Книги по бизнесу и учебники по экономике. 8 000 книг, 4 000 авторов

» » Читать книгу по бизнесу Страницы жизни русских писателей и поэтов Валерия Митрофановича Передерина : онлайн чтение - страница 5

Страницы жизни русских писателей и поэтов

Правообладателям!

Представленный фрагмент книги размещен по согласованию с распространителем легального контента ООО "ЛитРес" (не более 20% исходного текста). Если вы считаете, что размещение материала нарушает ваши или чьи-либо права, то сообщите нам об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?

  • Текст добавлен: 28 октября 2020, 00:14

Текст бизнес-книги "Страницы жизни русских писателей и поэтов"


Автор книги: Валерий Передерин


Раздел: О бизнесе популярно, Бизнес-книги


Возрастные ограничения: +12

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

В.В.Вересаев писал в своей книге "Спутники Пушкина" о Дантесе, который достиг во Франции определенной вершины на политическом поприще: "Среди других своих приключений молодости событию с Пушкиным Дантес придавал очень мало значения… Напротив, он считал, что выполнил долг чести и ему не в чем себя упрекать. Дантес был вполне доволен своей судьбой и впоследствии не раз говорил, что только вынужденному из-за дуэли отъезду из России он обязан своей блестящей политической карьерой…".

Умер Дантес глубоким стариком в 1895 год в своем имении Зульце.

Под влиянием общественного мнения, а, может быть, на это была другая причина, император избавился и от Геккерена. В письме к своему брату Михаилу Николай I сообщал: "Порицание поведения Геккерена справедливо и заслуженно; он точно вел себя как гнусная каналья. Сам сводничал Дантесу в отсутствие Пушкина, уговаривал жену его отдаться Дантесу, который будто к ней умирал любовью".

Распродав свое имущество, отозванный дипломат выехал из России. После он несколько лет был не у дела, затем получил должность посланника в Вене. Об одной из встреч с ним воспоминал немецкий поэт Фр. Боденштедт: "… Он не представлял собой приятного зрелища, с бегающими глазами и окаменевшими чертами лица. Весь облик тщательно застегнутого на все пуговицы дипломата производили каучукообразной подвижностью самое отталкивающее впечатление".

Выйдя в отставку в 1875 года, Геккерен поселился в Париже у приемного сына, сохранив до последних дней привычку играть в рулетку. Скончался он девяноста трех лет в 1884 году.

Идалия Григорьевна Полетика умерла 7 ноября 1890 года. Всю свою долгую жизнь она хранила неприязнь к Александру Сергеевичу. Овдовев, жила в Одессе, и, по словам П.И.Бартенева: «… не скрывала своей ненависти к памяти поэта… Она собиралась подъехать к памятнику Пушкина, чтобы плюнуть на него…».

Наталья Николаевна вышла замуж через четыре года после смерти мужа за Петра Петровича Ланского. прожив 51 год.

"Я памятник воздвиг себе нерукотворный,

К нему не зарастет народная тропа,…"

Шло время, и лишь в 80-х годах XIX века решено было поставить в Москве первый в России памятник Пушкину. По условиям конкурса, объявленного на проект, фигура поэта должна быть во весь рост, предельно простой и схожей с оригиналом. Из множества работ, поступивших на рассмотрение комиссии, к финалу были допущены проекты четырех скульпторов: Ю.Н. Шредера, М.М.Антокольского, Забелло и А.М.Опекушина.

Антокольский изобразил Пушкина сидящим на скале, к которой по лестнице поднимаются девять персонажей его произведений: Мазепа, Пугачев, Сальери, Моцарт, Пимен, царь Борис, Татьяна, Скупой рыцарь и рыбак. Комиссия отклонила это громоздкое сооружение, как и проект Шредера, который "окружил поэта несвойствующими его замыслам героями, придал самому Пушкину старинную, риторическую позу".

Перед высоким жюри встал вопрос, кому отдать предпочтение – Забелло или Опекушину? После долгих прений остановились на проекте Опекушина, в котором поэтичность образа сочеталась с внешним сходством. На постаменте во весь рост встала задумчивая фигура поэта. Кажется, он застыл на мгновение и, озаренный порывом творчества, готов подойти к столу и взяться за перо и бумагу.

