Текст бизнес-книги "Обязательственное право"

Автор книги: Фридрих Карл фон Савиньи

Раздел: Зарубежная образовательная литература, Наука и Образование

Отрывок текста, о котором нам остается еще сказать (от «Idem Labeo» до «quod est verum»), представляется вводным, вставленным только для подтверждения предыдущего предложения и не имеющим никакой связи с заключительными словами, которые прямо относятся к предложению предшествующему. Лабеон говорит, что один из этих двух менял может, без сомнения, принять долг в кассу; но не обновлять его (новация), так как вообще заключение от права принять в кассу к праву новации было бы неверно. Для подтверждения последнего поло жения он ссылается на пример сыновей и рабов, состоящих под нашей властью, которые также могли бы принять обратно (на наш счет) отданные ими взаймы деньги, но не имели бы права изменять претензию путем новации. Предположенный нами ход мыслей не лишен значения и положительно необходим: единственно таким путем можно ограничить изречение Павла о неспособности duo rei stipulandi вступить в договор о невзыскании, который был бы обязателен для сокредитора – пункт, не подлежащий никакому сомнению. Если же, напротив, следуя первому впечатлению, производимому текстом, мы захотим связать заключительные слова с непосредственно предшествующим им решением Лабеона, тогда выйдет, что будто по Павлу один из двух rei stipulandi не имеет права погасить общую претензию путем новации. Такое положение стояло бы в непримиримом противоречии не только с основными принципами права, но и с несомненными свидетельствами источников (прим. k).

Второй случай применения относится к двум должникам in solidum, из которых один заключил с общим кредитором договор о невзыскании. Спрашивается: может ли другой должник защищаться против иска кредитора посредством pacti exceptio? И этот вопрос, подобно однородному с ним о двух кредиторах in solidum, должен быть решен отрицательно на основании истинных принципов корреального отношения, хотя бы договор о невзыскании был in rem. Впрочем, сюда может примешаться другое юридическое отношение, чуждое корреальности, по которому pacti exceptio предоставляется и второму должнику (не заключившему договора), именно когда первый должник (заключивший договор) сам заинтересован в ссылке второго на эксцепцию, т. е. когда иск, направленный против второго, коснется своими последствиями и первого[313]313
  L. 21, § 5 de pactis (2. 14).


[Закрыть].

Если отказать в этом случае второму должнику в эксцепции, то тем самым придется отнять и у первого, заключившего договор о невзыскании, все преимущества, из него вытекающие.

Важнейшие и несомненные последствия этого правила сказываются в следующих приложениях.

Когда оба rei promittendi состоят в товариществе и один из них заключает договор о невзыскании, то и другой может защищаться эксцепцией против общего кредитора, так как в противном случае последствия обвинительного решения получат силу и для первого, лишая его выгод, вытекающих из договора[314]314
  L. 3, § 3 de lib. leg. (34. 3); L. 25 p. r. de pactis (2. 14). В последнем месте слово socii должно относиться не только к argentariis, но и к предшествующим duobus reis promittendi.


[Закрыть].

Если по заключении главным должником договора о невзыскании предъявлен иск к поручителю, то последний по принципу может воспользоваться эксцепцией, иначе он получит право регрессивного иска к главному должнику, иска, который лишит последнего выгод договора[315]315
  L. 21, § 5 de pactis (2. 14). В тех исключительных случаях, где регрессивного иска не существует, там и поручитель не имеет эксцепции L. 5 pr. de lib. leg. (34. 3). Если договор о невзыскании заключен in personam, то, конечно, третье лицо не может воспользоваться эксцепцией.


[Закрыть].

Сравнивая изложенное здесь право акцептиляции (№ 5) с правом договора о невзыскании (№ 6), мы найдем, что к ним применяются прямо противоположные принципы. В этом нет никакой непоследовательности, а только разнообразие форм, могущее, по произволу сторон, вести к различным целям. У нас нет акцептиляции, а уцелело только право неформального договора о невзыскании, настолько обусловленное, что оно производит, смотря по обстоятельствам, в известных частных случаях, по воле сторон то же последствие, какое могла произвести у римлян гораздо вернее и удобнее весьма употребительная форма акцептиляции. Следовательно, с точки зрения действующего права, вполне ошибочно приписывать нашему неформальному договору о невзыскании решительное действие римской акцептиляции и таким образом прямо извращать истинный характер нашего действующего права[316]316
  Ученые, защищающие то и другое мнение, приведены у Вангерова, стр. 98– 100, который сам поддерживает изложенное здесь мнение.


