Текст бизнес-книги "Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX – XX столетий. Книга I"

Автор книги: Алексей Ракитин

Раздел: Документальная литература, Публицистика

В 1866 г. Кроули был впервые избран на должность шефа Департамента полиции Сан-Франциско и на протяжении 30 лет бессменно её занимал. Причём часть этого времени должность была выборной, а начиная с 1878 г. занималась по назначению. Со временем лодочный бизнес Кроули весьма развился и стал приносить ему неплохой доход, но ему пришлось от него избавиться после введения запрета на совмещение госслужбы с коммерческой деятельностью.

За время своей работы в должности начальника полиции Патрик Кроули избирался на неё или назначался в общей сложности 28 раз! Он выдерживал все конкурсы и побеждал на всех выборах, на которые выдвигался.

Подобные успехи объяснялись, разумеется, не только мощной партийной поддержкой, но и незаурядными личными качествами этого человека, его репутацией неподкупного и справедливого руководителя, защитника Закона и Порядка.

То, что Кроули решил лично встретиться с Теодором Дюрантом, свидетельствует о стремлении шефа полиции лично разобраться в ситуации, сложившейся вокруг расследования убийств Бланш Ламонт и Минни Уилльямс.

Патрик Кроули.

С одной стороны, подчиненные Кроули должностные лица докладывали ему о результатах следствия и доклады эти вызывали доверие. Но с другой, категорическое непризнание арестантом вины рождало обоснованные сомнения в честности полиции. А вдруг имеет место какая-то грязная игра? Вдруг детективы пошли по пути наименьшего сопротивления и свалили вину на бедного студента, не желая разбираться в деле по существу? Вдруг полиция упускает нечто важное и не желает признавать собственные заблуждения из ложно понимаемого чувства чистоты мундира?

Кроули хотел составить личное мнение об обвиняемом и можно не сомневаться, что если бы начальник полиции поверил в невиновность Дюранта, то данной ему властью он бы сумел повернуть ход расследования на новые рельсы. Но чуда не случилось и после приватного разговора с арестантом, Патрик Кроули не без некоторого удивления признался журналистам, что не встречал ещё человека до такой степени хладнокровного и способного управлять своими эмоциями. Причём начальник полиции не преминул напомнить о своём немалом стаже работы в правоохранительных органах – более 40 лет, если считать с 1854 года! – и том, что повидал немало находчивых и хитроумных преступников.

Но никого, похожего на Дюранта, он прежде не встречал.

17 апреля сержант полиции Уитмен (Whitman) на ступенях перед входом в здание Департамента полиции обнаружил небольшую картонную коробку. Открыв ней, полицейский нашёл испачканную штукатуркой женскую перчатку с запиской внутри и небольшой бумажный свёрток. В свёртке находилась прядь каштановых волос.

Записка, помещенная в перчатку, была написана красными чернилами и гласила: «Вы ошиблись. Подстрелили не ту птицу. Моя работа. Найди меня, если сможешь. Гарри-хакер» (дословно на языке оригинала: «You are on the wrong trail. Go the wrong bird. My handiwork. Find mo if you can. Harry the Hacker.»)

В полиции посчитали, что коробка с запиской – это грубая мистификация, не имеющая ни малейшего отношения к убийствам Ламонт и Уилльямс. Цвет пряди волос, помещенной в коробку, не соответствовал цвету волос убитых девушек. Тот, кто мастерил эту поделку, не имел ни малейшего понятия о настоящем цвете волос Бланш и Минни.

После многочисленных публикаций в апреле 1895 г. в дальнейшем наступил некоторый спад интереса общественности к расследованию. До начала судебного процесса, которое пришлось на последнюю декаду июля того года, количество публикаций о Дюранте и инкриминируемых ему преступлениях упало до минимума, буквально до 1—2 в месяц. Но неправильно было бы думать, что время с апреля по конец июля прошло в полном бездействии прокуратуры и защиты. Нет, обе стороны деятельно готовились к предстоящему суду.

