Текст бизнес-книги "Невидимые женщины. Почему мы живем в мире, удобном только для мужчин. Неравноправие, основанное на данных"

Автор книги: Кэролайн Криадо Перес

Раздел: Жанр неизвестен

Кэролайн Криадо Перес
Невидимые женщины: Почему мы живем в мире, удобном только для мужчин. Неравноправие, основанное на данных

Переводчик Валерия Башкирова

Редактор Ольга Бараш

Главный редактор С. Турко

Руководитель проекта М. Красавина

Корректоры А. Кондратова, О. Улантикова

Компьютерная верстка А. Абрамов

Арт-директор Ю. Буга

© Caroline Criado Perez, 2019

© Sophie Harris, дизайн обложки

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Альпина Паблишер», 2020

Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

⁂

Женщинам, упрямо твердящим:

«Останемся чертовски сложными»[1]1
  «Чертовски сложная женщина» (a bloody difficult woman) – характеристика, данная британским политиком Кеннетом Кларком экс-премьер-министру Великобритании Терезе Мэй. Мэй в интервью с удовольствием повторяла его слова. – Прим. ред.


[Закрыть]

Изображение мира, как и сам мир, – дело мужчин; они описывают его со своей точки зрения, которую путают с абсолютной истиной.

Симона де Бовуар

Предисловие

Почти вся письменная история человечества содержит зияющий пробел в данных. Начиная с возникновения теории о мужчине-охотнике, хроникеры и историки практически не уделяли внимания женщинам и их роли в эволюции человеческого рода, как культурной, так и биологической. Население планеты как будто состояло исключительно из мужчин. История же другой половины человечества почти целиком скрыта завесой молчания.

Эта завеса лежит буквально на всем. Вся наша культура пронизана молчанием. Фильмы, новости, литература, наука, градостроительство, экономика. Истории, которые мы рассказываем себе о собственном прошлом, настоящем и будущем. Все это покрыто и искажено молчанием – «отсутствующим присутствием» женщин. Завеса молчания – это отсутствие гендерных данных.

Но дефицит гендерных данных – не просто завеса молчания. Постоянное умалчивание, отсутствие данных имеет последствия, изо дня в день влияющие на жизнь женщин. Влияние может проявляться, казалось бы, в мелочах. Например, в том, что женщины зябнут в офисах, где температура воздуха рассчитана на мужчин. Или в том, что они не могут дотянуться до верхней полки шкафа, высота которого тоже рассчитана на рост среднестатистического мужчины. Это неприятно? Конечно. Несправедливо? Вне всяких сомнений.

Но все это не смертельно. Иное дело – попасть в аварию в автомобиле, стандарты безопасности которого не рассчитаны на антропометрические параметры женщин. Или слечь с инфарктом, который врачи не могут распознать, потому что симптомы, видите ли, «нетипичны». В этих случаях мир, скроенный по меркам мужчин, таит в себе смертельную опасность для женщин.

Важно понимать, что дефицит гендерных данных, как правило, возникает не по злому умыслу, и вообще не по умыслу. Совсем наоборот. Это продукт тысячелетиями складывавшегося образа мысли – точнее, недомыслия. Даже двойного недомыслия: люди – это по умолчанию мужчины, а о женщинах можно и умолчать. Ведь говоря «люди», мы в общем и целом имеем в виду мужчин.

Сама по себе эта мысль не нова. Широкую известность она получила благодаря Симоне де Бовуар, которая в 1949 г. писала: «Человечество создано мужским полом, и это позволяет мужчине определять женщину не как таковую, а по отношению к самому себе; она не рассматривается как автономное существо. […] Он – Субъект, он – Абсолют, она – Другой»[2]2
  Бовуар С. де. Второй пол. Т. 1 и 2: Пер. с франц. / Общ. ред. и вступ. ст. С.Г. Айвазовой, коммент. М.В. Аристовой. – М.: Прогресс; СПб.: Алетейя, 1997. – Здесь и далее, за исключением специально оговоренных случаев, прим. пер.


[Закрыть]. Нов лишь контекст, в котором женщины по-прежнему рассматриваются как «Другие». Контекст – это мир, который все больше зависит от данных, фактически находится у них в плену. В плену больших данных, которые, в свою очередь, обрабатываются на больших компьютерах с помощью больших алгоритмов, после чего превращаются в большую правду. Но если большие данные грешат большими пробелами, вместо правды мы получаем в лучшем случае полуправду. А в отношении женщин – попросту неправду. Как говорят программисты, «мусор на входе – мусор на выходе».