[Закрыть].

7. Мировая сделка.

Если между одним из многих кредиторов или должников и общим их противником возникает процесс о корреальном обязательстве, оканчивающийся мировой сделкой, то спрашивается – погаша ется ли последней корреальное отношение для совокупных кредиторов и должников, не участвовавших в сделке?

Всякая мировая сделка необходимо основывается на обоюдных уступках[317]317
  L. 38 С. de transact (2. 4).


[Закрыть], поэтому ее можно рассматривать как сложную сделку, состоящую из частичного удовлетворения и частичного невзыскания. Предполагая, например, что долговая претензия составляет сумму в 100 руб., а по мировой сделке должник платит наличными деньгами 60 руб., под условием освободиться от всякого взыскания, мы найдем, что долг в сумме 60 руб. погашается настоящим платежом для всех кредиторов и всех должников (прим. с, d, e, f); что же касается остальных сорока рублей, то в силу мировой сделки о них заключен договор о невзыскании; обязательность его для не участвовавших в сделке обсуждается по правилам, выше указанным подробно.

§ 19
III. Лица в обязательстве. В. Обязательство корреальное. Следствия (продолжение)

Переходим к случаям прекращения, вытекающим из иска и процесса.

8. Litiscontestatio.

Весьма важный институт древнего права состоял в процессуальном погашении (Prozessconsumtio).

Последнее основывалось на принципе, что всякий иск, раз начатый и доведенный до litiscontestatio (in litem deducta actio), никогда не мог быть возобновлен. В известных случаях он погашался ipso jure через litiscontestatio; в других возобновление его парализовалось посредством exceptio rei in judicium deductae, или (если дело дошло до какого-либо решения) посредством exceptio rei judicatae[318]318
  Gajus L. 3, § 180–181; Lib. 4, § 106–108. Большая часть превосходного сочинения Келлера посвящена изложению этого юридического института. Ср. также Savigny, System, т. 5, § 235, стр. 254 и т. 6, § 281, 282.


[Закрыть].

Принцип этот производил важное влияние на корреальное отношение, существо которого именно и заключается не в совместной наличности различных обязательств, но в одном и том же обязательстве, всецело и безразлично относящемся к каждому отдельному кредитору и должнику (§ 16). Необходимым последствием такого отношения было то, что иск, предъявленный одним из многих кредиторов, исключал возможность нового иска для других кредиторов, независимо от результата первого иска: заключался ли он в обвинении должника и в уплате долга, или нет. Точно так же, если общий кредитор предъявлял иск к одному из должников, то тем самым освобождал от нового иска других содолжников опять независимо от результатов первого иска[319]319
  Keller. Litiscontestatio, § 49, 52. Ribbentrop, § 28.


[Закрыть].

Это последствие, тяжкое для обыкновенного корреального отношения, было весьма опасно для акцессорного корреального обязательства-поручительства (§ 17), цель которого могла быть совершенно уничтожена. Кредитор, раз предъявивший иск к главному должнику, тем самым навсегда терял иск против поручителя (который был вторым reus promittendi по тому же долгу) и никогда не мог его возобновить, хотя бы даже во время производства главный должник оказался несостоятельным; случай, который именно и обеспечивался поручительством. Для устранения этого крайне нелогического последствия прибегали к различным искусственным средствам, в особенности к своеобразному пониманию договора о поручительстве, лишающему его характера корреального обязательства[320]320
  L. 116 de V. О. (45. 1). Указание на эти искусственные средства находится в L. 28. С. de fidej. (8. 41).