Имеет смысл сказать несколько слов на эту тему. О защитнике обвиняемого Джоне Дикинсоне (Dickinson) было уже упомянуто, в скором времени к нему присоединились два других адвоката – Юджин Дюпри (Eugene Deuprey) и Томпсон (A. W. Thompson). Оперативное сопровождение работы этой энергичной компании обеспечивал частный детектив Морс, везде успевавший и добывавший массу полезной для адвокатов информации. Все эти люди весьма деятельно взялись за организацию защиты Дюранта. И надо сказать, подошли они к делу с душой и выдумкой, каждый из их понимал, что сенсационный процесс гарантирует защите прекрасную рекламу, притом такую, за которую не надо будет платить. Надо только хорошо отработать свою программу!

Стратегия, выбранная адвокатами, строилась на следующих краеугольных посылах:

– Теодор Дюрант не имел следов крови на одежде, причём, как на той, в которой его видели 12 апреля, так и на любой другой, хранившейся в его доме. Это стало известно по результатам тщательного обыска по месту проживания арестованного. Минни Уилльямс была убита с использованием ножа в период с 20 часов до 21:30 12 апреля и тот, кто лишил девушку жизни, должен был обязательно запачкаться кровью. Однако после 21:30 Дюранта видели многие прихожане и никто из них не заметил следов крови на его одежде или открытых частях тела. Не оказалось крови и на одежде, находившейся в доме обвиняемого. Отсюда рождался очень неудобный для обвинения вопрос: если действительно Дюрант убивал девушку, то где же кровь?

– Помимо отсутствия следов крови, обвинение демонстрировало и другую нестыковку – на теле Дюранта отсутствовали следы борьбы. В ночь на 18 апреля арестованный подвергся дотошному осмотру полицейскими врачами и группой детективов. Ничего, что можно было бы связать с борьбой, найти не удалось – ни царапин, ни кровоподтёков, ни порезов. Правда, нельзя не отметить явную запоздалость такого осмотра, его надлежало провести сразу по водворении арестанта в тюрьму, а не спустя более 3-х суток! Но кто же виноват в том, что следствие нерасторопно, кроме самого следствия? Отсутствие следов борьбы на теле Дюрранта являлось отличным доводом в пользу его невиновности и защита, разумеется, этот довод всячески педалировала.

– Гипотетически Дюрант мог проникнуть в церковь Святого Эммануила поздним вечером 3 апреля, когда была убита Бланш Ламонт, поскольку имел ключ от входных дверей [как и 3 других человека – садовник Сейдеман, пастор Гибсон и органист Кинг]. Однако он не имел доступа в кабинет пастора Гибсона, где хранилась коробка со слесарным и столярным инструментом. Напомним, что замок на двери в колокольню был умышленно выведен из строя [заклинен обрезками металла], а дверная ручка обломана. Кроме того, на дверной коробке имелись свежие следы ударов стамеской, хотя неясно было кто, для чего и когда эти удары нанёс. Как Дюрант, не имея инструмента, мог повредить дверной замок и сломать его ручку? Убийца должен был проникнуть в церковь тогда, когда она была совершенно пуста, и иметь доступ в кабинет пастора. Другими словами, настоящий убийца располагал не только ключом от входной двери, но и от кабинета пастора. По логике адвокатов преступником являлся пастор Гибсон, хотя прямо его фамилия летом 1895 г. не упоминалась в силу понятных причин.

Преподобный Джордж Гибсон, пастор баптистской церкви Святого Эммануила. Это был крепкий импозантный мужчина, из категории таких, о которых в России тех лет говорили «в усах и почти гусар». Гибсон был очень популярен у женской части приходской общины, причём в равной степени как у дам бальзаковского возраста, так и у экзальтированных нимфеток. Преподобный отлично подходил на роль сексуального пирата, он вполне мог затащить на колокольню труп, да и ключ от церкви у него всегда был при себе. То, что Гибсон имел alibi, защиту Дюранта ничуть не волновало, ведь адвокатам не нужно было доказывать его вину, им требовалось посеять «разумные сомнения» в головах присяжных. Всего лишь!