Вне конкурса был рассмотрен интересный проект Марка Бездарного. В отличие от всех Бездарный предложил не фигуру Пушкина, а бюст на высокой усеченной пирамиде. Все было просто и талантливо, и если бы не прошел проект Опекушина, Москву украшал бы этот памятник.

6 июня 1880 года в центре Москвы, напротив Старого монастыря, состоялось открытие памятника Александру Сергеевичу Пушкину. Право первым возложить венок, было предоставлено писателю Ивану Сергеевичу Тургеневу.

Открытие памятника поэту явилось великим событием в России. Наконец-то она поняла и оценила заслуги гения.

Вторым памятником Пушкину, литературным, по праву можно считать торжественное заседание Общества любителей русской словесности, состоявшееся 8 июня 1880 года в Дворянском собрании. Желающих прикоснуться к великой поэзии оказалось так много, что в огромном зале не хватило мест, и многие стояли в проходах.

Во всю ширину конца зала была устроена эстрада со столом, кафедрой, и за ней стояла уменьшенная копия памятника Пушкину, украшенная цветами и лавровым венком.

Необыкновенность заседания усиливалась присутствием родственников и современников поэта. В первом ряду сидел старший сын Пушкина Александр Александрович, седобородый, в очках командир Нарвского гусарского полка. Рядом сидел второй сын – Григорий Александрович. Моложавый, во фраке. Член судебной палаты в городе Вильно. Около братьев – сестры: Мария, вдова генерала Гартунга, проживающая в Москве, и Наталья, графиня Меренберг, очень похожая на свою матушку-красавицу.

Среди почтенных гостей собрания были: московский генерал-губернатор В.А. Долгорукий, министр народного просвещения А.А. Сабуров в вицмундирном фраке с двумя звездами и лентой по жилету, граф С.Д.Шереметев, братья Третьяковы… Колоритно выглядели фигуры музыкантов Антона и Николая Рубинштейнов и П.И. Чайковского, юриста В.Ф. Плевако, профессор химии Д.И.Менделеева…

За столом – председатель Общества русской словесности известный переводчик Шекспира С.А. Юрьев. Здесь же И.С. Тургенев, А.Н. Островский, Ф.М. Достоевский, Д.В. Григорович, И.С. Аксаков, поэты: В.И. Майков, Я.П. Полонский, А.Н. Плещеев, А.А. Фет. Все – во фраках и белых галстуках.

Ровно в час С.А. Юрьев открыл торжество. После короткой вступительной речи он предоставил кафедру поэту Плещееву, который вдохновенно прочитал свое стихотворение, посвященное Пушкину. За Плещеевым слово дали почетному члену общества Ф.М. Достоевскому.

"Это не будет обыкновенная на торжествах речь, состоящая из красивых фраз, как была у Тургенева накануне, а что-то "карамазовское", тяжелое, мучительное, длинное, но душу захватывающее, от которого оторваться нельзя". Так оценил речь Достоевского Д. Н. Любимов, присутствующий в зале.

Федор Михайлович явно волновался, нервно перебирая руками листки с написанной речью. Фрак висел на нем как на вешалке, белая рубашка казалась измятой, а галстук вот-вот должен развязаться. Зал встретил писателя овацией. Протянув руку вперед, он едва дождался тишины и без вступления глуховатым голосом начал свою знаменитую речь:

– Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа", – сказал Гоголь… Прибавлю от себя – и пророческое… – Сделав паузу, Достоевский взглянул в зал и увидел в глазах слушателей любопытство и недоумение и твердо повторил фразу: – Да, в появлении Пушкина для всех нас, русских, есть нечто бесспорно пророческое…

В полнейшей тишине писатель закончил так:

– Если бы Пушкин жил дольше, он успел бы разъяснить нам всю правду стремлений наших. Всем бы стало это понятно. И не было бы между нами ни недоразумений, ни споров. Но бог судил иначе. Пушкин умер в полном развитии своих сил и, бесспорно, унес с собой великую тайну. И вот теперь без него мы эту тайну разгадываем.

Слова "Мы эту тайну разгадываем" Достоевский произнес шепотом, который гулко разнесся по залу. Зал выжидал. В гробовом молчании Федор Михайлович оставил кафедру. Но вот из заднего ряда раздался голос:

– Вы разгадали!

