Текст бизнес-книги "Страницы жизни русских писателей и поэтов"

Автор книги: Валерий Передерин

Раздел: О бизнесе популярно, Бизнес-книги

Возрастные ограничения: +12

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Из всех влюбленностей у Лермонтова, настоящим увлечением было Варварой Лопухиной, скромной блондинкой с темными глазами и родинкой на лбу.

“У Вареньки родинка, Варенька уродинка”, – звали ее дети. “Уродинкой” она не была. Мечтательная, веселая, общительная, умная. В минуты подъема ее лицо загоралось, глаза расширялись, и казалась неземной. В короткую встречу осенью 1831 года в Москве, Мишель, как долг вежливости, написал ей в альбом стихотворение. Весной следующего года ее привезли из провинции в столицу на “ярмарку невест”.

Как-то молодежь на линейке, запряженной шестеркой лошадей, отправилась на прогулку в Симонов монастырь. Мишель оказался рядом с Варей, и после поездки зачастил к ней домой. Жила она напротив, на Большой Молчановке.

Чувство молодых людей окрепло во время совместных прогулок по аллеям подмосковного имения Середниково, в котором юноша неоднократно отдыхал летом. Здесь он написал акварельный портрет возлюбленной в образе испанской монахини.

Молодые во время прогулок люди часто говорили о будущем. В житейском плане свою будущность Лермонтов изложил Варваре позже, в письме от 4 августа 1833 года: “Боже мой! Если бы вы знали, какую жизнь я намерен вести! … Во-первых, чудачества, шалости, и всякого рода поэзия, залитая шампанским… нет больше веры: мне нужны материальные наслаждения, счастье осязаемое, счастье, которое покупают на золото… Моя жизнь до сих пор была цепью разочарований, теперь они смешны мне, я смеюсь над собой и над другими. Я только отведал всех удовольствий в жизни, не насладившись ими, пресытился”. Бравада сквозь слезы, бравада. Следом другое письмо, полное отчаяния: “…с каждым днем я все больше убеждаюсь, что из меня ничего не выйдет… Я теперь бываю в свете … Ах! Я ухаживаю и, вслед за объяснением в любви, говорю дерзости”.

Накануне отъезда на учебу в Петербург, Варя призналась Мишелю в любви и обещала ждать возвращения. Он же любил странно: любя страдал и хранил от всех, и даже от нее, свое святое чувство. Может быть боязнь, что и эта любовь обернется новым разочарованием и презрением, или может быть чувствуя свою обреченность на раннюю смерть, был не в праве связывать свою судьбу с судьбой Варвары. Так честнее и любил на расстоянии до самых последних своих дней. Судьбе было угодно провести влюбленные сердца по параллельным дорогам. Незаконченный роман “Княгиня Лиговская” свидетельство тому.

Посвящая стихотворение Кате Быховец в роковом 1841 году, Лермонтов в лице Быховец видел – Лопухину.

Нет, не тебя так пылко я люблю…

Люблю в тебе я прошлое страданье

И молодость погибшую мою…

До Вари дошли слухи, что Мишель в Петербурге снова увлекся Екатериной Сушковой. Это была любовь-месть, но Варя этого не знала и в отчаянии, под нажимом родственников, вышла замуж за богатого и бесцветного Бахметьева, старше ее на двадцать лет. Умерла Варвара Александровна в тридцать шесть и похоронена на кладбище Донского монастыря в Москве.

5

Петербургский университет не устроил Лермонтова, так как надо было вновь сдавать вступительные экзамены, и к тому же, в высших учебных заведениях был добавлен четвертый год обучения.

По бабушкиной просьбе и советам родственников Мишель определился в престижную школу подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров – “двухгодичное заключение”. Здесь не поощрялось сочинительство, чтение художественной литературы, а в моде были пирушки, парады, погоня за чинами. Стены казармы давили. Лермонтов изнывал от душевного дискомфорта. В.И.Анненкова, посетившая Мишеля вместе с родственниками в лазарете, где он находился на излечении после перелома ноги в манеже, вспоминала: “У него был злой и угрюмый вид… Он был мал ростом, коренаст и некрасив… был желчным и нервным, и имел вид злого ребенка, избалованного, наполненного собой, упрямого и неприятного до последней степени”.

