Текст бизнес-книги "Религия и экономика. Труд, собственность, богатство"

Автор книги: Татьяна Коваль

Раздел: Экономика, Бизнес-книги

Глава 3
Китайская мудрость

Китайская духовная традиция представляет собой целый конгломерат учений и представлений. Среди них ведущая роль принадлежит конфуцианству и даосизму, которые возникли в Китае VI–III вв. до н. э., а также буддизму, принесенному в Китай из Индии в I в. н. э. «Даосизм – это сердце, буддизм – кости, конфуцианство – плоть», – говорили в Китае.

Важной особенностью китайского религиозного сознания было то, что мораль считалось первичной, а религия – вторичной: вопросы веры считались личным делом, в то время как малейшие нарушения моральных норм, церемониала и этикета сурово осуждались. «Для китайцев, – пишет В.В. Малявин, – жизнь есть прежде и превыше всего форма морального существования»[69]69
  Малявин В.В. Китай управляемый. Старый добрый менеджмент. М.: Европа, 2007. С. 33.


[Закрыть]. Даже божества ценились, прежде всего, за приписываемые им моральные качества, а не за способность совершать чудеса. Неудивительно поэтому, что в Китае традиционная идеологическая доктрина выдвигала на передний план проблемы социальной политики и этики. Ее главная задача состояла в том, чтобы организовать жизнь общества в этом, а не в потустороннем мире. При этом совершенствование личности и общества, движение вперед осмыслялись как возвращение к истокам, к идеализированной древности, золотому веку, когда царили мудрость и справедливость.

В целом можно выделить нескольких общих постулатов и концепций, в контексте которых развивалась китайская социальная и экономическая мысль.

Первая концепция – инь и ян как противоположных и взаимодополняющих начал. Они не борются между собой, но взаимно дополняют друг друга, как вдох дополняет выдох.

Считалось, что мир возник из первозданного Хаоса, который также называли Единым дыханием, Великой пустотой, подразумевая под ней пустоту материнской утробы, которая внутри себя вскармливает все сущее. Творение мира есть результат самопроизвольного разделения единого Хаоса на два полярных начала – светлое ян и темное инь. Мужское начало ян соответствовало Небу, жизни, свету, активности. Женское начало инь ассоциировалось с Землей, смертью, тьмой, пассивностью. Каждое событие, вещь, явление, состояние человека рассматривались с точки зрения взаимодействия инь и ян. Символически это изображалось в виде круга с двумя полуизогнутыми половинами, похожими на запятые черного и белого цвета. Черная запятая олицетворяет женское начало инь, а белое – мужское начало ян. В центре белой запятой есть черная точка, а в центре черной – белая. Это символы «зародышей» противоположных начал. Если в темном полукружии будет все больше расти белая точка, то она превратит инь в ян, затем, наоборот, ян трансформируется в инь, и так до бесконечности. Этой трансформации посвящена так называемая Книга Перемен (И-цзин).

Один из компонентов этой концепции – представление об изменчивости мира, о переходе от одного полюса бытия (ян) к другому (инь), и наоборот. Мудрость, как говорил легендарный даос Чжуан-цзы, в том и состоит, чтобы улавливать мельчайшие изменения и действовать соответственно обстоятельствам. Это относится ко всему, в том числе и к ситуациям, связанным с благосостоянием. Как учили древние, «…нет радости, которая не сулила бы огорчений. Нет несчастья, которое не предвещало бы радости»[70]70
  Хун Цзычэн. Вкус корней // Афоризмы старого Китая / пер. с кит. и сост. В.В. Малявин. М., 1988. С. 152.


[Закрыть]. То же и в отношении собственности: «Тот, кто много накопил, многого лишится»[71]71
  Там же. С. 140.


[Закрыть].