– Дюрант не мог поднять на верхнюю площадку колокольни тело Бланш Ламонт ввиду недостаточных физических кондиций. Защита исходила из того, что Дюрант в момент ареста весил 145 фунтов (~65,7 кг.), а убитая девушка в момент смерти имела вес 140 фунтов (~63,5 кг.). Вес Ламонт защитнику узнали у владельца магазина, к которому Бланш приходила специально для взвешивания. Она следила за своим весом, считала себя слишком худой и хотела его увеличить и с этой целью примерно раз в неделю взвешивалась на больших магазинных весах. Адвокаты намеревались доказать в суде, что худосочный студент-медик не мог преодолеть около 15 метров по коридору второго этажа и подняться на 84 крутых ступени [это высота более 20 м.!], имея на плече труп весом практически равным его собственному. Если быть совсем точным, то Бланш по мнению адвокатов была всего лишь на 2 кг. легче Теодора, но это уточнение не отменяло справедливости изложенных выше рассуждений.

– Адвокаты смогли выяснить, что рассказы об отсутствии у Бланш Ламонт интереса к разного рода веселью и удовольствиям не вполне соответствуют истине. Им стало известно, что с начала 1895 г. девушка не реже раза в неделю посещала танцевальные вечера, где общалась с широким кругом молодых людей. Причём старшая сестра не всегда сопровождала Бланш, из чего адвокаты делали далеко идущий вывод о бесконтрольности встреч с молодым мужчиной или мужчинами. Для подобных встреч занятия танцами являлись лишь маскировкой, благовидным предлогом.

– Защитники Дюранта установили, что переписка Бланш Ламонт была выслана матери девушки, которая её сожгла. Адвокаты считали, что подобное уничтожение улик играет на руку их подзащитному. Бланш могла иметь интимные отношения с неким лицом, отыскать которого полиция не смогла, либо не захотела. По прошествии некоторого времени адвокаты установили, что пастор Джордж Гибсон неоднократно посылал Бланш Ламонт письма, о содержании которых не знал никто, кроме сестры и матери убитой девушки, а также самого пастора. Письма эти были уничтожены, что открывало широкий простор для фантазий. А вот Теодор Дюрант за Бланш Ламонт не ухаживал, письма ей не посылал и вообще не выказывал особого интереса к ней, а стало быть, и мотива для её убийства он не имел! Но такой мотив мог иметь пастор Гибсон, либо некий неустановленный следствием воздыхатель убитой, фамилия которого присутствовала в переписке Бланш с матерью.

Адвокаты Дюранта прекрасно понимали, что им не надо расследовать преступление и указывать на убийцу – или предполагаемого убийцу – их задача заключается лишь в том, чтобы посеять обоснованные сомнения в доказательной базе обвинения.

Задача представлялась посильной, по крайней мере, если оценивать доказательную базу, исходя из объема собранной к последней декаде апреля информации. Однако с течением времени полицейские добывали всё новые данные, подтверждающие виновность Теодора Дюранта в инкриминируемом преступлении.

Успехом детективов полиции Сан-Франциско явилось обнаружение в высшей степени важного свидетеля по фамилии Ходжкинс (Hodgkins). Напомним, Дюрант настаивал на том, что не виделся с Минни Уилльямс в день её исчезновения, т.е. 12 апреля. Хотя обвинение располагало свидетелем, утверждавшим, будто Дюрант в тот день являлся по месту проживания девушки [речь идёт о Чарльзе Моргане, соседе Минни по меблированным комнатам], тем не менее этого было недостаточно. Ведь место разговора Дюранта с Уилльямс на пороге дома было отделено от места преступления значительным расстоянием, а от момента убийства – многочасовым интервалом времени. Из того, что обвиняемый поругался тогда с убитой девушкой, вовсе не следовало то, что он же убил её позже. Так вот появление свидетеля Ходжкинса решало эту проблему!