За маленький рост, сутулость, кривые ноги и желчность, Лермонтова прозвали в школе “Маёшка” – горбун. “Маёшка” – личина, защита, способ выжить и не растерять поэтического дара в этой обстановке. Марии Лопухиной он сетует: “… до сих пор я жил для литературной карьеры, столько жертв принес своему неблагодарному кумиру, и вот теперь я – воин. Быть может это особая воля проведения,… умереть с пулей в груди – это лучше, чем медленная агония старика".

Удивительное предчувствие юноши в восемнадцать лет! Добрая советчица Мария тут же откликнулась на письмо, советуя избегать: “… ту молодежь, которая бравирует всякими выходками и ставит себе в заслугу глупое фанфаронство. Умный человек должен быть выше этих мелочей … и следуйте своим путем”. На фоне душевного дискомфорта, на берегу Финского залива он пишет “Парус”.

Под ним струя светлей лазури,

Над ним луч солнца золотой…

А он, мятежный, просит бури,

Как будто в бурях есть покой.

Страшно одиночество, еще страшнее быть одиноким среди людей. Занятия литературой скрашивали военную жизнь Мишеля. За это время им написаны стихотворения, эпиграммы и закончен роман “Вадим”, темой которого стали детские впечатления и рассказы о Пугачеве, услышанные в Тарханах. Из двадцати четырех глав первого прозаического произведения, автор в тринадцати рассказывает о нищем горбуне Вадиме и его готовности отмстить за отца. “Умы, предчувствуя переворот, волновались: каждая страница, и новая жестокость господина была записана рабом в книгу мщения, и только кровь могла смыть постыдные летописи”. В этих строках и заключается суть романа.

Два мучительных года в школе подпрапорщиков позади. 22 ноября 1834 года Лермонтов был произведен в корнеты и зачислен в лейб-гусарский полк, расквартированный в Царском Селе. По словам родственника А.П. Шан-Гирея: ”Нравственно Мишель в школе переменился не менее, как и физически, следы домашнего воспитания и женского общества исчезли; в это время в школе царствовал дух какого-то разгула, кутежа, бомбошерства; по счастью Мишель поступил туда не ранее девятнадцати лет и пробыл там не более двух, по выпуске в офицеры, все это пропало, как с гуся вода".

Окончание школы и чин были основанием на посещение того, чем развлекается свет. Бабушка писала своей приятельнице Крюковой: “Гусар мой по городу рыщет, и я рада, что он любит по балам ездить: мальчик молоденький, в хорошей компании и научится хорошему”. “Мальчик” понимал, что благодаря богатству бабушки и родственным связям был принят высшим обществом. Такое положение ему казалось унизительным.

Посещая салоны, балы, маскарады, видел перед собой маски, скрывающие истинные лица, в том числе и императора Николая I, о котором так сказал полковник Генштаба, адъютант цесаревича Александра Николаевича И.Ф. Савицкий: “Тридцать лет это страшилище в огромных ботфортах с оловянными пулями вместо глаз безумствовал на троне, сдерживая рвущуюся из-под кандалов жизнь, тормозя всякое движение, безжалостно расправляясь с любыми проблесками свободной мысли, подавляя инициативу, срубая каждую голову, осмелившуюся подняться выше уровня, начертанного рукой венценосного деспота. Окруженного льстецами, лжецами, не слыша правдивого слова”.

Лермонтов осмелился подняться выше начертанного уровня и осмелился сказать правду о николаевском обществе в своей драме “Маскарад”, с которой хотел начать дебют в большой литературе.

Незавидная была судьба драмы. ”Маскарад” – это страсти, протест против лжи, лицемерия, вызов тем, кто посещал маскарад в доме В.В. Энгельгардта: царю, царице, великим князьям, высшим офицерам, дамам света, карточным шулерам и другому ”всякому сброду”.

