Текст бизнес-книги "Понятие преступления"

Автор книги: Анатолий Козлов

Раздел: Юриспруденция и право, Наука и Образование

Однако даже для А. В. Брушлинского груз, поднятый им, оказывается непосильным: он вынужден вновь и вновь обращаться к структуре психики: «Любые стадии и компоненты живого мыслительного процесса (курсив мой. – А. К.) настолько органически неразрывно связаны…»;[64]64
  Там же. С. 19.


[Закрыть] «В теории психического как процесса учитывается прежде всего то, что он обычно протекает сразу на различных уровнях (курсив мой. – А. К.) взаимодействия…»[65]65
  Там же. С. 22.


[Закрыть] и т. д. Естественно, возникают вопросы: что же находится в неразрывной связи, какие уровни мыслительного процесса существуют и, соответственно, следует ответ: без предварительного расчленения нечего будет связывать, и это расчленение, конечно же, должно происходить на фоне обособления отдельных компонентов психики, только тогда можно будет говорить об их связанности или несвязанности. А. В. Брушлинский уверен: «Само выделение и расчленение психического как живого процесса… возможны лишь… на основе анализа через синтез»,[66]66
  Там же. С. 24.


[Закрыть] при этом анализ и синтез выступают в психологическом, а не логическом качестве.[67]67
  Там же. С. 29.


[Закрыть] И тем не менее он пытается представить анализ и синтез как нечто единое («анализ через синтез»), тогда как данная формула не может быть принята в силу своей неоправданности. Ведь «анализ через синтез» можно понимать двояким образом: 1) анализ посредством синтеза, когда синтез выступает как способ анализа, что абсолютно неприемлемо, поскольку нельзя разделять, одновременно объединяя; но именно при таком толковании создается иллюзия единства анализа и синтеза; 2) анализ после синтеза, что абсолютно истинно, не исключает их обособленности и взаимосвязанности, но исключает иллюзию их единства (синтез – категория прошлого, а анализ – настоящего; анализ имеет дело с целостностью как результатом прошлого синтеза, а не с самим синтезом).

При этом представляется абсолютно непонятным разделение логического и психологического качества анализа и синтеза; по крайней мере, и в философии,[68]68
  Философский энциклопедический словарь. С. 23, 609.


[Закрыть] и в психологии[69]69
  Психология: Словарь. С. 19, 363. – А. В. Брушлинский как один из авторов данного словаря, похоже, не реализовал свою идею о качественно ином понимании в психологии анализа и синтеза.


[Закрыть] анализ и синтез определяются как расчленение или соединение частей целого.

Довольно подробно приведена позиция А. В. Брушлинского лишь потому, что указанная тенденция превалирования синтеза над анализом в целом заложена в советской и постсоветской психологии. Трудно дались поиски работ, в которых деятельность психики была бы систематизирована на основе обособленных психических компонентов. Мимолетная радость при обнаружении источников, ориентированных на системное изложение психической деятельности,[70]70
  См., напр.: Келасьев В. Н. Структурная модель мышления и проблемы генезиса психики. Л., 1984; Нейсахов Н. М. Закономерности динамики психических явлений. Казань, 1984; и др.


[Закрыть] заканчивалась существенными разочарованиями, поскольку подобные работы имеют, скорее, математический уклон и, как правило, не связаны с собственно психическими компонентами.

Особняком на этом фоне стоит работа К. К. Платонова, в которой он действительно стремится создать систему психики. Для него главной задачей была необходимость разделить все компоненты психики на общепсихологические и частные психологические категории. При этом к общепсихологическим отнесены те понятия, объем которых совпадает с объемом психологической науки. Их шесть: психическое отражение, психическое явление, сознание, личность, деятельность, развитие психики.[71]71
  Платонов К. К. Система психологии и теория отражения. М., 1982. С. 25.


