Текст бизнес-книги "Влияние хозяйственных реформ в России и КНР на экономическую мысль Запада. Учебное пособие"

Автор книги: Ю. Ольсевич

Раздел: Экономика, Бизнес-книги

Трансформация рыночной системы на Западе и кризис госсоциализма на Востоке явились реальной основой для «неоконсервативной волны» в экономической мысли – роста негативного отношения к государственному вмешательству в хозяйственную жизнь. Теоретическим ядром здесь служит «монетаризм», представители которого выступили с развернутой критикой теории и методологии кейнсианства.

Признанный лидер монетаристов нобелевский лауреат Милтон Фридмен выделил три связанных друг с другом базовых предположения кейнсианской теории, которые он считает ошибочными.

Первое предположение состоит в том, что спрос на деньги («функция предпочтения ликвидности») в условиях неполной занятости является в высшей степени неустойчивым.

Второе предположение; равновесие при неполной занятости является долговременным, а не краткосрочным состоянием, поскольку неполная занятость по Кейнсу объясняется не частными изъянами рыночного механизма (негибкость цен и зарплат, структурные лаги и т. п.), а фундаментальным пороком системы.

Третье предположение; негибкость цен и зарплат как реакция на хроническую неполную занятость ведет к тому, что краткосрочные колебания спроса вызывают колебания производства и занятости.

Все эти предположения вместе означают, что Кейнс в своей теории не доказывал, а предполагал, что рынок – это неустойчивый и негибкий механизм.

М. Фридмен объясняет, почему он считает все эти предположения ошибочными; «Кейнс делает ударение на инвестиционных расходах и на стабильности функции потребления, а не на запасе денег и на стабильности функции спроса на деньги». И еще более определенно: «Ошибка Кейнса состояла в игнорировании роли богатства при построении функции потребления».

В новой трактовке содержания и функций богатства (и денег как одной из его форм), в том, что не поток доходов, а запас богатства образует основу механизма рыночного равновесия, состоит теоретическая сущность монетаризма.

К пяти основным формам богатства М. Фридмен относит деньги (агрегат Ml), облигации, акции, физические блага, человеческий капитал. Каждая из этих форм богатства способна приносить доход как в денежной, так и в неденежной форме. Например, деньги могут приносить доход не только в виде процентов по депозитам, но и в виде удобства, надежности, гарантий и т. д. Фридмен исходит из расширительного понимания дохода, а следовательно и богатства. «Богатство включает все источники "дохода" или потребительских благ. Одним из этих источников является производительная способность самого человеческого бытия. С этой точки зрения сама учетная ставка выражает соотношение между богатством выступающим как запас и доходом который выступает как поток При столь общем подходе доходу не может быть приписано обычное значение которое мы привыкли измерять»[7]7
  Friedman M. Quantity Theory of Money. In The New Palgrave, Money. Ed. By J. Eatwell e. a. London, 1989.


[Закрыть].

Итак, определяющей основой модели является богатство «первичных собственников», т. е. населения, и фирм, служащее источником доходов. В рамках данной модели центральной проблемой, которую решает каждый собственник, является оптимизация структуры принадлежащего ему богатства с целью максимизировать совокупную полезность своих доходов. Тем самым максимизируется и полезность самого богатства. «Обладание одной формой богатства вместо другой означает изменение в потоке доходов а эти различия и составляют фундаментальную сущность "полезности" каждой отдельной формы богатства»[8]8
  Ibid.


[Закрыть].

Теперь мы подходим к той части теории современного монетаризма, которая имеет ключевое значение для его практических рекомендаций. Если деньги и для населения, и для фирм – это одна из форм богатства, приносящих доход, то спрос на деньги определяется их предельной доходностью в сопоставлении с предельной доходностью других форм богатства. Поскольку объем и структура богатства инерционны и деньги занимают в них устойчивое место, совокупный спрос на деньги также должен быть величиной устойчивой, изменяющейся лишь пропорционально долговременному росту ВВП и национального богатства.