Слишком зорким был всесильный Бенкендорф, верно стоящий на страже нравственности России, чтобы дать простор драме. Три редакции, и даже изменение названия на “Арбенин” не возымели действия. “В новом издании, – отписывал Лермонтову работник жандармской канцелярии Ольденкоп, – мы находим те же неприличные выходки, нападки на костюмированные балы в доме Энгельгартов, те же дерзости против дам высшего света”… Разве можно допустить такую вольность юнца?

Как многие достигли до чинов, из грязи

Вошли со знатью в связи. А все ведь от чего? –

умели сохранять

Приличие во всем, блюсти свои законы,

Держались правил,…глядь!

При них и честь, и миллионы!

Итоговое мнение автора: “Драма “Маскарад” в стихах отданная мною на театр, не могла быть представлена по причине (как мне сказали) слишком резких страстей и характеров, и также потому, что в ней добродетель недостаточно награждена”. Через одиннадцать лет после его гибели только часть драмы была поставлена на сцене Александринского театра, а полностью Малым театром в Москве в 1862 году.

Еще в большей опале оказалась поэма “Демон”. Первую редакцию Лермонтов создал в пятнадцатилетнем возрасте. Чем взрослее становился автор, тем больше “дух изгнания” расправлял крылья, тем больше в Демоне раскрывался характер самого сочинителя и виденье им окружающего мира.

Где нет ни истинного счастья,

Ни долговечной красоты,

Где преступленья лишь да казни,

Где страсти мелкой только жить,…

Мучительно долгим оказался путь к завершению поэмы. Восемь редакций, а точка была поставлена лишь в 1839 году. Это говорит о том, насколько поэт был требовательным к себе, не терпя схематизма в творчестве, и насколько серьезно подошел к теме, в которой Бог своим проклятием опустошил душу Демона и превратил в орудие зла, и даже вспыхнувшая в нем любовь к Тамаре не стала возрождением его.

И вновь остался он надменный,

Один, как прежде, во вселенной

Без упованья и любви!

Цензура, считавшая церковь опорой монархии, узрела в поэме крамолу и наложила запрет на неё. Демон есть Демон, его не удержать в ежовых рукавицах чиновников. Поэму в списках читали, перечитывали и по-разному относились к ней. В.А. Жуковский не одобрил, а Плетнев, Вяземский и критик Белинский были в восторге. В.Ф. Одоевский поинтересовался: “Скажите, Михаил Юрьевич, с кого вы списали вашего “Демона”?”. “С самого себя, князь, неужели вы не узнали”, – последовал ответ. Вот и великий князь Михаил Павлович, возвращая автору список поэмы, спросил: “… Я только никак не пойму, кто кого создал: Лермонтов ли – духа зла или же дух зла – Лермонтова?”. Императрица Александра Федоровна тоже не упустила случая познакомиться с противоречивой поэмой и осталась довольной. Княгиня же Щербатова М.А. оказалась эмоциональнее всех: “Мне ваш Демон понравился: я бы хотела с ним окунуться на дно морское и полететь под облака”. Высшая оценка женщины, которая для Лермонтова “Такая, что не в сказке сказать, не пером описать”.

“Демона” напечатали в Германии в 1856 году с посвящением В.А. Лопухиной.

6

Смерть Пушкина повергла читающий Петербург в шок. Друзья поэта скромно умолчали истинную причину гибели, и лишь двадцатитрехлетний Лермонтов мужественно и достойно ответил убийцам гневным стихотворением “Смерть поэта”. Выстрел Дантеса в Пушкина он посчитал за выстрел в себя. Стихотворение в списках быстро разошлось по городу. Помог в этом С.А. Раевский. Петербург признал в Лермонтове настоящего поэта.

В начале февраля 1837 года к Мишелю зашел его родственник Николай Столыпин, служивший в канцелярии Нессельроде. Говорили о злополучной дуэли и гибели Пушкина. Столыпин оправдывал Дантеса. Лермонтов был возмущен, и после ухода гостя дополнил стихотворение еще шестнадцатью строками презрения и предупреждения власти о возмездии.

Но есть и божий суд, наперсники разврата!