Дело заключалось в том, что проходя вечером 12 апреля мимо церкви Святого Эммануила, Ходжскинс стал свидетелем крайне нелицеприятного разговора молодых мужчины и женщины. Разговор между ними был настолько конфликтным, что свидетель остановился и сделал замечание мужчине. Последний обратил всё в шутку и увёл девушку по направлению ко входу в церковь. Ходжкинс опознал Теодора Дюранта и Минни Уилльямс на предъявленных ему детективами фотографиях – это они спорили [или ругались?] перед церковью Святого Эммануила около 21 часа 12 апреля, т.е. менее чем за час до убийства девушки!

Как видим, защита ставила перед собой самые серьёзные задачи и рассчитывала добиться в суде полного оправдания Теодора Дюранта. Обвинение же со своей стороны также было настроено на достижение бескомпромиссного результата и осуждения к смертной казни безо всякого снисхождения.

Но подобное осуждение требовало большой дополнительной работы. Перво-наперво следовало гарантированно связать Теодора Дюранта с Бланш Ламонт по месту и времени. Дюрант отрицал свою встречу с убитой девушкой на трамвайной остановке и последующую поездку вместе с нею на юг города, настаивая на том, что в то самое время он будто бы присутствовал на лекции доктора Чини (Cheney) в медицинской школе. Он сильно подставился с этим необдуманным утверждением! Три независимых свидетеля видели как Дюрант подошёл к Ламонт на остановке, непринужденно разговаривал с нею, а потом оба сели в подошедший трамвай. Этими свидетелями являлись девушки, с которыми Бланш обучалась, так что ошибка опознания исключалась Ещё один свидетель – водитель трамвая Генри Шэлмонт (H. J. Shalmount) – также хорошо знал Бланш Ламонт. Она регулярно ездила в его трамвае и Шэлмонт точно помнил её маршрут. Разумеется, он не был формально знаком с Бланш и никогда с нею не разговаривал, но вероятность того, что свидетель обознался и принял за Бланш похожую девушку, была исчезающе мала. Шэлмонт категорически настаивал на том, что это именно Бланш Ламонт ехала в его трамвае в четвёртом часу пополудни 3 апреля и именно с нею разговаривал тот самый молодой человек, в котором свидетель опознал Дюранта.

Но может быть, Бланш Ламонт разговаривала на остановке и села в трамвай с кем-то похожим на Теодора, но вовсе не Дюрантом? Ведь глупо отрицать, что люди схожей наружности существуют! Тем более, что обвиняемый утверждает, будто сидел на лекции…

Детективы изъяли у доктора Чини журнал учёта посещаемости и, должно быть, выругались в сердцах. Ибо в нём было отмечено, что Теодор Дюрант на лекции присутствовал! Более того, Дюрант всегда садился в аудиториях на первые ряды, если не самый первый, то на второй-третий, другими словами, он всегда был на виду.

Уже 15 апреля детективы порознь допросили студентов, обычно сидевших рядом с Теодором. Мэри Фиш (M. A. Fish) и Катерина Дюкс (C. A. Dukes) садились по левую и правую руки Дюранта, Эдвард Кэмпбелл (E. O. Campbell) садился на первом ряду перед обвиняемым, а Фред Хармс (F. W. Harms) – строго позади него. Никто из четверых студентов не вспомнил Дюранта на лекции Чини 3 апреля. Вроде бы это доказывало ошибочность отметки в журнале, но… следует помнить, что студенты давали показания спустя 12 дней. Многие ли из читателей в точности вспомнят события 12-дневной давности, да притом ещё с различными деталями, вроде того, кто где стоял, кто проходил мимо, а кто – не проходил? И даже если читатель думает, что он уверенно помнит такие мелочи, то какова вероятность, что он выдержит перекрёстный допрос, связанный с обсуждением деталей тех событий? Сразу можно сказать, вероятность пройти перекрёстный допрос даже у читателя с прекрасной памятью не очень большая.