Этот тезис современного монетаризма разительно отличается как от традиционного неоклассического, так и от кейнсианского подхода, хотя формально представители всех трех течений экономической мысли принадлежат к сторонникам количественной теории денег. Дело в том, что «неоклассики» рассматривали деньги прежде всего как посредника в обращении товаров, а кейнсианцы, хотя и обратили особое внимание на «денежный запас», объясняли «предпочтение ликвидности» страховыми и спекулятивными функциями этого «запаса». В мэйнстрим экономике преобладали трактовки денежного запаса как «кассовых остатков» что было весьма далеко от понимания денег как равноправной (формы богатства приносящей доход.

Устойчивость спроса на деньги и всего рыночного механизма, опирающегося прежде всего на богатство «первичных собственников» и фирм, опровергает предположение Кейнса о «врожденной» неустойчивости рынка.

Другое предположение Кейнса – о «врожденном» тяготении рынка к установлению равновесия на уровне неполной занятости означает, что на руках у населения и в банках образуется избыток денег, которые не расходуются на приобретение товаров потребительского и производственного назначения. Но поскольку деньги – одна из относительно взаимозаменяемых форм богатства, хронического избытка денег (как и любой другой формы богатства) возникнуть не может.

Раз такого состояния рынка, как перманентное равновесие при неполной занятости, в принципе не существует, то отпадает вывод о неизбежной реакции на него в виде жесткой закрепленности цен и зарплат; теория рынка должна исходить из гибкости тех и других.

Отсюда монетаристы приходят к заключению, что рынок сам способен оптимально регулировать структуру и рост богатства, его распределение между агентами рынка; от государства требуется лишь поддерживать предложение денег в экономике в соответствии со спросом на них, т. е. в соответствии с долговременным темпом роста ВВП.

Тем самым монетаризм отвергает кейнсианский вывод о том, что без систематического государственного вмешательства рынок не способен обеспечить ни полную занятость, ни устойчивый рост, ни эффективное распределение доходов.

Предположения кейнсианской теории мы видели выше. Теперь остановимся на предположениях монетаристской теории. Некоторые из них М. Фридмен выделил в явной форме, другие же подразумеваются в контексте его теоретической аргументации.

Во-первых, М. Фридмен отмечает, что в основе его модели лежат предположения относительно устойчивой эффективности хозяйства и, в частности, «относительно уровня потребления ресурсов, который в теории считается постоянным и стационарным, т. е. может поддерживаться бесконечно долгое время».

Во-вторых, молчаливо предполагается, что основная часть совокупного богатства принадлежит не фирмам, а «первичным собственникам», поскольку в монетаристской теории богатство оценивается не с позиций максимизации прибыли фирм, а с позиций максимизации благосостояния индивидов.

В-третьих, столь же молчаливо предполагается, что накопленное богатство («запас») населения составляет величину, в несколько раз превышающую его текущий доход («поток»).

Иными словами, монетаристская теория моделирует такую хозяйственную систему, которая отвечает не всяким, а определенным обязательным условиям.

Прежде всего монетаристская теория предполагает такие общие условия, при которых национальное богатство способно приносить устойчивый совокупный доход. Это, в частности, включает наличие широких возможностей для прибыльного инвестирования, поддержания производительности человеческого капитала, доступа к естественным ресурсам – одним словом наличие внешних условий эффективного функционирования хозяйственной системы. Это как раз те условия в наличии которых сомневались и Кейнс и Хансен.

Далее, поскольку монетаризм во главу угла ставит деятельность первичных субъектов хозяйства по оптимизации структуры их собственного богатства – будь то деньги, облигации, акции, физические блага или человеческий капитал, необходимо, чтобы все или большинство указанных субъектов имели реальную возможность свободного выбора между различными формами богатства. Если субъект обладает только скромным человеческим капиталом, доход от которого целиком уходит на текущее потребление, то у него нет такого выбора А там где у большинства населения нет накопленного богатства и реального выбора между его формами, – и монетаристская теория не может быть применена.

