил спину, спящие лампы близоруко таращились в голые лопатки, а острая леска впивалась в кожу, стоило чуть пошевелиться. Чудовищно хотелось пить, даже мысли о воде доставляли страдание. Арсений отчаянно отвлекался, пытаясь осмыслить неповоротливым мозгом, что все это может означать. Он пытался напрячь память, но последняя выдавала несколько неуверенных картинок в неоновой ауре, где в эксцентричный петлях, образуя единое действо, вились сплетения фигур. Затем вспомнилась Липа, одетая в белое, улыбающаяся нехорошей улыбкой в диванном углу, немые реплики ее большого рта… Но вот образы померкли. Явился сплошной пробел.

Дурные предчувствия отрывисто кружили слабую голову.

Высокая черная дверь распахнулась и гулко ударила в стену внутренней стороной. Комната наполнилась девичьим гвалтом, приглушенной бормочущей музыкой и короткими смешками.

Первой в комнате материализовалась хозяйка дома, прекрасная в атлетичной наготе и зловещая в нездоровом веселье. В беспокойных пальцах подпрыгивала тонкая, болезненного вида книжица. Следующей аппетитно вплыла Интрига, прячась в светлые локоны. В руках ее позвякивали стаканы, нанизанные крутобоким множеством на цепкие пальцы. После проявилась фатальная Анестезия, с предостерегающей улыбкой и хлесткой осанкой, победоносно поглядывая на мир из-под пушистых ресниц. Ладони ее были пусты, а высокая грудь величаво играла с дыханием. Потом – Несусвета во всем своем телесном изобилии, собравшая черные волосы в тяжелый хвост на макушке, со смелым взглядом злодейки, решившей идти до конца. Ей доверили перемещение объемистой бутылки виски, где завивалась по кругу огненная жидкость, символично образуя крутую воронку. На предлинных ногах сформировалась высокая Апрель, острая, как шпага, прищуренная в недобром предзнаменовании. Наконец, выждав немного, эффектно и строго объявилась Вселенная, напугав обездвиженного Арсения пуще прочих, расплескивающая взором своим укоризну, при этом словно равнодушная к происходящему. Она несла себя и только себя, будучи прекрасной в особенной красоте и отчетливой в выдающейся открытости.

– Девочки… – ошеломленно выговорил мужчина глухо. – Девочки… – повторил он точно для себя, вытаращившись на голое изобилие, от которого голова мужчины закружилась, а разуму стало тесновато в пределах узкой черепной коробки. – Сперва попить, пожалуйста… – Казалось, куски гортани рвались изо рта, так хрипло прозвучало окончание фразы.

– Дорого-о-ой… – распаляющаяся от эффектного появления Елены и недовольная собственной ролью, протянула Липа. Острые пальцы ее изловили белый подбородок Арсения, бритвенные губы скоро приблизились и больно поцеловали пересохший рот, оставив алый укус на самом его основании. В тот же миг она отвернулась, жадно фиксируя реакцию Елены и явив миру лилейные и полные крови ягодицы.