Следом то тут, то там послышались возгласы: "Разгадали! Разгадали! Разгадали!". Аплодисменты заглушили голоса. Такого взрыва страстей давно не было в стенах зала Дворянского собрания.

Аксаков заключил Достоевского в объятия. Тургенев, расставив руки, спотыкаясь, шел навстречу к своему недавнему обидчику, который осмеял его в "Бесах". В эти минуты было не до обид. Порыв неподдельной радости примирил их. Тургенев и Аксаков отвели измученного нервным напряжением Достоевского в ротонду.

Большими усилиями председатель успокоил зал и дал слово Аксакову. Вбежав на кафедру, не скрывая волнения, он заявил:

– Господа, я не хочу, да и не могу говорить после Достоевского! После Достоевского нельзя говорить! Речь Достоевского – событие! Все разъяснено, все ясно. Нет больше славянофилов, нет больше западников! Тургенев согласен со мной.

Чтобы разрядить обстановку в зале, был объявлен перерыв.

Речь Достоевского явилась вторым памятником Пушкину, триумфом русской мысли, верой в русское будущее, верой, что поэзия Пушкина является неоспоримым доказательством гениальности русского народа, и что ему принадлежит литературное будущее мира.


МЫСЛЯЩАЯ ЛИРИКА

«О Тютчеве не спорят, кто его не чувствует, тем самым доказывает, что он не чувствует поэзии». И.С.Тургенев.


Глава 1

Русский «иностранец»

Федор Иванович Тютчев родился 23 ноября (5 декабря по новому стилю) 1803 года в усадьбе Овстуг Брянского уезда Орловской губернии. Федор был вторым ребенком в семье. Брат Николай родился в 1801, сестра Дарья в 1806 году. Было еще три брата, умершие в раннем возрасте.

Родословная Тютчевых знаменита участником Куликовской битвы – Захарием Тютчевым, о котором записано в летописи этого сражения. О ближайших предках этого рода И.С.Аксаков писал: "… в половине XVIII века… помещики Тютчевы славились лишь разгулом и произволом, доходивших до неиствовства". Отец же будущего поэта отличался от своего отца мягким характером, был хорошим семьянином и имел тягу к знаниям. Дослужившись в гвардейском полку до чина поручика, в двадцать два года вышел в отставку. На гражданской службе имел чин надворного советника, занимая должность смотрителя "Экспедиции Кремлевского строения". Федор любил отца, "… лучшего которого, право, нет человека на свете".

Мать, родовитая дворянка, Екатерина Львовна Толстая, воспитанница графини В.В.Остерман, по словам И.Аксакова, была "… замечательного ума, сухощавого, нервного сложения, с наклонностью к ипохондрии, с развитою до болезненности". Жизнь семейства Тютчевых протекала в спокойствии и достатке.

С ранних лет к Феде был приставлен дядька из вольноотпущенных крестьян, Николай Афанасьевич Холопов, бывший для него, как няня Арина Родионовна для Пушкина. С Николаем Афанасьевичем воспитанник не расставался до 22 лет.

С 1807 года Тютчевы жили в Москве, купив дом в Армянском переулке. При приближении Наполеона к столице, они переехали в Ярославль. Во время пожарища в Москве, дом Тютчевых уцелел, и, после изгнания французов из столицы, семейство вернулось в него.

В девять лет у Федора началась серьезная учеба под началом поэта и переводчика Семена Егоровича Раича, который сам, учась в университете на двух факультетах, часто водил своего ученика на лекции профессора А.Ф.Мерзлякова. Кроме того Раич посвящал питомца в мир русской и мировой поэзии, одобряя его первые стихотворные опыты. Впоследствии Семен Егорович вспоминал, как: "… бывало, весною и летом, живя в подмосковном имении, мы с Федором Ивановичем выходили из дому, запасались Горацием, Вергилием или кем-нибудь из отечественных писателей и, усевшись в роще, на холмике, углублялись в чтение и утопали в чистых наслаждениях красотами гениальных произведений Поэзии… Необыкновенные дарования и страсть к просвещению милого воспитанника изумляла меня. Года через три он уже был не учеником, а товарищем моим, – так быстро развивался его любознательный ум". Занятия оказались настолько успешными, что ученик в тринадцать лет переводил с итальянского на русский язык оды Горация. О способностях Федора вспоминал и И.С.Аксаков: "Все свойства и проявления детства его, детской природы, были окрашены какой-то особенно тонкою, изящною духовностью. Благодаря своим удивительным способностям, учился он необыкновенно успешно… уже и тогда нельзя было не заметить, что учение не было для него трудом, а как бы удовлетворением естественной потребности знаний".