[Закрыть]. Юстиниан издал особый закон, упразднивший все искусственные предосторожности, постановив, что иск против должника не отнимает у кредитора права начать впоследствии такой же иск про тив поручителя или всякого другого reus promittendi; только действительное удовлетворение прекращало право кредитора[321]321
  L. 28. С. de fidej. (8. 41) от 531 г.


[Закрыть].

Перемена, происшедшая в юстиниановском праве, имела еще другие, более важные последствия. Она совершенно оставила в стороне весь институт процессуального погашения (независимо даже от корреальности[322]322
  Savigny. System, т. 6, стр. 25 и § 282.


[Закрыть]), и не в силу специального закона, но простого умолчания об этом в высшей степени положительном принципе процессуального погашения, принципе, который сам по себе был настолько неестествен, что без приведенного места из Гая (прим. а) мы и не подозревали бы о его существовании. Если бы эта важная перемена совершилась еще прежде и вполне сознательно, быть может, даже в силу специального закона, то не было бы никакой нужды в особенном указе о поручительстве (прим. g).

Итак, мы не должны сомневаться в столь важной и решительной перемене, как и в истинном смысле юстинианова права, но при этом необходимо иметь в виду два обстоятельства: во-первых, невозможно требовать, чтобы в Дигесты по недосмотру не перешли некоторые остатки древнейшего права, настоящий смысл которых мы понимаем теперь только по известиям Гая о содержании этого права[323]323
  Следующие места содержат в себе очевидные остатки вышедшего тогда из употребления древнейшего права, в котором они только и имели смысл, так что внесение их в Дигесты объясняется просто недосмотром: L. 2; L. 16 de d. r. (45. 2); L. 116 de V. О. (прим. с); L. 5 in f. de fidej. (46. 1); L. 31, § 1 de nov. (46. 2); наконец, также L. 28 С. de fidej. (прим. d). Puchta, Pand., § 235, g, утверждает без всякого основания, что погашение в силу litiscontestatio вышло из употребления только для пассивной корреальности, для активной же оно продолжало существовать и в новейшем праве и действует даже у нас. Однако два места, на которые он при этом ссылается, принадлежат к числу указанных остатков древнейшего права; в третьем же месте (L. 57, § 1 de sol., 46. 3) нет и слова correus, а есть только adjectus, следовательно, оно сюда не относится.


[Закрыть]; во-вторых, следует также ожидать и дополнений, интерполяций в смысле нового права, и в них в действительности нет недостатка[324]324
  L. 8, § 1 de leg. 1 (30. un.): «Si ita scriptum sit: Lucius Titius heres meus aut Mevius heres meus, decem Sejo dato, cum utro velit, Sejus aget, ut, si cum uno actum sit, et sоlutum, alter liberetur, quasi si duo rei promittendi in solidum obligati fuissent». Слова «et solutum» весьма кстати вставлены в смысле юстиниановского права. Помпоний не вписал их потому, что в его время иск, начатый против одного наследника, совершенно освобождал другого (прим. b), так что факт платежа был безразличен для этой цели. Точно так же в L. 2 С. de fid. tut. (5. 57) слова «et solvente». Ср. Keller, стр. 438; Ribbentrop, стр. 42; System, т. 5, стр. 255.


[Закрыть].

Заметим еще об этом принципе древнейшего права, что в нем вообще проглядывает очевидное покровительство ответчику (так называемому должнику) сравнительно с истцом (§ 2, g).

9. Понудительная присяга.

Приложение этого факта к корреальному обязательству представляется двояким: 1) когда должник подтверждает присягою несуществование долга (dari non oportere); 2) когда кредитор подтверждает присягою существование долга (sibi dari oportere)[325]325
  Ср. System, т. 7, § 309–314.


[Закрыть]. Рассмотрим оба случая порознь.

Первый возможен в свою очередь в двоякой форме.

Один из многих кредиторов требует от общего должника, чтобы тот подтвердил присягою существование долга. По принесении присяги должник приобретает абсолютное освобождение в виде exceptio jurisjurandi и не только против кредитора, потребовавшего присягу, но и против всех остальных, не участвовавших в этом требовании[326]326
  L. 28 de jurej. (12. 2): «In duobus reis stipulandi ab altero delatum jusjurandum etiam alteri nocebit».