Этот новый контекст настоятельно требует ликвидации дефицита гендерных данных. Сегодня никого не удивишь тем, что искусственный интеллект помогает медикам ставить диагнозы, рассматривает резюме соискателей при приеме на работу и даже проводит с ними собеседования. Но системы искусственного интеллекта обучаются на массивах данных, в которых зияют огромные дыры, образовавшиеся из-за нехватки исходной информации, а поскольку алгоритмы, будучи проприетарными программами, чаще всего закрыты, мы даже не знаем, учитываются ли эти дыры. Судя по всему, не учитываются.

Цифры, технологии, алгоритмы – все это играет ключевую роль в истории под названием «Невидимые женщины». Но они рассказывают только ее половину. Данные – это попросту сведения, а сведения можно черпать из самых разных источников. Да, статистика предоставляет нам сведения, но и человеческий опыт тоже. Поэтому я буду стоять на своем: если мы собираемся строить мир, удобный для всех, мы должны найти в нем место женщинам. Если решения, касающиеся всех нас, принимают почти исключительно белые, физически здоровые мужчины (причем девять из десяти – американцы), образуется информационная дыра – такая же, как при отказе испытывать воздействие лекарственных препаратов на женских организмах. Далее я постараюсь показать, что игнорирование женского ракурса данных ведет, пусть ненамеренно, к перекосу в пользу мужчин, выдаваемому (часто совершенно искренне) за гендерную нейтральность. Именно это имела в виду Симона де Бовуар, когда писала, что мужчинам свойственно путать свою личную точку зрения с абсолютной истиной.

Проблемы, с которыми сталкиваются женщины и которых не учитывают мужчины, существуют во множестве областей, но, читая эту книгу, вы увидите, что в ней постоянно фигурируют три темы: особенности женского организма, неоплачиваемая женская работа по дому и мужское насилие в отношении женщин. Проблемы в этих трех областях настолько серьезны, что затрагивают практически все сферы нашей жизни – от поездок в общественном транспорте до политики, от организации рабочих мест до здравоохранения. Но мужчины забывают о них, потому что не знают, каково это – жить в женском теле. Они, как мы увидим, выполняют лишь малую часть неоплачиваемой «женской» работы. И хотя они тоже сталкиваются с насилием со стороны представителей своего пола, это не то насилие, от которого страдают женщины. В итоге различия между мужчинами и женщинами игнорируются и мы исходим из того, что мужской организм и мужской опыт гендерно нейтральны. Это одна из форм дискриминации женщин.

На протяжении всей книги я буду оперировать двумя категориями: «пол» и «гендер». Под полом я понимаю биологические особенности индивидуума, которые делят людей на мужчин и женщин. То есть две X-хромосомы (XX) у женщин и одна X– и одна Y-хромосома (XY) у мужчин. Под гендером – социальные факторы, накладывающиеся на биологические, то есть отношение общества к женщине, воспринимаемой как существо женского пола. Обе категории умозрительны, но при этом отражают реальность. И обе они чреваты серьезными последствиями для женщин, вынужденных жить в мире, скроенном по меркам мужчин.

На протяжении всей книги я пишу и о поле, и о гендере, но, когда речь идет о нехватке гендерных данных, именно гендер выходит на первое место, потому что статистика не отражает потребностей женщин не из-за их пола. А из-за гендера. Давая определение феномену, который причиняет такой ущерб жизни столь многих женщин, я хочу четко назвать его первопричину, и, вопреки многим утверждениям, о которых вы прочтете на этих страницах, проблема – вовсе не женское тело как таковое. Дело в значении, приписываемом ему обществом, и в социально обусловленном игнорировании его особенностей.

«Невидимые женщины» – история об «отсутствующем присутствии», и писать о нем порой непросто. Притом что у нас мало гендерных данных в целом (мы ведь их не собираем, а если и собираем, то не разбиваем по половому признаку), этих данных практически нет, когда речь идет о цветных женщинах, женщинах-инвалидах, представительницах рабочего класса. Их нет не только потому, что они не собраны, но, повторюсь, и потому, что они не отделены от информации о мужчинах, то есть данные собираются без разбивки по полу. Статистические данные о представительстве групп в разных сферах, от академического сообщества до киноролей, содержат разделы «женщины» и «этнические меньшинства», так что данные по женщинам – представительницам этнических меньшинств тонут в каждой из этих более широких категорий. Если данные есть, я их привожу, но чаще всего они отсутствуют.

Эта книга – не записки психоаналитика. Мне не дано проникнуть в глубины сознания тех, кто способствует сохранению дефицита гендерных данных, а значит, я не могу открыть читателю первопричины этого явления. Я могу лишь представить факты и предложить читателю оценить их. Меня также не интересует, являются ли производители орудий труда, разработанных по мужским меркам, тайными сексистами. Личные мотивы не важны – во всяком случае, до определенных пределов. Важны закономерности. Важно понять, можно ли считать дефицит данных (учитывая количество информации, которую я представлю читателю) всего лишь результатом колоссального совпадения.

