Текст бизнес-книги "Обзор судебной практики Верховного суда РФ за 2010 год. Том 9"

Автор книги: Сергей Назаров

Раздел: Юриспруденция и право, Наука и Образование

1. В постановлении по делу «Колесниченко против Российской Федерации» от 9 апреля 2009 г. Европейский Суд констатировал нарушение статьи 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее – Конвенция), выразившееся в несоблюдении права заявителя на уважение его жилища и на профессиональную тайну адвоката в связи с необоснованным проведением обыска в квартире и адвокатском кабинете заявителя.

Обстоятельства дела: в отношении С. возбуждено уголовное дело по факту хищения чужого имущества, которое предположительно совершено с использованием поддельных документов. Колесниченко выступал в качестве защитника С. по уголовному делу.

«Следователь заподозрил, что документы, предположительно подделанные С., и ходатайство, поданное заявителем по уголовному делу в отношении С., отпечатаны на одном и том же принтере», в связи с чем обратился в районный суд с ходатайством о производстве обысков в квартире у заявителя и в квартире у его покойных родителей, по адресу которой зарегистрирован адвокатский кабинет Колесниченко. Районный суд ходатайство удовлетворил.

Позиция Европейского Суда: «… понятие „жилище“ в пункте 1 статьи 8» охватывает «… и место проживания лица, и место, где оно занимается своей профессиональной деятельностью… Отсюда следует, что оба обыска по настоящему делу означали вмешательство в право заявителя на уважение его жилища… Европейскому Суду надлежит определить, было ли такое вмешательство оправданным согласно пункту 2 статьи 8…».

Применительно к данному делу Европейский Суд признал, что обыски «были законными в терминах национального законодательства и имели правомерную цель пресечения преступления». Вместе с тем Суд указал, что «преследование и причинение беспокойства юристам, в связи с осуществлением ими своей профессиональной деятельности, бьет в самое сердце системы, установленной Конвенцией. Поэтому дело о производстве обысков в жилище адвоката должно быть подвергнуто самому тщательному рассмотрению».

Далее Суд отметил, что национальный суд «… не изучил вопрос о том, свидетельствовали или нет собранные следствием материалы о его причастности к мошенничеству, предположительно организованном С. Таким образом,… постановление о разрешении производства обысков не было „уместно и достаточно“ обоснованно», в нем «… не было указано, какие предметы и документы предполагалось обнаружить дома у заявителя или в его адвокатском кабинете или какое отношение они имели к расследованию дела,… и, таким образом, у следователя были неограниченные полномочия в определении того, какие документы „представляли интерес“ для расследования по уголовному делу».

Европейский Суд отметил, «что во время обыска не было соблюдено никакой гарантии против вмешательства в профессиональную тайну, такой, например, как запрещение изъятия документов, касающихся взаимоотношений адвоката и клиента, или наблюдение за обыском независимого лица, способного определить отдельно от сотрудников, производящих обыск, какие документы составляют профессиональную тайну… Присутствие двух понятых, очевидно, не может рассматриваться как достаточная гарантия, поскольку они были непрофессионалами, без юридического образования…».

«В итоге Европейский Суд полагает, что обыск, проведенный без уместных и достаточных оснований, при отсутствии гарантий против вмешательства в профессиональную тайну в квартире и адвокатском кабинете заявителя, который не являлся подозреваемым по какому-либо уголовному делу, а представлял обвиняемого по тому же делу, не был «необходимым в демократическом обществе».

2. В постановлении по делу «Порубова против России» от 8 октября 2009 г. Европейский Суд констатировал нарушение статьи 10 Конвенции в связи с вмешательством в право журналиста Порубовой Я. В. на свободу выражения мнения посредством признания заявительницы виновной в клевете и оскорблении чести и достоинства лиц, являющихся высокопоставленными государственными чиновниками, обвинительным приговором суда.

Позиция Европейского Суда: «… ограничения свободы журналиста, установленной в ст. 10 §2, должны быть правильно истолкованы, и необходимость любых санкций должна быть убедительно обоснована».

Суд подчеркнул, «… тот факт, что право общества быть осведомленным, которое является основным правом в демократическом обществе, может даже распространяться на аспекты личной жизни общественных деятелей, особенно если это касается политиков».