Осенью 1819 года шестнадцатилетний Федор Тютчев поступил в Московский университет в качестве "своекоштного студента" на словесный факультет. Студента все цело поглотила учеба. Тесная дружба связала его с однокурсником М.П.Погодиным, будущим историком и публицистом, с которым много говорил о поэзии, обсуждали вопросы просвещения в России и пути развития русской литературы. Как отмечал Погодин, они вели беседы "о новой поэме Руслан и Людмила", "о молодом Пушкине, об его оде "Вольность" и о многом другом. Тютчев активно участвовал в литературной жизни университета. Стихи его читались и обсуждались на студенческих собраниях, печатались в "Трудах Общества любителей российской словесности".

Круг друзей Тютчева в это время был широким: Одоевский, братья Киреевские, Мельгунов, Максимович, Шевырев, Веневитинов, Хомяков и др. Приходилось Тютчеву бывать и в салоне княгини Зинаиды Волконской на Тверской улице в Москве. Друзьям Тютчев посвятит стихотворение "Весеннее приветствие стихотворцам" – гимн молодости и надеждам.

Любовь земли и прелесть года,

Весна благоухает нам! –

Творенью пир дает природа,

Свиданья пир дает сынам!..

В парении своем высоком

Не изменяйтесь никогда!..

И вечная природы красота

Не будет вам ни тайной, ни упреком!..

Три года учебы в университете пролетели мгновением. Молодой человек понял, что больших знаний в университете он не получит, решив, на этом закончить учебу, но для этого требовалось разрешение министра народного образования князя Оболенского. Он разрешил, написав попечителю университета следующее: "По уважении отличного засвидетельствования вашего сиятельства о способностях и успехах в науках своекоштного студента Московского университета Тютчева я согласен на допущение его к испытанию… так как недостающие к числу лет обучения его в студенческом звании год можно заменить тремя годами бытности его вольным слушателем". В ноябре 1821 года Тютчев блестяще окончил университет, получив похвальный листа и степень кандидата словесных наук. Теперь предстояло выбирать жизненный путь. Восемнадцатилетний кандидат остановился на дипломатической службе. С этой целью в феврале следующего года вместе с отцом он выехал в Петербург, к влиятельному при царском дворе своему родственнику графу А.И.Остерман-Толстому. Граф взял под опеку одаренного молодого человека, рекомендовав его на должность сверхштатного чиновника при русской дипмиссии в Мюнхене. В июне 1822 года граф и новоявленный чиновник выехали в Германию. Так у Тютчева начался двадцатидвухлетний период жизни за границей, исключая лишь поездки в отпуск домой.

Германия того времени не была единой, а состояла из более десяти королевств, крупным из них считалась Бавария с центром Мюнхен – сосредоточение культурной жизни немецких земель с Академией наук и университетом. Славился город учеными, философами, поэтами, литераторами. Среди них выделялся философ Шеллинг, ученый Ф.Якоби, Л.Окен, поэт Гейне и др. В других местах Германии жил Гегель, Бетховен, Гете, Шуман.

Особого рвения к службе молодой сотрудник миссии не проявлял, да этого и не требовала работа, но преуспел в изучении русской, немецкой, французской литературы, а также философии, права и др. наук. О его жажде знаний сотрудник миссии И.С.Гагарин говорил: "Он много читал и, главное, умел выбирать, что читать, и извлекать пользу от прочитанного". Среди его немецких знакомых были Гейне, Шиллер, Ленау, философ Шеллинг и др., которые, несомненно, оказали определенное влияние на поэзию и мировоззрение Тютчева. Федор Иванович делал переводы на русский язык Шиллера, Гете, Гердера, Уланда. В 1829 году И.В.Киреевский причислил Тютчева к поэтам "немецкой школы".

