Текст бизнес-книги "Ценность всех вещей. Создание и изъятие в мировой экономике"

Автор книги: Мариана Маццукато

Раздел: Экономика, Бизнес-книги

Классические экономисты: ценность – в труде

Вместе с быстрым развитием промышленности в XVIII–XIX веках столь же быстро развивались и идеи таких выдающихся мыслителей, как Адам Смит (1723–1790), Давид Рикардо (1772–1823) и Карл Маркс (1818–1883) – немец, значительная часть величайших трудов которого была написана в Англии. Экономисты стали измерять рыночную ценность той или иной продукции с точки зрения количества работы, или труда, затраченного на ее производство. Соответственно, они стали уделять пристальное внимание изменениям условий труда и работы и внедрению новых технологий и способов организации производства.

В книге «Исследование о природе и причинах богатства народов» (также известной как «Богатство народов»), которая была впервые опубликована в 1776 году и является, по всеобщему признанию, основополагающей работой по экономической теории, Адам Смит приводит знаменитое описание разделения труда на булавочных фабриках, демонстрировавшее его понимание того, как изменения в организации рабочего процесса могли воздействовать на производительность, а тем самым и на экономический рост и благосостояние. В работе Рикардо «Начала политической экономии и налогового обложения», еще одной основополагающей книге, впервые опубликованной в 1817 году, есть знаменитая глава «О машинах», где утверждалось, что механизация сокращает спрос на квалифицированный труд и ведет к снижению заработной платы. Наконец, в «Капитале» Маркса, первый том которого был впервые опубликован в 1867 году, глава «Рабочий день», посвященная развитию английских Фабричных актов, регулировавших режимы труда, демонстрировала, что Маркс был восхищен производством как сферой, где велась борьба за права рабочих, повышение зарплат и улучшение условий труда.

Смит, Рикардо и их современники получили известность как «классические» экономисты. Маркс, более поздний первопроходец экономической науки, стоит несколько в стороне от этого собирательного наименования. В самом слове «классический» содержался намеренный отголосок того статуса, которым наделялись писатели и мыслители древнегреческого и древнеримского мира, чьи работы в конце XIX века, когда стал использоваться термин «классические экономисты», оставались краеугольным камнем в образовательном процессе. Классические экономисты заново провели границу сферы производства – таким образом, чтобы она больше соответствовала той эпохе, современниками которой они были: во времена Смита видное место все еще принадлежало ремесленно-кустарному производству гильдий, затем уступившему крупномасштабной промышленности с огромным количеством городских рабочих – пролетариата, о котором в третьей четверти XIX века писал Маркс. Нарождающаяся научная дисциплина классических экономистов недаром называлась «политической экономией». Для их современников не казалось странным, что экономическая теория была непосредственной частью изучения общества – напротив, они бы сочли странной широко распространенную сегодня идею, что экономика является нейтральной технической дисциплиной, которой можно заниматься в отрыве от доминирующего социального и политического контекста. Несмотря на то что теории классических экономистов различались во многих аспектах, они разделяли две основополагающие идеи. Первое: ценность проистекает из затрат на производство, в первую очередь трудовых. Второе, что проистекает из первого: деятельность, которая следует за ценностью, созданной трудом, например, финансовая сфера, сама по себе ценность не создавает. У Маркса, как мы увидим, присутствует более тонкое понимание этого различия.

Адам Смит, родившийся в 1723 году в семье таможенного чиновника в Керколди, что в шотландском графстве Файф, стал профессором философии морали в Университете Глазго еще до того, как в поле его интересов попало то, что мы сегодня называем экономическими вопросами, хотя в те времена подобные предметы испытывали глубокое воздействие философии и политической мысли.

В «Богатстве народов», появившемся в момент, когда Британия уже основательно стала на путь промышленного капитализма, Смит заострял внимание на роли разделения труда в мануфактурном производстве. Приведенное им описание производства на булавочной мануфактуре сегодня по-прежнему упоминается в качестве одного из первых примеров организационных и технологических изменений, лежащих в основе процесса экономического роста. Объясняя тот громадный прирост производительности, который произошел после того, как один и тот же рабочий перестал отвечать за производство всей булавки, а стал заниматься лишь какой-то одной небольшой частью всего процесса, Смит показывал, каким образом разделение труда обусловило нарастание специализации, а следовательно, и производительности:

Мне пришлось видеть одну небольшую мануфактуру такого рода, где было занято только десять рабочих и где, следовательно, некоторые из них выполняли по две и по три различные операции. Хотя они были очень бедны и потому недостаточно снабжены необходимыми приспособлениями, они могли, работая с напряжением, выработать все вместе двенадцать с лишним фунтов булавок в день. А так как в фунте считается несколько больше 4000 булавок средних размеров, то эти десять человек вырабатывали свыше 48 000 булавок в день. Но если бы все они работали в одиночку и независимо друг от друга и если бы они не были приучены к этой специальной работе, то, несомненно, ни один из них не смог бы сработать двадцати, а, может быть, даже и одной булавки в день. Одним словом, они, несомненно, не выработали бы l/240, а может быть, и 1/4800 доли того, что они в состоянии выработать теперь в результате надлежащего разделения и сочетания их различных операций[55]55
  Smith A. The Wealth of Nations. Book I. P. 110; Смит А. Богатство народов. С. 70.


[Закрыть].

Эти догадки были оригинальными и глубокими. Смит писал в то время, когда в ходе промышленной революции на фабриках масштабно внедрялись машины. Поставив разделение труда себе на службу, механизация радикально увеличивает производительность – главный механизм экономического роста. Однако к этой принципиальной мысли Смит смог прийти даже из наблюдения простой, без использования техники реорганизации труда, благодаря которой каждый рабочий специализировался на отдельной специфической области и развивал свои навыки в ее пределах.

Столь же значимым оказался его анализ того, каким образом «рынок» предопределяет способ взаимодействия потребителей и производителей. Это взаимодействие, полагал Смит, не объяснялось «доброй волей» или централизованным планированием[56]56
  Ibid. P. 119.


[Закрыть] – напротив, оно происходило благодаря «невидимой руке» рынка:

Каждый отдельный человек постоянно старается найти наиболее выгодное приложение капитала, которым он может распоряжаться. Он имеет в виду свою собственную выгоду, а отнюдь не выгоды общества. Но когда он принимает во внимание свою собственную выгоду, это естественно, или, точнее, неизбежно, приводит его к предпочтению того занятия, которое наиболее выгодно обществу… Он преследует лишь свою выгоду, причем в этом случае, как и во многих других, он невидимой рукой направляется к цели, которая совсем и не входила в его намерения[57]57
  Smith A. The Wealth of Nations. Book IV. P. 30; Смит А. Богатство народов. С. 440, 443.


[Закрыть].

Как и Кенэ, Смит выступал с более универсальной критикой меркантилистской политики, которая, полагал он, ограничивала конкуренцию и торговлю. Кроме того, он настойчиво призывал к мерам, которые бы повышали объем накоплений, а следовательно, и объем капитала, доступного для инвестирования, а не для непродуктивного потребления (например, приобретения предметов роскоши). Однако у Смита в центре производительной экономики находились промышленные рабочие, а не крестьяне, как у Кенэ. Источником ценности был промышленный труд, а не земля[58]58
  Смит не приписывает какую-либо ценность «капиталу». Это могло быть намеренным решением или же просто могло быть продиктовано обстоятельствами: в те времена капитал еще не был слишком важен. Трудовая теория ценности была отодвинута на второй план лишь в тот момент, когда неоклассические экономисты ввели «капитал» в качестве одного из «факторов производства» без какого-либо четкого его определения или измерения.


[Закрыть], – так состоялось рождение трудовой теории ценности.

Для основной части современной экономической теории Смит стал «свадебным генералом» благодаря его идеям о том, каким образом капитализм основывается на априори неизменном человеческом поведении, в первую очередь на личном интересе и конкуренции в рыночной экономике. Его метафора «невидимой руки» приводилась ad nauseam для подкрепления нынешнего ортодоксального представления о том, что предоставленные сами себе рынки могут привести к оптимальному для общества результату, который на деле окажется более благотворным, чем в случае государственного вмешательства в экономику.

В действительности же книга Смита является собранием рекомендаций для политиков и лиц, принимающих ответственные решения. Отнюдь не отдавая все на откуп рынку, Смит видел свою задачу в том, чтобы дать «государственным деятелям» руководство к действию для «обогащения как народа, так и Государя»[59]59
  Smith A. The Wealth of Nations. Introduction to Book IV; Смит А. Богатство народов. С. 419.