Европейский Суд отметил, что «сообщая факты, даже скандальные, способные привести к возникновению в демократическом обществе полемики, относящейся к вопросам осуществления политиками своих функций, пресса выполняет свою жизненно важную роль «сторожевой собаки» в демократии, способствуя «передаче информации и идей о делах общественного значения».

Европейский Суд констатировал, что «осуждение заявительницы противоречило принципам Статьи 10, поскольку российские суды не определили «неотложную социальную необходимость» и не привели «соответствующие и обоснованные» основания, оправдывающие вмешательство, по существу. Следовательно, Суд считает, что национальные суды превысили пределы свободы усмотрения, предоставленной им, если речь идет об ограничениях на дискуссии общественной значимости, и что вмешательство было непропорциональным преследуемой цели и не было «необходимым в демократическом обществе».

3. В постановлении по делу «Аджигович против России» от 8 октября 2009 г. Европейский Суд констатировал нарушение властями Российской Федерации статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции в связи с вмешательством в право заявителя на уважение собственности, выразившимся в неправомерной конфискации у Аджигович Ю. Г. денежных средств, перевозимых через таможенную границу, на основании приговора районного суда и непринятием российскими властями мер, направленных на возврат заявительнице ранее изъятых денежных средств.

Обстоятельства дела: «… заявитель летела из Москвы в Симферополь… С собой у нее было 13 020 долларов США, 31 украинская гривна и 1 100 российских рублей». В таможенной декларации она указала 10 000$ и 31 гривну. В ходе таможенной проверки были найдены оставшиеся 3 020$. Заявителя обвинили в контрабанде. Денежные средства присоединили к материалам уголовного дела в качестве вещественных доказательств. В последующем заявитель осуждена, а денежные средства в размере 13 020 долларов и 31 гривны суд постановил возвратить государству.

Президиум городского суда изменил приговор в части, касающейся конфискационной меры, указав, что 10 000 долларов и 31 гривна должны быть возвращены заявителю.

Позиция Европейского Суда: «Статья 1 Протокола N 1 включает три отдельных правила: первое правило, изложенное в первом предложении первого пункта, является правилом общего характера и излагает принцип беспрепятственного пользования имуществом; второе правило, изложенное во втором предложении первого пункта, касается лишения имущества и определенных условий такового; третье правило, указанное во втором пункте, признает, что Договаривающиеся государства вправе, помимо прочего, контролировать использование собственности в соответствии с общими интересами. Тем не менее три правила являются отдельными и не связаны. Второе и третье правила касаются определенных случаев вмешательства в право на беспрепятственное пользование имуществом и, таким образом, должны толковаться в контексте общего принципа, изложенного в первом правиле».

«… конфискационная мера, даже если она предполагает лишение имущества, тем не менее представляет собой контроль за использованием собственности в рамках значения второго пункта Статьи 1 Протокола N 1».

«… первым и наиболее важным требованием Статьи 1 Протокола N 1 является то, что вмешательство государственного органа в право беспрепятственного пользования имуществом должно быть „правомерным“: второй пункт предусматривает, что Государство вправе контролировать использование собственности посредством обеспечения соблюдения „законов“. Кроме того, верховенство закона, один из принципов демократического общества, лежит в основе всех Статей Конвенции. Вопрос о том, был ли установлен справедливый баланс между общими интересами общества и требованиями о защите основных прав отдельного лица, становится актуальным только тогда, когда было установлено, что рассматриваемое вмешательство удовлетворяет требованию о правомерности и не является произвольным».

Суд напомнил, что «… норма не может рассматриваться в качестве „закона“ в рамках Конвенции, если она не сформулирована с достаточной точностью для того, чтобы позволить гражданину контролировать свое поведение; отдельное лицо должно быть способным – если необходимо с учетом соответствующей рекомендации – предвидеть в разумной степени при соответствующих обстоятельствах последствия, к которым может привести какое-либо действие».

«… денежные средства, которые обнаружили у заявителя, были признаны вещественными доказательствами по уголовному делу…».