Я утверждаю, что это не совпадение. Я буду настаивать: дефицит гендерных данных – одновременно и причина, и следствие заблуждения, будто человечество состоит исключительно из мужчин. Я покажу, как часто и в сколь многих областях проявляется этот «мужской перекос» и насколько он искажает считающиеся объективными данные, от которых все сильнее зависит наше существование. Я покажу, что даже в нашем сверхрациональном мире, которым все чаще управляют сверхбеспристрастные сверхкомпьютеры, женщины во многом так и остаются, по определению Симоны де Бовуар, «вторым полом», и что опасность оказаться оттесненными (в лучшем случае) на роль «подвида» мужчин сегодня велика как никогда.

Введение
По умолчанию – мужчины

Наше общество свыклось с тем, что люди – по умолчанию мужчины. Свыклось, поскольку это представление уходит корнями в глубокую древность – так же, как и сама теория эволюции человека. Уже в IV в. до н. э. Аристотель открыто заявлял, что человек – по умолчанию мужчина. Для него это был бесспорный факт. «Первое отступление от природы заключается в том, что приплод может оказаться не самцом, а самкой», – писал он в своем биологическом трактате «О возникновении животных» (оговаривая, впрочем, что «самка необходима по своей природе»)[3]3
  Аристотель. О возникновении животных / Пер. с древнегреч. В.П. Карпова. – М. – Л.: Издательство АН СССР, 1940.


[Закрыть].

Более 2000 лет спустя, в 1966 г., Чикагский университет организовал симпозиум по первобытным обществам охотников и собирателей – Man the Hunter («Человек-охотник»). На симпозиуме присутствовали более 75 социоантропологов из многих стран мира. Обсуждалась центральная роль охоты в эволюции человека и развитии человечества. С тем, что именно охота играла центральную роль, были согласны все участники форума[4]4
  . http://science.sciencemag.org/content/164/3883/1045.1.


[Закрыть]. «Биологическими и психологическими особенностями, а также привычками, отделяющими нас от обезьян, – всем этим мы обязаны охотникам прошлого», – указывалось в одной из статей сборника, изданного по материалам симпозиума. Очень хорошо, вот только, как отмечали феминистки, в эту теорию не укладывалась эволюция женщин. Потому что из этого труда явствует: охота – чисто мужское занятие. Ведь если «наш интеллект, интересы, эмоции и основы социальной жизни – продукты эволюции, обусловленные успешным освоением охоты», что можно сказать о женской половине человечества? Если носителями эволюции человечества выступают мужчины, можно ли вообще считать женщину человеком?

В своей ставшей классической работе 1975 г. «Женщина-собирательница: “мужской перекос” в антропологии» (Woman the gatherer: male bias in anthropology) антрополог Салли Слокум поставила под сомнение определяющую роль «мужчины-охотника»[5]5
  Slocum, Sally (1975), ‘Woman the gatherer: male bias in anthropology,’ in Reiter, Rayna R. ed. (1975), Toward an Anthropology of Women. Monthly Review Press.


[Закрыть]. Антропологи, утверждала она, «рассматривают эволюцию сквозь призму мужских занятий, как будто этого достаточно для ее объяснения». Она задала простой вопрос, который до нее никто не ставил: «А что делали женщины, пока мужчины охотились?» Ответ: они занимались собирательством и ухаживали за детьми, долгое время остававшимися беспомощными и нуждавшимися в присмотре. Оба эти занятия требовали сотрудничества. В свете этого, пишет Салли Слокум, утверждать, что «в основе человеческой эволюции лежит склонность мужчин к охоте и убийству», – значит «придавать слишком большое значение агрессии, которая является лишь одним из инструментов выживания».

Салли Слокум раскритиковала теорию «мужчины-охотника» более четырех десятилетий назад, но «мужской перекос» в теории эволюции сохраняется до сих пор. «Ученые считают, что в процессе эволюции у людей выработался инстинкт насилия и убийства» (Humans evolved to have an instinct for deadly violence, researchers find) – статья под таким заголовком была опубликована в 2016 г. на сайте The Independent[6]6
  http://www.independent.co.uk/news/science/human-evolution-violence-instinct-to-kill-murder-each-other-a7335491.html.


[Закрыть]. В ней дается ссылка на работу «Филогенетические корни склонности к насилию и убийству у людей» (The phylogenetic roots of human lethal violence), авторы которой утверждают, что в результате эволюции люди стали убивать себе подобных в шесть раз чаще, чем в среднем любое другое млекопитающее[7]7
  https://www.nature.com/articles/nature19758.