[Закрыть], то есть для увеличения богатства народов. Именно здесь на сцену выходит его теория ценности. Смит был убежден, что экономический рост зависел от увеличения относительной доли мануфактур – фабрик, использующих труд прежде независимых ремесленников или сельскохозяйственных работников, которые становятся наемными тружениками, – а также Смит был уверен, что для осуществления этой задачи необходима свободная торговля. Недругами роста, по мнению Смита, были, во-первых, протекционистская политика меркантилистов, во-вторых, гильдии, защищавшие привилегии ремесленников, а в-третьих, знать, которая безрассудно тратила свои деньги на непроизводительный труд и чрезмерное потребление. Как и Кенэ, Смит считал, что использование слишком большой доли трудовых ресурсов на непроизводительные цели, такие как чрезмерное накопление денежной массы – а эта практика все так же влияет и на сегодняшние экономики, – препятствует накоплению богатства той или иной нацией.

Ценность, был убежден Смит, пропорциональна времени, затраченному работниками на процесс производства. В рамках своей теории Смит допустил, что существует некая средняя производительность труда работника. На рисунке 4 показано, каким образом он проводил четкую линию (ту самую границу сферы производства) между производительным и непроизводительным трудом. Эта граница, по Смиту, пролегает между материальным производством – сельским хозяйством, обрабатывающей промышленностью, добычей полезных ископаемых (более темный овал на рисунке 4) – и нематериальным производством (более светлый овал). Последняя сфера включала все разновидности услуг (юристы, логистика, чиновники и т. д.), приносивших пользу мануфактурам, но не задействованных в собственно производственном процессе. Вот что говорил по этому поводу Смит: труд, предполагал он, производителен в том случае, когда он «реализован» в виде некоего конечного объекта[60]60
  В полном виде цитата звучит следующим образм: «Труд некоторых самых уважаемых сословий общества, подобно труду домашних слуг, не производит никакой стоимости и не закрепляется и не реализуется ни в каком длительном существующем предмете или товаре, могущем быть проданным, который продолжал бы существовать и по прекращении труда и за который можно было бы получить потом равное количество труда. Например, государь со всеми своими судебными чиновниками и офицерами, вся армия и флот представляют собою непроизводительных работников. Они являются слугами общества и содержатся на часть годового продукта труда остального населения. Их деятельность, как бы почетна, полезна или необходима она ни была, не производит решительно ничего, за что потом можно было бы получить равное количество услуг. Защита безопасности и охраны страны, результат их труда в этом году не купят защиты, безопасности и охраны ее в следующем году. К одному и тому же классу должны быть отнесены как некоторые из самых серьезных и важных, так и некоторые из самых легкомысленных профессий – священники, юристы, врачи, писатели всякого рода, актеры, паяцы, музыканты, оперные певцы, танцовщики и пр. Труд самого последнего из этих людей обладает известной стоимостью, определяемой теми же правилами, которые определяют стоимость всякого иного вида труда, но труд даже самой благородной и самой полезной из этих профессий не производит ничего такого, на что можно было бы потом купить или достать одинаковое количество труда. Подобно декламации актера, речи оратора или мелодии музыканта, труд их всех исчезает в самый момент его выполнения». См.: Smith A. The Wealth of Nations. Book II. P. 430–431; Смит А. Богатство народов. С. 339–340.


[Закрыть]. Помещение Смитом государства на «непроизводительную» сторону границы сферы производства задало определенную тональность для большей части дальнейших исследований и стало предметом, к которому постоянно возвращаются сегодняшние дискуссии о роли государства в экономике – в качестве типичного примера можно привести новое утверждение примата рынков в разрешении экономических и социальных проблем в исполнении М. Тэтчер и Р. Рейгана в 1980-х годах.

Рис. 4. Граница сферы производства по Адаму Смиту

«Какой бы почтенной, какой бы полезной или какой бы необходимой» ни была та или иная услуга, она, с точки зрения Смита, попросту не воспроизводит ценность, используемую в обеспечении (питанием, одеждой, жилищей) непроизводительных работников. Как обнаруживает Смит, даже «правитель», наряду «со всеми своими судебными чиновниками и офицерами, вся армия и флот представляют собою непроизводительных работников»[61]61
  Ibid. P. 431; Там же. С. 339.


[Закрыть]. Священники, стряпчие, доктора и актеры тоже всем скопом отнесены им к непроизводительной категории.

Форму классификации Смита задает его убежденность в том, что некоторые типы труда не «воспроизводят» ценность, необходимую для того, чтобы поддерживать существование соответствующих работников на уровне простого выживания. Иными словами, если весь прожиточный минимум, необходимый для того, чтобы тот или иной человек не умер, выражается в определенном количестве хлеба, то всякий, кто не производит ценность, эквивалентную этому количеству, по определению непроизводителен.

Как же в таком случае выживают те, кто не производит данную единицу ценности?