«При рассмотрении ходатайства заявителя о пересмотре в порядке надзора президиум… городского суда установил, что денежные средства, которые заявитель перевезла через таможенную границу, не являются ни предметом контрабанды, ни средствами, полученными вследствие ведения какой-либо преступной деятельности. Таким образом, они не подлежат изъятию ни в рамках подпункта 1, ни подпункта 4 пункта 3 Статьи 81 УПК РФ». В этой связи Суд отметил, что в общем смысле в случае данного вывода постановление президиума может рассматриваться лишь как относящееся ко всей сумме денежных средств заявителя. Однако по непонятным причинам он лишь предписал вернуть заявителю 10000 долларов США и 31 гривну, при этом оставив без изменений постановление об изъятии оставшейся суммы в размере 3 020 долларов США.

«Касательно суммы, которую президиум предписал вернуть заявителю», Европейский Суд отметил, что «… власти не сослались на какие-либо законные основания для своего продолжающегося права удержания, кроме ссылки на то, что она «отсутствовала в камере хранения вещественных доказательств в таможне аэропорта Шереметьево».

В заключении Суд указал: «С учетом постоянной неспособности властей Российской Федерации указать правовую норму, которая могла бы рассматриваться в качестве основания для конфискации собственности заявителя, и их отказ вернуть денежные средства, которые по предписанию президиума должны быть выплачены заявителю, Европейский Суд считает, что оспариваемое вмешательство в имущественные права заявителя не могут рассматриваться в качестве „правомерных“ в рамках значения Статьи 1 Протокола N 1. Данный вывод делает ненужным рассмотрение того, установлен ли справедливый баланс между общими интересами общества и требованиями о защите основных прав отдельного лица».

4. В постановлении по делу «Сокур против Российской Федерации» от 15 октября 2009 г. Европейский Суд констатировал нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции в связи с несправедливостью судебного разбирательства, выразившегося в необеспечении национальными судами права заявителя лично участвовать в судебном разбирательстве и представлять свои интересы и доводы при рассмотрении гражданского дела.

Позиция Европейского Суда: «… принцип состязательности процесса и равенства сторон, который является одним из элементов понятия справедливого разбирательства в более широком смысле, требует, чтобы у каждой стороны была надлежащая возможность получать сведения и комментарии о замечаниях или доказательствах, представленных другой стороной, и излагать его/ее дело в условиях, не ставящих его/ее в существенно невыгодное положение по отношению к другой стороне».

Применительно к данному делу «… заявитель требовал компенсацию за материальный и моральный ущерб вследствие его незаконного задержания и осуждения. Суды двух уровней юрисдикции отклонили его ходатайство присутствовать на суде и рассмотрели дело в его отсутствие, найдя, что для обеспечения его присутствия не было законных оснований. Суды также проинформировали заявителя о его правах, включая право иметь представителя».

Европейский Суд отметил, что «… требования заявителя… были в большей степени основаны на личном опыте… Только сам заявитель, давая показания лично, мог обосновать свои претензии на компенсацию морального ущерба и ответить на вопросы судей…».

Кроме того, Европейский Суд отметил, что «районный суд мог заслушать дело в исправительном учреждении, где заявитель отбывал наказание».

Европейский Суд пришел к выводу, что «национальные суды, отказав предоставить заявителю возможность участия в разбирательстве и устных представлений по ходу слушания, тем самым лишили его возможности эффективно представить свою позицию по делу».

5. В постановлении по делу «Романенко и другие против Российской Федерации» от 8 октября 2009 г. Европейский Суд констатировал нарушение статьи 10 Конвенции в связи с вмешательством в право на свободу выражения мнения учредителей еженедельной газеты.

Обстоятельства дела: «… три заявителя были соответчиками по делу о защите чести и достоинства в связи с двумя публикациями в газете, учредителями которой они являлись. Российские суды признали их виновными в предполагаемой клевете и предписали им выплатить истцам», которыми являлись по первому иску государственный орган, по второму – руководитель Управления этого органа, «… компенсацию за ущерб».

Позиция Европейского Суда: «… свобода выражения мнения представляет собой один из основных принципов демократического общества и является одним из основных условий его развития… это применимо не только к «информации» или «идеям», которые воспринимаются благосклонно или рассматриваются в качестве безобидных или нейтральных, но и к тем, которые раздражают, шокируют или вызывают беспокойство. Таковы требования плюрализма, терпимости и свободомыслия, без которого не существует «демократического общества».