[Закрыть] Однако вызывает сомнение, что даже эти категории можно признать общепсихологическими. Во-первых, едва ли обоснованно отнесено к общепсихологическим отражение; об этом речь пойдет дальше, а пока отметим, что, к чести психологии, она – единственная из гуманитарных наук почти до заката господства ленинской теории отражения в СССР удерживалась от желания включить в себя эту теорию; значительная часть психологов так и не присоединилась к ней. Во-вторых, К. К. Платонов абсолютно неверно говорит о том, что сознание совпадает по объему с объемом психологии, поскольку он сам в конце работы говорит о неосознанном, т. е. автор знает о бессознательном, но старается не вводить эту категорию в объем психологии, что, конечно же, неверно. Психология не может не изучать бессознательное как один из компонентов внутреннего мира человека, следовательно, учение о сознании – только часть психологии, а не ее полный объем. В-третьих, мы готовы были согласиться с деятельностью как общепсихологической категорией, понимая под ней деятельность сознания, однако К. К. Платонов признает деятельностью и физический аспект – поведение человека в окружающем мире,[72]72
  Там же. С. 206–214.


[Закрыть] что абсолютно неприемлемо. Никто не станет отрицать, что физической деятельностью руководит сознание – это психологическая аксиома. Но из нее не следует обязательное единство психической и физической деятельности. Ведь не менее аксиоматично и то, что возможна психическая деятельность без физической: человек («Обломов») неделями может лежать на диване и мечтать (думать, мыслить – это психическая деятельность) о физической деятельности и Нобелевской премии, не предпринимая никаких физических усилий к реализации психической деятельности; возможна психическая деятельность иной направленности, нежели осуществляемая человеком физическая: человек, трудовые навыки которого доведены до автоматизма, вполне может предаваться мечтам о свидании с любимой девушкой, при этом его руки безошибочно будут выполнять трудовые функции; т. е. мы хотим сказать, что при всей иллюзии единства психического и физического они все же разные категории, которые даже не всегда взаимосвязаны. Именно поэтому физическую деятельность нужно «отдать» реальному миру, а психическую – мозгу. Мы не можем принять поведение человека в окружающем мире в качестве психической деятельности еще и потому, что даже в том случае, когда они взаимосвязаны, психическая деятельность отделена по времени от физической, между ними связь причины и следствия, под которыми понимаются всегда различные явления. К. К. Платонов сам пишет о причинно-следственной связи в этом случае и тем не менее объясняет единство причины и следствия переходом «причины и следствия друг в друга»,[73]73
  Там же. С. 214.


[Закрыть] в чем он совершенно не прав: никогда следствие не переходит в причину, которая вызвала следствие; следствие может стать причиной другого следствия – и только, ни о каком переходе следствия в его причину и речи быть не может, т. е. связь причины и следствия, как правило, однонаправленная. В-четвертых, развитие психики также не является категорией, совпадающей по объему с психологией, поскольку «развитие» предусматривает только процесс динамики; таким образом, в психологии за пределами собственно развития остаются процессы взаимосвязанности, психические состояния, свойства и т. д. В-пятых, К. К. Платонов выделяет общепсихологические категории для того, чтобы на их основе обособить частнопсихологические, т. е., по его мнению, общепсихологические категории отличаются друг от друга какими-то особенностями. Возникает неясность в вопросе о том, какими особенностями обладает, например, личность как категория психологии по сравнению с психическим явлением (она сама – психическое явление), с деятельностью (она сама – совокупность психических действий, т. е. деятельность). Очень похоже на то, что личность как специфическая категория по сравнению с другими, указанными К. К. Платоновым, не проявляется. Таким образом, классификация психологических категорий высшего уровня, предложенная К. К. Платоновым, частично неверна, частично спорна, а в целом неприемлема.

Отсюда становится сомнительной и «классификация» частно-психологических категорий, «привязанных» к собственным, обособленным общепсихологическим.[74]74
  Там же. С. 25.


[Закрыть] Сравним в качестве примера лишь несколько частнопсихологических категорий, «привязанных» к двум общепсихологическим формам – психического отражения и личности. Так, автор относит память, эмоции, чувства, волю и т. д. к формам отражения, а направленность, опыт, темперамент и т. д. – к личности. Неужели он убежден в том, что память, эмоции, чувства и т. п. не носят личностного характера, что они вне личности? Разумеется, такое даже предположить трудно. Естественно, и память, и эмоции, и воля всегда субъективно обособлены, глубоко личностны. В этом плане они ничем не отличаются от направленности, опыта, темперамента и т. п. Остается непонятным, что «более личностное» находит К. К. Платонов в направленности и опыте. Особенно интересно: раскрывая личность как общепсихологическую категорию, К. К. Платонов вообще не касается направленности, опыта как чего-то особенного по сравнению с эмоциями, памятью и т. д.[75]75
  Там же. С. 183–206.