Ответом Смита на этот вопрос становится понятие «излишка» (surplus). Многие производительные работники производят эквивалент большего количества хлеба, чем им необходимо, чтобы прокормить самих себя для выживания. Владелец мануфактуры организует производство товаров таким образом, что их обмен принесет эквивалент большего количества хлеба, чем необходимо для пропитания его работников. В таком случае излишек обеспечивает существование непроизводительных работников, включая окружение аристократов, которые содержат «обильный и роскошный стол» и «большое число домашних слуг и множество собак и лошадей».

Именно здесь Смит напрямую обращается к вопросу о том, как может расти богатство народов, приходя в итоге к ряду рекомендаций по практической политике. Вместо того чтобы «разбазаривать» (wasting) упомянутый излишек на оплату непроизводительного труда, утверждал Смит, его следует сберегать и вкладывать в расширение производства, с тем чтобы вся страна становилась богаче[62]62
  Smith A. The Wealth of Nations. Book II. P. 447; Смит А. Богатство народов. С. 353. Полный текст цитаты: «Состоятельный человек, например, может расходовать свой доход на обильный и роскошный стол, на содержание большого числа домашних слуг и множества собак и лошадей; или, наоборот, удовлетворяясь умеренной пищей и немногими слугами, он может затрачивать большую часть своего дохода на украшение своего дома или усадьбы, на полезные или красивые постройки, на полезную или красивую утварь и обстановку, на собирание книг, статуй, картин или на вещи более легкомысленные, на драгоценные камни, безделушки всякого рода, или на самое пустяшное дело – на составление большого гардероба из роскошных платьев, подобно фавориту и министру великого государя, умершему несколько лет тому назад».


[Закрыть]. Смит не критиковал богатых как таковых – он порицал тех, кто вместо производительного инвестирования проматывал свое состояние на чрезмерное потребление, «коллекционируя книги, статуи, картины», или «на вещи более легкомысленные, на драгоценные камни, безделушки всякого рода». (В конце концов, Смит жил в эпоху Гран-тура, когда молодые британские аристократы совершали путешествия на континент, чтобы получить более качественное образование, и возвращались обратно с кучей древних артефактов.) Особенно привлекательной для Смита была перспектива инвестиций в машины, которые в тот момент только начинали использовать на фабриках – поскольку они повышали производительность труда работников.

Акцент на инвестициях, который делал Смит, был напрямую связан с его представлениями о ренте. Смит считал, что доходы подразделялись на три типа: заработная платя за труд на капиталистических предприятиях; прибыль капиталиста, владеющего средствами производства; рентные доходы от владения землей. Когда эти три источника дохода оплачиваются на подобающем для них конкурентном уровне, все вместе они предопределяют то, что Смит называл «конкурентной ценой»[63]63
  «Если цена какого-либо товара не выше и не ниже того, что необходимо для оплаты в соответствии с их естественными нормами земельной ренты, заработной платы и прибыли на капитал, затраченный при добыче, обработке и доставке его на рынок, то товар этот продается, можно сказать, по его естественной цене» (Smith A. Wealth of Nations. Book I. P. 158; Смит А. Богатство народов. С. 109). Кроме того, у Смита присутствует понятие рыночной цены: «Фактическая цена, за которую обычно продается товар, называется его рыночной ценой. Она может или превышать его естественную цену, или быть ниже ее, или же в точности совпадать с нею. Рыночная цена каждого отдельного товара определяется отношением между количеством его, фактически доставленным на рынок, и спросом на него со стороны тех, кто готов уплатить его естественную цену или полную стоимость ренты, заработной платы и прибыли, которые надлежит оплатить для того, чтобы товар доставлялся на рынок» (Ibid. P. 158–159; Там же. С. 110). Наконец, Смит утверждает о наличии процесса тяготения рыночных цен к естественным ценам: «Таким образом, естественная цена как бы представляет собою центральную цену, к которой постоянно тяготеют цены всех товаров. Различные случайные обстоятельства могут иногда держать их на значительно более высоком уровне и иногда несколько понижать их по сравнению с нею. Но, каковы бы ни были препятствия, которые отклоняют цены от этого устойчивого центра, они постоянно тяготеют к нему… Но хотя рыночная цена всякого отдельного товара, таким образом, постоянно тяготеет, если можно так выразиться, к естественной цене, однако иногда случайные обстоятельства, иногда естественные причины и иногда особые распоряжения правительства могут продолжительное время держать рыночную цену многих товаров намного выше их естественной цены» (Ibid. P. 160–161; Там же. С. 112).