Таким образом, богатство и бедность представлялись ситуативными, и всегда могло произойти радикальное изменение имущественного положения. Тем более что объективные экономические, политические обстоятельства не гарантировали стабильности, а всесильная власть редко отличалась гуманностью. Все это, с одной стороны, препятствовало тому, чтобы собственность и богатство воспринимались как надежная опора в жизни, а с другой стороны, способствовало укоренению привычки «соответствовать моменту», разумно использовать все преимущества данной конкретной ситуации. Нужно было научиться полноценно и счастливо жить в любых обстоятельствах, а если потребуется, то приноравливаться к любым тяготам и лишениям. Отсюда акцент на практической пользе, конкретном счастье, столь характерный для всей китайской традиции. Хозяйская рачительность и бережливость издревле возводились в ранг основных моральных добродетелей. Эта установка сохраняется и в наши дни[72]72
  По данным социологических опросов, проведенных среди студентов различных стран мира, наибольшее значение бережливости придавали китайцы, набрав 118 пунктов, в то время как, например, голландцы набрали 44 пункта, а американцы – 29 пунктов. См.: Малявин В.В. Китай управляемый… С. 32.


[Закрыть].

В древней Книге Перемен (И-цзин) говорилось, что умеренность в личных расходах есть умение не наносить ущерба государственным богатствам, не вредить народу. Ведь если каждый будет роскошествовать, то дело неминуемо закончится разорением народа. Вот почему тот, кто жалеет и любит народ, должен быть бережливым. Бережливость, а в некоторые исторические эпохи даже показная бедность, были возведены в ранг государственных добродетелей. Некоторые императоры выходили на аудиенцию в одежде с заплатками. Им подражали и высшие сановники. Так и в КНР в годы «культурной революции» высшие государственные лица «щеголяли» своей скромностью.

Ко второй концепции можно отнести понимание мира как органического целого, которое обозначалось понятием Дао (буквально «Путь»).

Дао – очень сложная философская категория. Дао присутствует везде и во всем, всегда и безгранично. Его никто не создал, но все происходит от него. Невидимое и неслышимое, недоступное органам чувств, постоянное и неисчерпаемое, безымянное, бесформенное, оно дает начало всему на свете. Миропорядок, установленный Дао (смена времен года, выпадение осадков, позволяющих вести сельское хозяйство, и т. д.), приводится в действие Небом. Под ним подразумевалось и верховное божество, и безличная божественная сила, и высшее природное начало[73]73
  Понятие «Небо» с начала I тыс. до н. э. слилось с обожествленной личностью первого предка Шан ди. Кроме того, возникло представление о генетической связи божественных сил с правителем. Примерно с X в. до н. э. до XX в. правитель сохранял титул «Сын Неба».


[Закрыть]. Так или иначе, но Небо приобрело значение анонимного, безличного и беспристрастного судии.

С древних времен китайцы верили, что Небо поощряет добродетельных и наказывает нечестивых. Так, если добродетельный человек богат, то это поощрение Неба. Если добродетельный человек беден – то он обязательно разбогатеет: Небо всегда одаривает богатством и славой тех, кто усердным трудом достиг совершенства в своем деле. Причем считалось, что большое богатство посылается Небом, а достаток – результат правильного поведения, упорного труда и бережливости. Безнравственного богача Небо обязательно накажет и лишит всех благ, а ленивому бедняку так и надо, он сам навлек позор на свою голову. Таким образом, все ситуации связывались с велениями Неба, и при любом раскладе получалось, что все это справедливое воздаяние за поступки, совершенные в этой конкретной земной жизни.

Третья концепция связана со специфическим переживанием религиозной веры как доверия к Дао и жизни. Мудрость Дао – это единство практического и теоретического знания, мудрость человеческая – осознанно проживаемая жизнь.

Все эти общие концепции по-своему трактовались в даосизме и конфуцианстве.

§ 1. Даосизм

Даосов интересовала, прежде всего, тайна и философия жизни. Легендарным основателем даосизма считается Лао-цзы, которому приписывается авторство книги «Дао де дзин» («Книга о пути и благодати»)[74]74
  Лао-цзы был официально обожествлен и получил титул «Высочайший Императора Сокровенного Начала» в 666 г.


[Закрыть]. Она стала своего рода священным писанием даосов. В ней, как и во многих других даосских трактатах, проблема материальных благ занимает важное место, но трактуется своеобразно.