Есть грозный суд: он ждет;

Он не доступен звону злата,

И мысли, и дела он знает на перед…

На стол главного жандарма – Бенкендорфа лег экземпляр стихотворения с угодливой заметкой цензора: “Воззвание к революции”. Докладная шефа легла на стол царя, в которой сообщалось, что возмутителя допросили, изъяли у него бумаги и содержат “…при Главном штабе без права сноситься с кем-либо извне… Вступление к этому сочинению дерзко, а конец – бесстыдное вольнодумство, более чем преступное…”

Арестованный Лермонтов просил камердинера приносить обеды, завернув в серую бумагу, и на ней спичками, обмакивая в вино с сажей, писал удивительные стихи: “Я, матерь Божия, ныне с молитвою…”, “Отворите мне темницу”, “Когда волнуется желтеющая нива”.

Кажется, что “нива” написана не опальным, а счастливым человеком, который беспечно идет по дорогим сердцу краям, где нет места житейским передрягам, ненависти.

Тогда смиряется души моей тревога,

Тогда расходятся морщины на челе –

И счастье я могу постигнуть на земле,

И в небесах я вижу Бога.

Высшая гармония человека и природы высказана просто и откровенно.

Николая I незамедлительно отреагировал на бунтарское стихотворение: “Приятные стихи, нечего сказать… Пока что я велел старшему медику гвардейского корпуса посетить этого господина и удостовериться, не помешан ли он; а затем мы поступим с ним согласно закону”…, сослав на кавказскую войну, а С.А. Раевского, как распространителя “вредного сочинения”, упек в Олонецкую губернию.

Список “Смерть поэта” вдове Пушкина передал П.И.Мещерский. Знакомство поэта с Натальей Николаевной произошло в салоне Карамзиных в январе в 1839 года. “… чтобы вызвать ее доверие, сам начал посвящать ее в мысли и чувства, так мучительно отравляющие его жизнь, каялся в резкости мнений, в беспощадности суждений, так часто отталкивающих от него ни в чем перед ним неповинных людей. Прощание их было самое задушевное, много толков было потом у Карамзиных о непонятной перемене, происшедшей с Лермонтовым”, – из разговора между поэтом и вдовой Пушкина, записанный А.П.Араповой, дочерью от второго брака матери.

На гибель А.С. Пушкина откликнулся и Э.И. Губер, но его стихотворение, напечатанное в 1857 году в “Московских ведомостях”, не имело никакого резонанса.

7

Не предполагал Лермонтов что, в двадцать три года снова окажется на Кавказе, но не как вольный, а как поднадзорный. По пути простудился и “весь в ревматизмах” получил от начальства разрешение лечиться в Пятигорске. “…для меня горный воздух бальзам, хандра к черту, сердце бьется, грудь высоко дышит – ничего не надо в эту минуту; так и сидел бы и смотрел целую жизнь”, – из письма к С.А. Раевскому.

Несмотря на красоты Кавказа, участь ссыльного давала о себе знать. он жаловался М.А.Лопухиной в письме от 15 февраля 1838 года: “Милый друг, мне смертельно скучно… Я порядком упал духом… Бабушка надеется, что меня скоро переведут в царско-сельские гусары… она на этом основании не соглашается, чтобы я вышел в отставку”.

Усилия бабушки поддержал Бенкендорф и… “Принимал живейшее участие в просьбе… доброй и почтенной старушки Е.А. Арсеньевой в возвращении ее внука с Кавказа”. Николай I подписал приказ о переводе прапорщика Лермонтова в Гродненский гусарский полк корнетом, потом в лейб-гусары в Царское Село.

Будучи на Кавказе, Лермонтов с присущей ему наблюдательностью, увидел жизнь “водяного общества”, увидел доблесть офицеров и солдат в сражениях с горцами, увидел никчемность офицеров вне боев, увидел светских жеманниц, увидел среди этого многообразия и “лишних людей”, старающихся отыскать свое место в жизни.