[Закрыть].

Безусловно, это верно для представителей человеческого рода в целом, но дело в том, что себе подобных убивают почти исключительно мужчины. Анализ статистики убийств за 30 лет, проведенный в Швеции, показал, что девять из десяти убийств совершают мужчины[8]8
  https://www.eurekalert.org/pub_releases/2016-06/uog-mdb061716.php.


[Закрыть]. Об этом же говорит и статистика убийств в других странах, в том числе Австралии[9]9
  http://www.smh.com.au/lifestyle/news-and-views/social/no-women-arentas-likely-to-commit-violence-as-men-20141118-3km9x.html.


[Закрыть], Великобритании[10]10
  https://www.ons.gov.uk/peoplepopulationandcommunity/crimeandjustice/compendium/focusonviolentcrimeandsexualoffences/yearendingmarch2015/chapter2homicide#focus-on-domestic-homicides.


[Закрыть] и США[11]11
  https://www.bjs.gov/content/pub/pdf/htus8008.pdf.


[Закрыть]. Исследование ООН, посвященное убийствам, выполненное в 2013 г., показывает, что во всем мире 96 %[12]12
  http://www.unodc.org/documents/gsh/pdfs/2014_GLOBAL_HOMICIDE_BOOK_web.pdf.


[Закрыть] лиц, совершивших убийства, – мужчины. Так у кого же выработался инстинкт убийства – у всех людей или только у мужчин? И если женщины в целом не убивают, что прикажете думать о женской «филогенетике»?

Похоже, подход, который можно обозначить как «мужчина-если-не-указано-иное», пустил корни во всех областях этнографической науки. Например, на наскальных рисунках часто встречаются изображения промысловых животных. Ученые всегда считали, что они сделаны мужчинами-охотниками. Но недавний анализ отпечатков пальцев, обнаруженных рядом с рисунками в пещерах во Франции и Испании, позволяет предположить, что в большинстве случаев рисунки были сделаны женщинами[13]13
  https://www.nationalgeographic.com/news/2013/10/131008-women-handprints-oldest-neolithic-cave-art/.


[Закрыть].

Подход «мужчина-если-не-указано-иное» не щадит даже человеческие останки. Думаете, что уж человеческие-то скелеты, найденные в раскопках, однозначно атрибутируются либо как мужские, либо как женские и «мужскому перекосу» тут места нет? Ошибаетесь! Более 100 лет скелет жившего в X в. викинга, известного как «воин из Бирки», считался мужским, несмотря на то что тазовые кости указывали на его принадлежность женщине. Он считался мужским, потому что был похоронен в полном боевом снаряжении, а рядом с ним были обнаружены скелеты двух коней, принесенных в жертву при погребении[14]14
  https://www.theguardian.com/science/2017/sep/15/how-the-female-viking-warrior-was-written-out-of-history.


[Закрыть]. Содержимое захоронения указывало на то, что его «обитатель» был воином[15]15
  https://news.nationalgeographic.com/2017/09/viking-warrior-woman-archaeology-spd/.


[Закрыть], – а раз воин, значит, мужчина. (Археологи считали многочисленные упоминания о женщинах-воинах в фольклоре викингов не более чем «мифами»[16]16
  Там же.


[Закрыть].) Аргумент в пользу принадлежности скелета мужчине (наличие в захоронении оружия) перевешивал довод в пользу принадлежности скелета женщине (наличие у «воина» женского таза), но не смог перевесить результаты анализа ДНК, проведенного в 2017 г. и подтвердившего: скелет принадлежал женщине.

Дискуссии, однако, на этом не закончились. Они просто переместились в другую плоскость[17]17
  https://www.nytimes.com/2017/09/14/world/europe/sweden-viking-women-warriors-dna.html.


[Закрыть]. Кости могли быть перемешаны. Женщина могла быть похоронена с оружием не потому, что была воином, а по другим причинам. Скептически настроенные ученые, отрицающие принадлежность скелета особе женского пола, придерживаются одной из этих двух версий (хотя именно на основании содержимого захоронения первоначальные сторонники «мужской» версии отметали и ту и другую). Но упорство, с которым отвергается «женская» версия, весьма показательно – особенно учитывая, что принадлежность скелетов, обнаруженных в сходных захоронениях, мужчинам «не ставится под сомнение»[18]18
  Там же.