Просто потому, что наша память быстро избавляется от рутинных воспоминаний и незначительных мелочей. В каком-то смысле неспособность запоминать будничные события – это человеческая норма.

Не вспомнили Дюранта и другие его соученики, как, впрочем, и доктор Чини. Тогда детективы решили пойти что называется «мелким чёсом» и допросили всех студентов, знавших Дюранта в лицо. Выяснилась интересная картина – никто из них не мог вспомнить, чтобы Дюрант появлялся в здании медицинской школы после 13:30 3 апреля. До этого часа многие студенты его видели и даже помнили некоторые детали, например, то, что после полудня он купил у уличного торговца пакетик орехов и грыз их на ходу, а вот после 13:30 никто ничего сказать не мог.

Результат выглядел весьма красноречиво, однако и у него имелось своё «но». Дело заключалось в том, что при медицинской школе имелась просторная библиотека, в которой можно было заниматься самостоятельной подготовкой, не привлекая к себе особого внимания. В принципе, Дюрант мог заявить, что после 13:30 он находился в библиотеке, но для этого ему требовалось признать прогул лекции. Сразу скажем, что он не воспользовался возможностью сделать такое признание и всегда настаивал на том, что в день исчезновения Бланш Ламонт прогулял 2 первых занятия, но посетил лекцию доктора Чини по детскому питанию.

Разумеется, детективы проверили наличие конспектов лекций в тетрадях Дюранта. В этом месте сразу уточним, что проверкой конспектов детективы озаботились не сразу – они занялись этим вопросом в мае и данная деталь, как станет ясно в своём месте, весьма важна. Так вот в мае оказалось, что все конспекты за 3 апреля у обвиняемого имеются. Однако чуть позже выяснилось, что Дюрант частенько пропускал занятия и всегда брал у товарищей конспекты для переписки. Уже после ареста – если точнее, то после 20 апреля – Дюрант получил конспекты лекций от своего товарища по фамилии Глейзер (Glaser).

Когда конспекты Глейзера и Дюранта сличили, то выяснилось кое-что интересное. Записи практически совпали, даже отметки «NB»66
  nota bene (лат.) – очень важно.


[Закрыть] на полях оказались расставлены одинаково. Это можно было объяснить тем, что сам лектор указывал студентам, на что следует обратить внимание в тексте. Но было и кое-что ещё! Лекция доктора Чини была посвящена методике приготовления детского питания и Глейзер, немец по национальности, в одном месте назвал повара немецким словом «koch». Дюрант же в этом месте употребил другое слово – «roache» («таракан»). В смысловом отношении данное слово никоим образом не соответствовало содержанию того фрагмента, где оно было написано!

Когда упомянутая деталь стала известна и сделалась предметом обсуждения, адвокаты поспешили заявить, что замена одного слова другим свидетельствует о том, что записи Дюранта и Глейзера между собою никак не связаны, другими словами, они были написаны независимо друг от друга. Обвинение же сделало прямо противоположный вывод, а именно – Дюрант не слышал лекции и не особенно вникал в её содержание во время переписывания. Он переписывал конспект, находясь уже в тюрьме, поэтому не следует удивляться тому, что он не вникал в то, что пишет. Увидев в тексте незнакомое слово – а франкоязычный Дюрант не знал значения немецкого слова «koch» – он решил, что Глейзер ошибся при написании, пропустив в спешке пару букв, и… подобрал схожее по написанию английское слово «roache». Замена одного слова другим по мнению обвинения однозначно свидетельствовала о копировании Дюрантом конспекта Глейзера, чем обвиняемый занимался в крайней спешке и в обстановке, не располагающей к эпистолярным занятиям.

Полной ясности в вопросе возможного прогула занятий в день убийства Бланш Ламонт следствие так и не добилось. Формально защита обвиняемого могла настаивать и настаивала на том, что тот присутствовал на занятиях в медицинской школе – в журнале посещаемости не было отметки о прогуле и конспект лекции, прочитанной во второй половине дня 3 апреля, в тетради Дюранта имелся.