Для пополнения знаний Тютчев переехал из Мюнхена в Париж. Об этом периоде жизни будущий родственник поэта Карл Пфеффель напишет: "… Деля время между занятиями и светскими развлечениями, он усердно посещал незабвенные курсы лекций Гизо, Кузена, и Виллемана и немало общался с некоторыми видающимися личностями той эпохи, а именно с последователями Ройе-Коллара…". Тютчев был знаком с Гюго, Ломартином и другими писателями, поэтами и философами Франции.

Несмотря на длительную оторванность от России и, больше интересуясь политикой и светской жизнью Германии, Франции, Федор Иванович не растерял любви к Отечеству и его литературе. Владея несколькими европейскими языками, он всегда восхищался русским языком, его красочностью, мелодичностью, удивительным многообразием слов и выражений. О стихотворении Вяземского "Ночь в Венеции", Федор Иванович восторженно сообщил жене: "Своей нежностью и мелодичностью они напоминают движение гондолы. Что за язык – русский язык!" Поэт Апполон Майков писал о Тютчеве: "Поди ведь, кажется, европеец был, всю юность скитался за границей в секретарях посольства, а как чуял русский дух и владел до тонкости русским языком". Об этом же потом скажет и Л.Н.Толстой: "… меня поразило, как он, всю жизнь вращался в придворных сферах, говорившей и писавшей по-французски свободнее, чем по-русски, выражая мне свое одобрение по поводу моих севастопольских рассказов, особенно оценил какое-то выражение солдат; и эта чуткость к русскому языку меня в нем удивила чрезвычайно".

Иван Аксаков о немецком периоде жизни Тютчева сказал так: "Самое двадцатидвухлетнее пребывание Тютчева в Западной Европе позволило предположить, что из него выйдет не только "европеец", но и "европеист", то есть приверженец и проповедник теории европеизма – иначе поглощение русской народности западною "общечеловеческой" цивилизацией… судьба как бы умышленно подвергла его испытанию… Невольно недоумеваешь, каким чудом не только не угасло в нем русское чувство, а разгорелось в мировой упорный пламень… Тютчев положительно пламенел любовью к России: как ни высокомерно кажется это выраженье, но оно верно". Иными словами, Тютчев вобрал в себя все возможное от европейской литературы и философии, чтобы подняться до "убеждения в высшем мировом признании русского народа" не в плане превосходства, а в равноправном вкладе русской культуры в мировую. О тех русских, в частности и о князе И.Гагарине, которые не видели этого, а признавали лишь все западное, Тютчев написал.

Как пред ней не гнитесь, господа,

Вам не снискать признанья от Европы:

В ее глазах вы будете всегда

Не слуги просвещенья, а холопы.

У Федора Ивановича есть стихотворение SILENTIUM! (по-латыни – молчание), написанное в 1830 году.

Молчи, скрывайся и таи

И чувства и мечты свои –

Пускай в душевной глубине

Встают и заходят оне

Безмолвно, как звезды в ночи, -

Любуйся ими и молчи…

Лишь жить в себе самом умей –

Есть целый мир в душе твоей

Таинственно-волшебных дум;

Их оглушит наружный шум,

Дневные разгонят лучи, -

Внимай их пенью – и молчи!..

В этих строках заложена философия жизни поэта и вместе с тем, трагедия одинокого человека, которая пройдет через все творчество Тютчева.

В 1833 году Тютчеву исполнилось тридцать лет, возраст, с которого, как он считал, жизнь катится вниз по наклонной. Таким мыслям способствовала оторванность от России, состояние несостоявшегося поэта, дипломата, да и материальные дела оставляли желать лучшего. За первые пять лет он получил придворное звание камер– юнкера, затем должность второго секретаря миссии, потом был произведен в титулярные советники, а в год тридцатилетия возведен в коллежские асессоры. Русский посланник в Мюнхене Потемкин доносил своему шефу, графу Нессельроде, о Тютчеве: " … у него есть способности, но, тем не менее, за десять лет усердной службы ни разу г-ну Тютчеву не посчастливилось заслужить ни малейшего знака поощрения от Министерства". Все тот же Потемкин, видя затруднительное финансовое положение Федора Ивановича, просил Нессельроде повысить ему жалование, поскольку: "Скромность его содержания совершенно не соответствует расходам, к которым вынуждает его положение человека женатого и дипломата… Такая милость помогла бы ему выбраться из состояния постоянной нужды". Через год оклад повысили до одной тысячи серебром в год, но это существенно не повлияло на семейный бюджет. В силу этого Федор Иванович был вынужден, скрепя сердце, принимать от своих родителей материальную помощь.