[Закрыть]. Действительно, археологи почти всегда обнаруживают в захоронениях больше мужчин, чем женщин, а это, как сухо заметил антрополог Филип Уокер в своей книге по археологии 1995 г. (в главе, посвященной определению пола по черепу), «не укладывается в наши представления о соотношении численности представителей обоих полов в древних человеческих популяциях»[19]19
  Walker, Phillip (1995), ‘Problems of Preservation and Sexism in Sexing: Some Lessons from Historical Collections for Palaeodemographers’, in Saunders, S. R. and Herring A. (eds.), Grave Reflections, Portraying the Past through Cemetery Studies (Canadian Scholars’ Press, Toronto); https://namuhyou.wordpress.com/2016/06/18/sexism-when-sexing-your-skull-cultural-bias-when-sexing-the-skull/.


[Закрыть]. Женщины у викингов имели право собственности, могли наследовать имущество и наживать богатство, занимаясь торговлей. Почему же нельзя предположить, что они могли также и воевать?[20]20
  https://www.nytimes.com/2017/09/14/world/europe/sweden-viking-women-warriors-dna.html.


[Закрыть]

В конце концов, скелет «воительницы из Бирки» – далеко не единственный скелет женщины-воина, найденный учеными. «Множество женских скелетов в полном боевом снаряжении было обнаружено в степях Евразии от Болгарии до Монголии», – пишет Натали Хайнс в The Guardian[21]21
  https://www.theguardian.com/commentisfree/2017/sep/18/battle-prejudice-warrior-women-ancient-amazons.


[Закрыть]. В частности, у таких народов, как скифы, сражавшимися верхом и использовавшими лук и стрелы воинами были не только мужчины. Результаты анализов ДНК скелетов более 1000 скифских воинов, захороненных с оружием в погребальных курганах от Украины до Центральной Азии, говорят о том, что около 37 % скифских женщин и девушек постоянно участвовали в сражениях[22]22
  https://www.foreignaffairs.com/articles/2015-05-06/warrior-women.


[Закрыть].

О том, насколько глубоко подход «мужчина-если-не-указано-иное» проник в наше сознание, можно судить по тому, что он прочно закрепился в одной из главных несущих конструкций нашего общества – в языке. Так, Салли Слокум, критикуя «мужской перекос» в антропологии, отмечает, что он проявляется «не только в том, как интерпретируются скудные данные, но и в самом языке интерпретации». Слово «человек», пишет она, «настолько неоднозначно, что иногда невозможно понять, относится ли оно только к мужчинам или ко всем представителям человеческого рода». Из-за этой неоднозначности, подозревает Салли Слокум, «в сознании многих антропологов слово “человек”, предположительно относящееся ко всем представителям человеческого рода, на самом деле является синонимом слова “мужчина”». Как мы увидим далее, есть множество подтверждений ее правоты.

В поэме Мюриэл Рукейзер «Миф» старый слепой царь Эдип спрашивает Сфинкса: «Почему я не узнал свою мать?» Сфинкс отвечает, что Эдип неправильно ответил на заданный ему вопрос («Кто ходит утром на четырех ногах, днем – на двух, а вечером – на трех?»). «Ты ответил, что это человек, – говорит Сфинкс. – Но ты имел в виду мужчину. Ты забыл о женщине». Но, возражает Эдип, всем известно, что, когда мы говорим «человек», мы имеем в виду и женщин тоже.

На самом деле Сфинкс был прав, а Эдип ошибался. Когда мы говорим «человек», мы вовсе не имеем в виду женщин, хотя, по идее, формально действительно «всем известно», что понятие «человек» включает представителей обоих полов. Многочисленные исследования в области различных языков, проведенные за последние 40 лет, однозначно указывают на то, что слова так называемого общего (мужского) рода[23]23
  Общий род – грамматическая категория, соотносимая с представителями как мужского, так и женского пола в гендерно нейтральном контексте.