Наблюдения вошли в основу романа “Герой нашего времени". Первые наброски его были сделаны во второй половине 1838 года. Роман состоит из пяти повестей: “Белла”, ”Максим Максимович”, “Тамань”, “Княжна Мери” и “Фаталист”. С 1839 года "Герой" начал печататься по частям и 19 февраля 1840 года цензор дал добро на публикацию в “Отечественных записках” полностью.

События, происходящие в романе, имеют подтверждение. “Бела” – случай с А.А.Хастатовым. Доктор Вернер из “Максима Максимовича” списан с реального военного медика Н.В. Майера. “Тамань” – пережита самим автором. “Княжна Мери” – якобы отпечатком сестры Мартынова Натальи Соломоновны. “Фаталист” Вуич очень похож на конногвардейца И.В.Вуича. Грушницкий и реальный Калюбакин – почти одно лицо, но с примесью Мартынова Н.С.

Известно, что любой автор наделяет своих героев индивидуальными чертами, списанными с многих образов, но и отдает им собственные достоинства и недостатки.

Печорин – главный герой романа – это зеркало того времени, времени не одиночек, а целого поколения, выросшего среди “разврата и подлости отцов”. Печорины находились в состоянии рефлексии, когда старое для них ушло безвозвратно, а новое не маячило в обозримом будущем. Человек без будущего, что барабан, гремит, а внутри пустой. Презрение к себе рождало презрение к окружающим. Страдая сами, заставляли страдать других. Проживи Печорин до времен французской революции 1848 года, Лермонтов бы поставил его на баррикады с красным флагом, и тогда роман можно было бы назвать биографичным, поскольку отвечал бы духу и стремлениям автора. Лермонтов отправил главного героя в Персию с целью обрести свободу, но и там её нет. Вернувшись в Россию, Печорин умирает в одиночестве.

Вердикт роману вынес “просвещенный” монарх в письме к императрице "12/24 июня 1840 года”. Я прочел ”Героя” до конца и нахожу вторую часть отвратительной, вполне достойную быть в моде… Такие романы портят нравы и портят характер… эту вещь читаешь с досадой… ибо в конце привыкаешь думать, что свет состоит только из таких индивидуумов, у которых кажущиеся наилучшими поступки проистекают из отвратительных и ложных побуждений. Итак, я повторяю, что по моему убеждению, это жалкая книга, показывающая большую испорченность автора…".

Редактор журнала “Маяк” Бурчак вторил: “Весь роман эпиграмма, составленная из беспрерывных софизмов, так что, философии, религиозности, русской народности и следов нет”.

Были и такие критики, которые видели еще и “безнравственность”, “психологические несообразности”, “клевету на целое поколение молодых людей”, а в Печорине находили сходство с автором. На что он в предисловии ко второму изданию романа отвечал: “Герой Нашего Времени”, милостивые государи мои, точно портрет, но не одного героя, не одного человека: это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном развитии. Вы мне опять скажете, что, человек не может быть так дурен, а я вам скажу, что, ежели вы верили возможности существования всех трагических и романтических злодеев, отчего же вы не веруете в действительность Печорина?”

Виссарион Белинский дал свою оценку романа: “Глубокое чувство действительности, верный инстинкт жизни истины, простота – поэтический язык, глубокое знание человеческих сердец современного общества”…И Печорина он защищает: “Вы предаете его анафеме не за пороки, – в вас их больше и в вас они чернее и позорнее… в самих пороках его проблескивает что-то великое… Ему другое назначение, другой путь, чем вам”. В Евангелии сказано: “Авраам родил Исаака…, а Печорин родил Базарова…

“Никто еще не писал у нас такою правильною, прекрасною и благоуханною прозой”, – отозвался Н.В. Гоголь о романе.

Придет время и А.П. Чехов удивится: “Не могу понять, как мог он, будучи почти мальчиком, сделать это!”.

Удивиться есть чему. Лермонтов, несмотря на молодость, подобно искусному хирургу, беспощадно вырезал из организма общества язвы, а где надо осторожно прикасался «скальпелем» пера к оголенным нервам людей, заставляя их вспомнить не только свое человеческое имя, но и назначение на земле.