[Закрыть]. Единственный кредитор требует присяги от одного из многих должников, обязавшихся in solidum. По совершении присяги возникает ex jurisjurandi не только для присягнувшего, но и для всех прочих содолжников, не присягавших[327]327
  L. 28, § 3 de jurej. (12. 2): «Ex duobus reis promittendi ejusdem pecuniae alter juravit, alteri quoque prodesse debebit».


[Закрыть].

Последний принцип находит весьма частое и важное применение в отношениях главного должника к поручителю. Присяга главного должника производит и для поручителя право на эксцепцию[328]328
  L. 28, § 1; L. 42 рr., § 3 de jurej. (12. 2); L. 7, § 1 de except. (44. 1); L. 1, § 3 quar. rer. act. (44. 5).


[Закрыть], и наоборот – присяга поручителя рождает это право и для главного должника[329]329
  L. 28, § 1; L. 42, § 1, 2 de jurej. (12. 2).


[Закрыть]. Если бы оба последние положения были разобщены, то можно было бы их выводить из акцессорной природы поручительства (§ 17); но так как они представляются рядом и совершенно тождественными, относящимися к двум главным солидарными должникам (прим. k), то очевидно, что они вытекают прямо из корреального отношения, заключающегося также и в поручительстве, а не из акцессорной природы поручительства.

Весь принцип со всеми указанными его приложениями, сводится к отождествлению присяги с уплатою долга[330]330
  L. 27 de jurej. (12. 2): «Jusjurandum etiam loco solutionis cedit». L. 28, § 1 eod.: «…nam quia in locum solutionis succedit…».


[Закрыть], вследствие чего присягу можно отнести к суррогатам удовлетворения. Это отождествление не только подтверждает истинность нашего принципа, но и указывает вместе с тем на внутреннюю его природу и на весьма важное ограничение. В самом деле, необходимо обращать внимание на особенное содержание присяги и приписывать ее общее значение только в том случае, когда она имеет своим предметом действительность самого долга (объективно), а не только связь его с известным лицом и специальные отношения последнего[331]331
  L. 28, § 1 de jurej. (12. 2): «…si modo ideo interpositum est jusjurandum, ut de ipso contractu et de re, non de persona jurantis ageretur». L. 1, § 3 quar. rer. act. (44. 5): «Si fidejussor juravit, si quidem de sua persona tantum juravit, quasi se non esse obligatum, nihil reo proderit; si vero in rem juravit, dabitur exceptio reo quoque».


[Закрыть]. Однако же это ограничение необходимо понимать не в том смысле, будто присяга должна прямо и специально относиться к факту совершенного платежа; напротив, общая присяга «dari non oportere» была вполне достаточна вследствие своего объективного понятия, так как она заключала в себе и платеж в смысле возможной причины несуществования долга и при сомнении следовало признавать, что присяга произносилась именно в этой решительной и общей форме[332]332
  L. 42 pr. de jurej. (12. 2). Необходимо обращать внимание на тождественность смысла данной прежде присяги с предлежащим юридическим вопросом. Если такое тождество существует, то присяга имеет силу и за, и против третьего лица; в противном случае не имеет. Ср. L. 28, § 8; L. 36 de jurej. (12. 2).


[Закрыть].

Второй возможный случай присяги состоит в том, что кредитор клянется в существовании долга (sibi dare oportere)[333]333
  О действии такой положительной присяги, влекущей за собою иск, говорится вообще в L. 9, § 1. 6 de jurej. (12. 2).


[Закрыть]. И здесь также присяга в приложении к корреальному отношению может представляться в двух формах: во-первых, когда, один из многих кредиторов приносит присягу и совокупный с ним кредитор желает воспользоваться ею против общего должника; во-вторых, когда единственный кредитор присягает и желает воспользоваться присягою не против того должника, который ее потребовал, а против другого.