Одним из важнейших принципов даосизма было «недеяние» (у вэй). Это не означало призыва к безделью или бездействию. Речь шла о воздержании от тех действий, которые противоречат «природе» человека и Вселенной. В социальном плане «недеяние» предполагало возвращение к «естественному», природному бытию, т. е., как считали даосы, равноправию и имущественному равенству. На этой основе под руководством даосов развивались мощные крестьянские движения, цель которых заключалась в построении справедливого общества «великого равенства-благоденствия» (тай пин). Было создано даже даосское теократическое государство, в котором культивировалась солидарность и взаимопомощь.

Исходя из того, что личность обретается в естественности, даосы весьма скептически относились к достижениям цивилизации и к технике, которая рождает у людей такое же «техническое» сердце. Простая, безыскусная жизнь в гармонии с природой и самим собой была их идеалом. При этом духовное считалось выше материального. «Совершенный человек живет духовным!» – говорил даосский мудрец Чжуан-цзы[75]75
  Из книги «Чжуан-цзы» // Антология даосской философии. М.: Тов-во «Клышников – Комаров и Ко», 1994. С. 57–58.


[Закрыть]. Естественно, что ни о какой роскоши и заботах о собственности такой человек и не помышлял, довольствуясь малым. «Тот, кто умеет быть довольным судьбой, живет в мире блаженных, а тот, кто не умеет, живет в мире обыкновенных людей»[76]76
  Хун Цзычэн. Указ. соч. С. 135.


[Закрыть]. «Бедность не нужно гнать прочь. Прогоните обеспокоенность бедностью, и ваше сердце будет вечно пребывать в чертогах радости и довольства. Тому, кто знает, как жить в довольстве, похлебка из лебеды покажется слаще отборного риса, холщовый халат – теплее лисьей шубы»[77]77
  Там же. С. 136.


[Закрыть].

Но если богатство течет к человеку само собой, то и препятствовать этому нечего: даосский принцип «недеяния» подразумевал отсутствие стремления переломить ход событий.

В этой связи важно обратить особое внимание на представление о том, что богатство посылается свыше вовсе не для того, чтобы человек им эгоистически наслаждался. «Небо одаривает богатством одного человека, чтобы вызволить из нищеты всю толпу. А в мире, наоборот, держатся за то, что имеют, и заставляют бедных терпеть лишения. Вот поистине люди, заслуживающие кару Небес!»[78]78
  Там же. С. 130.


[Закрыть]

В «Дао де дзин» говорилось:

 
Человек мудрости не накапливает.
Чем больше он делает для других,
Тем больше у него в наличии для себя.
Отдавая другим, он умножает себе.
 

(Дао де дзин, 81-й чжан)[79]79
  Лао-цзы. Трактат о пути и потенции (Дао де дзин) / пер. с кит. Б.Б. Виногродского // Антология даосской философии. С. 65.


[Закрыть].

Такой человек уподобляется Солнцу и Луне, свет которых не оскудевает[80]80
  Там же. В другом переводе: «Мудрый человек ничего не накапливает. Он делает все для людей и все отдает другим» (пер. Ян-Син-Шунь). http://www. okinawakarate.ru/philosophy/dao-de-dzin.html


[Закрыть]. Это близко библейским представлениям о «руке дающего», как, впрочем, и заповедям милосердия и щедрости, которые содержатся во многих духовно-религиозных учениях.

Напротив, жадность и эгоизм связывались с затемненностью сознания – причиной зла в человеке. Но и показная помощь также не принесет пользу личности дающего. По словам одного китайского мудреца, «…человек, жаждущий прослыть бескорыстным, откажется от владения царством с тысячью колесницами, а скряга будет биться за один медяк. Эти двое далеки друг от друга, но страсть первого к славе не отличается от любви второго к богатству»[81]81
  Хун Цзычэн. Указ. соч. С. 145.


[Закрыть].

Заметим, что в даосской традиции пороки душевные ведут к болезням тела. Следовательно, если человек хочет обрести здоровье, долголетие, а в идеале бессмертие, он должен быть абсолютно здоров духовно. Благотворительность считалась неотъемлемым условием этого, поскольку, как и всякая добродетель, способствует правильной циркуляции энергии в организме – залоге здоровья. В древнем даосском трактате читаем:

Забывая о долге, стремиться к выгоде – это болезнь.