В романе автор проявил себя и как профессиональный художник-пейзажист. Восприятие природы – отражение души любого человека, а тем более такого, одаренного всесторонними талантами. Струны его души были открыты всем ветрам. Наружу вырывались бури, а в душе оставался минор, глубокий минор. В описании природы он достиг совершенства, умело, используя неисчерпаемые возможности русского языка. В природе лермонтовские герои искали смысл жизни и, не находя, гибли.

“Герой нашего времени” поставил Лермонтова в один ряд с Пушкиным и Гоголем.

8

Вот и долгожданный Петербург. Беготня, визиты, салоны. О своем возвращении Лермонтов заявил стихотворением “Дума”. Это вывод из наблюдений о быстротекущей, бездарно уходящей для многих молодых людей жизни.

Печально я гляжу на наше поколенье!

Его грядущее – иль пусто, иль темно,

Меж тем, под бременем познанья, и сомненья,

В бездействии состарится оно.

Лермонтов стал походить на человека-невидимку – видит всех, а его никто. Разочарован во всем и это подтверждает обращение к М.А. Лопухиной: “.. я несчастнейший человек… я каждый день езжу на балы… В течение месяца на меня была мода… Все эти люди, которых я поносил в стихах, стараются льстить мне… тем не менее я скучаю. Просился на Кавказ – отказали, не хотят даже, чтобы меня убили”…

И скучно и грустно, и некому руку подать

В минуту душевной невзгоды…

Желанья!… что пользы напрасно и вечно желать?

А годы проходят, все лучшие годы!

Он торопился жить. А для чего? На пользу Отечества, которое только и умеет отправлять на смерть и отпевать? Вот и задушевный друг декабрист Александр Иванович Одоевский умер от малярии на Кавказе и ему Мишель посвятил стихотворение “Памяти А.И. Одоевского”.

Я знал его: мы странствовали с ним

В горах востока, и тоску изгнанья

Делили дружно; но к полям родным

Вернулся я…

Между безысходностью и грустными мотивами в творчестве поэта нельзя ставить знак равенства. Безысходность, когда подошел к краю пропасти, и следующий шаг приведет в бездну. Грусть же – это состояние души человека, который с болью в сердце видит окружающий мир, анализирует, сомневается, но надеется на будущее и стремиться к нему. Лермонтов был в постоянном движении и поисках подвига реального.

Мне нужно действовать, я каждый день

Бессмертным сделать бы желал, как тень

Великого героя, и понять

Я не могу, что значит отдыхать.

Поэт был в ответе за настоящее, понимая свой долг гражданина. “Оно жило в каждой капле его крови, трепетало с каждым биением его пульса, с каждым вздохом его груди. Не отделиться ему от него! Он ждет от него своего просветления, уврачевания своих язв и недугов. Он, только он, может свершить это, как полный представитель настоящего”, – проницательно заметил В.Г. Белинский о скрытом смысле всего творчества Лермонтова.

Не каждый понимал его душу. Те, кому он был близок, зачастую смотрели на него с уважением, сочувствием, но как бы со стороны. Недруги, а их было большинство, видели в Лермонтове врага. Декабрист Н.И.Лорер, И.Н.Назимов, С.И.Кравцов, В.Н.Лихарев, отбывавшие срок наказания на Кавказе, изменив своим прошлым взглядам, сторонились неугомонного поэта. Отдушину Мишель находил в общении с друзьями А.С.Пушкина: С.Н.Карамзиной, А.А.Олениной, А.О.Смирновой. С ними мысли текли чередой, нервы успокаивались, и появлялось неодолимое желание жить, работать.

Самыми продуктивными годами творчества оказались последние годы его жизни с 1838 по 1841, и в тоже время самыми напряженными, которые прошли как по заранее написанному сценарию.