Ни одна из этих форм присяги не упоминается в наших источниках права, вследствие чего мы должны вполне отвергнуть такое последствие присяги по отношению к лицам, между которыми первоначально не имело места ни требование, ни совершение ее. Это предположение подтверждается еще тем обстоятельством, что более широкое действие отрицающей присяги (dari non oportere) сводится к отождествлению присяги с платежом (прим. n); о положительной же присяге (dari oportere) этого по аналогии утверждать нельзя.

Если заметят, что здесь нет полной равноправности между сторонами (кредитором и должником), то можно возразить, что вообще существует известное покровительство в пользу должника против кредитора (§ 2, 9), о влиянии которого на корреальное отношение мы уже заметили по поводу важного случая процессуального погашения. К этому можно прибавить еще то чисто практическое соображение, что в отвергаемом нами более широком действии положительной присяги существует менее потребности, нежели в действии отрицательной. Когда кредитор дает положительную присягу, то от него зависит прямо за тем начать иск, прежде чем произойдет какая-либо перемена в имущественной обстановке должника или наступят опасные для него обстоятельства, способные затемнить доказательственную силу его фактов. Напротив, при отрицательной присяге не во власти должника начать процесс о решении вопроса об обязательстве, так что он, без своей вины, подвержен упомянутой нами опасности. В этом случае более широкое приложение exceptio jurisjurandi служит ему справедливым вознаграждением.

10. Судебное решение, вступившее в законную силу.

Приложение решения к корреальному обязательству представляет большую аналогию с присягою, здесь одинаковые случаи и юридические вопросы; остается только рассмотреть, не такое ли будет и разрешение этих вопросов?

Судебное решение сравнительно с присягой представляется более важным и употребительным на практике, а потому может показаться странным, что древние юристы упоминают о нем реже и трактуют не так подробно. Явление это объясняется очень просто тем обстоятельством, что уже в эпоху древних юристов litiscontestatio и следующее за нею процессуальное погашение, о котором говорилось в начале параграфа, устраняли обязательство по отношению к остальным верителям или должникам, и о приложении решения к нашему вопросу не могло быть и речи.

Я перехожу прямо к рассмотрению отдельных юридических случаев в том же порядке, как при изложении присяги. Сначала коснусь оправдательного решения, а потом – обвинительного.

Оправдательное решение может прежде всего иметь место между одним из многих верителей и общим должником. Об этом случае в наших источниках права не упоминается. Но я, не колеблясь, признаю за должником exceptio rei judicatae даже против последующего иска всякого из совокупных кредиторов – прямо по аналогии с присягою (прим. i), так как и в других случаях к решению и к присяге применяются одинаковые принципы.

Оправдательное решение может, далее, иметь место между общим кредитором и одним из должников, обязавшихся in solidum. Здесь средством exceptio rei judicatae пользуется всякий из прочих должников. Правда, что принцип этот выражен в одном месте, трактующем об оправдании главного должника, чем впоследствии может воспользоваться и поручитель[334]334
  L. 7, § 1 de exc. (44. 1).


[Закрыть], и если бы это выражение было единственным, то оно объяснялось бы, пожалуй, идеей акцессорных отношений, иначе обвинение поручителя давало бы ему право регрессивного иска к должнику, который таким образом необходимо лишился бы выгод оправдания. Однако в другом месте ясно говорится, что из оправдания вытекает обоюдное взаимное право[335]335
  L. 42, § 3 de jurej. (12. 6): «Item, si reus juravit, fidejussor tutus sit, quia et res judicata secundum alterutrum eorum utrique proficeret».


[Закрыть]; откуда неизбежно следует, что в основании принципа лежит не акцессорное отношение поручительства, a скорее отношение корреальности, содержащееся в последнем.

Итак, принципы решения в этом отношении вполне согласны с изложенными выше принципами присяги[336]336
  См. выше прим. k, 1, m. С этим мнением согласен Ribbentrop, стр. 261, 262, 268. Для подробного уяснения вопроса см. Savigny, System, т. 6, § 301.


[Закрыть].