Глава 2

Частная жизнь

Любовь – это мерило души человеческой, ее богатство, бескорыстие, преданность любимому человеку раз и навсегда. Через отношение к женщине, зачастую, открывается истинная душа мужчины.

Любовь для Тютчева была неутолимой жаждой, о чем он писал незамужней дочери Дарье: "Тебе, столь любящей и столь одинокой… тебе, кому я, быть может, передал по наследству это ужасное свойство, не имеющее название, нарушающее всякое равновесие в жизни, эту жажду любви, которая у тебя, мое бедное дитя, осталась неудовлетворенной".

В 1823 году в Мюнхене двадцатилетний Федор Тютчев влюбился в шестнадцатилетнюю красавицу Амалию фон Лерхенвельд дочь мюнхенского дипломата графа Максимилиана фон Лерхенвельда – Кеферинга, красотой которой восхищались у нее на родине, так и в России, и среди них: Николай I и Пушкин. На самом деле, Амалия была внебрачной дочерью Прусского короля Фридриха – Вильгельма III и княгини Турн-и-Таксис. Родная же дочь Вильгельма была женой Николая I. Выходит, что российская императрица и Амалия – родственницы по отцу.

Амалия ответила на чувства влюбленного, но им не суждено было быть вместе. Видимо, повлияли ранги, а, может быть, несостоявшаяся дуэль из-за юной красавицы Тютчева с неизвестным. После поединка, чтобы не скомпрометировать себя, работника русского посольства, Федор Иванович уехал в Россию. В его отсутствие Амалию выдали замуж за барона Крюденера, занимавшего важный пост в министерстве иностранных дел России. Однако сердцу не прикажешь разлюбить. Тютчев посвятил Амалии стихотворение "К.Н.".

Твой милый взор, невинной страсти полный,

Златой рассвет небесных чувств твоих

Не мог, увы! Умилостивить их –

Он служит им укорою безмолвной…

Но для меня сей взор благодеянье;

Как жизни ключ, в душевной глубине

Твой взор живит и будет жить во мне:

Он нужен ей, как небо и дыханье…

После смерти Крюденера, Амалия вышла замуж за финского губернатора и Члена Госсовета графа Н.В.Адлерберга, который был моложе ее на одиннадцать лет. Несмотря на перипетии собственных жизней, задушевная дружба Амалии Максимилиановны и Федора Ивановича Тютчева продолжалась в общей сложности пятьдесят лет. Позже, он писал родителям из Мюнхена: "Вы знаете мою привязанность к госпоже Крюденер и можете себе легко представить, какую радость доставило мне свидание с нею. После России это моя самая давняя любовь. Она все еще хороша собой, и наша дружба, к счастью, изменилась не более, чем ее внешность…".

Вначале 1826 года Тютчев после отпуска возвратился в Мюнхен. О реакции его на замужество Амалии сведений нет, но пятого марта этого года он тайно обвенчался с вдовой Элеонорой Петерсон, урожденной графиней Ботмер, у которой было четыре сына в возрасте от одного до семи лет. Венчание держалось в тайне, но недолго. Князь Г.И.Гагарин, шеф Тютчева, назвал брак "роковым". Иного мнения был частый гость тютчевского семейства немецкий поэт Г.Гейне, считая дом Тютчева "прекрасным оазисом".

О первых семи годах счастья Тютчев делился с дочерью Анной: "… и я был молод! Если бы ты видела меня за пятнадцать месяцев до твоего рождения… Мы совершали тогда путешествие в Тироль. Как все было молодо тогда, и свежо, и прекрасно! Первые годы жизни, дочь моя… были для меня самыми прекрасными, самыми полными годами страстей, мы были так счастливы! Нам казалось, что они не кончатся никогда, – так богаты, так полны были эти дни".