Однако обвинение считало, что Теодор имел возможность лекции прогуливать – что и делал неоднократно – а конспекты пропущенных лекций восстанавливать позднее по записям товарищей. Строго говоря, 3 апреля он пропустил первые 2 занятия, о чём честно сообщил на допросе, проведя свободное время в библиотеке и прогулке в окрестностях медицинской школы в обществе сокурсницы по имени Роуз.

При этом обвинение не могло правдоподобно объяснить почему же в журнале посещаемости не стояла отметка о пропуске обвиняемым занятия, если его действительно не было на лекциях во второй половине дня 3 апреля? Предположение о том, кто кто-то из студентов назвался Дюрантом вместо него было единодушно отклонено как самими студентами, так и преподавателями. Ещё раз повторим, Теодор на лекциях усаживался на первые ряды и фокус с выкриком из последнего ряда сработать не мог.

Серьёзной проблемой для стороны обвинения являлось то обстоятельство, что на одежде Дюранта не было найдено ни малейших следов крови. Между тем, убийство Минни Уилльямс было чрезвычайно кровавым, о чём выше говорилось уже достаточно. Данная нестыковка представлялась слишком серьёзной для того, чтобы её игнорировать, она требовала какого-то объяснения. И такое объяснение было найдено, точнее – подсказано.

Врачи из службы коронера предложили полицейским довольно необычную схему убийства. Выглядела она примерно так: сначала преступник душил жертву, доводя её до состояния глубокой комы, после чего резал ножом уже бесчувственное тело. В условиях резкого снижения активности сердечной деятельности разбрызгивания крови из ран могло и не произойти и его на самом деле не было! Те мелкие брызги крови, что были обнаружены на стене уборной, появились там не из-за удара ножом в артерию, а были оставлены преступником специально – он умышленно размахивал окровавленным ножом таким образом, чтобы срывавшиеся с лезвия капли попадали на стену.

Разумеется, подобное поведение преступника требовало не только хладнокровия, но определенной медицинской подготовки, должного понимания им азов судебной медицины. Дюранту, кстати, в медицинской школе читали курс судебной медицины!

В конечном итоге окружной прокурор, готовивший обвинительное заключение, пришёл к выводу, что обстановка в залитой кровью уборной – это на самом деле не истинная картина убийства, а своего рода инсталляция, подготовленная Дюрантом второпях перед уходом из церкви. Следует помнить, что вечером 12 апреля он должен был появиться на собрании в доме общинного старосты Фогеля, а потому ему приходилось действовать в условиях жёсткого цейтнота и он просто не успевал убрать за собой место совершения преступления. На тот случай, если труп будет обнаружен до того, как ему удастся возвратиться со сборов Сигнального Корпуса, Дюрант и устроил сбивавший с толку фокус с разбрызгиванием крови.

Полицейские крайне придирчиво, можно даже сказать, с пристрастием изучили показания о том, чем занимался Теодор Дюрант вечером 12 апреля, в те самые часы и минуты, когда по версии правоохранительных органов была убита Минни Уилльямс. Обвиняемый доказывал, будто он, начиная с 20 часов, метался по городу в поисках военной формы, причём сначала хотел поехать к одному товарищу и пошёл на нужную остановку трамвая, а потом передумал и решил ехать к другому. В результате, так и не дождавшись трамвая, Дюрант якобы ушёл с остановки и направился на другую. Там он безрезультатно простоял ещё некоторое время и надумал отправиться к товарищу пешком. Что и сделал в конечном итоге.

В результате, как мы помним, он опоздал на собрание к Фогелю минут на 10—15, что было сочтено недопустимым проступком. Пастор Гибсон по причине опоздания даже сделал Дюранту замечание, от чего обычно воздерживался.