Небрежно обращаться со слабым и беззащитным – это болезнь.

Кичиться перед людьми своими богатствами – это болезнь.

Будучи бедным, завидовать богатым – это болезнь.

Поделившись с человеком, раскаиваться в этом – это болезнь[82]82
  Изложение ста болезней. Восхваление ста лекарств // Антология даосской философии. С. 353–361.


[Закрыть].

Занимая высокое положение, служить низшим – это лекарство.

Быть милостивым по отношению к бедным – это лекарство.

Тайной добродетелью творить милосердие – это лекарство.

Делая добро, не надеяться на воздаяние – это лекарство.

Стремиться поделиться с обездоленным – это лекарство.

Имея богатство, быть милосердным – это лекарство[83]83
  Там же.


[Закрыть].

В этом же ключе рассматривались и преступления против собственности – воровство и грабеж. Даосы размышляли об этом не как о уголовных преступлениях, а как о болезнях духа. Воровство представляет угрозу прежде всего для личности самого вора. Здоровая личность – «благородный» человек, по слову даосского мудреца Чжуан-цзы, «не присваивает себе благ ближних»[84]84
  Ян чжу. Ле-цзы. Чжуан-цзы. Мудрецы Китая / пер. с кит. Л.Д. Позднеевой. СПб.: Петербург XXI век, 1994. С. 192.


[Закрыть]. Лечение воровства состоит во взращивании бескорыстия. «Силой отнимать у людей вещи – это болезнь. Честность, бескорыстие, вера и доверчивость – это лекарство»[85]85
  Антология даосской философии. С. 353–361.


[Закрыть].

В целом можно сказать, что даосы настаивали на том, что, лишь отрешившись от проблемы материальных благ, можно стяжать совершенство. В этом отношении показательны слова из древнего даосского трактата, приписываемого Чжуан-цзы.

«Чжуан-цзы, одетый в залатанный полотняный халат, в сандалиях, обвязанных веревками, проходил мимо правителя царства Вэй. “Как плохо вам живется. Уважаемый!” – воскликнул царь.

“Я живу бедно, но не плохо, – ответил Чжуан-цзы. – Иметь Путь и его силу и не претворять их в жизни – вот что значит жить плохо. Одеваться в залатанный халат и носить дырявые сандалии – это значит жить бедно, но не плохо”»[86]86
  Антология даосской философии. С. 108.


[Закрыть].

Таким образом, согласно даосской логике, истинное богатство – внутри человека, а потому «не нужно силы, чтобы быть уважаемым. Не нужно собственности, чтобы быть богатым. Не стремись к приобретению собственности и товаров»[87]87
  Там же. С. 205.


[Закрыть].

Во многих древних даосских памятниках резко осуждалась частная собственность и обосновывалась идея равенства. Когда господствует общее, тогда в Поднебесной равенство-благоденствие» (Люйши чунь-цю. Гл. 1).

В этом контексте нельзя не обратить внимание на то, что древние даосские секты, в первую очередь «Тайпин Дао» – «Путь великого равенства», изначально ставили своей целью убедить императора провести преобразования в управлении государством. Лишь они позже превратились в вооруженные восстания крестьянства и других угнетенных слоев общества[88]88
  Так в 184 г. восстание «Желтых повязок» потрясло до основания всю систему Позднеханьской империи и нанесло ей сокрушительный удар. «При этом Лао-цзы назывался вождем народа, который может вновь явиться на землю в человеческом облике. Подавленное восстание, однако, не означало конца движения. Близкая к “Тайпин Дао” другая даосская секта “Удоуми Дао”, вступив в контакт с губернатором одним из окраинных районов Китая, организовала небольшое автономное теократическое государство». См.: Торчинов ЕЛ. Даосская утопия в Китае на рубеже древности и Средневековья (II–VI вв.) // Китайские социальные утопии. – М.: Наука. Глав. ред. воет, лит., 1987. С. 104.