[Закрыть] (например, местоимение he («он») в английском языке, применяемое к лицам обоих полов) на самом деле не воспринимаются как «общие» для мужского и женского пола[24]24
  Hegarty, Peter and Buechel, Carmen (2006), ‘Androcentric Reporting of Gender Differences’, APA Journals: 1965–2004 Review of General Psychology, 10:4, 377–89; Vainapel, Sigal, Shamir, Opher Y., Tenenbaum, Yulie and Gilam, Gadi (2015), ‘The Dark Side of Gendered Language: The Masculine-Generic Form as a Cause for Self-Report Bias’, Psychological Assessment Issue, 27:4, 1513–19; Sczesny, Sabine, Formanowicz, Magda, and Moser, Franziska (2016), ‘Can Gender-Fair Language Reduce Gender Stereotyping and Discrimination?’, Frontiers in Psychology, 7, 1–11; Horvath, Lisa Kristina and Sczesny, Sabine (2016), ‘Reducing women’s lack of fit with leadership positions? Effects of the wording of job advertisements’, European Journal of Work and Organizational Psychology, 25:2, 316–28; Stout, Jane G. and Dasgupta, Nilanjana (2011), ‘When He Doesn’t Mean You: Gender-Exclusive Language as Ostracism’, Personality and Social Psychology Bulletin, 36:6, 757–69; Vervecken, Dries, Hannover, Bettina and Wolter, Ilka (2013), ‘Changing (S) expectations: How gender fair job descriptions impact children’s perceptions and interest regarding traditionally male occupations’, Journal of Vocational Behavior, 82:3, 208–20; Prewitt-Freilino, J. L., Caswell, T. A. and Laakso, E. K. (2012), ‘The Gendering of Language: A Comparison of Gender Equality in Countries with Gendered, Natural Gender, and Genderless Languages’, Sex Roles, 66: 3–4, 268–81; Gygax, Pascal, Gabriel, Ute, Sarrasin, Oriane, Oakhill, Jane and Garnham, Alan (2008), ‘Generically intended, but specifically interpreted: When beauticians, musicians, and mechanics are all men’, Language and Cognitive Processes, 23:3, 464–85; Stahlberg, D., Sczesny, S. and Braun, F. (2001), ‘Name your favorite musician: effects of masculine generics and of their alternatives in German’, Journal of Language and Social Psychology, 20, 464–69.


[Закрыть]. В подавляющем большинстве случаев они соотносятся лишь с представителями мужского пола.

Слыша слова общего (мужского) рода, люди чаще представляют себе известного мужчину, чем известную женщину[25]25
  Stahlberg, Sczesny and Braun (2001).


[Закрыть]. Если такое слово обозначает профессию, она воспринимается как преимущественно мужская[26]26
  Sczesny, Formanowicz and Moser (2016); Vervecken, Hannover and Wolter (2013).


[Закрыть]. Поэтому предпочтение при приеме на такие должности и назначении на ответственные политические посты отдается мужчинам[27]27
  Stahlberg, D. and Sczesny, S. (2001), ‘Effekte des generischen Maskulinums und alternativer Sprachformen auf den gedanklichen Einbezug von Frauen’ [The impact of masculine generics on the cognitive inclusion of women], Psychol. Rundsch., 52, 131–40; Horvath and Sczesny (2016); Sczesny, Formanowicz and Moser (2016).


[Закрыть]. Кроме того, если в объявлениях о вакансиях используются слова общего (мужского) рода, женщины реже подают заявления о приеме на работу и реже успешно проходят собеседования[28]28
  Stout and Dasgupta (2011); Sczesny, Formanowicz and Moser (2016).


[Закрыть]. На самом деле слова общего (мужского) рода настолько часто воспринимаются как относимые только к мужчинам, что это восприятие перевешивает другие укоренившиеся стереотипные представления о различных занятиях, в результате чего даже такие традиционно «женские» профессии, как косметолог, начинают восприниматься как мужские[29]29
  Gygax, Gabriel, Sarrasin, Oakhill and Garnham (2008).


[Закрыть]. Эта тенденция искажает в том числе и результаты научных исследований, создавая определенный дефицит гендерных метаданных. Исследование, проведенное в 2015 г. и посвященное предвзятости психологических опросов, показало, что использование слов общего (мужского) рода в анкетах влияет на ответы женщин и, соответственно, искажает «результаты опросов»[30]30
  Vainapel, Shamir, Tenenbaum and Gilam (2015).


[Закрыть]. Авторы исследования приходят к выводу, что использование слов общего (мужского) рода «может подчеркивать воображаемые различия между женщинами и мужчинами, чего не происходит при использовании гендерно нейтральных формулировок вопросов или естественных для данного языка форм рода».

Хотя уже несколько десятилетий назад было доказано, что употребление слов общего (мужского) рода создает только путаницу в понимании, официальная языковая политика многих стран по-прежнему строится на том, что это всего лишь формальность, которую необходимо соблюдать для… ясности речи! Не далее как в 2017 г. Французская академия, высшая инстанция в области французского языка, яростно выступала против «аберрации “инклюзивного написания”», утверждая, что «французский язык находится в смертельной опасности» из-за отступления от «нормативного» употребления слов общего (мужского) рода. В других странах, в том числе Испании[31]31
  Ignacio Bosque, ‘Sexismo linguistico y visibilidad de la mujer’, http://www.rae.es/sites/default/files/Sexismo_linguistico_y_visibilidad_de_la_mujer_0.pdf.


[Закрыть] и Израиле[32]32
  Vainapel, Shamir, Tenenbaum and Gilam (2015).