[Закрыть] И это не случайно.

Мало того, по мнению К. К. Платонова, «мотивы, как и любые другие психические явления (курсив мой. – А. К.), бывают и процессами, и состояниями, и свойствами личности»,[76]76
  Там же. С. 215.


[Закрыть] но мотивы отнесены к деятельности, а процессы, состояния, свойства и другие общепсихологические категории – к психическим явлениям, отсюда следует, что деятельность бывает и психическим явлением. Так в чем смысл классификации общепсихологических и частнопсихологических категорий, если они суть одно и то же? Ведь сам К. К. Платонов, говоря о систематизации, признает элементами целостности «предложенные в рамках данной системы и относительно автономные (курсив мой. – А. К.) ее части».[77]77
  Там же. С. 34.


[Закрыть] Хочется надеяться, что здесь автор имеет в виду специфическую обособленность элементов целостности друг от друга. И это действительно так: только из тождеств целостность как система состоять не может. С необходимостью следует вывод: К. К. Платонову при всем его желании не удалось создать систему психики личности. И вновь благая попытка анализа и систематизации психических компонентов привела к терминологической «каше» тождеств.

Казалось бы, давайте на первых порах применим формальную логику в психологических исследованиях и частично решим проблему интеграции знаний. Однако оказывается, что не все так просто, поскольку вопрос о взаимосвязи формальной логики и психологии ставится довольно давно и решается отнюдь не однозначно. По мнению Ж. Пиаже, «аксиоматика (формальная логика. – А. К.) никогда не сможет “образовать фундамента” экспериментальной науки», но «всякой аксиоматике может соответствовать экспериментальная наука…»[78]78
  Пиаже Ж. Избранные психологические труды. М., 1994. С. 82–83.


[Закрыть] Думается, автор несколько противоречит себе же, так как несколькими строками ниже пишет, что «логистика (формальная логика, аксиоматика. – А. К.) является, таким образом, не чем иным, как идеальной “моделью” мышления»,[79]79
  Там же. С. 84.


[Закрыть] т. е. это определенный стандарт мышления, его основа. Данное противоречие возникло не случайно, оно базируется на двойственном представлении автора о понятии формальной логики. С одной стороны, «формальная логика, или логистика, является аксиоматикой состояний равновесия мышления, а реальной наукой, соответствующей этой аксиоматике, может быть только психология мышления».[80]80
  Там же. С. 55.


[Закрыть] С другой – «аксиоматика – это наука исключительно гипотетико-дедуктивная, то есть такая, которая сводит обращение к опыту до минимума…»;[81]81
  Там же. С. 81.


[Закрыть] «центральная проблема логики, если она хочет быть адекватной реальной работе сознания, состоит, по нашему мнению, в том, чтобы формулировать законы этих целостностей как таковых».[82]82
  Там же. С. 91.


[Закрыть]

Во всем этом видится несколько сложностей. Во-первых, Ж. Пиаже базирует свои выводы на им же заложенном противоречии: с одной стороны, формальная логика – реальность мышления («аксиоматика равновесия мышления»), с другой – наука, формулирующая законы целостностей. Мы склонны согласиться с таким положением вещей, поскольку считаем, что здесь противоречие только внешнее, за которым скрывается точный смысл формальной логики. Ведь достаточно давно стало очевидным, что ребенок, воспитанный стаей животных вне зависимости от характера стаи (обезьяны, волки, кенгуру), не способен так же опредмечивать окружающий мир, как обычные ребята – его сверстники. Из этого следует, что человек познает окружающий мир, опредмечивает его через опыт (за исключением заложенного генетикой): родители говорят ребенку: вот это ель, посмотри, иголочки маленькие и твердые, а вот лиственница, у нее тоже иголки маленькие, но очень мягкие, а вот сосна, у нее иголки длинные и т. д. Здесь уже формализуется представление ребенка об окружающем мире, опредмечивание окружающего мира становится более точным. При этом, конечно же, мы имеем дело с формальной логикой, поскольку все обучение ребенка опирается на понятийный аппарат, на его разработку. Вкладывая постепенно в сознание ребенка те или иные понятия и закрепляя их в нем, помогая ребенку более точно опредмечивать окружающий мир, мы тем самым превращаем формальную логику в способ существования мышления («аксиоматику равновесия мышления»). Именно поэтому формальная логика и выступает в двух ипостасях: как наука, создающая законы точного и строгого мышления, и как способ мышления. И если бы автор принял именно такой подход, он был бы абсолютно прав. Однако Ж. Пиаже, похоже, не это имел в виду, поскольку логическому способу мышления он противопоставил науку психологии мышления, параллельно предложив науку формальной логики, и тем самым создал ситуацию обслуживания логического способа мышления психологией мышления и формальной логикой, не разграничив последние и заложив реальное противоречие.