[Закрыть]. Поскольку необходимость в земле неотменима, земельная рента выступала «естественной» частью экономики. Однако это не означало, что рента являлась чем-то производительным: «Землевладельцы, подобно всем другим людям, хотят пожинать там, где не сеяли, и начинают требовать ренту даже за естественные плоды земли»[64]64
  Smith A. Wealth of Nations. Book I. P. 152; Смит А. Богатство народов. С. 105.


[Закрыть]. В действительности принцип земельной ренты, утверждал Смит, может быть распространен и на другие монополии, такие как право импортировать тот или иной товар или право выступать в суде. Смит прекрасно осознавал, какой вред могут наносить монополии. В XVII веке государство, отчаянно нуждавшееся в деньгах, жаловало – зачастую высокопоставленным вельможам – необычайно широкий список монополий: от товаров повседневного обихода наподобие пива и соли до мышеловок и очков. В 1621 году упоминалось о наличии 700 монополий, а к концу 1630-х годов они приносили английскому казначейству 100 тыс. фунтов стерлингов в год[65]65
  Hill C. The Century of Revolution, 1603–1714. L.: Nelson, 1980. P. 25–26.


[Закрыть]. Однако эта эпидемия погони за рентой вызывала у людей крайнюю неприязнь и душила экономику – более того, это была одна из непосредственных причин гражданской войны в Англии, которая привела к казни короля Карла I. Так что многие англичане понимали, что имел в виду Смит, утверждая, что свободный рынок – это рынок, свободный от ренты.

Глубокий анализ того, как функционируют развитые капиталистические экономики, принес Смиту множество последователей. Аналогичным образом его убежденное отстаивание свободной торговли во времена, когда меркантилистская политика стала восприниматься как уже отжившая свой век (Смит действительно был уверен, что торговцы относятся к непроизводительной категории, поскольку они всего лишь предоставляют эфемерную услугу по перемещению товаров, а не производят какую-либо ценность), сделала его книгу культовым произведением для фритредеров, которые действительно низвергли английские Хлебные законы, устанавливавшие для защиты английских землевладельцев высокие тарифы на импортное зерно, и другие протекционистские меры. Вооруженные идеями Смита, фритредеры демонстрировали, что народы могут стать богаче, даже не обладая профицитным балансом торговли и не накапливая золото. Складирование золота было лишним и несущественным для роста. Огромные объемы золота были получены из колоний Испанией, но это не сдало королевство более производительным.

Победа фритредеров над меркантилистами становится лучше понятной с точки зрения конкуренции их теорий ценности. Меркантилисты полагали, что золото обладает имманентной ценностью и что все остальное можно оценить по тому, на какое количество золота обменивается та или иная вещь. Фритредеры же вслед за Смитом могли возводить ценность к труду, тем самым переворачивая саму логику категории ценности. Как и все остальные вещи, золото оценивалось по тому, какой объем труда требовался для его производства[66]66
  Foley D.K. Adam’s Fallacy: A Guide to Economic Theology. Cambridge, MA: Belknap Press, 2006.


[Закрыть].

Теория Смита не была неуязвима для критики. Фактически он выдвинул по меньшей мере две теории ценности, из-за чего возникла неразбериха по поводу как границы сферы производства, так и определения того, кто является производительным – в частности, создавало ли оказание услуг некую ценность само по себе?[67]67
  Schumpeter J.A. History of Economic Analysis. N.Y.: Oxford University Press, 1954. P. 590; Шумпетер Й.А. История экономического анализа: в 3 т. Т. 2. СПб.: Экономическая школа, 2001. С. 774.


[Закрыть]

По сути, Смита сбивало с толку разграничение материального и нематериального производства. Как мы уже видели, Смит считал, что слуга «не добавляет» никакой ценности, которую его хозяин мог бы использовать иначе, чем на поддержание жизнеспособности слуги в буквальном смысле. Но в то же время Смит утверждал: если рабочий на мануфактуре зарабатывает 1 фунт за превращение некоего количества хлопка (при прочих затратах еще в 1 фунт) в отрез ткани, продающийся за 3 фунта, то рабочий получит вознаграждение за свои услуги, а хозяин получит прибыль в 1 фунт. Здесь возникает определение производительности, не зависящее от того, является ли нечто произведенное материальным продуктом или некой услугой. Добавление ценности в любом виде производства является производительным, а отсутствие этого добавления – непроизводительным. Если следовать данному определению, то такие услуги, как уборка или ремонт машин, могут быть производительными, что дезавуирует сделанное самим же Смитом разделение границы сферы производства по критерию материальное/нематериальное. Другие идеи Смита, такие как свободная торговля и непроизводительная природа государства, также оставили по себе долгое наследство.

