Текст бизнес-книги "Страницы жизни русских писателей и поэтов"

Автор книги: Валерий Передерин

Раздел: О бизнесе популярно, Бизнес-книги

Мы встретились вновь после долгой разлуки,

Очнувшись от тяжкой зимы:

Мы жали друг другу холодные руки –

И плакали, плакали мы.

Чувства, скрытые до времени в глубине души поэта, вдруг хлынули неудержимым весенним потоком.

Опять весна! Опять дрожат листы

С концов берез и на макушке ивы.

Опять весна! Опять твои черты,

Опять мои воспоминанья живы…

Минувшего нельзя нам воротить,

Грядущему нельзя не доверяться,

Хоть смерть в виду, а все же нужно жить;

А слово: жить – ведь значит: покоряться.

На предложение гостье остаться хозяйкой в его доме, Афанасий Афанасьевич получил отказ. Последним аккордом их многолетней дружбы стало это стихотворение.

Далекий друг, пойми мои рыданья,

Ты мне прости болезненный мой крик.

С тобой цветут в душе воспоминанья,

И дорожить тобой я не отвык.

Кто скажет нам, что жить мы не умели,

Бездушные и праздные умы,

Что в нас добро и нежность не горели

И красоте не жертвовали мы?..

Не жизни жаль с томительным дыханьем,

Что жизнь и смерть? А жаль того огня,

Что просиял над целым мирозданьем,

И в ночь идет, и плачет, уходя.

Мария Козьминична Лазич – огненная любовь Фета. С ней он познакомился на балу в доме бывшего офицера М.И.Петковича. Мария – дочь многодетного отставного генерала была образованной, серьезной, музыкальной, любила поэзию. На обоюдной любви к изящному слову взошла любовь сердец Афанасия Афанасьевича и Марии. О начале знакомства он вспоминал: "Я был изумлен ее обширным знакомством с моими любимыми поэтами, но главным полем сближения послужила нам Жорж Санд с ее очаровательным языком". Далее: "Бывало, все разойдутся, по своим местам, и время уже за полночь, а мы при свете цветного фонаря продолжаем сидеть в алькове на диване. С утра иногда я читал что-либо вслух в гостиной, в то время как она что-нибудь шила".

Другу детства И.П.Борисову влюбленный восторженно писал: "Я ждал женщины, которая поймет меня, – и дождался".

Может быть, молодые люди познали бы счастье в семейной жизни, но прозаический расчет Фета оказался выше любви. Бесприданница не смогла бы вывести его в люди. Он откровенно написал И.П.Борисову: "Я встретил существо, которое люблю – и, что еще, глубоко уважаю… Но у ней ничего и у меня ничего – вот тема, которую я развиваю и вследствие которой я ни с места".

Больше года решал Афанасий Афанасьевич, быть ли ему вместе с Марией Козьминичной. 1 июля 1850 года в письме к тому же другу изложил свое решение: "Я не женюсь на Лазич, и она это знает, а между тем умоляет не прерывать наших отношений… Знаешь, втянулся в службу, а другое все только томит, как кошмар…" Через несколько месяцев снова пишет ему, но в оправдательном тоне: "Давно я подозревал в себе равнодушие, а недавно чуть ли не убедился, что я более чем равнодушен. Итак, что же – жениться – значит приморозить хвост в Крылове и выставить спину под все возможные мелкие удары самолюбия. Расчету нет, любви нет, и благородства сделать несчастие того и другой я особенно не вижу". Трагической оказалась судьба Марии. Она сгорела в пламени собственного платья, от неосторожно брошенной на него спички.

Я верить не хочу! Когда в степи, как диво,

В полночной темноте, безвременно горя,

Вдали перед тобой прозрачно и красиво

Вставал вдруг заря.

И в эту красоту невольно взор тянуло,

В тот величавый блеск за темный весь предел –

Ужель ничто тебе в то время не шепнуло

Там человек сгорел!

Люди не уходят в вечность, а остаются в памяти до тех пор, пока есть живые, помнящие их.

Ты отстрадала, я еще страдаю,

Сомнением мне суждено дышать,

И трепещу, и сердцем избегаю

Искать того, чего нельзя понять.

А был рассвет! Я помню, вспоминаю

Язык любви, цветов, ночных лучей. –

Как не цвести всевидящему маю

При отблеске родном таких очей!