Минни Уилльямс проживала в доме №1707 по Говард стрит, удаленном от церкви Святого Эммануила приблизительно на 1,5 км. Из дома она вышла около 20 часов, возможно, чуть ранее, стало быть, возле храма девушка должна была появиться около 20:15 – 20:20. Именно в это время Ходжкинс видел её возле церкви спорящей с кем-то, чрезвычайно похожим на Дюранта77
  Если быть совсем точным, то Ходжскинс говорил о времени «несколько ранее» 21 часа, но тут следует принять во внимание отсутствие у него часов. Кроме того, точное время выхода Минни Уилльямс из дома также осталось неизвестным, она вполне могла отправиться в путь и «несколько позже» 20 часов. По этой причине определенные разночтения и нестыковки в определении времени встречи жертвы и убийцы неизбежны, но важность таковых переоценивать не следует.


[Закрыть].

Обвиняемый настаивал на том, что он не мог находиться перед церковью, поскольку в это время стоял на остановке трамвая в 250 метрах, но на самом деле свидетелей тому найти не удалось. «Провал во времени» – то есть такой интервал, когда Дюранта никто не видел – в его показаниях достигал 65 минут. Именно в течение этих минут он каким-то образом заманил Минни в церковь, уговорил подняться на второй этаж и пройти в библиотеку, где убил её, поместил тело в уборную, кое-как привёл себя в порядок и помчался на собрание в дом Фогеля.

Правоохранительные органы приложили большие усилия к тому, чтобы последовательно опровергнуть все показания Дюранта.

Со всей возможной быстротой был найден слесарь газовой компании, обслуживавший церковь Святого Эммануила. Звали его Уилльям Стирлинг (William Stirling), он очень удивился услышав вопрос про якобы неисправный 3 апреля светильник и категорически отверг саму возможность такого рода неполадки. Оказалось, что буквально накануне – т.е. 2 апреля – Стирлинг приходил в храм, где осмотрел все коммуникации и светильники. Слесарь категорически отверг подозрения, связанные с небрежной работой или забывчивостью, заявив, что ремонт газовых магистралей требует не только специфических знаний и опыта, но и особых инструментов. Стирлинг также заявил, что никогда не слышал о том, чтобы в баптистской церкви кто-то занимался самостоятельным ремонтом газовых рожков – это попросту опасно делать!

Поскольку защита Дюранта всячески педалировала тему его физической слабости и неспособности совершать действия, приписываемые обвинением, полиция распространила заявление, в котором сообщила, что обвиняемый имеет отличную физическую форму и при обыске в его доме были найдены гантели. Знакомые Теодора сообщили полиции, что тот ежедневно занимался с утяжелениями и очень гордился своей хорошей физической формой.

В связи с этим заслуживает упоминания такая деталь. В июле 1895 г. одни из журналистов со Среднего Запада, откомандированный в Калифорнию для освещения предстоящего суда над Дюрантом, впервые увидел того в тюрьме. Журналист очень удивился тому, почему этого человека все называют «слабым»? Впоследствии в своей статье он написал о том, что Дюрант – это молодой мужчина в отличной физической форме, худощавый, гибкий, с развитым плечевым поясом и «большими руками». «Большие руки» – это, по-видимому, кисти рук, но как бы там ни было, для нас важен тот факт, что незнакомый с Дюрантом человек, увидав того впервые, вовсе не подумал назвать его слабым.

Говоря о работе детективов полиции в апрельские дни 1895 г. следует упомянуть о довольно любопытном ответвлении расследования, которое оказалось связано с неким Элмером Волфом (Elmer Wolfe), персонажем с одной стороны случайным, а с другой – довольно специфическим, что едва не повлекло для него самые неприятные последствия.

Начать следует с того, что Волф являлся членом той же самой баптистской общины, что и убитые девушки. Вечером 12 апреля Элмер присутствовал на собрании в доме старейшины Фогеля, на которое с опозданием явился Дюрант. Кстати, Волф настаивал на том, что Теодор опоздал отнюдь не на 10—15 минут, как утверждал пастор Гибсон, а намного более – приблизительно на полчаса. Волф даже утверждал, будто пастор, умышленно занижая время опоздания, пытался таким вот неявным образом помочь Дюранту. Впрочем, речь сейчас идёт не о пасторе Гибсоне, а о самом Волфе.