Однако идеи Смита зачастую толкуются превратно. В его экономических рассуждениях понимание политики и философии никогда не отодвигалось на второй план. Его «Теория нравственных чувств» и «Богатство народов» не противоречили друг другу, будучи частью глубокого анализа того, что движет человеческим поведением и почему богатство одних обществ может прирастать больше, чем богатство других. Анализ «свободных рынков» у Смита был тесно связан с его пониманием производства и необходимостью ограничивать поведение, ориентированное на погоню за рентными доходами.

В 1810-х годах трудовая теория ценности использовалась еще одним выдающимся представителем английской классической экономической школы для объяснения того, как общество сохраняет условия, позволяющие ему самовоспроизводиться. Давид Рикардо был выходцем из семьи евреев-сефардов, которая жила в Португалии, а затем переселилась в Голландию, прежде чем осесть в Англии. Вслед за своим отцом Рикардо стал биржевым маклером, хотя затем отдалился от семьи, приняв унитарианство. Благодаря биржевым спекуляциям он стал баснословно богатым человеком, и самый нашумевший из связанных с этим эпизодов имел отношение к тому, как Рикардо нажился на неточной информации, которая циркулировала вокруг битвы при Ватерлоо в 1815 году. Говорили, что Рикардо заработал 1 млн фунтов стерлингов (в ценах 1815 года), придержав свои ценные бумаги, в то время как все остальные их распродавали из-за ложных слухов о том, что Веллингтон разбит Наполеоном. По тем временам это была почти невообразимая сумма, так что Рикардо незамедлительно и благоразумно уехал в сельскую местность подальше от Лондона.

Рикардо пришел к экономической науке благодаря чтению «Богатства народов» Адама Смита, однако его интересовал вопрос, явно, по его мнению, отсутствовавший в теории ценности Смита, а именно, каким образом ценность распределяется в рамках общества в целом, или же о том, что мы сегодня бы назвали распределением доходов. Едва ли стоит лишний раз напоминать о том, что в нынешнем мире нарастающего неравенства доходов и благосостояния этот вопрос сохраняет свою глубокую актуальность.

Смит отмечал, что ценность, производимая трудом, в процессе ее продажи перераспределяется в виде заработных плат, прибылей и ренты. Кроме того, он обратил внимание, что точная доля труда в этой ценности – заработная плата – обычно варьируется[68]68
  «Во всяком обществе цена каждого товара в конечном счете сводится к одной из этих основных частей или ко всем им, а в каждом развитом обществе все эти три составные части в большей или меньшей мере входят в цену громадного большинства товаров». Smith A. The Wealth of Nations. Book I. P. 153; Смит А. Богатство народов. С. 105.


[Закрыть]. Однако у Смита не было внятного объяснения, каким способом в процессе распределения определялась доля заработной платы, или того, почему она разнится в разных профессиях, в разных странах или с течением времени[69]69
  Foley D.K. Adam’s Fallacy… P. 28.


[Закрыть]. Напротив, Рикардо осознавал этот момент и подчеркивал в своем главном произведении «Начала политической экономии и налогового обложения», что именно распределение заработной платы было той «принципиальной проблемой» экономики, которая, в конечном итоге, и управляет ростом и богатством того или иного народа.

Рикардо действительно верил в трудовую теорию ценности и, в отличие от Смита, не жалея сил демонстрировал, что ценность того или иного товара строго пропорциональна количеству рабочего времени, необходимому для его производства. Особо Рикардо выделял сельское хозяйство, хотя и по иной причине, чем Кенэ. Он стремился дать объяснение распределению дохода, и тем стержнем, вокруг которого вращалось это распределение, была для него производительность в сельском хозяйстве. Рабочие, был уверен Рикардо, получали заработную плату в размере прожиточного минимума: по сути, они зарабатывали столько, чтобы можно было оплачивать пропитание и кров. Однако продовольствие производится сельским хозяйством, поэтому именно стоимость продовольствия регулирует заработные платы: низкая цена на продукты питания [или «хлеб» (corn) – Рикардо использовал терминологию своего времени] будет обусловливать более низкие зарплаты, а следовательно, и более высокие прибыли и стимулы для инвестирования в будущее производство (например, мануфактурное) и содействия экономическому росту. Высокая заработная плата из-за низкой производительности сельского хозяйства означает более низкие прибыли, а следовательно, и незначительные инвестиции в будущее производство, что, в свою очередь, ведет к более медленному экономическому росту.