Нам остается еще рассмотреть обвинительное решение. Если один из многих верителей добился обвинения должника, но почему-либо не получил удовлетворения, то мог ли один из совокупных кредиторов воспользоваться в своих интересах иском, вытекающим из решения; то же самое мог ли сделать и общий кредитор в случае обвинения по его инициативе одного из должников (при неудовлетворении) и противопоставить actio rei judicatae каждому из прочих содолжников. Наши источники не дают ответа ни на одну из двух форм этого вопроса; то же мы видели и при совершенно аналогичном вопросе о положительной присяге (dari oportere)[337]337
  По-видимому, можно бы сослаться в этом случае на L. 5 рr. Dе арре1. (49. 1): «Igitur et venditoris fidejussor emtore victo appellabit, licet emtor et venditor acquiescant». Но, как известно, поручитель есть correus не покупщика (обвиненного), а только продавца. Предшествующий случай сонаследников также показывает, что апелляция может быть принесена третьим лицом просто для предотвращения вредного для него решения; однако же из этого права принести апелляцию нельзя выводить обязательности для апеллятора состоявшегося решения.


[Закрыть]. Я не колеблюсь применить и сюда принципы присяги, изложенные выше, отвергая, следовательно, в корреальных отношениях actio rei judicatae в пользу и против всех не участвовавших в первом процессе.

11. Решение третейского судьи.

Юридическая сила такого решения обеспечивается условленным штрафом на случай неповиновения одной из сторон этому решению. Следовательно, если истец, недовольный оправдательным решением третейского судьи, привлечет ответчика к обыкновенному суду, то должен за неповиновение заплатить условленный штраф.

Теперь предположим, что при существовании корреального отношения одному из верителей, заключившему с общим должником компромисс, третейский судья отказывает в иске, но затем один из совокупных кредиторов привлекает должника к суду; спрашивается: имеет ли место взыскание штрафа с первого кредитора, которому отказано в иске? По принципу – не имеет, так как судебный иск был начат не ним.

Точно так же, если общий кредитор, привлекший одного из должников к третейскому суду, получит отказ в иске и предъявит потом судебный иск против должника, то оправдание третейского судьи не относится к содолжнику, а потому и возбуждение судебного иска не представляется неповиновением решению.

Дело представляется иначе если кредитор, которому отказано в иске с главного должника, начнет иск против поручителя, так как этот иск все-таки косвенно направляется против самого же должника, к которому поручитель имеет право регресса.

Первые два случая могут быть тождественны с последним, когда разные верители и разные должники состоят в товариществе, так как в силу товарищеских отношений выгоды и невыгоды процесса, возбужденного после третейского оправдания, становятся общими; отсюда последствие то же, как если бы процесс велся лицами, участвовавшими в третейском решении. С началом иска можно отыскивать штраф, условленный в компромиссе, хотя бы перед обыкновенным судом фигурировали в качестве истца и ответчика не те самые лица, которые участвовали в третейском процессе[338]338
  L. 34 pr. de receptis (4. 8). Подробности, сообщенные в тексте сочинения, вносят в толкование этого места некоторые модификации. Об этом месте ср. Kraut, de argentariis, p. 51–53. Часть места, касающаяся аргентариев, была приведена выше, § 17, i.


[Закрыть].

12. Давность иска.

Когда несколько верителей, как correi, имеют общий иск, и когда иск одного из них погашен давностью, тогда как для других давность еще течет, то возникает вопрос: задавнение первого иска причиняет ли вред прочим? То же и относительно многих корреальных должников.

По общему правилу вопрос решается так: все подобные иски должны иметь одинаковый давностный срок.

Но здесь может быть отступление от правила в силу перерыва давности для одного из кредиторов, например, вследствие получения от должника записки, процентов и т. д., тогда как для других перерыва не существует. Последний именно случай и вызвал специальный закон Юстиниана, по которому перерыв давности по отношению к одному верителю или должнику должен иметь силу и для всех исков, вытекающих из корреального отношения, и служить, таким образом, задержкою против течения давности для всех сторон[339]339
  L. 5. С. de d. r. (8. 40). Ср. System, т. 5, § 242, i.


[Закрыть].

Однако остается еще один случай, не предусмотренный этим законом. Когда умирает один из корреальных верителей, оставляя несовершеннолетнего наследника, то давность по отношению к его исковому праву на время приостанавливается, тогда как для исков совокупных с ним верителей она течет и может совершенно окончиться[340]340
  Ср. System, т. 5, § 252.