Вот на сцене появляется де Барант, законный сын французского посланника при дворе Николая I. Только спустя два года у сынка взыграло чувство достоинства за свою нацию, якобы оскорбленную в стихотворении Лермонтова в ответ на убийство Дантесом Пушкина. По этому поводу в декабре 1839 года секретарь французского посольства Андре от имени обиженного обратился к А.И.Тургеневу с вопросом: “Правда ли, что Лермонтов в известной строфе своей бранит французов вообще, или только одного убийцу Пушкина?”. Получив отрицательный ответ, де Барант пригласил поэта 2 января 1840 года на новогодний бал в свое посольство. Казалось, что вопрос французской чести закрыт, но в интригу включилась жена русского консула в Гамбурге Тереза фон Бахерт.

Ей удалось разжечь вражду Лермонтова с де Барантом. К этому же примешалось увлечение молодых людей вдовствующей графиней М.А. Щербатовой, которая предпочла русского. Француз был возмущен и неудовольствие высказал сопернику на балу: “Если бы я был в своем отечестве, то знал бы как кончить дело”. Лермонтов парировал: “В России следуют правилам чести так же строго, как и везде, и мы меньше других позволяем оскорблять себя безнаказанно”. 18 февраля 1840 года на Парголовской дороге за Черной речкой (воистину “черной” для русских поэтов), состоялась дуэль при скверной погоде. Секундантом у Лермонтова был А.А. Столыпин-Монго, а у француза граф Рауль де Англес. Началось со шпаг. Лермонтовская сломалась, но де Барант успел оцарапать ему грудь. Подали пистолеты. Француз дал промах. Лермонтов выстрелил вверх. Пожав друг другу руки, дуэлянты разошлись. “Я выстрелил на воздух, мы помирились, вот и все”, – рассказывал Лермонтов. Все да не все. Деятельная мамаша Баранта, видя, что дуэль может лишить сынка места второго секретаря при посольстве, развернула бурную деятельность. Верхи отреагировали, и Лермонтова взяли под стражу. В начале марта 1840 года он пишет объяснительную записку командиру полка Н.Ф. Паутину: “… имею честь донести Вашему превосходительству, что… господин Барант стал требовать у меня объяснения будто мною сказанного (об “известной даме”); я отвечал, что все ему переданное не справедливо… На колкий его ответ я возразил колкостью”. Военно-судебная комиссия установила, что Лермонтов: “… вышел на дуэль не по одному личному неудовольствию, но более поддержать честь русского офицера”. Заключением комиссии вопрос был исчерпан. Однако французы разожгли интригу с новой силой. Теперь уже не “известная дама”, а высказывание Лермонтова на суде, что “выстрелил на воздух”, послужило поводом для возмущения де Баранта, и он резко высказался в сторону поэта. А.Н.Шан-Гирей оказал медвежью услугу и передал заключенному слова француза. Не таков Лермонтов! Для объяснения он пригласил де Баранта к себе на гауптвахту, где его ранее неоднократно посещали друзья, в том числе и В.Г. Белинский. Лермонтов подтвердил французу ранее сказанное им на суде о “выстреле на воздух” и предложил вторую дуэль. Француз при свидетелях отказался. На том и расстались, закончив спор. Беспокойная француженка-мама, опасаясь второй дуэли, пожаловалась великому князю Михаилу Павловичу. Лермонтова обвинили не только в вызове на вторую дуэль, но и в незаконном свидании на гауптвахте с де Барантом, хотя за прошлые свидания с другими лицами, осуждений не было.

Лермонтов неоднократно бывал дежурным офицером при великом князе, который вступался за провинности своего подчиненного. Вот и на этот раз он обратился к покровителю с письменным заверением: “… я искренне сожалею, что показание мое оскорбило Баранта… сказав, что выстрелил на воздух, я сказал истину, готов подтвердить оную честным словом”. Готовность не была принята, и 13 апреля 1840 года было решение о предварительном заключении Лермонтова на три месяца в крепость и затем переводе в один из полков на Кавказе. Николай I «высочайшим указом» заменил крепость Тенгинским пехотным полком и добавил: “Исполнить сегодня же”, а в письме к императрице пожелал тенгинцу “Счастливого пути, господин Лермонтов; пусть он очистит свою голову, если это возможно” …

В день отъезда Лермонтов зашел проститься к Карамзиным. Из окна их залы увидел гряду облаков над Фонтанкой и Летним садом и тут же с импровизировал стихотворение “Тучи” с такими словами:

Мчитесь вы, будто, как я же изгнанник,

С милого севера в сторону южную…

Этим стихотворением поэт закончил первый свой сборник. Кроме “Тучи” туда вошли: “Бородино”, “Песня про царя Ивана Васильевича…”, “И скучно и грустно…”, “Когда волнуется желтеющая нива…”, “Ребенку”, “Дума”, поэма "Мцыри".