Думается, во-вторых, глубочайшее заблуждение Ж. Пиаже кроется прежде всего в том, что он сузил психологию мышления до логистики, а более правильно было бы соотнести логистику с формальной логикой. Вместе с тем, выделив психологию мышления как науку, автор – несомненный сторонник формально-логического анализа – нарушает правила формальной логики: ведь психология – наука о психике, последняя невозможна без мышления, отсюда психология мышления как наука о психике мышления явно заключает в себе тавтологию, чего быть не должно. Кроме того, вполне понятны причины «обслуживания» аксиоматики психологией мышления, поскольку автору было важно противопоставить формальную логику и мышление: «логика является зеркалом мышления, а не наоборот».[83]83
  Там же. С. 81.


[Закрыть] Скорее всего, ни Ж. Пиаже, ни другие сторонники рассмотрения формальной логики и мышления с позиций их соотношения как отражаемого и зеркала не правы; указанные категории нельзя рассматривать с позиций отражаемого и отражения, между ними иное соотношение: на уровне доктринальном одна из них разрабатывает правила точного и строгого мышления, а вторая – структуру и динамику мышления, его механизм; при этом первая лишь обслуживает вторую, помогая ей разобраться в предметах, ею рассматриваемых, в их соотношении, классификациях и группировках; на реальном уровне логистика – один из способов существования мышления.

Именно поэтому и только в указанных пределах формальная логика не просто может, а должна стать фундаментом мышления. Не являются исключением из данного правила и экспериментальные науки, каждая из которых возникает на основе уже чего-то существующего на формально-логической основе; разумеется, при этом возникают и новые категории, новые явления, понять и осмыслить которые (их сущность, соотношение между собой и с ранее существовавшими явлениями, их классификацию и группировки) помогает также формальная логика. Таким образом, формальная логика – фундамент строгого мышления, что очень важно для психологии, которая представляла и пока представляет собой «броуновское движение» отдельных элементов, упорядочить которое поможет только формальная логика.

«Мышление в настоящее время – объект логического анализа. При этом логический анализ мышления, как и логический анализ знаний, имеет два направления: 1) разработку понятий, описывающих процессы мышления, и логической техники, с помощью которой можно осуществлять проверку и построения их операциональной структуры; 2) решение внешних задач с помощью этих понятий и техники».[84]84
  Ладенко И. С. Интеллектуальная система и логика. Новосибирск, 1973. С. 73.


[Закрыть]

Сторонников жесткого формально-логического подхода к обособлению субъективного и объективного принято обвинять в интуитивизме, неопозитивизме и тому подобных «шумах».[85]85
  Архангельский Л. М. Социально-этические проблемы теории личности. М., 1974. С. 75.


[Закрыть] Тем не менее именно они пытаются более глубоко разобраться в психических процессах, понять их структуру, разграничить субъективное и объективное с тем, чтобы глубже понять связь между ними, чего нельзя достигнуть при смешении субъективного и объективного в одну массу, при якобы научном объединении психической и физической деятельности под лозунгом невозможности существования психики вне окружающей среды и физической деятельности вне психики. Противники формально-логического подхода забывают об одной важной вещи: субъективное имеет собственную энергию (примером тому служат гипноз, телекинез) и уже в силу этого должно быть самостоятельно изучено, поскольку создает изменения в окружающем мире без «физического» вмешательства в него.