Эту «мрачную теорию» заработной платы Рикардо позаимствовал у своего современника Томаса Мальтуса (1766–1834), еще одного представителя английской политической экономии, который предположил, что всякий раз, когда реальная зарплата находится на уровне выше прожиточного минимума, население будет расти до тех пор, пока спрос на продовольствие не повысит цены на него настолько, что зарплата вернется обратно к прожиточному минимуму[70]70
  Malthus T.R. An Essay on the Principle of Population (1798; 2nd ed. 1803; 3rd ed. 1821) / critical ed. by P. James: 2 vols. Cambridge: Cambridge University Press, 1989; Мальтус Т.Р. Опыт закона о народонаселении. Петрозаводск: Петроком, 1993.


[Закрыть].

В таком случае, с точки зрения Рикардо, заработная плата принципиально зависит от производительности сельского хозяйства: если она повышается и продовольствие становится дешевле, заработная плата будет падать. Что же касается обрабатывающих производств и других отраслей экономики, то все, что не полагается выплатить работнику, окажется у капиталиста в качестве прибыли. Последняя является остатком той ценности, которую производят работники – этот остаток не обязательно употреблять для их «содержания», чтобы они, как выразился Рикардо, могли «существовать и продолжать свой род»[71]71
  Ricardo D. On the Principles of Political Economy and Taxation. Cambridge: Cambridge University Press, 1951. Ch. 5; Рикардо Д. Начала политической экономии и налогового обложения. Избранное. М.: Эксмо, 2007. С. 129.


[Закрыть].

Это, в свою очередь, ведет к рикардовой теории роста и накопления – увеличению запасов капитала или богатства, способствующего дальнейшей активизации прироста богатства. Поскольку прибыли растут, капиталисты делают инвестиции и расширяют производство, что, в свою очередь, приводит к созданию большего количества рабочих мест и росту заработных плат – тем самым растет население, заработки которого в конечном итоге возвращаются на уровень прожиточного минимума и т. д. Экономика – это вечная машина роста, при этом все больше и больше людей получают заработок, обеспечивающий прожиточный минимум.

Но теоретический гений Рикардо действительно предстает перед нами там, где он обращается к третьему выделяемому им классу общества – землевладельцам. Сельскохозяйственное производство зависит от двух типов ресурсов: товаров и услуг, необходимых для производства. Первый из этих ресурсов, включающий труд, технику, семена и воду, может быть масштабирован – увеличен пропорционально потребностям. Другой же тип ресурсов не может быть масштабирован – речь идет о добротной пахотной земле: как, предположительно, сказал Марк Твен, «покупайте землю, ее больше не производят».

Поскольку благодаря инвестициям и увеличению заработной платы население будет расти, а для пропитания каждого потребуется все больше и больше продовольствия, в определенный момент наиболее подходящая для возделывания зерновых культур земля будет занята. После этого будет обрабатываться менее плодородная или менее производительная почва. Однако, поскольку весь хлеб продается работникам, имеющим заработки в размере прожиточного минимума, по одинаковой цене, уже используемая более производительная земля принесет больше прибыли, чем менее производительная. Именно на этом этапе рассуждения Рикардо разработал свою знаменитую теорию ренты.

Рикардо определял ренту как перемещение прибыли к землевладельцам на том простом основании, что они обладали монополией на определенный редкий актив. При этом не делалось допущения (как в современной неоклассической теории, рассмотренной в главе 2), что эти ренты будут нивелированы в результате конкуренции, – они сохранялись благодаря властным отношениям, имманентным для капиталистической системы. Во времена Рикардо большая часть пахотных земель принадлежала аристократам и помещикам-джентри, а обрабатывалась фермерами-арендаторами или батраками. Рикардо предполагал, что рента от более продуктивной земли всегда уходит землевладельцу из-за конкуренции между арендаторами. Если капиталистический фермер – арендатор – хочет рассчитывать на максимально возможную прибыль за счет уплаты меньшей ренты, то землевладелец может сдать землю в аренду фермеру-конкуренту, который заплатит более высокую ренту и тем самым будет вынужден работать на земле лишь со стандартной прибылью. По мере развития этого процесса в оборот будет вовлекаться земля все более низкого качества, а большая часть дохода будет доставаться землевладельцам – рента, предсказывал Рикардо, будут расти.