[Закрыть]. В соответствии с эгалитарными принципами их вожди создавали для своих подданных братства-коммуны, устраивали бесплатные гостиницы и харчевни для путников на дорогах и т. д. «Общинники-крестьяне вели самостоятельное хозяйство на своих участках земли, а 7-го числа седьмого месяца каждый из них должен был платить налог, который носил пышное именование “небесного налога рисом”», – пишет Л.С. Васильев[89]89
  Васильев Л.C. Указ. соч. С. 263.


[Закрыть].

С течением времени протестный даосизм потерял свой революционный заряд и превратился в поддерживающуюся властями религию. Кроме того, образовалось два даосизма – один, обращенный к мистикам и интеллектуалам, художникам и поэтам, и второй – народный, связанный с деятельностью магов и гадателей, жрецов и монахов, которые устанавливали контакт с духами.

Спустя века, в XIX столетии, даосизм вновь стал идейной основой движения тайпинов за освобождение от угнетения правящих классов. Идеал полагался в абсолютной общественной гармонии, имитирующей гармонию Космоса. Это предполагало уравнительное распределение собственности, свободное обращение продуктов производства и равенство потребностей, что, впрочем, сочеталось с иерархическим устройством и монархией. Даосское влияние с идеей имущественного равенства прослеживалось также в реформаторских движениях конца XIX – начала XX в.

§ 2. Конфуцианство

Конфуцианство справедливо называют основой китайской цивилизации. «С первых шагов жизни каждый китаец в быту, в обращении с людьми, в исполнении важнейших семейных и общественных обрядов и ритуалов действовал так, как это было санкционировано конфуцианскими традициями. И даже если со временем он усваивал кое-что иное и становился, например, даосом, буддистом, даже христианином, – все равно, пусть не в убеждениях, но в поведении, обычаях, манере мышления, речи и во многом другом, часто подсознательно, он оставался конфуцианцем», – отмечает Л. С. Васильев[90]90
  Васильев Л.С. Указ. соч. С. 156.


[Закрыть]. Впрочем, в истории Китая были периоды жестоких преследований и гонений конфуцианцев, издевательств и насмешек над ними. Так было, например, до недавнего прошлого в коммунистическом Китае. Лишь в последние десятилетия стал расти интерес к конфуцианской традиции, в которой стали видеть основу экономического роста страны.

Часто конфуцианство считают религией. Однако Конфуций не был религиозным мыслителем. Он вообще избегал разговоров о богах, хотя и почитал их. Главный интерес для него представляла мораль и социально-политические идеалы. Но по своему всеохватывающему воздействию на многие поколения китайцев учение Конфуция не уступало ни одной религии. На протяжении более двух тысячелетий оно формировало образ жизни народа и систему государственного управления. Причем в конфуцианстве не было ничего похожего на институт церкви, и не жрец, не священник, а чиновник занимался религиозными ритуалами, выполняя их наряду со своими основными бюрократическими функциями. Если божество, которому приносились жертвы, не внимало просьбам верующих (послать дождь, обеспечить хороший урожай и т. д.), претензии письменно излагались и направлялись в уездную администрацию, где должны были разобраться с «безобразным поведением» божества.

В отличие от великих пророков – Заратустры, Моисея или Мухаммада, – которые передавали Слово Божие, Конфуций говорил лично от себя, всячески подчеркивая, что он не создает ничего принципиально нового, а лишь передает древнюю мудрость. «Стремление опираться на древние традиции и тем самым воздействовать на современников в желаемом направлении знакомо истории всех обществ, это своего рода общесоциологическая закономерность. Однако особенностью конфуцианства было то, что в его рамках это естественное стремление было гипертрофировано и со временем превратилось чуть ли не в самоцель. Пиетет перед идеализированной древностью, когда правители отличались мудростью и умением, чиновники были бескорыстны и преданны, а народ благоденствовал, через несколько веков после смерти философа стал основным и постоянно действовавшим импульсом общественной жизни Китая», – отмечает Л.С. Васильев[91]91
  Васильев Я.С. Указ. соч. С. 162.


[Закрыть].