Очей тех нет – и мне не страшны гробы,

Завидно мне безмолвие твое,

И, не судя ни тупости, ни злобы,

Скорей, скорей в твое небытие!

После гибели М. Лазич в стихах Фета в том или ином виде присутствовал огонь.

Прости! Во мгле воспоминанья

Всё вечер помню я один, -

Тебя одну среди молчанья

И твой пылающий камин…

Возраст Фета подходил к сорока. Пора подумать о создании семьи. Первые увлечения не стали для него препятствием. И.П.Борисову он писал: "Итак, идеальный мир мой разрушен давно… Ищу хозяйку, с которой буду жить не понимая друг друга… Если никто никогда не услышит жалоб моих на такое непонимание друг друга, то я буду убежден, что я исполнил свою обязанность, и только".

Во время пребывания в Париже в 1857 году Фет познакомился с дочерью богатого московского чаеторговца – Марьей Петровной Боткиной, которой было в ту пору двадцать восемь лет. Спокойная, покладистая, к тому же, с завидным приданным. Обвенчались они в Париже, шафером у жениха был И.С.Тургенев. Марья Петровна сумела приспособиться к странностям мужа и создать атмосферу покоя и доброжелательности в доме. Детей у них не было, что не очень огорчало мужа, который всецело отдался поэзии. В мире и согласии они прожили 35 лет, но стихов он ей не посвящал.

6

Литература не смогла стать фундаментом для жизни Фета. Причину этому он увидел в высказывании критика В.П.Боткина "Все журналы наши, – говорил критик, – встретили книжку г. Фета сочувствием и похвалами, тем не менее, прислушиваясь к отзывам о ней публики не литературной, нельзя не заметить, что она как-то недоверчиво смотрит на эти похвалы: ей не понятно достоинство поэзии г. Фета, словом, успех его, можно сказать, только литературный". Поэт, признавая это, писал Якову Полонскому: "… мое солдатенсковское издание разошлось в течение 26-ти лет только в тысяче двухстах экземплярах".

После мучительных раздумий Фет посчитал, что его поэтическая карьера не состоялась. Принял решение стать помещиком. В письмах к друзьям приводились веские аргументы в пользу новой деятельности. "… нет возможности, – оправдывался он, – находить материальную опору в литературной деятельности… оскудение этого источника было причиной бегства в Степановку".

И.П.Борисов в письме И.Тургеневу, отмечал: "Фет очумел и нас всех доводит до отчаяния отчаянными покушениями купить землю, во что бы то ни стало, какую ни попало, где бы ни было".

В июле 1860 года он купил двести десятин (около 220га.) земли в Мценском уезде Орловской губернии. Построек не было. Пришлось все начинать с нуля. Посетив через год новоиспеченного помещика, Тургенев отметил: "Он приобрел себе 200 десятин голой, безлесной, безводной земли… он вырыл пруд, который ушел, и посадил березки, которые не принялись". Позже Иван Сергеевич писал П.В.Анненкову о Фете: "Он возвратился восвояси, т.е. в тот маленький клочок земли, которую он купил посреди голой степи, где вместо природы существует одно пространство (чудный выбор для певца природы!), но где хлеб родится хорошо… Он вообще стал рьяным хозяином, Музу прогнал взашею".

Не только внутренний мир менялся у помещика Фета, но и внешний вид, о котором Тургенев писал: "… он отпустил бороду до чресел – с какими-то волосяными вихрами за и под ушами – о литературе слышать не хочет и журналы ругает с энтузиазмом".

Отмена крепостного права в России в 1861 году вызвала протест со стороны помещиков, посчитавших, что власть плохо защищает их собственность от притязаний крестьян и наемных работников. Афанасий Афанасьевич встал на сторону собственников земли. Его статьи "Записки о вольнонаемном труде" и "Из деревни", напечатанные в "Русском вестнике", сторонники реформы встретили резкой критикой и даже больше, перекинулись на творчество, предав осмеянию его 2х томное собрание сочинений. Критик Писарев из журнала "Современник" полагал, что поэзию Фета: "… со временем продадут пудами для оклеивания комнат под обои и для завертывания сальных свечей, мещерского сыра и копченой рыбы. Г.Фет унизится, таким образом, до того, что в первый раз станет приносить своими произведениями некоторую долю практической пользы".