В годы жизни с Элеонорой, Федор Иванович редко, но занимался творчеством. Некоторые стихи этого периода: "Весенняя гроза", "Видение", "Бессонница", "могила Наполеона" и др., напечатал его бывший учитель Раич в журнале "Галатея", а так же М.Максимович в "Деннице", затем стихи появились в "Телескопе".

В феврале 1833 года на балу через своего приятеля Карла Пфеффеля Тютчев познакомился с его красавицей сестрой двадцатидвухлетней Эрнестиной, бывшей замужем за престарелым бароном Дёрнбергом. Эрнестина родилась в 1810 году в семье барона Христиана Пфеффеля, посла в Лондоне. Мать ее была из рода эльзасских графов. Образование девочка получила в парижском пансионе. Мать рано умерла, а отец женился на гувернантке, с которой у детей не сложились отношения. Через три года после свадьбы он умер от холеры.

В трауре Эрнестина отбыла из Мюнхена. Тютчев нанес ей визит, после которого обоюдное чувство любви овладело ими. Видя это, Элеонора написала 2 июля 1833 года брату мужа Николаю Федоровичу: "Он, как мне кажется, делает глупости или что-то близкое к ним… Только не вздумайте принимать всерьез то, что, слава богу, только шутка".

"Шутка" зашла далеко, Элеонора сделала попытку самоубийства. В письме к И.Гагарину Тютчев назвал этот шаг, как "прилив крови к ее голове". Супруги помирились, решив, как можно скорее уехать в Россию. Намерению помешала болезнь посланника в Мюнхене. Тютчеву пришлось выполнять его обязанности.

Разрываясь между двумя любимыми и любящими женщинами, Федор Иванович захандрил. Элеонора написала 4 февраля 1837 года письмо его родителям: "Если бы вы смогли его видеть таким, каким он уже год, удрученным, безнадежным, больным… вы убедились бы, так же как и я, что вывести его отсюда волею или неволею – это спасти его жизнь…".

9 мая семейство Тютчева все же выехало в Россию и в июне прибыло в Петербург. Здесь фортуна улыбнулась Федору Ивановичу; он пошел вверх по служебной лестнице: получил чин надворного советника с должностью старшего секретаря при русской миссии в Сардинском королевстве в Турине с повышенным жалованием.

В начале августа он отправился к новому месту службы. Оказавшись в одиночестве, у Тютчева было время поразмышлять о своей службе и об отношении к жене Элеоноре. Вывод он изложил в письме родителям в августе 1837 года: "Скажите, для того ли я родился в Овстуге, чтобы жить в Турине? Жизнь, жизнь человеческая, куда какая нелепость!..". Далее речь шла о жене: " Было бы бесполезно стараться объяснить вам, каковы мои чувства к ней. Она их знает, и этого достаточно. Позвольте сказать вам лишь следующее: малейшее добро, оказанное ей, в моих глазах будет иметь во сто крат более ценности, нежели самые большие милости, оказанные мне лично".

Родителям Федор Иванович сообщил в 1837 году: "… эта слабая женщина обладает силой духа, соизмеримой разве только с нежностью, заключенной в ее сердце… Я хочу, чтобы вы, любящие меня, знали, что никогда ни один человек не любил другого так, как она меня… не было ни одного дня в ее жизни, когда ради моего благополучия, она не согласилась бы, не колеблясь ни мгновения, умереть за меня. Эта способность очень редкая и очень возвышенная, когда это не фраза".

У человека бывают минуты, когда его поступками управляет не разум, а страсть, и, забыв обо всем, он устремляется ей навстречу. Узнав, что Эрнестина в Генуе, Федор Иванович спешит туда. В одной из вилл, произошло их свидание, откликом на которое стало стихотворение "Итальянская VILLA"

… И мы вошли… все было так спокойно!

Так все от века мирно и темно!..

Фонтан журчал… Недвижимо и стройно

Соседний кипарис глядел в окно.