Конечно, в реальности учение Конфуция было во многом новаторским. Принципиально новым можно считать, в частности, глубоко уважительное отношение ко всякому труду. По оценке Л.С. Переломова, «…именно от Конфуция идет уважительность к трудовой этике – характерная черта населения всего конфуцианского культурного региона»[92]92
  Переломов Л.С. Конфуций и конфуцианство. М.: Стилсервис, 2009. С. 372.


[Закрыть].

Показательно, что «священное писание» конфуцианцев – книга «Луньюй» («Суждения и беседы»), которая была составлена учениками Конфуция как сборник его изречений, как раз и начинается с фразы о радости, связанной с трудом. Существует множество ее интерпретаций. Согласно одной из них, подлинной можно считать ту радость, которая возникает в результате претворения знаний на практике. Другими словами, добившийся успеха человек, став профессионалом, получает удовлетворение от своей работы, которая делается для него призванием и жизненной необходимостью. Так и современные китайские предприниматели «…любят подчеркивать, что истинная мера жизненного счастья – это работа, которая одновременно приносит доход и моральное удовлетворение. Очевидным фактом является то, что китаец умеет находить интерес в любой работе и потому прилежно ее выполняет»[93]93
  Малявин В.В. Китай управляемый… С. 29.


[Закрыть].

Как раньше, так и теперь последователи Конфуция должны были не только распространять его учение, но также подавать личный пример благочестивой и добродетельной жизни, прежде всего трудолюбия.

Ученик спросил, что значит быть примером, и учитель сказал: «Никогда не лениться» (Луньюй. XIII. 1).

С одной стороны, в конфуцианских трактатах можно найти немало примеров, свидетельствующих об огромном уважении к труду как таковому, в том числе сельских тружеников, простых ремесленников и торговцев. С другой стороны, эти занятия простолюдинов не достойны «благородного мужа» (цзюнь-цзы). Ему подобает интеллектуальный труд, работа по управлению государством, а в свободное время – творчество (живопись, поэзия), разного рода увлечения, связанные с красотой: разведение редких цветов или рыбок.

Важно заметить, что теоретически каждый мог стать «благородным мужем» и подняться из низов до самых высших позиций на социальной лестнице. Для этого нужно было обладать определенным уровнем гуманитарных знаний. На обучение уходили многие годы упорного труда и немалые средства, но в Китае все считали своим долгом помочь способному бедному родственнику, тем более что его карьера сулила немалые выгоды. Если такому бедняку удавалось сдать экзамен на первую, затем вторую и наконец на высшую – третью – степень учености, то он мог быть назначен на самые высшие посты в системе государственной администрации. Но даже низшая – первая – степень давала значительные привилегии и позволяла жить в довольстве. «Слой грамотеев-интеллектуалов, сосредоточивших в своих руках монополию на знание, образование и управление, занял в Китае место, которое в других обществах занимали дворянство, духовенство и бюрократия вместе взятые»[94]94
  Васильев Л.С. Указ. соч. С. 156.


[Закрыть].

Согласно Конфуцию, благородный человек (цзюнь-цзы) должен быть добродетельным и ориентироваться на чувство долга. В юности он должен избегать страсти к роскоши, в зрелости – ссор, в том числе из-за собственности, а в старости – скряжничества. Истинный цзюнь-цзы безразличен к материальным благам и богатству, но весь устремлен на служение высоким идеалам и поиску истины.

Благородного мужа заботит обретение Дао-Пути и не заботит бедность (Луньюй. XV. 32).

По Конфуцию, все люди от природы наделены необходимыми нравственными качествами. К ним относятся: Человечность (Жэнь), Справедливость (И), Следование ритуалу (Ли), Мудрость (Чжи), Искренность (Синь). Идея врожденных пяти качеств образует своего рода «каркас» структуры личной морали и принципы правильного саморазвития человека. Если же человек никак не проявляет эти добрые качества, то он ничем не отличается от зверя.

Конечно, на вершине власти может оказаться подобный такому зверю «низкий человек» (сяожень). Но каким бы богатым и знатным он ни был, все равно он останется ничтожеством, мысли которого низменны. Главное в его жизни – самоутверждение, личная выгода и богатство.