Вообще непонятно, что же отпугивает основную массу психологов и социологов в формально-логическом исследовании субъективного, ведь такой подход вовсе не исключает последующего изучения окружающей среды и их взаимного влияния друг на друга. Скорее всего, неприятие связано с тем, что формальная логика требует опоры на определенный фундамент, не терпит разбросанности и размытости мышления, не позволяет создавать теории безбазисные, основанные только на представлениях исследователя. Да, действительно, формальная логика «вяжет» исследователя по рукам и ногам, но только для того, чтобы мозг его стремился к истине, чего нельзя достичь без фундамента.

Разумеется, можно сгладить острые углы и сказать, что в разноголосице мнений нет противоречий, позиции лишь дополняют друг друга.[86]86
  Сундуров Ф. Р. Указ. соч. С. 32.


[Закрыть] Однако такое возможно только тогда, когда какое-то явление (понятие о нем) делится на структурные элементы (классифицируется) по различным основаниям и каждая из классификаций дополняет другие, создавая в единстве общий обогащенный образ явления. Вот этого-то и не происходит: все авторы пытаются классифицировать признаки личности по одному основанию – с точки зрения социально-психологических качеств личности и тем не менее не находят единого подхода. Особенно заметно это при рассмотрении отдельных элементов психики, их связи между собой и механизма взаимодействия, где не складывается ясной и четкой картины: потребностей, интересов, мотивов, целей, сознания, воли, принятия решения, направленности, ценности, ценностных ориентаций, социальных установок и т. д., что в большей степени интересует юриспруденцию. Что они собой представляют, как взаимодействуют друг с другом, какие системы образуют – все эти вопросы практически невозможно решить, автоматически придерживаясь господствующих позиций. Ничуть не лучше ситуация в теории уголовного права и криминологии.

Прежде всего хотелось бы разобраться в вопросе о том, как взаимодействуют окружающий мир и внутренний мир человека; с чего все начинается и чем завершается. Разумеется, все психологи пишут и о ценностных ориентациях, и об установках, о влиянии окружающей среды на психику, о познании. При этом остается неясным, как соотносятся данные факторы с мотивационной сферой (входят ли они в нее как элементы или находятся вне ее пределов; констатация того, что ценностные ориентации образуются из столкновения системы потребностей с системами жизненных ситуаций,[87]87
  Саморегуляция и прогнозирование социального поведения личности. Л., 1979. С. 47.


[Закрыть] проблемы не разрешает); как соотносятся ценностные ориентации и установки друг с другом, как соотносятся они с системой ценностей; является ли система ценностей субъективной (относящейся к психике) или объективной (относящейся к окружающему миру) категорией.

Коль скоро речь идет о взаимовлиянии окружающей среды и психики, начнем с первой. Представляется аксиоматичным, что среда обитания человека – это система тех или иных ценностей, которые окружают человека и помогают в его жизнедеятельности. Но, оказывается, не все так просто. «В свою очередь имеется иерархия и в системе ценностей. Вершину ее составляет “жизненный идеал” – социально-политический и нравственный образ желаемого будущего».[88]88
  Там же.


[Закрыть] Сразу видно, что аксиоматичность представления о системе ценностей как объективной категории исчезает, поскольку ценность объявляется «жизненным идеалом», образом желаемого будущего и, следовательно, субъективной категорией. Ничуть не лучше обстоит дело и в уголовном праве. «Ценность зависит не от сознания и воли субъекта ценности, а, во-первых, от имманентных свойств объекта (явления, процесса и т. д.) и, во-вторых, от исторически обусловленных потребностей и интересов субъекта».[89]89
  Демидов Ю. А. Социальная ценность и оценка в уголовном праве. М., 1975. С. 10.


[Закрыть] Здесь также ощущается стремление Ю. А. Демидова придать ценности объективный характер («зависит от имманентных свойств явления») и в то же время низвести ее до субъективной категории («зависит от потребностей и интересов субъекта»). При этом автор ненавязчиво оторвал потребности и интересы субъекта от его сознания и воли («зависит не от сознания и воли, а от… потребностей и интересов субъекта»), тем самым косвенно признав неосознанный характер потребностей и интересов субъекта, что в принципе неприемлемо.