[Закрыть], тоже было много шума вокруг этой проблемы.

Поскольку в английском языке нет грамматической категории рода как таковой, общий (мужской) род сегодня используется довольно ограниченно. Такие слова, как doctor («врач») или poet («поэт»), раньше относились к общему (мужскому) роду. Если нужно было указать, что лечит людей или пишет стихи именно женщина, употребляли слова doctoress («докторша») или poetess («поэтесса»), причем звучало это несколько пренебрежительно. В настоящее время слова doctor или poet считаются гендерно нейтральными. Но хотя формально общий (мужской) род сегодня употребляют лишь педанты, до сих пор настаивающие, что в значении he or she («он или она») достаточно использовать местоимение he («он»), а писать he or she («он или она») вовсе не обязательно, этот род в каком-то смысле возвращается к нам в форме таких якобы гендерно нейтральных разговорных американизмов, как dude («чувак», «братан») и guys («парни», «мужики»), или британского словца lads («парни», «ребята»). Впрочем, недавняя шумиха в Великобритании показала, что для некоторых общий (мужской) род сохраняет свое значение. Когда в 2017 г. Дэни Коттон, первая женщина – глава Пожарной бригады Лондона, предложила заменить слово fireman («пожарный»[33]33
  Fireman – от англ. fire (огонь) и man (человек, мужчина).


[Закрыть]) словом firefighter («огнеборец»), явно более выразительным и теперь уже вошедшим в обиход, она получила кучу возмущенных посланий[34]34
  https://www.theguardian.com/uk-news/2018/feb/01/dany-cotton-london-fire-chief-sexist-abuse-over-firefighter-sam-campaign.


[Закрыть].

Во флективных языках, то есть таких, в которых слова изменяются по родам (как, например, во французском, немецком и испанском), понятия мужского и женского вплетены в саму ткань языка. Все существительные в таких языках либо мужского, либо женского рода. В испанском языке «стол» – женского рода (la mesa roja – красный стол), а «автомобиль» – мужского (el coche rojo – красный автомобиль).

Что касается существительных, обозначающих людей, то, хотя они могут быть и мужского, и женского рода, стандартный род всегда мужской. Наберите в строке поиска Google запрос «“адвокат” по-немецки». Выскочит слово Anwalt, что буквально означает «адвокат-мужчина», но также может означать адвоката вообще, любого пола. Имея в виду женщину-адвоката, вы скажете Anwaltin (кстати, существительные женского рода, как в данном случае, часто образуются от существительных мужского рода – еще один тонкий способ позиционирования женщины как отклонения от (мужской) нормы, или, в терминах Симоны де Бовуар, как «Другого»). Общий (мужской) род также используется при обозначении групп людей, включающих представителей обоих полов или лиц, чей пол неизвестен. Соответственно, группу из ста женщин – преподавателей испанского языка назовут las profesoras, но если в ней будет хоть один мужчина, скажут los profesores. Такова сила убежденности в том, что люди – по умолчанию мужчины.

Во флективных языках общий (мужской) род по-прежнему используется достаточно широко, в частности в объявлениях о вакансиях для обозначения должностей – особенно руководящих[35]35
  Horvath and Sczesny (2016).


[Закрыть]. Недавнее исследование, проведенное в Австралии и посвященное языку объявлений о вакантных руководящих должностях, показало, что соотношение слов общего (мужского) рода и словосочетаний «справедливого» рода (то есть слов, которые могут относиться и к мужскому, и к женскому роду) составляет 27:1[36]36
  Там же.


[Закрыть]. Европейский парламент считает, что нашел решение проблемы: с 2008 г. он рекомендует вставлять в объявления о вакансиях (на флективных языках) обозначение m/f («мужчина или женщина»). По мысли членов Европарламента, это делает общий (мужской) род более «справедливым», так как вышеуказанное обозначение якобы напоминает о существовании женщин. Идея хорошая, но данные говорят о том, что эффект от ее реализации нулевой. Ученые обнаружили, что использование слов «справедливого» рода само по себе не оказывает никакого влияния на дискриминационные последствия употребления слов общего (мужского) рода. Вот вам еще одна иллюстрация того, что разработка политики должна начинаться со сбора данных[37]37
  Там же.


[Закрыть].

Имеют ли все эти споры о словах какое-либо практическое значение? Безусловно. Анализ, проведенный Всемирным экономическим форумом в 2012 г., показал, что в странах, где говорят на флективных языках, то есть где практически в любом высказывании присутствует выраженная идея мужского или женского начала, уровень гендерного неравенства самый высокий[38]38
  Prewitt-Freilino, Caswell and Laakso (2012).