Благородный муж думает только о справедливости, низкий человек – только о выгоде (Луньюй. IV. 6).

Можно найти высказывания Конфуция, которые на первый взгляд могут показаться апологетикой бедности.

Учитель сказал: «О, как мудр Хуэй! Он довольствуется одной чашкой риса и утоляет жажду ковшом из тыквенной коры, живет в ветхой лачуге. Другие не вынесли бы таких лишений, а он всегда доволен. О, как мудр Хуэй» (Луньюй. VI. 11).

Однако Конфуций вовсе не считал идеалом общество бедняков, равных в своей нищете. Он желал, чтобы народ был богатым как в материальном, так и духовно-нравственном отношении. Но перспектива материального благополучия в ущерб нравственности пугала его.

Здесь возникает вопрос: что нужно делать в первую очередь? Воспитывать народ или поднимать его благосостояние? Конфуций считал, что, нужно сначала поднять благосостояние, а затем культурный и нравственный уровень. Точнее, правитель должен обеспечить народу благоприятные условия для интенсивного труда, а труд – самое лучшее средство самовоспитания людей.

Интересна идея Конфуция о том, что в одних обстоятельствах стыдно быть богатым, а в других – стыдно быть бедным. Критерий здесь определяется следованием или не следованием всего общества (государства) в тот или иной исторический момент велениям Дао.

Если страна следует Дао, стыдно быть бедным и не в чести. Если страна не следует Дао, стыдно быть богатым и в чести (Луньюй. VIII. 13).

Другими словами, если в обществе царит нравственный порядок, то бедность есть следствие лени, неумения, невежества. Такой бедняк – «неуч». Если же в обществе расшатаны нравственные устои, то богатство, скорее всего, будет связано с обманом, грабежом, насилием и другими пороками. Такой богач – «ничтожество».

В идеальном обществе каждый должен соответствовать своему социальному и профессиональному положению не только внешне, но и внутренне.

Государь должен быть государем, чиновник чиновником, отец отцом, сын сыном (Луньюй. XII. 11).

Каждый должен знать свое место в обществе и вести себя в соответствии с этим. «Ремесленники совершенствуют свое мастерство там, где работают; благородный муж постигает свой Дао-Путь через учебу» (Луньюй. XIX. 7). Положение человека в социальной иерархии приравнивалось к его «врожденному уделу». Каждое сословие призвано выполнять определенную функцию, добросовестно выполнять свои обязанности и не вмешиваться в то, что выше их разумения. Поэтому мысли добропорядочного человека «…не выходят за пределы занимаемого им положения» (Луньюй. XV. 28).

Конфуцианская традиция воспитала в китайцах «…незыблемое уважение к иерархии, которая воспринимается как внешнее проявление иерархии духовных и нравственных состояний. Власть в Китае вообще не отделялась от авторитета, мудрости и личной добродетели» и «…предстает воплощением морального вселенского порядка» – отмечает В.В. Малявин[95]95
  Малявин В.В. Китай управляемый… С. 23.


[Закрыть]. Согласно представлению об этом порядке, высшие слои должны проявлять максимум заботы о низших. Богатые и знатные обязаны обуздывать свою гордыню и не кичиться богатством. Для «…благородного мужа…нет ни малых, ни больших. Он ни к кому не относится с пренебрежением. Разве это не значит иметь в себе все, но не знать при этом гордыни?» (Луньюй. XX. 1)

Конфуций и его последователи исходили из того, что «сильно лишь общество, находящееся в гармоническом состоянии, для достижения которого необходимо равномерное распределение материальных благ»[96]96
  Мартынов А. С. Конфуцианская утопия в древности и в Средневековье // Китайские социальные утопии. М.: Наука. Глав. ред. воет, лит., 1987. С. 18.


[Закрыть]. Для мудрого правителя за бедствие почитается не то, что в государстве мало богатства, а то, что оно распределено неравномерно. «Когда богатства распределены равномерно, то не будет бедности» (Луньюй. XVI. 1).