Имеются и иные определения ценностей. Например, «в действительности следует рассматривать ценности как определенное общественное отношение между людьми в конкретном обществе».[90]90
  Титов В. А. Познавательное содержание нравственности и его функциональное значение // Социальная сущность и функции нравственности. М., 1975. С. 58.


[Закрыть] В таком понимании ценность – вроде бы объективная категория. Тем не менее с таким решением согласиться невозможно, потому что общественное отношение между людьми – это взаимосвязи субъектов, реализация их прав и обязанностей: субъект может вступить в отношения с собственником, приобретая данный предмет, а может и не вступать из-за отсутствия денег, и тогда предмет с его ценностью останется за пределами отношения, сама же ценность предмета не исчезнет, хотя отношений и не возникло. Представляется, что здесь более правильным было бы говорить об общественном отношении по поводу ценности.

Не помогает разобраться в проблеме и философия, которая выделяет ценности предметные и субъектные; к последним относятся и установки, и оценки, и цели, и т. д.; вместе с тем и предметные, и субъектные ценности суть оценки,[91]91
  Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 765.


[Закрыть] следовательно, носят субъективный характер. Тут же философия выделяет установку как состояние готовности к активности,[92]92
  Там же. С. 708.


[Закрыть] не объясняя, почему состояние готовности есть ценность. Здесь же выделяются ценностные ориентации,[93]93
  Там же. С. 764.


[Закрыть] отличие которых от субъектных ценностей становится абсолютно невразумительным, поскольку последние – это установки и оценки, императивы и запреты, цели и проекты,[94]94
  Там же. С. 765.


[Закрыть] а первые – убеждения человека, глубокие и постоянные привязанности, нравственные принципы поведения,[95]95
  Там же. С. 764.


[Закрыть] т. е. первые и вторые суть одно и то же: установки, в частности, глубокие и постоянные привязанности, субъективные императивы и запреты (а именно о них речь) – убеждения, нравственные принципы поведения и т. д.

Вполне понятно подобное понимание ценностей, ведь окружающий мир состоит только из предметов, которые вроде бы становятся ценностями с точки зрения социальной оценки, а последняя – это мнение определенной массы субъектов. «Ценность – это значение, придаваемое социальной общностью различным явлениям. Наиболее важные, базовые ценностные представления (курсив мой. – А. К.) определяют всю жизнедеятельность группы и входящих в нее личностей».[96]96
  Еникеев М. И. Основы судебной психологии: психические свойства личности. М., 1982. С. 43.


[Закрыть] Однако, похоже, дело обстоит вовсе не так. Возьмем в качества примера лес как совокупность деревьев, кроме них в лесу имеется множество животных и растений. Предположим, уничтожили деревья; вместе с ними будет уничтожена и вся остальная флора и фауна, они не смогут приспособиться к условиям степи или пустыни и погибнут только потому, что были срублены деревья. На этом примере видно, что в деревьях заключена определенная самоценность, которая как ценность важна и для окружающего мира. Мы можем ее не воспринимать, относиться к ней равнодушно, оценивать ее различным образом, вне зависимости от этого – она существует как категория объективного мира, необходимая для флоры, фауны, в том числе и человека. Отсюда следует, на наш взгляд, очевидный вывод: ценность – это совокупность благ, заключенных в том или ином предмете окружающего мира, которые предмет «предлагает» окружающему миру.

Разумеется, такой подход не имеет ничего общего с диалектическим материализмом и с другими теориями ценностей, поскольку определяется философией как натуралистический психологизм.[97]97
  Демидов Ю. А. Указ. соч. С. 10.


[Закрыть] Однако достоинством данной теории является жесткое размежевание объективного и субъективного применительно к ценностям, что позволяет разобраться в терминах и понять, с чем же мы имеем дело. Думается, для того, чтобы понять суть соотношения объективного и субъективного, разобраться в социальных отношениях и их соотношении с психикой, совсем не обязательно термин, характеризующий объективность, превращать в термин, характеризующий субъективный мир. Вполне достаточно уяснить, каким образом связаны между собой объективные и субъективные явления и какие термины достаточно полно и точно отражают те и другие и их связь.