Эпиграфом для поэмы автор взял изречение из Библии: «Вкушая, я вкусил мало меду, и вот я умираю». Сюжет "Мцыри" таков: горский мальчик, взятый в плен русским генералом, был отдан в православный монастырь на воспитание монахам. Мальчик рос, и кроме церковных книг ничего не читал и не видел: только стены ненавистного монастыря, и он бежит. Желанная свобода оказалась не долгой. Мцыри погибает…

9

Следуя предписанию монарха, Лермонтов покидает Петербург и по дороге на Кавказ останавливается в любимой Москве. Девятого мая 1840 года получает приглашение на именины Гоголя и дарит ему только что вышедшую книжку “Герой нашего времени”. По просьбе гостей поэт прочел главу из “Мцыри”, – бой с барсом. “И читал, говорят, прекрасно”, – вспоминал С.Т. Аксаков. В первый день Гоголю с Лермонтовым не удалось поговорить, но на следующий – отвели душу.

Лермонтов попал в самое пекло кавказской войны. “У нас были каждый день дела, и одно довольно жаркое, которое продолжалось шесть часов сряду… дрались штыками. У нас убито 30 офицеров и до 300 рядовых, а их 600 тел осталось на месте”.

Судьба хранила его от пулей горцев. Генерал Галафеев, представляя Лермонтова к ордену Станислава третьей степени за сражение на Валерике, в сопроводительной записке пояснял: “… исполняя возложенное на него поручение с отменным мужеством и хладнокровием, и с первым рядами храбрейших ворвался в неприятельские завалы». Государь император вычеркнул Лермонтова из наградного списка и на это раз.

Если для Белинского стихотворение “Валерик” было “замечательнейшим произведением”, то для автора был криком души, поводом для раздумий.

…Жалкий человек.

Чего он хочет!… небо ясно,

Под небом места много всем,

Но беспрестанно и напрасно

Один враждует он – зачем?

Раздумье заканчивается обращением к тем, кто развязал войну и подвел под пули тысячи солдат России.

В забавах света вам смешны!

Тревоги дикие войны;

Свои умы вы не привыкли мучить

Тяжелой думой о конце.

Поэт и в вопросе целесообразности войны шел впереди своего времени.

К этому же периоду относится и стихотворение «Завещание», в котором поэт чувствует приближающуюся пулю к своей груди.

На свете мало, говорят,

Мне остается жить!…

Скажи им, что на вылет в грудь

Я пулей ранен был…

Уступая просьбам внука об отставке, бабушка начала хлопоты, но вместо желаемого, получила разрешение на отпуск для него. Узнав, Баранты встревожились и просили Бенкендорфа, во избежание новой дуэли с их сыном, не разрешать Лермонтову появляться в Петербурге, а пусть видится с бабкой где-нибудь в Центральной России. Николай I почему-то не поддержал верного жандарма, и в начале февраля 1841 года опальный поэт приехал в северную столицу. Радость оказалась недолгой. Лермонтову вручили предписание от Бенкендорфа в сорок восемь часов покинуть её. В письме к А.И.Бибикову Мишель объяснил частично причину столь быстрого изгнания: “… ибо я сделал вот какие беды: приехав сюда, в Петербург, на другой же день отправился на бал к г-же Воронцовой, и это нашли неприличным и дерзким… и у меня началась новая драма, которой завязка очень замечательная, зато развязки, вероятно, не будет, ибо девятого марта отсюда уезжаю заслуживать себе на Кавказе отставку”… Что еще из рук вон выходящее натворил неугомонный Лермонтов, так и осталось втайне. Никто из современников не обмолвился об этом.