Образ идеальной страны, в которой нет корысти и жадности, но все люди по-братски любят друг друга, вдохновлял конфуцианцев на создание утопических трактатов. Житель такой страны говорил: «Мы одежду, еду, питье, скот, шелк и конопляную пряжу не храним отдельно для себя. Все это принадлежит всем в равной мере, поэтому мы и можем жить вместе»[97]97
  Там же. С. 42.


[Закрыть]. Чтобы войти в такую потаенную страну, нужно было раздать все имущество и привыкнуть к простому образу жизни, довольствуясь необходимым, но достаточным. Отметим, что этот идеал скромного достатка можно считать одним из наиболее распространенных и во многих других этических учениях.

В этом контексте важно обратить внимание на идеал среднезажиточного общества (сяокан). Это понятие восходит к древней книге Шицзин (Книга песен и стихов), составление которой приписывается Конфуцию. Конфуцианские мыслители использовали его для обозначения идеального, упорядоченного общества, на высшем этапе развития которого наступает эра Датун (Великого Единения), своего рода рая на земле.

С середины XX в. конфуцианский канон начал успешно использоваться для экономической модернизации Тайваня. Сначала было введено изучение и заучивание «Четверокнижия» Конфуция, затем возрождена система госэкзаменов для госслужащих и «народное конфуцианство». Как говорили идеологи этой системы, главный смысл учения Конфуция, который следует возродить, заключается в том, чтобы «ценить человека и одновременно с этим ценить добродетель». Это противопоставлялось, с одной стороны, коммунистической концепции «ценить материю и пренебрегать человеком», а с другой стороны – капиталистическому принципу «ценить богатство и пренебрегать моралью». Из этого делался вывод, что «только китайская культура по-прежнему способна по-настоящему заботиться о счастье и мире для человечества и ввести его в эру Датун»[98]98
  Цит. по: Переломов Л. С. Указ. соч. С. 580.


[Закрыть].

В настоящее время в КНР концепция сяокан играет большую роль в идейно-политической жизни. Взят курс на построение «социализма с китайской спецификой», а главная цель видится в «полном построении среднезажиточного общества к 100-летию КПК (2021 г.)». Важнейшим же средством стало вновь считаться учение Конфуция, которое во времена «культурной революции» называлось не иначе как «мораль людоедов». Теперь, как считают идеологи партии, оно органически вписывается в современную жизнь страны. По мнению руководства современного Китая, единственным средством сохранения китайской цивилизации в эпоху глобализации и распространение американских ценностей является воспитание молодежи на традиционных конфуцианских канонах.

Также и многие западные ученые с 80-х годов XX в. стали говорить о конфуцианской традиции как главной причине экономического взлета стран Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии. Особое внимание обращалось на тип поведения, для которого характерны такие черты, как личное усердие, упорство, уважение к статусу, бережливость, скромность, исполнительность. С 1990-х годов даже появился термин «конфуцианский капитализм», под которым понимается социально-экономическая система, ориентирующаяся на семью как базовую экономическую единицу, государство же берет на себя заботу о благополучии среднего класса и достижении «всеобщего благоденствия».

По оценке отечественных специалистов, как например Л.С. Васильева, «…социальная дисциплина в сочетании с умением в случае нужды довольствоваться малым и не роптать; трудолюбие и любовь к знаниям, к постижению нового и умению использовать это новое во имя упрочения устоявшегося старого; постоянный импульс к самоусовершенствованию и соревновательности в стремлении занять более высокое по сравнению с другими положение; крепость социально-семейных связей, перерастающая в прочность связей деловых в современном мире, да и многое другое активно способствовали тому феномену, который проявил себя сперва в начале века (феномен Японии), а затем в послевоенное время, когда конфуциански ориентированные страны Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии стали одна за другой поражать мир своими успехами»[99]99
  Васильев Л. С. Указ. соч. С. 160.


[Закрыть]. Очевидно, что потенциал конфуцианского типа «экономического» человека далеко не исчерпан. Однако вряд ли можно считать, что только культурное наследие Конфуция и определяет развитие экономики Китая. Тем более несостоятельны попытки поставить знак равенства между конфуцианской мудростью, жизненным успехом и обогащением.