Видимо, не желая больше огорчать жену, Тютчев решил расторгнуть отношения с новой возлюбленной. Элеоноре он пишет 13 декабря 1837 года: "… Нет ни одной минуты, когда бы я не ощущал твоего отсутствия. Я никому не желал бы испытать на собственном опыте всего, что заключают в себе эти слова". Жену тронули его слова. Волнуясь за мужа, 15 декабря сообщила Николаю, брату Федора Ивановича: "О Николай, мое сердце разрывается при мысли об этом несчастном. Никто не понимает, не может себе представить, что это по его собственной вине, это значит укором заменить сострадание… Если бы у меня был хороший экипаж и деньги, эти проклятые деньги, я поехала бы к нему".

В средине мая следующего года Элеонора вместе с малолетними: Дарьей, Екатериной и Анной, на пароходе из Кронштадта отплыла в Любек. Не доходя до места назначения, пароход загорелся. Любящая мать ценой огромной затраты физических и душевных сил спасла детей. Сестре Тютчева Дарье она потом напишет: "Дети невредимы! – только я пишу вам ушибленной рукой… Никогда вы не сможете представить себе эту ночь, полную ужаса и борьбы со смертью". Эту трагедию, как очевидец, И.С.Тургенев описал в очерке "Пожар на море".

До Турина известие о гибели парохода дошло 30 мая. Предполагая, что семья была на этом судне, Федор Иванович поспешил в Мюнхен, где встретился с семейством. Через месяц, оставив детей у родственников жены, Тютчевы отправились в Турин. О трудностях жизни на новом месте 4 августа 1838 года Элеонора сообщила родственникам Федора Ивановича: "Только несколько дней тому назад нашли дом. Жить будем в пригороде… Так как квартиры здесь много дешевле… Я нахожусь в поисках торгов и случайных вещей, но купить ничего не могу по той простой причине, что у нас нет денег… Банкир выдал Федору вперед его жалованье за сентябрь, и на это мы живем".

Неустроенность, пережитая трагедия на море, сказались на здоровье Элеоноры. 28 августа 1839 года в "жесточайших страданиях" она умерла на руках Федора Ивановича. Смерть потрясла его настолько, что в одну ночь, у её гроба, поседел. В письме к В.А.Жуковскому он поделился горем: "Есть ужасные годины в существовании человеческом. Пережить все, чем мы жили в продолжение целых двенадцать лет… Что обыкновеннее этой судьбы – и что ужаснее? Все пережить и все-таки жить". Рана о смерти Элеоноры не давала покоя Федору Ивановичу. "… эти воспоминания кровоточат и никогда не зарубцуются", – писал он родителям 1 декабря 1839 года.

Через десять лет после смерти жены посвятил ей стихотворение.

Еще томлюсь тоской желаний,

Еще стремлюсь к тебе душой –

И в сумраке воспоминаний

Еще ловлю я образ твой…

Твой милый образ, незабвенный,

Он предо мной, везде, всегда,

Непостижимый, неизменный,

Как ночью на небе звезда…

"Все пережить и все-таки жить". Так и поступил Тютчев. Он поехал в Геную к Эрнестине. В конце декабря 1838 года они тайно обвенчались. 7 июля следующего года их венчали в Берне, в церкви при русском посольстве. Жениху было тридцать пять лет, а невесте – двадцать восемь.

Тютчева с Эрнестиной связывала не только страстная любовь, но и глубокое взаимопонимание. Она удочерила его детей от первого брака: Дарью, Екатерину и Анну. Чтобы читать стихи мужа в подлиннике, изучила русский язык и стала помощницей во всех его делах. Среди стихотворений, посвященных Эрнестине, есть и такое.

Люблю глаза твои, мой друг,

С игрой их пламенно-чудесной,

Когда их поднимаешь вдруг

И, словно молнией небесной,

Окинешь бегло целый круг…

Но есть сильней очарованья:

Глаза, потупленные ниц

В минуты страстного лобзанья,

И сквозь опущенных ресниц

Угрюмый, тусклый огнь желанья.

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 | Следующая

Правообладателям!

Представленный фрагмент книги размещен по согласованию с распространителем легального контента ООО "ЛитРес" (не более 20% исходного текста). Если вы считаете, что размещение материала нарушает ваши или чьи-либо права, то сообщите нам об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Топ книг за месяц
Разделы







Книги по году издания