[Закрыть]. Но вот что интересно: страны, где говорят на языках, в которых грамматическая категория рода отсутствует (как, например, в венгерском и финском языках), уровень гендерного неравенства отнюдь не самый низкий. Самый низкий уровень гендерного неравенства в третьей группе стран, где говорят на «гендерно нейтральных» языках (например, на английском). В этих языках пол, как правило, обозначается не с помощью флексий, а непосредственно лексически (female teacher – учительница, буквально «учитель-женщина»; male nurse – медбрат). Авторы исследования предположили, что если язык не позволяет каким-либо образом обозначить гендерную принадлежность, то «скорректировать» скрытый в нем «мужской перекос» за счет акцентирования «присутствия женщин в этом мире» невозможно. Иными словами, люди – по умолчанию мужчины, а о женщинах можно и умолчать.

Можно тешить себя мыслью, что «мужской перекос» в языке – наследие темного прошлого, но факты говорят об обратном. Самый «быстроразвивающийся» язык в мире[39]39
  https://cdn.emogi.com/docs/reports/2016_emoji_report.pdf.


[Закрыть], который применяют более 90 % пользователей интернета, – язык эмодзи[40]40
  http://www.adweek.com/digital/report-92-of-online-consumers-use-emojiinfographic/.


[Закрыть]. Он возник в Японии в 1980-х гг.[41]41
  Согласно большинству источников, первые эмодзи появились в 1998–1999 гг.


[Закрыть], и на нем чаще «говорят» женщины[42]42
  https://unicode.org/L2/L2016/16160-emoji-professions.pdf.


[Закрыть]: эмодзи постоянно используют 78 % женщин и лишь 60 % мужчин[43]43
  http://www.adweek.com/digital/report-92-of-online-consumers-use-emojiinfographic/.


[Закрыть]. Тем не менее, как это ни удивительно, до 2016 г. мир эмодзи был мужским.

Эмодзи, которые есть в любом смартфоне, выбирает некоммерческая организация под громким названием Unicode Consortium – группа компаний Кремниевой долины, сотрудничающих в целях поддержки универсального международного стандарта программного обеспечения. Если Unicode Consortium решает, что конкретный эмодзи-символ (скажем, «шпион») следует добавить в существующий набор символов, она решает также, какой исходный код для этого использовать. Производители телефонов (или платформы, например Twitter и Facebook) затем разрабатывают собственный вариант «шпиона». Но все они будут использовать один и тот же код, и, таким образом, пользователи, обмениваясь сообщениями с различных платформ, в принципе будут пользоваться одними и теми же символами, то есть говорить на одном языке. Рожица с глазами-сердечками для всех будет рожицей с глазами-сердечками.

Изначально Unicode Consortium, как правило, не обращала внимания на пол эмодзи-символов. Символ, который на большинстве платформ изначально изображался в виде бегущего человека, не обозначал бегущего мужчину. Он обозначал любого бегущего человека. Точно так же символ, изображающий полицейского, Unicode Consortium обозначала не как полицейского-мужчину, а как человека, служащего в полиции. Но затем отдельные платформы начали приписывать этим гендерно нейтральным символам мужской род.

В 2016 г. Unicode Consortium решила, что с этим надо что-то делать. Отказавшись от своей изначальной «гендерно нейтральной» позиции, организация конкретизировала пол всех эмодзи, обозначавших людей[44]44
  http://www.unicode.org/L2/L2016/16181-gender-zwj-sequences.pdf.


[Закрыть]. Так, вместо символа «бегущий человек», который обозначал бегунов обоих полов, но изображался в виде мужчины, Unicode Consortium разработала символы для обозначения бегущего мужчины и бегущей женщины. В настоящее время существуют аналогичные варианты для всех профессий и видов спорта. Достижение небольшое, но важное.

Можно сколько угодно обвинять производителей телефонов и платформы социальных сетей в сексизме (тем более что они, как мы увидим далее, действительно грешат им, хотя часто не отдавая себе в этом отчета), но дело в том, что даже если бы они исхитрились изобразить гендерно нейтрального «бегущего человека», большинство из нас все равно воспринимало бы его как мужчину – ведь мы обычно воспринимаем род как мужской, если нет особого указания на то, что он женский. Пусть даже (мы очень на это надеемся) суровые ревнители грамматики в конце концов поймут, что употребление в английском языке сочетаний типа he or she («он или она») – или (какой ужас!) даже she or he («она или он») вместо просто he («он») – это еще не конец света, на самом деле отказ от общего (мужского) рода будет только половиной победы. «Мужской перекос» так прочно укоренился в нашем сознании, что даже действительно нейтральные в гендерном отношении слова мы воспринимаем как слова мужского рода.