«…предоставление информации по темам, относящимся к использованию общих ресурсов, является сутью обязанности средств информации и права общественности на получение информации».

Применительно к данному делу Европейский Суд указал, что «… заявители не являлись источником заявления о возрастании количества нарушений в лесной промышленности. Первая публикация воспроизводила отрывок из открытого письма семнадцати лиц, а именно государственных и муниципальных служащих и частных бизнесменов к представителю президента в регионе. Источник ссылки был указан, и сама ссылка была напечатана жирным шрифтом и помещена в кавычки. Во второй публикации был перепечатан весь текст письма…».

Суд отметил, «… что должно проводиться различие, исходили ли утверждения от журналиста или являются цитатой других лиц, тогда как наказание журналиста за содействие в распространении заявлений, сделанных другим лицом, может серьезно помешать участию прессы в обсуждении тем, вызывающих общественный интерес, и не должно предусматриваться до тех пор, пока для этого нет серьезных оснований». «Несмотря на то, что оспариваемое заявление было, безусловно, определено как предложенное другими лицами, суды не выдвинули никакого основания за наложение взысканий на заявителей за воспроизведение утверждений, сделанных другими лицами, совершили упущение несовместимое с требованиями Конвенции».

В отношении толкования национальным судом статьи 57 Закона Российской Федерации «О средствах массовой информации» Суд отметил, что «список защищаемых источников информации в разделе 57 Закона о СМИ широк и не представляется убедительным, что органы местного самоуправления и их служащие должны быть исключены из списка применимых исключений».

В отношении наложенного на заявителей взыскания Суд указал, что «внутренние суды не проанализировали, какую часть дохода заявителей составляют заявленные суммы и не будет ли, таким образом, на них наложено чрезмерное бремя. По представлению заявителей, не оспариваемому Правительством, взыскания были эквивалентны их доходу за четыре месяца и являлись, таким образом, серьезным взысканием».

6. В постановлении по делу «Сергей Смирнов против России» от 22 декабря 2009 г. Европейский Суд констатировал нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции в связи с нарушением права заявителя на доступ к суду, выразившееся в отказе национальных судов в принятии к рассмотрению по существу исковых заявлений, поданных заявителем, по причине отсутствия у него регистрации по месту жительства.

Обстоятельства дела: заявитель в августе 2002 года обратился в районный суд с иском к компании, отказавшей ему в предоставлении оказываемых услуг по причине отсутствия регистрации по месту жительства. «В исковом заявлении было указано, что у заявителя нет постоянного места жительства, однако для корреспонденции сообщался адрес в г. Москве». Определением районного суда исковое заявление оставлено без движения, поскольку «… в нем не было указано место жительства заявителя». «… городской суд оставил определение без изменения». Аналогичным образом было оставлено без движения другое исковое заявление Смирнова С. Ю.

Позиция Европейского Суда: «Право на суд не является абсолютным, оно может быть подвергнуто ограничениям». Однако «ограничение не соответствует пункту 1 статьи 6, если оно не преследует законную цель и если отсутствует разумная соразмерная связь между использованными средствами и преследуемой целью».

Суд установил, что «требование указать место жительства истца само по себе не нарушает пункт 1 статьи 6. Оно преследует законную цель надлежащего осуществления правосудия, поскольку позволяет судам поддерживать связь с истцом и вручать ему повестки или судебные решения».

Европейский Суд отметил, что «… заявитель не имел определенного или зарегистрированного места жительства, и, следовательно, он не мог выполнить требование суда. Заявитель привлек внимание национальных судов к своей проблеме по вопросу указания места жительства и назвал адрес для корреспонденции. Однако национальные суды отказались принимать к рассмотрению его жалобы».

Суд подчеркнул, что «… указание адреса места жительства не являлось единственным законным способом представления контактных данных, использование адреса для корреспонденции считалось достаточным для того, чтобы суд смог поддерживать связь с заявителем».