«Богатство» объективного мира, его ценностей столь велико, что можно создать великое множество классификаций ценностей по различным основаниям. Для нас важна классификация по сфере принадлежности ценности, которая достаточно широко принята наукой и согласно которой ценности можно подразделить на две большие группы – ценности природные и ценности социальные.

Окружающий мир относительно стабилен, поэтому заключенные в нем ценности также относительно стабильны (ценности природы, ценности человечества, ценности личности, ценности собственности, ценности объединения в группы и т. д.). Структура ценностей в угоду идеям и техническому прогрессу может изменяться в ту или иную сторону, и довольно часто мы сталкиваемся с возвращением ценностей (не брать по-мичурински от природы все, что можно, а жить в согласии с нею).

Столь же относительно стабильна и система ценностей, которая остается объективной категорией и как таковая степеней не имеет, т. е. система природных ценностей абсолютно гармонична, все в ней взаимоувязано и взаимосогласовано, тогда как система ценностей социальных только в определенной степени гармонична, тем не менее и те, и другие остаются ценностями как таковыми. Система ценностей начинает представлять собой иерархическую систему лишь тогда, когда она зависит от идеологии общества и мнения человека, когда общество пытается выделить более или менее значимые ценности, т. е. создать их «лестницу». Поэтому система ценностей как субъективный фактор носит довольно странный субъективный характер: она создается основной массой населения или какой-то доминирующей в обществе группой, однако отдельным субъектом может быть принята, а может быть и не принята. По существу, каждый субъект может иметь свою систему ценностей. Чтобы не смешивать указанные две системы ценностей (общесоциальную и индивидуальную), психология называет систему ценностей отдельного субъекта ценностной ориентацией. Такое размежевание даже на терминологическом уровне представляется не совсем оправданным, поскольку ценностными ориентациями обладает не только каждый индивидуум, но и само общество, и государство. При этом для каждого отдельного субъекта закрепленная обществом и (или) государством система ценностей становится «объективной» категорией, находящейся вне психики субъекта, с которой субъект лишь «сверяет» свое отношение к окружающему миру. Тем не менее практически невозможно найти в психологии, философии, криминологии (нам, по крайней мере, это не удалось) такое определение ценностных ориентаций, которое выводило бы их за пределы установки; как правило, авторы в той или иной степени отождествляют ценностные ориентации и установки.[98]98
  Титаренко А. И. Мораль как особый способ освоения мира // Социальная сущность и функции нравственности. М., 1975. С. 10; Долгова А. И. Социально-психологические аспекты преступности несовершеннолетних. М., 1981. С. 78; и др.


[Закрыть] Вопрос ясен: нужно ли разделять ценностные ориентации и установки? Думается, ответ на данный вопрос может быть только положительным. Выделение ценностных ориентаций не разрешает проблемы сферы социальной детерминации психики и ее динамики, поскольку процесс развития психической сферы чрезвычайно сложен, и на примере мотивационной сферы мы в этом убедились. Во-первых, чем глубже дифференцировано какое-то явление, тем больше объем элементов, его составляющих, тем меньше объем каждого элемента, тем проще познание каждого элемента и явления в целом. Сегодняшнее представление психологии об анализируемой сфере психики весьма неопределенно, требует конкретизации, которая может быть осуществлена как раз путем глубокой дифференциации понятий, их содержания и соотношения. С этих позиций наличие двух элементов сферы лучше, чем одного элемента, наличие трех элементов лучше, чем двух, и т. д. Во-вторых, очень похоже на то, что данная сфера психики носит динамический характер, поскольку трудно представить себе, что отражение и фиксирование в психике окружающего мира, выработка собственного представления о нем, реализация этого представления в собственном поведении могут быть статичными, а не динамичными явлениями. А посему ограничение анализируемой сферы лишь ценностной ориентацией не показывает динамику данной сферы, которую желательно раскрыть через систему понятий. В-третьих, узко и достаточно четко сформулировано понятие установки, которая так и просится стать одним из этапов динамики развития данной сферы. Какими же будут другие этапы? Вполне возможно, что ценностно-ориентационной назовут всю сферу; не исключено, что ценностные ориентации станут лишь элементом данной сферы наряду с установкой – не в этом суть. Главное – найти динамику сферы и вычленить ее этапы.