Еще более важно то, что растущая рента была обратной стороной роста цен на продовольствие, спровоцированного нехваткой сельскохозяйственной земли высокого качества. Из-за более дорогостоящего продовольствия повышалась заработная плата, необходимая для пропитания работника. Эта растущая доля заработной платы, был уверен Рикардо, создавала давление на прибыли в других секторах, таких как обрабатывающие производства (manufacturing). По мере экономического развития норма прибыли – в целом под ней можно понимать возврат на капитал мануфактурного капиталиста – будет падать. Кроме того, падать будет и доля прибыли – часть национального дохода, достающаяся капиталистам. Соответственно, будет расти доля заработной платы, получаемый мануфактурными рабочими. Но дополнительные заработки им придется тратить на продовольствие, которое будет более дорогим, поскольку землевладельцы взимают более высокую ренту. В результате большая часть доходов той или иной нации в конечном счете достанется землевладельцам. Это остановит дальнейший экономический рост и инвестиции – например, в обрабатывающем секторе, – поскольку низкие показатели возврата на капитал не будут оправдывать риски[72]72
  Иными словами, Рикардо не верил, что производительность сельского хозяйства не вырастет настолько, чтобы цены на продовольствие снизились. До настоящего времени история не подтвердила опасения Рикардо: производительность в сельском хозяйстве существенно увеличилась (по меньшей мере с точки зрения производительности труда), так что продовольствие не стало частью производственных издержек, оказывающей негативное воздействие на прибыль. См. также четкое и наглядное рассмотрение теории ренты и населения Рикардо в: Foley D.K. Adam’s Fallacy…


[Закрыть].

Делая акцент на различных типах получаемых доходов – ренте, прибыли и заработной плате, – Рикардо обращал внимание на один важный вопрос: как делятся средства, вырученные от продажи товаров? Получает ли каждый вовлеченный в этот процесс «справедливую долю» за тот объем усилий, которые он затратил на производство? Ответ Рикардо был категоричным – нет.

Если тот или иной ресурс для производства – например, хорошая пахотная земля – является дефицитным, то стоимость производства одного и того же продукта – некоего определенного количества зерна – будет варьироваться в соответствии с доступностью этого ресурса. Эта стоимость, скорее всего, будет ниже, если земля имеет хорошее качество, и выше в случае с плохой землей. Прибыли же, наоборот, скорее всего, будут выше на хорошей земле и ниже на плохой. Владелец хорошей земли приберет к рукам разницу в прибыли между хорошей и плохой землей просто потому, что он или она обладает монополией на этот актив[73]73
  Ricardo D. On the Principles of Political Economy… P. 71.


[Закрыть]. Теория Рикардо оказалась столь убедительной, что она, по сути, по-прежнему используется в экономике для объяснения механизма рент[74]74
  Еще одним элементом взглядов Рикардо, оказывавшим влияние на экономическую теорию вплоть до сегодняшнего дня, является его теория сравнительных преимуществ, объясняющая различные модели торговли.


[Закрыть]. В этом смысле под таковыми могут пониматься патент на то или иное лекарство, контроль над редкими полезными ископаемыми, такими как бриллианты, или рентные доходы в привычном смысле слова, когда вы платите хозяину квартиры, чтобы жить в ней. В современном мире рентные доходы от контроля над критически важным ресурсом собирают страны – производители нефти, такие как входящие в Организацию стран – экспортеров нефти (ОПЕК).

Нарисованная Рикардо мрачная картина экономической стагнации актуальна и для современной дискуссии – а именно о том, каким образом рост финансового сектора в последние десятилетия и масштабные рентные доходы, получаемые им от спекулятивной деятельности, сформировали препятствия для промышленного производства. Некоторые сегодняшние неортодоксальные экономисты утверждают, что темпы роста будут падать, если финансовый сектор станет слишком большим относительно остальной экономики (промышленности), поскольку подлинные прибыли проистекают из производства новых товаров и услуг, а не из простых перемещений денег, заработанных на них[75]75
  Lavoie M. Introduction to Post-Keynesian Economics. Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2009. P. 1–24.


[Закрыть]. Для «нового баланса» экономики, гласит их дальнейшая аргументация, необходимо, чтобы подлинные прибыли от производства одержали победу над рентными доходами – в чем, как можно заметить, в точности и состояла точка зрения Рикардо 200-летней давности, а спустя сто лет об этом же будет говорить Джон Мейнард Кейнс[76]76
  Keynes J.M. The General Theory of Employment, Interest and Money. L.: Macmillan, 1936. Ch. 24; Кейнс Дж. М. Общая теория занятости, процента и денег. Избранное. М.: Эксмо, 2007. Гл. 24.


[Закрыть].