Элмер Волф на заседании коронерского жюри. Этот свидетель дал весьма интересные показания о перемещениях Теодора Дюранта в ночь с 12 на 13 апреля 1895 г., а в ответ защита последнего постаралась бросить тень подозрения на самого Волфа.

После окончания собрания Элмер покинул гостеприимный дом Фогеля в компании нескольких женщин и Теодора Дюранта. Произошло это в 23:30 и компания, вышедшая из дома, состояла первоначально из 6 человек. Понемногу люди стали отделяться от группы. В 23:45 Дюррант попрощался со своими спутниками на углу 24-й и Капп стрит на удалении немногим более 400 м. от церкви Святого Эммануила. Волф же продолжил двигаться по Капп стрит вместе с юной мисс Лорд, за которой явно ухаживал и которую в тот вечер провожал. Перед домом №846, в котором проживала девушка, парочка немного постояла, буквально 3—4 минуты, Волф раскланялся и, убедившись, что мисс Лорд благополучно вошла в дом, двинулся далее.

Волф вернулся в дом родителей, переоделся и ушёл в ночь далее. Дело заключалось в том, что Элмер не жил с родителями, последние полтора года он жил на ранчо вне пределов Сан-Франциско. Уже после полуночи он пришёл на конюшню, где оставил ранее свою лошадь, сел на неё и поскакал на ранчо, куда и прибыл около 01:30 13 апреля.

Во время блужданий по ночному Сан-Франциско Элмер Волф к своему великому удивлению увидел Теодора Дюранта, тот переходил улицу на пересечении 24-й стрит и Бартлетт, то есть менее чем в 300 м. от церкви Святого Эммануила. Произошло это далеко за полночь, спустя более получаса после того, как с ним попрощались мисс Лорд и Волф! Получалось, что Дюрант не покинул район баптистского храма и не отправился домой!

Когда тело Минни Уилльямс обнаружили в помещении церкви, Волф моментально припомнил странное появление библиотекаря в ночи и поспешил сделать соответствующее заявление полиции. Со слов свидетеля получалось, будто Дюрант возвращался на место убийства Минни Уилльямс для… никто не мог сказать, для чего обвиняемый возвращался, но само по себе свидетельство выглядело интригующе.

Однако, как это часто случается в уголовных расследованиях, гладко было на бумаге, да забыли про адвокатов! Защитники Дюранта, узнав о показаниях Элмера Волфа, взялись деятельно изучать как сказанное им, так и саму его личность. И начались открытия, чреватые для бедолаги свидетеля самыми непредсказуемыми последствиями.

Во-первых, выяснилось, что перемещения Элмера по ночному Сан-Франциско носили характер не просто бессистемный, а по-настоящему бестолковый. Волф утверждал, будто некоторое время ждал трамвай на остановке, в то время как последний трамвай нужного маршрута выходил на линию в 22:45! Во-вторых, свидетель, описывая свои перемещения, сообщил о каких-то непонятных зигзагах и петлях, которые выглядели явно излишними. В-третьих, если дотошно нанести на карту маршрут движения Волфа по ночному городу и соотнести с ним точный хронометраж, то получалось, что 11 кварталов Элмер преодолел за 17 минут. Если считать, что стандартный размер квартала в Сан-Франциско до разрушения города в 1906 г. составлял 150 м. * 50 м., то получалось, что за указанный отрезок времени Волф должен был пройти от 550 м. до 1650 м. в зависимости от того, в каком направлении он двигался [вдоль кварталов или поперёк]. Защитники Дюранта сочли подобную скорость перемещения слишком высокой для пешехода [Для современного здорового мужчины пройти 1,65 км. за 17 минут проблем не составит, так что доводы защиты выглядят не совсем понятными, но в данном случае автор считает нужным изложить и этот довод тоже.].