Европейский Суд отметил, что «… российские суды продемонстрировали чрезмерный и неоправданный формализм, настаивая на том, чтобы заявитель указал адрес места жительства, ведь было известно, что в ситуации заявителя выполнение данного требования было невозможным». Все это «… не просто проблема интерпретации правовой нормы в обычном порядке, но и вопрос необоснованного истолкования процессуального требования, которое послужило основанием нерассмотрения судом жалоб заявителя по существу, тем самым была нарушена сама суть права на доступ к суду».

7. В постановлении по делу «Кимля и другие против России» от 1 октября 2009 г. Европейский Суд констатировал нарушение статьи 9 во взаимосвязи со статьей 11 Конвенции, выразившееся в незаконном ограничении права заявителей на свободу мысли, совести и религии, а также в воспрепятствовании российскими властями в осуществлении заявителями права на свободу собраний и объединений в связи с отказом в государственной регистрации религиозных групп, созданных заявителями в качестве религиозных организаций.

«Заявители жаловались, в частности, на решения национальных властей об отказе в государственной регистрации религиозной группы как юридического лица».

Обстоятельства дела: «Первый заявитель не мог зарегистрировать группу саентологов в качестве нерелигиозного юридического лица, так как власти Российской Федерации посчитали ее религиозным сообществом. Заявления на регистрацию в качестве религиозной организации, поданные первым и вторым заявителями как основателями соответствующих групп и также от имени третьего заявителя, были отклонены со ссылкой на недостаточно длительный период существования групп» (менее 15 лет). «… национальные суды в последней инстанции оставили в силе решения регистрирующих органов, которыми Церквям Саентологии г. Сургута и г. Нижнекамска было отказано в предоставлении статуса религиозных организаций в соответствии с российским законом «О религии».

Позиция Европейского Суда: «… способность учреждать юридическое лицо для коллективных действий в сфере взаимных интересов является одним из наиболее важных аспектов свободы объединений, без которого это право будет лишено какого-либо значения. Отказ национальных властей предоставить группе статус юридического лица, религиозного или иного, представляет собой вмешательство в реализацию права на свободу объединений».

Суд отметил, что «… отказ в регистрации в качестве „религиозной организации“ имел значение отрицания правоспособности Церквей».

«… религиозная группа без образования юридического лица не имеет права, имеющие отношение к статусу юридического лица, и соответственно не могут ими воспользоваться, это такие права как владеть собственностью и сдавать эту собственность в аренду, иметь банковские счета, нанимать сотрудников и обеспечивать юридическую защиту общества, его членов и активов… эти права были важными для реализации права на религиозные верования».

«… по закону „О религиях“, ограниченный статус, предоставляемый „религиозным группам“, не позволял членам данных групп эффективно реализовывать свое право на свободу религии, считая это право скорее иллюзорным и теоретическим, нежели практическим и эффективным, как того требует Конвенция».

В отношении правила «существования религиозной группы на данной территории в течение, по крайней мере, пятнадцати лет», которое было необходимо для получения статуса юридического лица, Европейский Суд подчеркнул, что «… власти Российской Федерации не указали никакой „социальной необходимости“, которой служило оспариваемое ограничение или какие-либо достаточные и разумные основания, которые могли бы оправдать длительность периода ожидания религиозной организации до получения статуса юридического лица».

Суд отметил, что «… положение Закона „О религии“ (касающееся 15-летнего периода) нацелено только на религиозные сообщества базового уровня, которые не могли ни подтвердить своего присутствия на данной территории, ни того, что они являются филиалами центральных религиозных организаций. Таким образом, видится, что только те недавно возникшие религиозные группы, не являющиеся частью строгой иерархической церковной структуры, попадали под правило „пятнадцати лет“. Власти не представили оправданий такой разницы в отношении».

Европейский Суд пришел к выводу, что «… нельзя сказать, что вмешательство в права заявителей на свободу религии и религиозных объединений было необходимым в демократическом обществе».

Суд установил, что «… государство обязано принять надлежащие меры для исправления ситуации. Государству-ответчику необходимо выбрать будущие меры: эти меры могут представлять собой регистрацию сообществ, устранение ссылки на „правило пятнадцати лет“ из Закона „О религии“, возобновление производства по делу или комбинацию тех или иных мер».

Тексты постановлений получены из аппарата

Уполномоченного Российской Федерации при

Европейском Суде по правам человека.

Отдел специального контроля