Наконец, постулат монетаристов о гибкости цен и зарплат предполагает свободную конкуренцию на рынках всех благ, включаемых в состав богатства.

Теперь уместно поставить вопрос: каким реальным историческим условиям хозяйства соответствуют перечисленные выше исходные предположения монетаристской теории?

Ясно, что они не соответствуют базовым реальным условиям 1930-х годов и первых двух десятилетий после Второй мировой войны. Зато они в принципе соответствуют реальным вещественным и институциональным основам хозяйства, сложившимся уже к концу 1960-х В этом соответствии и состоит главная причина, по которой монетаризм стал одерживать верх над кейнсианством с конца 1970-х – начала 1980-х годов, ибо исходные предпосылки кейнсианства, в принципе отвечавшие условиям предшествующего исторического периода пришли в противоречие с новыми вещественными и институциональными реалиями хозяйства.

Однако на поверхности явлений победа монетаризма выглядела как признание «ошибочности» кейнсианства и «правоты» монетаризма. И такое объяснение выглядело вполне правдоподобным по двум причинам.

Во-первых, даже в тот период, когда значительное государственное вмешательство в действие рынка было благотворным (1950–60-е годы), оно оказалось чрезмерным по сравнению с необходимым минимумом. Например, в некоторых странах Запада перераспределялось через бюджет более 50 % ВВП, что примерно соответствовало аналогичному показателю по странам госсоциализма.

Во-вторых, огосударствление экономики слишком долго стремились сохранить и тогда, когда оно уже в принципе устарело, в связи с чем необходимые реформы запоздали почти на десятилетие.

Уже с начала 1970-х годов новой институциональной системе рынка стало явно тесно в пеленках интенсивной государственной опеки и регулирования. Высокие и относительно устойчивые доходы большинства населения и его накопления сделали излишней бюджетную накачку эффективного спроса и сократили потребность в социальных программах. Созданные при мощной государственной поддержке инфрасистемы и реструктурированная промышленность далее могли функционировать самостоятельно на конкурентных началах. Отпала, следовательно, экономическая необходимость в высоких налогах, в жестком регулировании цен и внешней торговли, в обширных программах государственной поддержки инвестиций.

Наоборот, государственный «активизм» стал помехой эффективному функционированию поднимающейся системы рыночного саморегулирования. Жестко регулируемый государством рынок не смог гибко реагировать на энергетические и иные структурные кризисы 1970-х годов и оказался в состоянии хронической стагфляции, когда цены растут одновременно с безработицей.

Кейнсианству пришлось ретироваться. На авансцену выступил монетаризм в качестве главного экономического советника правительств и наставника студенчества.

Кейнсианская теория оказала преобладающее влияние на разработку таких мер государственной экономической политики, которые обеспечили рыночное равновесие и устойчивый рост в течение четверти века в развитых странах Запада. В ходе этого роста развернулась техническая революция и произошли принципиальные изменения в институциональных основах рыночной экономики, главной опорой которой стал «средний класс».

Институционально обновленный рыночный механизм перестал нуждаться в глубоком и систематическом вмешательстве, он был теперь способен к саморегулированию и саморазвитию, чему мешала сохранявшаяся государственная опека.

В СССР и ряде других стран госсоциализма, где действовала система директивного планирования, также до начала 1970-х годов наблюдался значительный экономический рост, но при отставании от Запада по уровню потребления, техники и общей эффективности хозяйства, В обществе происходили переоценка ценностей и смена неформальных приоритетов. Неоднократные попытки властей внедрить в бюрократическую плановую систему элементы рынка оказались безуспешными, и в 1970-е годы началось падение эффективности и темпов роста, скрытое разложение системы.