[Закрыть]. Если срок давности истекает во время несовершеннолетия, то представляется сомнение как в том, могут ли прочие кредиторы пользоваться преимуществами несовершеннолетнего, так и наоборот в том, могут ли невыгоды других кредиторов наступить и для несовершеннолетнего? Оба вопроса можно, не колеблясь, решить отрицательно. Всякое преимущество, даваемое несовершеннолетнему, по существу своему чисто личное и ничем не связано с обязательством. Следовательно, корреальное отношение не может в этом случае служить помехою как для преимущества несовершеннолетнего, так и для истечения давностного срока против совокупных кредиторов.

13. Реституция.

Когда несовершеннолетний является поручителем и получает реституцию в ущерб этого обязательства, то главный должник не извлекает из реституции никакой пользы, так как реституция производит влияние не на самое обязательство, а только на чисто личные отношения к нему несовершеннолетнего[341]341
  L. 48 pr. de minor. (4. 5).


[Закрыть].

По тем же мотивам этот принцип должен быть несомненно применен и к случаю, когда несовершеннолетний домогается реституции не против поручительства, а против чистого (не акцессорного) корреального обязательства.

Теперь нам остается только рассмотреть случаи погашения обязательства, которые мы назвали выше (§ 18) случайными фактами.

14. Confusio.

Когда умирает один из корреальных должников, оставляя наследником общего кредитора, то кажется, что долг погашается через confusio как бы вследствие платежа, а прочие содолжники освобождаются. Но этот способ погашения касается не столько существования самого обязательства, сколько отношения его к известному лицу. Вот почему принято за правило, что вследствие такого факта из обязательства выбывает только личность умершего должника, и кредитор может продолжать взыскание по своей претензии с прочих содолжников. Конечно, если оба корреальных должника socii, то претензия продолжается только в части[342]342
  L. 71 pr. de fidej. (16. 1): «Sed quum duo rei promittendi sint, et alteri heres extitit creditor, justa dubitatio est, utrum alter quoque liberatus est, ac si soluta fuisset pecunia, an persona tantum exemtа, confusa obligatione. Et puto, aditione hereditatis, confusione obligationis eximi personam… cum altero autem reo vel in solidum, si non fuerit societas, vel in partem, si socii fuerunt, posse creditorem agree». Ср. Ribbentrop, стр. 24–26. Само место прямо говорит только об этом одном случае; но без всякого сомнения, это же правило можно применить и к тому случаю, когда умирает кредитор, оставляя своим наследником одного из должников, или когда один из многих кредиторов назначает наследником общего должника или сам назначается им. Вот еще случаи, несколько различные, но аналогичные. Кредитор назначает наследником своего сокредитора или должник – содолжника. И там, и здесь две различные претензии или два долга продолжаются в одном и том же лице. L. 13 de d. r. (45. 2); L. 5 de fid. (46. 1); L. 93 pr., § 1. 2 de sо1. (46. 3). Напротив, преемственность между главным должником и поручителем погашает отношения поручительства. L. 5 cit.; L. 93, § 2 cit.


[Закрыть].

15. Capitis deminutio.

Должник, которого постигла minima capitis deminutio, освобождался, по общему принципу древнего права, от долга[343]343
  Ср. System, т. 2, § 70; т. 7, § 333.


[Закрыть].

Если предположить, что это освобождение случилось с одним из многих корреальных должников, то возникает вопрос: имело ли оно тот же характер, как и уплата, т. е. освобождало ли в то же время и содолжников?

На самом деле этого не было, и такое освобождение, подобно confusio, имело чисто личный характер и действие. Следовательно, только должник, потерпевший умаление в правах, выходит из ряда корреальных должников; прочие же содолжники остаются в обязательстве, как прежде[344]344
  L. 19 de d. r. (45. 2): «Quum duo eandem pecuniam debent, si unus capitis deminutione exemtus est obligatione, alter non liberator». (Остальная часть места была приведена выше, § 18, g).


[Закрыть].